Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2007
Нина Ивановна Буйносова родилась в 1945 году. В 1976 году окончила заочное отделение факультета журналистики УрГУ им. А.М. Горького. Работала корреспондентом и редактором заводской многотиражки; ответственным секретарем и заместителем редактора городской газеты, корреспондентом и ответственным секретарем газеты “За власть Советов!” (ныне — “Областная газета”). Стихи и проза печатались в журнале “Урал”, в коллективных сборниках издательств Урала и Москвы. Автор поэтических книг “Трава живая” и “Последний гривенник”. Живет в Каменске-Уральском.
Из поэмы “Вода живая”
Карачай:
“Далеко от меня Арал —
Рекой не дотянуться с Урала!
Только и мне невмоготу стало.
Нет, влагою чаша моя полна,
И на бегу волна
Речь с ветрами заводит.
Но и она
Давно не качает лодьи,
И нет на ней рыбарей,
И дети в ней
Не купают коней…
Лишь счетчик Гейгера
Здесь по мне
С ума сходит…
Годы и годы
Сливали, скачивали в меня
Смерть несущие воды.
А ныне их сами боитесь, хуже огня.
…Пекло полудня,
Солнце-полымя.
Воды плавятся
И парят с меня,
Испаряются.
И туманами — над урманами,
Над купавами да саранами,
Да в поля, да в луга дурманные…
Белым облачком
С глаз теряются…
И кто знает,
Где и кого
Ласково
Дробным дождичком
Напоить стараются…
…Вы хотели, чтоб волны мои
Засыпали,
Глинами да песками
Меня засыпали.
Но я под землю от вас ухожу
И там, под землей, брожу,
И после в ваши глаза
Глазами своих родников,
Колодцев своих гляжу.
Взываю отчаянно:
“Это же я, Карачай!”
И когда вечерами
В избёнках старых
Из дедовских самоваров.
Пьёте чай.
Это я над чашками исхожу паром.
Я — Карачай!
И когда на белой плите
В крутобоком чайнике
Белым ключом киплю,
Слышите?
Это я
Ваши рентгены
Вам возвращаю
С накипью!
Я, Карачай — ваша жертва.
И я — кара ваша!
Но я средь вас жертвы не намечаю.
Какое мне дело, на кого
Проклятье моё падет,
Кто и над кем в плаче опять забьётся?
Виновного ли кара моя найдет,
Невинному ли горькую чашу
Испить придётся?
Но в городском дому,
В деревне ли, у околицы,
Пусть каждый из вас
Каждый день и каждый час
Молится!
Вдруг моя озёрная чаша
Чашей терпения моего
Переполнится!”
Вода: “…О, человеки!
Сами выбирали вы
Путь сквозь тернии.
Умирали, но отбирали
Часть меня — грозный дейтерий.
В том, атомном, веке
Здесь, на Урале,
Легкие воды мои тяжёлыми стали.
Бетоном, свинцом и сталью
Вы ловушки свои огораживали.
Но разве не вытеку я из любых ловушек?
Не выберусь, не вырвусь,
Сколько б вы их ни настораживали?!
…Тяжёлая — я. Тяжёлая я была.
О, Женщина! Ты помнишь,
Как гордо тяжесть живота своего несёшь,
Когда его новой жизнью полнишь?!
Август стоял. Пора тепла.
В будущем Чернобыле
Полынь уже отцвела,
И поспевали жёлуди.
А на Урале берёзы мечтали стать жёлтыми,
Но меня знобило. Я
Не жизнью — тысячами смертей
Беременная,
В бетон тяжёлый
Закованная без затей
Царями временными,
Температурила
И гнев копила.
…И взорвалась однажды.
Всплеском огня атомного
Себя ослепила.
Подумала:
Может, я из темницы
Вырвалась затемно?
Паром смертельным
Бетонные крышки рвала, метала,
В небо швыряла крошево
Из металла.
Берёзки, подросшие
Рядом с тюрьмой моей, — с корнями!
И на стены — тенями!
И все было гневу моему мало!
Мало!
Черной немочью,
Бедой голою
Пришла коса —
И по чью?! —
Не по вашу ли голову?
Травы стояли
От росы пьяные.
Я ль сбирала
Росы медвяные?!
Облаком грозным
Я ль плыла
Над горбом Урала?
В озерах, закатно-розовых,
В ручьях и реках я ли текла,
Неслышно для вас тикала?
На села ваши, на города
Невидимою уликою
Я ли пала?
…Годы и годы потом на том,
Долгом моём пути,
По Следу моему страшному
Глупая рыба годами икру метала.
А куда ей, спрашивается,
От меня уйти?
И птица усталая
По рощам и берегам
Гнёзда вила.
И ты, Женщина, копны ставила
По заливным лугам,
На сене милого миловала,
Грудью дитё кормила.
Но рыба в воде
Томилась
И в язвах
Дохла,
И мелочь в гнезде
Разная
Одинаково
Лысела, слепла и сохла.
А человек —
Разве он из металла?..
…По клеточкам, по молекулам,
По кристаллам
Заново я себя собирала,
В океанах бешено
Ураганами перемешивала,
Напитывала звёздным светом,
Лишь бы не помнить ЭТО,
Простить,
Не нести
Дальше!
Но что сделаю я,
Если Память моя —
Вечная
В каждом ручье,
В каждой речке?!
Если Создателем мне завещано
Нести её всю,
Изначальную и конечную,
И в ваши гены впечатывать
Всечасно
И всеминутно —
Чистую и мутную.
Здоровую и больную.
От века к веку —
Ни птицы, ни человека,
Ни зверя единого не миную…
Когда же с собой намучитесь?
Когда же помнить научитесь?”
Создатель: “Было. Было.
Забылось скоро.
В Мертвое море
Обращены Мной
Постылые, постыдные
Содом и Гоморра.
Помните столп соляной?
По сей день — одна
Соль со дна.
Было. Было.
Десницей Моей карающей
Вода стала.
Сорок дней и ночей
С небес хлестала,
С морей захлёстывала.
Но и она не знала:
Будет ли гневу Моему край ещё?
Живых, мёртвых и умирающих
О камни била,
Забрасывала на скалы,
И сами скалы топила.
И тщетно старый Ной
В щель ковчега выглядывал:
Спорила с его сединой
Только водная ширь неоглядная…
…Синюю Свою планету
Я на радость очам загадывал,
Насадил, как сад зеленой,
И долго цветом
Сад меня радовал…
Недоглядел виноградарь.
С веток —
Снова гроздьями —
Грех наливной.
А со мной —
Только Сын Мой…”
Женщина: “Свет несусветный!
В полнеба нынче луна выкатила.
Литую каплю на листке высветила,
И капле не вымолить сна до рассвета.
И мне из окна — неодетой,
Только платок — на плечи.
Пялиться на нее.
Вечность —
Название ночи этой.
Как Атлантида, затопленная синим,
Земля томится.
В деревьях-водорослях — птицы —
Рыбами молчаливыми.
И кто-то таится
В тёмной тине кустов,
В глубине.
И мне у ночи на дне
Не спится. Не спится!
Не спится!!!
Что надо ей от меня, Луне?
Я — лишь частица,
Капля крови из вены земной!
Зачем на стекло оконное — мной
Капнула, исторгнув из тьмы несущей?
Или Сам Вездесущий
В лупу Луны меня исследует
До дна души, до гена последнего,
До той предмысли, до окаянной,
Что в подсознаньи, — как в океане?”
…Волной цунами озноб накроет —
В анамнез вклеят анализ крови.