Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2008
Амир Аминов. Китай-город. — Уфа: Китап, 2007
В Башкирии много талантливых людей, которые пишут рассказы, повести и романы, пишут стихи. В Башкирии выходят хорошие литературные журналы: “Агидель”, “Бельские просторы”, “Ватандаш”… И есть там издательство “Китап” (“Книга”), в котором книги издаются не за счет самих авторов, а на бюджетные средства.
Башкирские писатели не изменили традициям русской классики, хотя им и трудно было высвободиться из идеологического каркаса советских времен. Но они до сих пишут словно бы с оглядкой на обкомовскую цензуру. Робость и скованность мешают им заглянуть глубже в метафизику бытия. Но ведь мы живем в сложное время, на сломе веков и, быть может, на пороге грядущих катаклизмов. И сложность эту невозможно выразить приземленной фактографической прозой. Писатель как будто шагает по кромке глубокого оврага, видит боковым зрением там, в глубине, в сумраке, нечто тревожное, но боится заглянуть, тем более спуститься…
Башкирский прозаик Амир Аминов заглянул в “глубину оврага” и написал книгу о том, что он там увидел. Повесть “Китай-город”, давшая название книге, разумеется, не о старинном квартале вокруг московского кремля, где некогда бойко торговали вездесущие китайцы, а о захудалом колхозе со смешным названием “Алга!” (“Вперед!”), проданном китайскому бизнесмену, построившему на колхозных угодьях Китай-город, или, точнее, китайский город.
Как моллюск “строит” жемчуг вокруг попавшей в раковину песчинки, так и классики нередко создавали свои шедевры вокруг “песчинки” (у Гоголя это шинель, у Чехова скрипка или, например, кладбищенская скамейка). Вот и Амир Аминов строит повествование вокруг некоего предметного центра, стержня. Если хотите, это то самое ружье, которое должно выстрелить в финале. В повести это застрявший на пашне колхозный ЗИС. Что проще — вытащи машину из хляби и используй в хозяйстве, но у метафизического автора ехидные китайцы поступили по-китайски: обнесли трактор оградкой и оставили в поле, то ли памятником умершему колхозу, то ли символом бесхозяйственности. Крепкие задним умом колхозники поняли это и, выпив китайской водки, раскурочили бросовую технику.
В двух других повестях, вошедших в книгу, автор тоже удачно использует этот прием и строит повествование вокруг предметного центра. Танк и камни.
Старый солдат Тимергале, бывший танкистом на фронте, осознает наконец, что, прожив жизнь, оказался в чужой стане среди ставших чужими детей и внуков. А ведь у него, как и у всех нас, победителей, после войны была заветная мечта: вот вернемся в свои деревни, народим детей, потом вырастут внуки, а в старости будем посиживать у своих ворот, пребывая в благостном покое. Но оглядевшись, танкист Тимергале не нашел того мира, который он спасал. И очутился он не на лавочке возле родной избы, а в каменных дебрях города. И вот вдруг открылось танкисту, что в городскую квартиру дочь поселила его не из жалости к отцу, а из расчета. Захотелось ее мужу машину купить, а где деньги взять? Продать деревенский дом. Но отцовский дом для Тимергале то же самое, что родина. Она не продается.
И тут — снова война. И старый танкист приходит к своему танку, который он однажды обнаружил в парке на постаменте. Он сел на свое место водителя, взялся за рычаги и снова почувствовал себя воином-освободителем. Завел мотор, съехал с постамента и поехал колесить по городу, рванул к родной деревне. Он не стрелял, не давил гусеницами, он просто напоминал тем, у кого память коротка. Смотрите, дескать, кем я был в те великие годы, где вы, засранцы, были бы сейчас без нас. Это мы, жертвуя своими молодыми жизнями, сохранили для вас будущую жизнь. Нам от вас ничего не нужно, кроме толики уважения к нашей старости…
У талантливого писателя концовка произведений всегда ударна. Девятого мая, чтобы покрасить танк, школьники поднялись на постамент и, открыв люк, обнаружили танкиста Тимергале, крепко держащего в костлявых руках рычаги управления…
В повести “Усманские камни” во главу угла ставится самый больной вопрос — демографический. На необъятных просторах нашей страны катастрофически низка рождаемость. Нет детей — нет народа. Как играли, как голосили заполночь дети нашего аймака! Их потом скосила война. А теперь в российских деревнях тишина. Герой “Усманских камней” пастух Рамазан из аула Усман не ставил цель улучшать генофонд своей деревни. Он просто жил праведно, сохранив в чистоте душу и тело. И детей породил здоровых и одаренных, в то время как женщины вокруг рожали от своих пьющих мужей детей со слабыми мозгами. И вот эти женщины, осознав, что аулу грозит вырождение, наняли дееспособного еще старика для производства здорового потомства. Автор описывает процесс увеличения рождаемости сдержанно и с декамероновским юмором.
Когда в ауле появилось много здоровых и одаренных детей, феноменом заинтересовались журналисты и ученые. Оказалось, что дом пастуха Рамазана построен на фундаменте из местного камня со склона соседней горы. Камень этот считался целебным, в прежние времена старики лечили этим камнем больные суставы. В газете появилась статья о чудо-камне, и пошла писать губерния. Один молодой ученый даже защитил докторскую и, доказывая полезность камня в деле улучшения рода человеческого, сделал карьеру.
Но секрет камня распознали мужья чадолюбивых жен, поколотили виновника улучшения генофонда, пастух помер, и снова стали рождаться дети со слабыми мозгами или, вернее, женщины снова перестали рожать…
Нужно сказать, повесть Аминова была замечена московским Садовым кольцом, ее напечатали в журнале “Дружба народов” и в антологии “Современная литература народов России”. Это случается нечасто внутри Садового кольца, не балуют там вниманием провинцию. А ведь на нее, на великую российскую провинцию, вся надежда…
Анатолий ГЕНАТУЛИН