Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2008
Павел Чечеткин — родился в 1978 г. в Перми. Окончил Пермский госуниверситет и аспирантуру. Член Союза российских писателей, автор книги стихов “Небесный зарев” (Москва, 2003 г.). Лауреат премий памяти Ильи Тюрина и “Триумф” (2004 г.).
Прикамское лето
Чуть дрогнет больная глазница, и снова…
Ну, здравствуй, прикамское лето!
— Здорово!
Как паром натертым рванет из конюшни
В разбитые стекла под веком сивушным;
Так скатится кубарь, распарен и плотен,
По центру сквозь жалобный зуд подворотен,
Таскать эспланаду по травке не гордой
До первого мраза, до мрака, до черта
И в зиму свернуться засохшим побегом
Под вечно больным, опустившимся веком.
Королева красоты
Не тем покрашенным бараном,
В Колхиде съеденным давно, —
Оленем, светлым и упрямым,
Она — по городам и странам,
И следом — с лампами темно.
Но было б вовсе небывалым,
Когда б с залапанных высот
На двор ко клеркам и менялам
Да показать им цветик — алым
И не напудренным — лицо.
***
Живу на самой верхотуре —
Первейший беженец в роду.
Заходят ангелы: — Покурим?
Тряхну кисетом и пойду.
Влетают вороны: — Подремлем?
Сажусь середышком на сук.
Вбегает дождь: — А я — на землю!
Кормлю его росой из рук.
Предельна ясность между нами:
Ни сна, ни яви невпопад,
Ни пересола, ни цунами,
Никто ни в чем не виноват.
От одного озноб по коже
До основания пера:
Как страшно дышит из прихожей
На светлый луг и день погожий
Большая кроличья нора!
Крючок
Застолье нынче — вишь как! —
Бурлит, как иордань.
Но тонкая мормышка
Впилась в мою гортань.
Захлебываясь кровью,
Кричу залитым ртом
На стрежне многословья,
Идущего гуртом.
Куда ж ведешь ты леску,
Неведомый рыбак,
Под спешную нарезку
Метрических бумаг?
А то вон слева, справа,
Остыв от куражу,
Глядят мне в рот кровавый
И ждут, чего скажу…
Последнее плаванье ахейцев
Во всей своей классической оснастке
Ахейские прямые корабли
Застряли в молодой прибрежной ряске,
Овившей волнорезы и рули.
И, сгрудившись в беспамятстве овечьем
На язвах обездвиженной воды,
Суда глядели ввысь, где утро-вечер
Небесный обезумевший возничий
Катал одни лишь уголья и дым.
Лилось вино, пылали гекатомбы,
Жрецы из урн тянули имена,
Но слезы небожителей, как бомбы,
Летели в их седые темена.
Огнем и кровью правили законы,
Секли кремень и мрамор — все равно:
Ракушчатые кили, как драконы,
Ревя во мраке, злобно грызли дно;
А на носу, где надсердечной мышцей
Брусок дубовый сжался, онемев,
Кидалась плесень затхлою тряпицей
На закланные груди божьих дев.
И выцветали впалые колени,
И вился терн по вздернутой руке,
И от испуга влажный глаз Еленин
Пиявкой содрогался в тростнике.
***
Она уехала в Варшаву,
И я забросил все дела,
Тряся линялую державу
В напрасных поисках тепла.
Немели скрюченные пальцы,
И в моровые сквозняки
Летели воры и паяцы,
Густые выхлопы оваций
И будней серые квитки —
Летело все.
И раз за разом
Отдачей на озябший крик —
Замки, оторванные с мясом,
И звенья запонок впритык.
Она уехала в Варшаву,
А мне долущивать в пыли
Все ту же старую забаву,
Что так любили москали,
И в дым алтынного посада,
И в заводной калачный ряд
Спускаться с томиком де Сада,
Смеясь и плача до упаду
Под скрип надсаженных лопат.
Злоба дня
Я не пишу на злобу дня,
И есть тому причина:
Все те же колья у плетня
И дымная овчина.
Когда опять нагрянет лях,
Я вам иголкой на полях
Там хоть устав, хоть пропись.
Но сердце драть на площадях —
Такого не дождетесь!
Пусть двину пехом за седлом,
Пусть обнесут дарами,
Пусть даже глянут не с добром,
Воссев за топорами.
Зато по новой злобе дня
Никто, какой кондовый,
На грозный посвист кистеня
За уд не вытянет меня
Из горенки дубовой;
И, обваляв мой прах в золе,
В разгар людской путины
Не переломит меж колен
На обе половины.