Опубликовано в журнале Урал, номер 1, 2008
Несправедливо было бы воспринимать этот журнал в культурном пространстве одного региона, даже такого обширного, который протянулся посередине России от Приполярья до оренбургских степей. “Урал” принадлежит к явлениям общенационального порядка. Появляется спустя три с лишним десятилетия после учреждения своего ближайшего соседа по ту сторону Каменного Пояса — журнала “Сибирские огни”. У колыбели “младенчика” стояли надежные наставники — журналисты и филологи Уральского университета. Потому и растет не по годам, а от номера к номеру.
Не угрюм и не мрачен, как его прародитель “седой Урал”, а легок нравом, гостеприимен, общителен. Он вызывает симпатию. Постепенно набирает известность. Тогдашний пермяк Виктор Астафьев на второй год существования “Урала” отдает для пятого номера одну из самых светлых своих повестей — “Перевал”. Двадцатилетний березниковский горняк Алексей Решетов с робостью новичка предлагает “Дворик после войны”, ничуть даже не предполагая, что эта эпическая миниатюра войдет в классику русской поэзии о Великой Отечественной. С середины шестидесятых Никонов надолго останется одним из постоянных авторов “Урала”. Все это были щедрые дары при счастливом рождении.
Молодой “Урал” независим в своих публикациях. В конце 60-х, в эпоху начавшегося “застоя”, печатает рассказ полуопального в ту пору Константина Воробьева “Немец в валенках”, приступая тем самым к разрушению устойчивого синдрома “немца только как врага”. С той и другой стороны подрастают новые поколения, и отношения между ранее враждующими странами не могут оставаться прежними.
В 70—80-е круг интересов “Урала” непредсказуемо широк. В него входят культура Перми Великой и современное развитие Пермского края; горнозаводской, Демидовский, Урал, давший русской литературе “Древние российские стихотворения, составленные Киршею Даниловым”, — сборник, которым в свое время восхищались Карамзин и Пушкин; литературные объединения и журналы, существовавшие в Свердловске 20-х годов; проблемы хлебного Зауралья и промышленной Магнитки, Челябинска, Нижнего Тагила; развитие литературы в Удмуртии, поэзия и проза Башкортостана, тюменские олигархи и косторезы, литературные дарования Ямало-Ненецкого национального округа… Сказанное — лишь малая доля того, что сделано “Уралом” за десятилетия его расцвета.
Нельзя было бы упустить, что если в начале 60-х “Новый мир” Твардовского рассказом “Один день Ивана Денисовича” открывает писателя-публициста Александра Солженицына, то через двадцать лет “Урал” дарит большой русской литературе философские “Диофантовы уравнения” Андрея Ромашова, означавшие начало конца тирании — не лагерной, но той, которую называют тиранией духа.
В “Урале” берет старт широко известный “подростковый” писатель Вячеслав Крапивин; в конце 80-х дебютирует “Первокурсницей” Ольга Славникова, и Александр Иванченко выносит на суд благосклонного читателя “Автопортрет с догом”. “Урал” 80-х породил новую, авторскую, критику, связанную с именем Славы Курицына.
“Он вырос, он в силу вошел…”, — как сказал поэт. На рубеже 90-х “в поисках вечных истин” и вовсе осмелел: с помощью своих и приглашенных критических кадров основательно обрушивается на “фундаментальный лексикон” соцреализма и на вождей мирового пролетариата.
Худо-бедно переживает “смурные” 90-е годы, а к началу XXI столетия вновь поднимается из пепла, подобно сказочной птице Феникс, чтобы оставаться, как и раньше, организатором литературно-творческих сил огромного региона и хранителем эстетических ценностей России.