Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2008
Вера Надежда Любовь: Стихи /Ред.-сост. Э.П. Молчанов, Г.В. Иванов. — Екатеринбург: Изд. дом “ПАКРУС”, 2007.
Уже названием своим, объединяющим столь основополагающие и всеобъемлющие категории/символы/имена, книга заявляет о себе, “поднимает планку” читательских ожиданий. Любой сборник произведений трех десятков авторов разных поколений и “направлений” — дело рискованное. Сладится ли, срастется ли? Станет ли книгой в полном смысле слова? В нашем же случае составители рисковали вдвойне: удастся ли наполнить достойным содержанием и, что важнее, подлинным чувством — как о том сказано в предисловии, “символы добродетелей земного бытия, символы духовности, стойкости, готовности к подвигу”?
На мой взгляд, во многом это удалось. Майя Никулина, Юрий Казарин, Алексей Решетов, Борис Ручьев, Нина Ягодинцева… — имена поэтов, чьи стихи вошли в эту книгу, говорят сами за себя. Но, по большом счету, “за” Веру, Надежду и Любовь могут говорить лишь искренние вера, надежда и любовь, без которых не живет поэтическое слово. Да что там слово! Человеку без них — никуда. Помнить бы только об этом, удержать бы в себе всеми силами — не только мгновения безусловного счастья, но и (не менее необходимый, не менее сокровенный!) опыт пронзительной боли, страха, тоски и растерянности перед неминуемым…
Мой дед не умер потому,
что было страшно одному.
Вернулся я, и утром мы
взошли на ближние холмы.
Я ничего не говорил,
чтоб не заплакать — закурил.
А он на корточках сидел
и белый хлеб с газеты ел.
Покушал, выдохнул — живу!..
И руки вытер о траву.
Это стихотворение Ю. Казарина (по-моему, одно из лучших в современной русской поэзии) вот именно “выдохнуто”, как одно слово, но в нем заложены чуть ли не все темы, понятия, психологические мотивы и душевные движения, сформировавшие “мир” этой книги. Человек наедине с собой и человек под Богом; история и родовая память, истоки и итоги, движение времени — через образ деда и молчаливый диалог деда и внука; конечно же — любовь, несомненно — вера и надежда, а также “холмы” и “трава”, представляющие здесь землю, Родину — не декларативную, а физически ощутимую. Жизнь и смерть, ужас одиночества и радость встречи… Все эти, выражаясь школьным языком, “темы” авторы сборника развивают каждый по-своему. И тем ценнее — многоголосье, вариации, оттенки, за которыми — личные судьбы, особенности видения, стиля и интонации поэтов — в большинстве своем уральских, но также уроженцев Поволжья и Сибири. Значимым для книги является образ матери, символически — женского начала как основы бытия, которое в повседневности ощущается как “душа родная, // Что за сына молится и ждет” (А. Кердан); во многих стихах отразились сложности взаимоотношений человека и Земли. Но, к счастью, со стихами об экологических трагедиях (у Г. Иванова, А. Азовского и др.) соседствуют образы гармонии и “взаимопонимания” с природой:
Посредине глубокого луга
Травяная прогнулась волна.
Там, где волны настигнут друг друга, —
Изменяется их глубина…
— так у Л. Ладейщиковой лирическая зарисовка лесного пейзажа оборачивается очень искренним и психологически глубоким стихотворением о любви.
В книге много говорится также об истории “частной”, истории семейной и родовой — во взаимосвязи с историей народа и страны (своего рода “семейные хроники” М. Никулиной, В. Блинова, Э. Молчанова). Этот-то разговор “о главном”, пусть и на разные голоса, как раз и обеспечивает сборнику цельность, а значит, и определенную весомость, по созвучию — “самость”, “самостоянье” в дальнейшей жизни — несмотря на встречающиеся, к сожалению, недочеты редакторского отбора.
Зарыли и забыли, открыли и налили,
Вздохнули и упали в отдельные места.
Не били, не крушили, гвоздей не колотили
В ухоженные руки бессильного Христа
— читаем в “Элегии” О. Мичковского. Не шедевр, мягко говоря. Грубо выражаясь — рекордная концентрация безграмотности и безвкусицы в одном четверостишии. Попадаются и не столь вопиющие, но зато вообще ничего ни уму, ни сердцу не говорящие стихи, также книгу не украшающие. Но перевес — явно на стороне настоящей поэзии, строк, продиктованных когда-то — и хранимых теперь — Верой, Надеждой и Любовью.
Евгения ИЗВАРИНА