Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2008
***
Евгению Витковскому
В девятнадцатом — Пушкин, в двадцатом — Елагин.
Кто из нынешних слово замолвит о нас,
Тех, кто в жизни обыденной не копенгаген
И готовит безумства на угольях глаз?
Кто бы мог оправдать ремесло духовидца,
Заклинателя змей из космических бездн,
У кого на скульптуру богини садится
Трупоядная птица, чей клюв столь железн?
Оправдает ли кто-то певцов безрассудство,
Чтоб из чащи во кущи их переселить,
Оправдает молчание и словоблудство
Из желания с вечностью поговорить?
***
Брызнул утренний молебен
Частой россыпью по коже.
Если этот мир волшебен,
Значит, я волшебен тоже.
Трудно человечьей речи
В небесах найти свой угол.
Сели зяблики на плечи
Тысяче ходячих пугал.
Я ищу судьбы излуку,
Сердце бьется под сурдинку.
Запускаю в землю руку —
Почесать кротовью спинку.
Птичий крик над головою,
Вся природа — при параде.
Если прорастем травою,
Значит, будем не внакладе.
***
Захлестнуло строкою горло,
Словно шелковостью шнурка.
Надо мной проплывают гордо
Мандельштамовы облака.
Как бы сердцу набраться силы
Выбрать ласточек хилых путь,
Остановки забыть и вилы,
Раскурочить озоном грудь.
Не подвинуть словесной глыбы,
Не помогут ни вес, ни рост,
Не изведав воздушной дыбы,
Чтобы мускулы вперехлест.
Трудно чутким пребыть и зрящим,
Трудно думать уметь, пока
Проплывают над настоящим
Мандельштамовы облака.
Заонежье
Заонежье, Заонежье,
Заверть заячьих следов.
Белокрылое безбрежье,
Причитанья снежных вдов.
Там, где вьюга дует-плюет,
Тишины катая ком,
Николай Лексеич Клюев
Бродит первым лешаком.
Божьей твари низшим чином,
Замирая на ходу,
С посвистом бурундучиным
По сугробам я иду.
Жуток до телесной дрожи
Скрип древесного цевья.
Клочья ткани, клочья кожи
Оставляю птицам я.
Небо ветры-губошлепы
Обобрали до звезды.
Я ищу иные тропы.
Рою новые ходы.
***
Беспредельна темнота,
Как Волюзия анналы.
Немота и глухота
Перекрыли все каналы.
В темной комнате грущу,
Сквозняки в два пальца свищут.
Черных кошек не ищу,
Пусть они меня не ищут.
То ли девушкин каблук,
То ли чертово копыто
Из земли исторгнет звук,
Коим сердце будет сыто.
До утра еще сто лет,
А до сна — всего два века.
Сплошь усеяла паркет
Сновидений картотека.
Колыбельная
(памяти Сергея Клычкова)
На камне отпечатков пяток.
На камне отпечатки сапог.
По улице солдаты втроем
Преступника вели под ружьем.
Но только в шесть часов без пяти
Забыли вдруг, куда с ним идти.
Покуда вспоминали, куда,
Он птицей огрузил провода.
Он птицей с небеси засвистал.
Конвой подпрыгнул, но не достал.
Заплакал командир, как дитя,
Лобастою башкою крутя.
Затопал сапогом, сам не свой,
И камень выбил из мостовой.
Под камень конвоиры глядят,
Под камнем разверзается Ад.
Ушей не чуя, слышит конвой —
Из Ада поднимается вой.
За криком крик уходит в полет
И стукается об небосвод,
Чтоб стукнуться об землю потом
И обернуться черным котом.
Тут командир на месте скакнул,
Пинком на место камень вернул.
Сапог себе на этом прожег.
Коты служивых взяли в кружок.
Зажглись кошачьих глаз маячки,
И полетели мяса клочки.
По улицам шныряют коты,
А птица свищет из темноты.
Всю ночь над нами птица поет.
Спи, горюшко, дери тебя кот.
***
Остается не верить воронам
И на письмах ломать сургучи.
Я плыву безбородым Хароном
В обезглавленной Богом ночи.
Снова кровь потекла из мизинца,
Коим горы умел подвигать.
Бьются звери о прутья зверинца,
Чтоб меня на куски разорвать.
Им не нужно обманной свободы.
На костях тлеют мясо и жир.
Разрыхляя целинные воды,
Я плыву, сам себе пассажир.
***
Перемет листвы дрожливой.
Птицы пойманный полет.
Осень с теплою подливой
День погожий подает.
Сапожок, в грязи забытый.
Сафо, Сафо — босиком!
В небе облак сановитый
Ходит белым толстяком.
Паутинные очески
Плечи воздуха секут.
Птичьих кликов отголоски
Были — где-то, стали — тут.
Вечер празднует рожденье
В распашонке до пупа.
Продолжительно круженье
Комариного столпа.
Слышу ветер, бурь предтечу.
Он со мной, а я не с ним.
И шагает мне навстречу
Листоперый серафим.