Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2007
Юрий Хазин родился в 1953 г. в Краснотурьинске. Закончил музыкальную школу, музыкальное училище, консерваторию. Композитор. Заведующий музыкальной частью театра драмы Екатеринбурга. Автор книги стихов “Летопись ночи” (2006). Живет в Екатеринбурге.
***
…И с русскими я нем,
И с немцами — немой.
Из рук вдовы чужой
Уже давно не ем.
А с губ моей вдовы
Слетают лепестки.
Пикирует москит
В открытый рот совы.
Который день жара.
Глаза у солнца злы.
Не выдавить слезы,
Не затушить пожар.
И азбуки азы —
Ничто для бытия.
И так же, как и я,
Мир сух и безъязык.
***
Когда она дышала молоком,
Прикрыв рукою то, что ждет сближенья,
Я все еще не мог принять решенье,
Пока она дышала молоком.
Ну а потом — на кухню босиком,
Где съеден хлеб и молоко разлито,
И речь звучит то сбивчиво, то слитно,
И розовеет небо за окном…
Зима. И не спасает даже ром,
Лишь сон — еще одно мгновенье,
И ты войдешь, вся в снежном оперенье,
И в комнате запахнет молоком.
***
И ускользает красота.
Скользя, сползает на глаза
Колпак. Оконная слеза —
Как краска с мокрого холста.
Всему виною дождь. Вчера
Я попросил его не спать,
И лить всю ночь.
Плыла кровать,
И ты, не тяжелей пера,
Без золота, без серебра,
Одежды без. Вода… Вода…
Без нот скучали провода.
Цеплялся бес за край ребра.
А, впрочем, нет, там пустота,
И ускользала даже боль.
Дождь смыл загар, оставив соль
В глазах ослепшего крота…
Проснулся утром человек.
И голова его седа.
Из крана капает вода,
А за окном кружится снег.
***
Эго гнет меня, как иго.
Выгибает, и дугой,
Между медью и индиго,
Проплываю, молодой!
Я лигую коромыслом
Два ведра: с водой живой
И с водой, лишенной смысла,
Проще — с мертвою водой.
Я гарцую в странном танце.
Я стремительно лечу.
Я себя не вижу в глянце.
Я не плачу, но плачу.
От вина и старых песен —
Пьян, легко касаюсь дна.
Мир — безжалостно чудесен.
Жизнь — безжалостно чудна.
***
Я — сын родного букваря,
Где синь, где воск, где киноварь,
И фильм, с названием январь,
О жизни птицы снегиря.
Я — сон, где прячусь по ночам
От слов: под дых и апперкот,
От порчи, заговора, от
Очей лучистых Ильича.
Я — клон. Кривляюсь у зеркал,
Как клоун в цирке шапито.
Двоится жертвенный батон
В глазах приблудного зверька.
Я, трон себе соорудив
(Повысив в ранге табурет),
Велю зажечь на елке свет,
Всех недовольных осудив.
Я — тролль. Свой странный хоботок
Стыдливо прячу от друзей.
Бегу от цыпок и угрей
С девчонкой взрослой на каток.
Я — слоник крайний, пионер.
(Здесь — на комоде, там — в строю.)
Иду не в такт и не пою,
Держу равненье на пленер.
Смешались карты-алфавит,
Все тридцать три — от А до Я.
Начнем, как раньше, с января.
Играем вновь!
— На квит?
— На квит!
Сафо
В стране, там, где сахар не сладок, а соль солона
Не более, чем поцелуй записного повесы,
Водили меня, как по ярмарке водят слона.
Но я лишь поэт и не вижу к себе интереса.
Потеряна речь, а в глазах уже нет синевы,
И в ухо забрался сверчок и поет мадригалы.
А рядом со мною красотка, но мы с ней на вы,
И не для меня этот рот — белоснежный и алый,
Который читает стихи на чужом языке
И спорит со мною, что арии петь на арийском
Естественно так же, как пенка в моем молоке,
Которое пью за отсутствием временным виски.
И мне интересен наш легкий, как дым, разговор.
Она замечает, что я откровенно любуюсь
Не линией леса вдали и не линией гор,
А линией выреза платья, при этом тушуюсь
И вновь завожу разговор о значении снов,
О легком дыхании слов и о чуде метафор.
— Софи! Вы не слышите! — Слышу, но я б предпочла,
Чтоб вы называли меня… как по-гречески, Сафо?
И каждый молчит на своем, на родном языке,
И в небе пожар, а мадонна с ребенком играет.
Я вспомнил картину в Антверпене, Жана Фуке,
Он был модернистом, наверное первым, не знаю.
Но я отклонился: а время летит по прямой,
Летит и такси, и Сафо у меня забирает,
И я понимаю: ни в этой стране и ни в той —
Нигде не найти своего лучезарного рая.
***
Там, где лампа с тифозным лицом
Жадно пьет электрический ток;
Между возрастом, сном и Творцом
Проживает товарищ Никто.
Как коза, получая наркоз,
Грезит аэро-па бичей
В крейзи-танцах стрижей и стрекоз,
Азиат — европейский Ничей.
Собиратель несвежих побед,
Дегустатор непризнанных вин,
Потерявший свой собственный след,
Как мифический Один — Один.
В плотной вязи ночных атмосфер,
Князь, молчащий на всех языках,
Очарованный музыкой сфер,
Победивший бесстрашье и страх.
Между буки, пером и глаголь
След от пули — пустое Zero.
Это в крике выплевывал боль
Волк, расстрелянный Шарлем Перро.
Там, под лампой с тифозным лицом,
Поводырь обесточенных глаз,
Между возрастом, сном и Творцом,
Воздающий играющим пас.