Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2007
Век минувший
Борис Марьев
(1934—1977)
В 60—70 гг. прошлого века стихи Бориса Марьева стали довольно заметным явлением уральской поэзии. Большой эрудит, яркий полемист, человек сильного темперамента, таким Борис оставался и в своих стихах. Многие молодые поэты, начинавшие свою дорогу в поэзии вместе с ним, находились в силовом поле его влияния. Сам же Борис не избежал искушения модной в ту пору эстрадности. Для него было весьма существенно, как слово звучит в аудитории, перед слушателями.
Борис Марьев окончил Свердловский юридический институт, заочно учился в Литинституте им. А.М. Горького. Работал в уголовном розыске, рабочим геофизической экспедиции на строительстве трассы Абакан—Тайшет, затем — редактором на Свердловской телестудии.
Окончил аспирантуру на кафедре эстетики Уральского госуниверситета.
Золотой ливень
Неделю землю мучил зной.
Земля едва жива…
Недвижно тучи грозовой
Клубится синева.
Кружится медленно пушок
В сиянье золотом,
Чугунной поступью прошел
По черным травам гром.
И все стихает вновь,
____________и тут,
Минуту погодя,
В косом луче,
____________тяжел и крут,
Повис туман дождя.
Со звоном капли бьют листву,
Дождь пляшет по полям,
По крышам, тропам, по мосту
Весь —
_____с солнцем
____________пополам!
И пьет земля, поет земля,
Стряхнула скорбь с лица…
И просветленно понял я
Великий долг певца:
Везде, где песен заждались,
Где дышат духотой,
Идти, как свет,
Идти, как жизнь,
Как ливень золотой!
Из поэмы “Пугачевщина”
Вдруг над этой кутерьмой,
Точно молния зимой,
От тоски и горя пьян,
Бабий голос:
____________— Омельян!!!
Гаснет площадь. Тихнет площадь.
Ветерок кресты полощет.
И лежит,
______смеясь и плача,
Цепью ржавою звеня,
Синеглазая казачка
Под копытами коня.
— Ой, Омелюшка, ты солнушко,
____________________ты горюшко мое,
Позабыл ты женку Софьюшку, не узнать
__________________________________теперь ее.
Я ль ночами не грустила, ожидала у плетня,
Дочерей твоих растила, берегла тебе коня.
Я ли баню не топила, не ворочала плуги,
Богородицу молила: ты Омелю береги…
Площадь стынет. Площадь слышит.
Площадь в ужасе не дышит.
Государево чело
Черной мукой повело.
— Ой, Омелюшка, Омеля, моя радость и беда,
Уезжаешь на неделю — пропадаешь на года.
Нашу землю запахали, наших коней увели,
Все спалили, посолили и по ветру размели.
Я с детишками со всеми по острогам, как свеча:
На корню изводят племя Омельяна Пугача…
…По щеке, рябой и смуглой, —
Чугунная слеза.
И потухли, словно угли,
Государевы глаза.
В тех очах, уже не зрячих,
Хутор светится казачий…
Тихий Дон… Утиный плеск…
Песня, песня — до небес!
Сенокос, и новолунье,
И шелковая коса…
Соня, Софушка, певунья,
Станишная краса!
А кругом — глаза косые.
Бесприютные. Босые.
Рвань. Верблюжие горбы.
Яик,
_____Азия,
___________Россия
Ждут решения судьбы…
Государь в лице усох,
Слезы капают с усов,
И язык у государя
Непослушен, как засов:
— Ой, робята! Ваш родитель
Нонче в горести, как пес!
Подымите, отведите
Эту женщину в обоз.
Ей на выбор распахните
Крышки царских сундуков,
Златом-серебром дарите,
И платков, и жемчугов…
Ей от горького недуга
Шубу жалую с плеча:
То вдова. Моёва. Друга.
Омельяна Пугача…
…Конь копытами ударил,
Вьется знамя на ветру…
— Слава! Слава государю!
— Слава Третьему Петру!
Не позабуду
Весна!.. Сбежав от зимней парты,
За станционною пивной
Блаженно резались мы в карты
С уже оттаявшей шпаной.
Над прошлогоднею крапивой
Дым паровозный нависал.
Мой одноклассник Витька Бривый
Небрежно козыря бросал
И загребал с ленивой мордой
Горбушки в листьях и пыли,
Часы, гребенки, пачки “Норда”,
Замусоленные рубли…
А мне удача не давалась.
Уже и Брема пухлый том,
И кортик — “дойчланд юбер аллес”
Я отдал с пересохшим ртом.
Но загремел на стрелках скорый,
Вокзальный разбудив бедлам,
И, сор стряхнув, сбежали воры
К своим загадочным делам.
Тогда-то, угощая пивом,
Сдувая пену на груди,
Колодою прищелкнул Бривый,
Мигнув насмешливо: “Гляди…”
Его веснушчатые лапы
Мелькали в сумерках пивной…
О, тайны “рамок” и “накрапов”,
Вы открывались предо мной!
Что толку в кортике, в журнале?
Вот это Бривый! Молоток!
А мы-то с ним футбол гоняли,
Сбегали вместе на каток,
А я-то думал (вот поди-ка!),
Что нас водой не разольют,
А я-то верил старым книгам,
Где шулеров шандалом бьют…
Спасибо, Витька! Ты по дружбе
Открыл мне свой жестокий мир
В науке, в критике, на службе,
В распределении квартир,
О, эти щелки исподлобья
И шулерская ловкость рук:
Живут, живут твои подобья,
Еще до черта их вокруг!
Спасибо!.. Я не позабуду.
И не предам тебя молве,
И в этот раз
__________лупить не буду
Подсвечником по голове…
Баллада о переводчице
Т.Г. Гнедич
Эту женщину “взяли” ночью:
Ей конвойный орал на “ты”…
От допросов,
От взглядов волчьих,
От неслыханной клеветы,
От подонков, глядящих барами,
От неведомых ей грехов —
Убегала
______женщина
____________к Байрону:
Наизусть — три тыщи стихов!
Сколько строф
____________без бумаги выточено
В перекурах
__________меж зуботычинами?
Ей в бараке шипели: “Дура”,
Вся шпана хохотала всласть,
Но жила в ней,
____________жила Культура,
Коммунизм,
Советская власть!
Те года давно пролетели,
Жизнь распахнута и желанна…
Вы встречали
____________когда-нибудь
_______________________Прометея?
Вы читали
___________когда-нибудь
_______________________“Дон Жуана”?
Борода
Я несу по городу
Яростную бороду,
Рыжую,
Ершистую…
Критикуют?
Выстою!
Борода ты, борода,
Колет очи ерунда:
Мол, в XX атомном —
Да атаманом Платовым?!
Век на бороды суров,
За день сто редакторов:
Кто — подбрить,
А кто — подправить,
Согласись —
И будь здоров!
А я хожу, весной дышу,
Бородой девчат смешу,
И постепенно бритые
Вянут, как убитые.
Разговоры умолкают,
Хорошеет борода…
Привыкают?
Привыкают!
Говорят:
Вот это да!
Мол, вот она, искомая,
Исконная, посконная…
А я под этой бородой,
Словно Кастро молодой!
Да и стих мой не про бороду,
Если думать головой.
***
Ночной грозы неистовый каток
Давил дома, булыжники ворочал,
И вырывала молния из ночи
Клокочущий по лужам кипяток.
Мир задыхался, щурился, хрипел,
По стеклам бил в агонии с размаху…
Но оказалось, есть всему предел:
Дождю и мгле, неверию и страху.
Защебетал по всем бульварам май,
Все заискрилось, капая за ворот,
По синим рельсам огненный трамвай
Обрушился на потрясенный город.
Вадим Месяц
Вадим Месяц начинал свой творческий путь в “Урале”: его первые стихотворные подборки печатались у нас. Потом наш журнал представил его и как прозаика. Сейчас, живя за рубежом, Вадим Месяц не забывает о своих уральских читателях.
***
Мир стал маленьким, как чулан:
заигрался ребенок — заперли на замок.
Вот-вот двери откроют, и хлынет свет,
но никто не приходит. Там никого нет.
Вообще никого нет.
Холод вселенский,
где царствует Господь Бог.
Он берет твое сердце бережно, как слуга,
разговаривает голосом царя.
“Непосильной ношей оказались Мои дары.
Свинцовою нашей стало Мне сердце твое.
Вы выбираете легкость, а не простоту.
В холщовых рубахах блуждающие огни.
Я вам скажу:
еще несколько дней назад
вы были родственниками небес.
Вы предпочли взять душу, отринув дух.
Сами себя заставили быть людьми”.
“Dahin, dahin”
Я пойду туда, где снег,
голубой, как глаза Богородицы,
прихваченный ледяною коркой,
выпуклой и равномерной,
царствует на полянах ночных.
И под тяжким хвойным крылом
мой оставленный дом,
в который я больше не верю,
живет и стареет вместе со мной,
так же, как я, вымаливая прощенье.
Черные камни, обнажив холодные лбы,
ждут, когда мы заговорим с ними вслух,
будто нашли ответ на вопрос
нерукотворного времени.
Спят стоя оленьи стада на льду.
Это страшно, когда понимаешь,
что деревья, озеро, снег, небеса,
держащие мир в трудовых рукавицах,
видят тебя насквозь и ни за грош
готовы продать твою душу.
Да, только туда и стоит идти,
чтобы приблизиться ко всему, что сильнее.
Оплетенье любовью имеет столько же прав,
сколько жажда возмездья, а узнать
имя чужого бога — уже победить.
Жених
Под сенью торжественных елок,
солдатиком ежась в углу,
болванчик, лунатик, астролог,
монах на волшебном балу.
Мороз прижимается к двери,
неспешно толкая плечом.
Он право свое в полной мере
имеет на сладостный дом.
Он молод, угрюм, равнодушен
к живому роенью любви.
Под спудом тяжелых подушек
зарыты гостинцы твои.
Мы спели хвалу пешеходам,
бредущим по пояс в снегу,
горящим подсолнечным всходам,
закутанным в тьму и пургу.
И в полночь к невесте проженной
в светелку ворвался жених,
непрошенный, умалишенный,
с кульками конфет ледяных.
***
Раскрученный потоком лесосплав
влетает на бескрайние пороги:
С речных откосов рушатся остроги,
слетают петли с сумрачных застав.
И, за собой полжизни наверстав,
молитва рассыпается на слоги.
Твой лик, зажатый в кованый аграф:
беленый лоб царевны-недотроги,
а безделушек — словно у сороки.
Я улыбнусь в заплаканный рукав…
Чем же могли себя украсить боги,
на счастье не имеющие прав?
***
Мы расслышали голос воды.
Словоблудье разбили на слоги.
Бычьей кровью политы сады,
белым сахаром крыты дороги.
Но истоптанные пороги
заметают любые следы.
Так уходит неспешный беглец,
что ворует, но матери дарит
благодушье домашних сердец, —
сострадание сердце не старит.
Если колокол трижды ударит,
то раскроется каждый подлец.
Он вздохнет, обернется назад:
Голоса. Побредет по поселку,
будет сватать березу и елку,
перед каждой теперь виноват.
Дали зубы свободному волку,
да волчиха загрызла волчат.
А гулять бы ему по степи
и не слушать кладбищенский причет.
Тяжкий грохот дворовой цепи…
Все течет и выходит на вычет.
Загадай, что в великой Оби
твой утопленник дождик накличет.
В гуле дождя проливного
В гуле дождя проливного
Дождя ночного
Я слышу хохот своих детей
Снова
Пускаюсь по коридорам
Как пес от стены до стены
Вслушиваюсь в чужие стены и сны
В гуле дождя проливного
Дождя ночного
Все переполнено страхом
Промолвить слово
Легче и легче
Когда язык
От человечьей речи отвык
В гуле дождя проливного
Дождя ночного
Спят в ворохах белья льняного
Младенцы спят
Тени к ним не льнут
Сердца их упрятаны в самый уютный кут
Солнце дышит на них как корова
Солнце — их сердце
В гуле дождя ночного
Разрывая клочья сетей
Я иду по следам смеха своих детей
Вода а на суше будь нам основа
Коль земля нам не уготована и не готова
Северная Изольда
За ледяными морями горит трава,
и ветер доносит до гавани горький чад.
Есть радостный дым, вдохновляющий на слова.
Но к нам залетает гарь, от которой молчат.
Слышно, как в ступе старуха сердце толчет,
по дощатому полу катится в кут серьга.
Раз по левому глазу слеза твоя потечет —
дунет северный ветер, и завтра придет пурга.
Мельтешит фитилек на озябнувшем маяке,
а ему бы из света крутые снопы вязать.
Не гадай мне, гадалка, на белой моей руке —
ничего ты не сможешь мне рассказать.
Видно, водит нас за нос несбыточная любовь:
в горле ком застывает, кружится голова.
В деревушке к тебе мог посвататься бы любой…
За ледяными морями горит трава.
Мы выходим на пристань, уверенно стиснув рот.
За собою тащим подростков и стариков.
Встречный ветер — единственный наш оплот,
не имеющий веса береговых оков.
За ледяными морями горят леса.
Чахлый вереск и пихта, сосна в смоле позолот.
Если хочешь, ладонью закрою тебе глаза.
До земли неизвестной кто теперь поплывет?
Кто пойдет за тобою пропащий народ спасать?
Непогода и холод царят здесь из года в год.
Оставайся снасти чинить да чулок вязать.
Свет полярный над нами, а под ногами лед.
Хельвиг приехал домой
Было в твоем лесу желудей по колено,
________а теперь одна скорлупа.
Зачем ты приперся, Хельвиг, назад ступай,
________под ногами твоими шуршит измена.
Овраг, в котором с любимой ты возлежал,
________зверем пропах, будто он — логово зверя.
Зря ты, Хельвиг, ладони свои разжал:
________не земля, а ты — этой земли потеря.
Ты переплыл для нее десятки морей
________на весельных лодках, самых кривых и дряблых,
чтобы оставить одних на острове Яблок
________одну за другой бесстыдных своих дочерей.
Что ты медлишь, что ластишься к животам
________каменных баб, если дыханье коровы
________созвучней твоей душе, чем голос крови,
поющей бескрайние песни твоим следам.
Выйди во двор и стой там до тех пор,
________пока я сама тебя не покину.
Из ведра я выплескиваю твой позор
________на прощанье в спину.
И тогда Хельвиг попросил мамкину грудь.
________И его голос
застыл в жилах народов, как ртуть,
________не поднимаясь больше ни на один градус.