Опубликовано в журнале Урал, номер 1, 2008
“Урал” для меня начался с вешалки. Причем, как и положено, театральной.
25 ноября 2000 года мы с мамой пришли на драматургический марафон в академический театр драмы. Не успела я снять шубу, как ко мне подошел Николай Владимирович Коляда: “Надя! Что у тебя с телефоном?! Я звоню тебе три дня!” Я тут же подумала, что мою пьесу сняли с читки на марафоне, но, к счастью, ошиблась. “Я хочу, чтобы ты работала в журнале “Урал”!” — сказал мне Николай Владимирович. И исчез.
Дальше был марафон, который шел для меня как в тумане: я не могла поверить тому, что услышала от НВ.
И вот — 20.00. НВ выходит на сцену и объявляет, что сейчас будет прочитана пьеса Надежды Колтышевой, которой, кстати, он сегодня сделал предложение. Зал ахнул. А Николай Владимирович продолжил: “Необычное! Я пригласил ее работать в журнал “Урал”. К слову, тут в зале присутствуют и сотрудники редакции”. И он указал на ряд сзади меня. Я обернулась и вздрогнула: два бородатых страшных мужика, как мне показалось в темноте, ужасно похожих друг на друга, смотрели на меня как-то не по-доброму. (Потом выяснилось, что это были редакторы Андрей Ильенков и Константин Богомолов.) Мне стало не по себе. А когда во время моей пьесы в зале раздался храп, я была абсолютно уверена: это они, потому что больше некому. Спустя годы я, конечно, спросила у Андрея, так ли это было. Он ответил, что пьесы моей не помнит и храпеть иногда может, но спать в театре — никогда. Потому что он и на своем домашнем диване порой уснуть не может, а уж в неудобном театральном кресле — это просто нереально. Что же касается Кости Богомолова… Он до сих пор ходит под подозрением.
Ночью в дневнике я записала: “НВ позвал меня работать в “Урал”! (…) Ведь я мечтала об этом. И поверить не могу, и ужасно хочется. (…) Во вторник (ах, скорее бы!) я пойду разговаривать с ним”.
Коллеги из железнодорожного техникума, где я в то время работала преподавателем литературы, узнав новость, начали отговаривать и горячо убеждать, что журнал “Урал” вот-вот “обанкротится”. Однако я была непреклонна.
Во вторник, как и было сказано, пришла в редакцию, в кабинет к главному редактору, где уже встретила Олега Петровича Капорейко, который, показалось мне при свете дня, был сильно похож на драматурга Мережко.
Олег Петрович хмурил брови и был суров. Когда НВ решил посоветоваться с ним, оставлять меня после испытательного срока или нет, ОП строго ответил: “Посмотрим”.
В следующий раз я пришла в редакцию 5 декабря, зачем — не помню. Помню только, что меня с удовольствием нагрузили кучей рукописей и позвали к праздничному столу. (4 декабря у НВ был день рождения, и в тот день его отмечали в редакции.)
А через три дня я неожиданно заболела. Да сильно: сначала гриппом, а затем — воспалением легких. Надо ли говорить о том, как я переживала: только сбылась мечта, и я так бездарно все испортила! Думала, меня никто не станет ждать и на мое место быстро найдут какого-нибудь драматурга.
Мое внезапное исчезновение, как мне рассказывали потом, не прошло незамеченным. И до тех пор, пока не стало известно, что я сижу дома на законном больничном, некоторые сотрудники недоумевали от моей наглости. Надо же, только взяли на работу, а она сразу загуляла! Масла в огонь периодически добавлял Олег Богаев, рассказывая, что я внебрачная дочь Николая Владимировича и потому блатная. И на работу ходить не буду, а деньги получать буду, как все.
Я же ни сном ни духом не ведала об этом, все полтора месяца между визитами к различным пульмонологам и терапевтам добросовестно читала рукописи, полученные в редакции. И писала беспощадные рецензии. Именно тогда, кстати, я познакомилась с творчеством А. Чуманова, повести и романы которого впоследствии “посильно” редактировала. Но в тот год Чуманову досталось от меня по полной программе. Слава Богу, он не читал той рецензии, которая до сих пор хранится в моем компьютере.
Таким образом, официальным началом работы в редакции я считаю 15 января 2001 года (отмечаю эту дату каждый год). Вышла и — о, чудо! — снова попала на банкет. На этот раз по случаю дня рождения нашего бухгалтера Татьяны Истоминой. Все сели почему-то за мой стол, разложили по тарелкам копченые крылышки, и праздник начался.
Мой организм был ослаблен антибиотиками, да я и без того всегда отличалась повышенной впечатлительностью. Поэтому когда Олег Петрович вдруг рассказал, что представитель президента П. Латышев открывает журнал “Новый Урал”, я вспомнила слова коллег по техникуму и ужасно расстроилась. По дороге домой я всерьез задумалась о судьбе журнала “Урал” и даже, кажется, придумала, как мы будем противостоять и поборем неожиданных конкурентов. А все почему? Потому что мне никто вовремя не объяснил, что Олег Петрович — большой шутник, и совсем не нужно верить всему, что он говорит.
Я ждала “Новый Урал” и готовилась к бою, а время шло, и постепенно втягивалась в работу, училась разговаривать с авторами и отличать хорошую литературу от плохой.
Так и пролетели семь лет. В жизни нашей было всякое: и проблемы, и радости, и скандалы с авторами, и страхи перед выходом очередного номера, но ни разу, ни одного дня за эти семь лет я не пожалела о том, что пришла работать сюда. Спасибо Николаю Владимировичу! Мне, как Золушке из пьесы Шварца, очень хочется, чтобы люди заметили, что журнал все еще существует. Чтобы наш старый “Урал” прирастал читателями и, конечно, талантливыми авторами. Дай Бог ему жизни еще на 50 лет, а там — “посмотрим”!