Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2008
Андрей Ильенков. Несгибаемая рота, или Сны полка. — М., ЗебраЕ, 2007.
Когда гуманитария отправляют служить в армию, в действиях отправляющих можно углядеть две разноплановых надежды. Первая, низменная, — на то, что одним гуманитарием станет меньше. Или, от превратностей армейской жизни, в простом физическом смысле, или в смысле нравственном — вот закалится гуманитарий, приучится новобранцам морды бить, не утруждая себя при этом надеванием перчаток, и вольется на равных в то сообщество, которое сам же раньше презрительно склонен был именовать быдлом. Вторая надежда, возвышенная, имеющая в прицеле общечеловеческую пользу — на то, что, навидавшись жизни в сапогах, нанюхавшись вдосталь ее незабываемого аромата, переварив впечатления в укрепившейся за годы службы черепушке, гуманитарий возьмет и напишет что-нибудь “разэдакое”.
На самом деле, конечно, военкоматы никаких таких надежд не питают, а как умеют выполняют план по призыву. Просто, прочитав книгу Андрея Ильенкова “Несгибаемая рота, или Сны полка”, поневоле начнешь выискивать в армейской повинности разные там оправдывающие ее смыслы.
Рассказы, вошедшие в сборник, ранее публиковались в толстых журналах — “Урале”, “Дружбе народов”, “Вавилоне”. Андрей Ильенков писал свою “Несгибаемую роту” много лет. Он успел отслужить в армии, еще когда она звалась Советской, и с тех пор, как он признается в одном из рассказов, в своих произведениях “надеялся осмыслить телеологию своей армейской службы, психоанализировать тревожный повторением один свой сон, от которого каждый раз вижу в бороде новую седину”. А снится писателю, что его снова за какие-то неведомые грехи призывают в армию. Несмотря на явную кошмарность такого видения, книга жутью не полнится и от социальной чернухи в стиле “Ста дней до приказа” безмерно далека. Порой при ее чтении нельзя удержаться от гомерического хохота. Когда описания армейских будней переполняются мрачными и гнусными сюжетными поворотами, это скорей начинает смахивать на истории о Черной Руке и Красных Шторах, рассказанные подлинным виртуозом жанра, знающим, что чрезмерное нагнетание ужаса не пугает, а приводит к противоположному результату.
От ценимого многими жонглирования армейскими идиотизмами типа “сигнал к атаке — три зеленых свистка” Ильенков уберегся. В своих рассказах он не спешит рассыпаться мелким бисером баек цвета хаки. Близок к таким байкам разве что давший название сборнику рассказ “Несгибаемая рота”. В нем командование некоей части, расположенной в Средней Азии, очень не хочет допускать к себе иностранных гостей и придумывает в этих целях как-нибудь испортить строящуюся железную дорогу. И с особой военной мудростью решает для этого в приказном порядке заменить геометрию Эвклида геометрией Лобачевского — пусть-ка параллельные рельсы возьмут и пересекутся где-нибудь в четвертом измерении, поезд и не доедет. Пересекателями назначены два без пяти минут дембеля и несколько “духов”. И им задача оказывается по плечу…
Андрей Ильенков осмысляет армейскую жизнь именно как до мозга костей литератор. Его тексты полифоничны, солдатское скудное бытие он размашисто выписывает на фоне всей мировой литературы, заимствуя краски у Гомера и Гофмана, Данте и Уэллса, Зощенко и всех Толстых. В одной фразе исхитряется сцитировать вместе Гоголя, Кэрролла и митьков, и для сведущего читателя отслеживать такие виражи — сплошное удовольствие. Иной раз жгучий “ерш” цитат, пародий и парафразов растекается целой повестью. Так, произведение “Волшебник Изумрудного города” стало у Ильенкова повествованием о грехопадении и низвержении в круги литературного ада. Было “духу” Степе хорошо, наевшись и покурив, он готовился уснуть, но потакание собственным плотским инстинктам привело его к мелкому проступку, вылившемуся по велению “дедушки” в абсурдный бег за черной лампочкой — адовым, что ни говори, солнцем навыворот. И из стилистически привычной чернушной истории о пресловутых “неуставных взаимоотношениях” автор вышвыривает своего героя сначала в сюжет Эдгара По, потом в ужасы Лавкрафта, из них Степа проваливается в натуралистический советский роман о войне, чтобы в финале закономерно приземлиться на койке психбольницы. Даже там, где фантасмагорией не пахнет, а рассказывается самый простой маленький житейский случай, Ильенков остается глубоким философом, проецирующим мелкие драмы своих персонажей на основы мироздания. В рассказе “Плевое дело” “дедушка” замечтался о близком дембеле и плюнул на пол. Старшина велел ему подтереть — и свершилась высокая трагедия. Ибо плюнувший никак не мог исполнить приказ на глазах у новобранцев, а старшина на тех же глазах не мог допустить, чтобы приказ был игнорирован — так разразилась буря нравственных переживаний, битва титанов, после которой павшему уже не подняться.
Андрей Ильенков роскошно разнообразен в жанрах. В сборнике “Несгибаемая рота” нашлось место и фарсу, и сказке, и бытовой зарисовке, и житию, и даже пародии на “Доктора Живаго”. В предисловии к книге Евгений Иванов пишет, что тексты Ильенкова отдают “похождениями бравого солдата Швейка, только написанными пером, которое автор обмакнул в жижу сюрреализма, фантасмагории, в традиции плутовского и “нового” романа одновременно”.
Эти литературные фейерверки — не что иное как сигнальная ракета, которую персонажи Ильенкова посылают в виде призыва о помощи. Все тексты сборника “Несгибаемая рота, или Сны полка” пронизаны одним острым чувством: желанием оборониться от скудоумно-враждебной окружающей действительности, сохранить личный здравый смысл в условиях общей уставной и неуставной бессмыслицы. И спасти гуманитария может только содержимое его черепной коробки: начитанность и воображение ни один “дедушка” у новобранца не отберет. Литература — как песок, в который так и тянет спрятать неуклонно тупеющую под армейской ушанкой голову. Так главный герой романа “Солдат Шумякин” прячется от армейской службы в книги, заслоняясь от однополчан Маленьким Принцем и крапивинскими командорами. Так сам Андрей Ильенков закрывается от воспоминаний, от повторяющегося сна, переплавляя и переосмысляя чужие образы в своем тексте.
В одном рассказе Ильенков пишет: “Я не отрицаю существования Пушкина или каптерщика Вохи, но если прилетят марсиане и захотят узнать о нашей земной жизни, а им расскажут про Пушкина, это будет то же самое, как, претендуя на рассказ об армии, поведать об ужине каптерщика Вохи или подвиге Александра Матросова”. Так вот, марсианам вполне можно показать книгу “Несгибаемая рота”. Из нее они узнают многое о чувстве юмора землян и о способности земной литературы помогать человеку в любых, включая армейские, условиях.
Мария КОНОВАЛОВА