Опубликовано в журнале Урал, номер 4, 2007
Светлана Долганова — директор галерей “Окно” и “Бум”, искусствовед. Член Международной ассоциации искусствоведов. Живет в Екатеринбурге.
И кофе для оставшихся в живых.
В. Вишневский
Жизнь людей искусства, к сожалению, удивительно стремительна и скоротечна. Казалось бы, еще вчера были вернисажи, презентации, знатоки с глубокомысленным видом разглядывали новые картины, выносили свои научные суждения, а гордый художник радостно внимал поздравлениям и с удовольствием взирал на дело рук своих. Но вот прошли какие-нибудь десять лет, и публика уже с трудом вспоминает вчерашних героев художественных баталий.
Я хочу вспомнить сегодня одно имя — Евгений Каргаполов. И дело сейчас даже не в том, хорошим художником был Женя или нет; важно то, что он в течение многих лет с легкостью и каким-то угловатым изяществом вписывал свою крупную, колоритную фигуру в пеструю картину художественной жизни Екатеринбурга.
Что привело его на тернистые пути художественной жизни — Бог весть. С таким же успехом из него мог получиться директор шашлычной или сталевар. Во всяком случае, ничто в его крупной и несколько неуклюжей фигуре, добродушной широковатой физиономии не намекало на принадлежность к художественному цеху. А вот поди ж ты. Охота, как говорится, пуще неволи. В какой-то момент пристала к Женьке “художественная зараза”, а это, как всем известно, уже клинический случай и никакими лекарствами не лечится. То ли общение с Колей Гольдером, впоследствии отбывшем в Германию, произвело на Женю такое впечатление. То ли беседы с известным екатеринбургским искусствоведом Георгием Борисовичем Зайцевым. А может быть, сама атмосфера безудержного веселья, царившего вокруг двух легендарных андеграундных выставок на Сурикова и Сакко и Ванцетти, так повлияла на добродушного верзилу Женьку Каргаполова, но в один прекрасный день он взял в руки кисточку и не выпускал ее до самого конца.
Его живописные приоритеты и увлечения были поистине трогательны. Всяческие андеграундные изыски, абстракции и инсталляции его ни в коей мере не интересовали. Было бы даже странно представить Каргаполова, изобретающего сюрреалистические навороты. На мой взгляд, все это его искренне раздражало. Простая и цельная Женькина натура совершенно не переносила все эти “буржуйские заморочки”. Его влекла к себе Древняя Русь с ее романтическим православием, рыцарскими обычаями дружинников, кулачными боями и легендами о граде Китеже.
Вообще, Женя явно родился не в свое время. Ему с его могучей фигурой гораздо больше подошло бы скакать на коне, размахивать копьем и биться на турнирах за честь прекрасных дам. До которых Каргаполов всегда был большой охотник. Поэтому и картины его были так же просты, ясны и незамысловаты. Вот яблоко — оно круглое, вот лошадь — она изящна, вот дерево — оно зеленое. Вот Святой Георгий на коне. Конь, естественно, белый-белый и похож на пряничную лошадку. Змий, которого Георгий поражает копьем, естественно, ярко-зеленый и похож на крокодила. А сам Святой Георгий нарисован очень любовно, в иконописном стиле и похож на очаровательного розовощекого херувимчика. Все это очень мило и как-то по-детски трогательно.
Да, самое симпатичное в Жениных работах — вот эта самая удивительная и веселая наивность. Умные люди наверняка отнесут его творчество к направлению “примитива” и будут совершенно правы. Женька и впрямь рисовал в манере “тяп-ляп”, как Бог на душу положит. И получалось у него на удивление удачно, до тех пор, пока не начинал лезть в глубокие классические дебри, всякие там лессировки и сфумато, чего, опять же по наивности, ему очень хотелось. Но, кстати говоря, даже там, на этой чуждой территории, ему случалось удачно порезвиться, перекроив законы классической живописи на свой, “каргаполовский” лад.
Особенно забавно было наблюдать за его портретами. Было видно, как Женька изо всех сил тщится изобразить нечто похожее на ту или иную девушку. Ибо рисовал он, как вы понимаете, по большей части именно девушек. Прямо так и вижу, как Каргаполов, высунув от усердия язык, мучается над вожделенной “похожестью”. Но глаза, как назло, получаются больше. Ресницы все гуще, губки складываются бантиком, и в результате опять выходит этакая Мальвина, что хоть святых выноси. Самым прелестным в этих портретах были как раз эти лезущие наружу ученическое старание и святая уверенность в том, что если сильно постараться, то все непременно получится.
Вообще говоря, Женька как в жизни, так и в творчестве ухитрился остаться самым настоящим ребенком. Этаким “инфан террибль”, если быть точным (франц. — “кошмарное дитя”). Это кошмарное дитя ухитрялось периодически устраивать совершенно безудержные, гомерические запои, фантастические загулы с драками, ломанием мебели, пьяными слезами и прочими непременными аксессуарами.
При всем при том он каким-то немыслимым образом ухитрялся еще и руководить художественным объединением “Артефакт”, располагавшимся в стареньком деревянном особнячке на улице Розы Люксембург. Эта очаровательная двухэтажная хибарка с веселенькими бело-розовыми ставенками, так нелепо смотревшимися на серых деревянных стенах, со скрипучими лестницами, с бесчисленными чуланчиками и закутками, которые Женька тщетно пытался починить, отремонтировать и залатать, как нельзя лучше подходила Каргаполову. Это был очередной и очень верный автопортрет. В таких особнячках, несомненно, есть душа. И этой душе Каргаполов явно пришелся по вкусу. Они действительно жили душа в душу — арт-домишко и Каргаполов. Ему нравилось воображать, что в этом доме водятся привидения и лохматые домовята, вроде Нафани. Женька в периоды запоев и сам напоминал лохматого домового. Он следил за этим домиком как умел, творил в нем сам и предоставлял возможность творить другим.
Кроме Каргаполова, в “Артефакте” располагалось еще несколько художников. Так, забредя за угол, можно было найти студию Андрюши Алферова. Он являл собой полную противоположность Женьке — утонченный, мечтательный, с тонкими пальцами музыканта, лицом интеллектуала и вечными разговорами о чем-то возвышенном. Алферов ухитрялся даже этот невообразимый сарай, в котором располагалась его студия, превратить в изысканное обиталище богемного художника, у которого просто такая прихоть — творить среди поленниц и ухватов. И живопись Алферова была под стать ему — настолько запутанная, непонятная, интеллектуальная и очаровательная, что порой только сам Андрей мог растолковать заинтригованным зрителям, что же на картинах все-таки изображено.
Трудно представить двух более несхожих людей, чем Евгений Каргаполов и Андрей Алферов, и тем не менее в течение нескольких лет они составляли некое художественное лицо “Артефакта”. Вместе участвовали в выставках, вместе расчищали двор и, судя по всему, отлично понимали друг друга.
Еще одним “артефактовским” персонажем была Лидия Чупрякова. Замечательная художница, создававшая на своих полотнах удивительный, романтичный мир, она тоже подходила этому странному, запутанному дому с привидениями. Характерно, что все три художника, творившие в разных углах дома с привидениями, создавали искусство сказочное и по-своему детское.
А еще этот дом был гостеприимен. Кто здесь только не тусовался в разное время: художники, поэты, жулики, искусствоведы, фотографы, арт-дилеры, коллекционеры, музыканты. Здесь шумно встречали праздники, шумно горевали, сюда приходили занять денег, во всякое время почитать стихи и, в конце концов, просто так в гости. Всех дом принимал, поил чаем и утешал как мог. А сердцем дома был большой и добродушный Женька Каргаполов.
А потом дом сгорел. И даже не важно, поджог это был или какое-то короткое замыкание. Важно то, что вместе с ним сгорела Женькина жизнь. Он ушел от всех нас через несколько месяцев, вслед за своим домом. И это было просто невероятно. Мне до сих пор не верится, что все это изчезло. Кажется, что так не должно быть. И до сих пор, проезжая по ул. Розы Люксембург, я машинально ищу глазами глупые бело-розовые ставни, за которыми сидел Женька и писал свои смешные и такие милые картины, которые тоже все куда-то делись…
Сейчас на этом месте идет какая-то стройка. Вся улица постепенно меняется. И, наверное, это хорошо. Но все-таки мне жаль, что жизнь людей искусства так быстротечна. Они все несутся на своих пегасах через тернии к звездам. Очень быстро. Слишком быстро. Так что уже, наверное, можно поднять глаза к небу и увидеть, как там по звездной дороге скачет рыцарь “Артефактов” Женька Каргаполов.