Опубликовано в журнале Урал, номер 4, 2007
Алексей Рыжков — художник.
“Наконец-то хоть один нормальный человек появился!” — сказал Коля Козин и радостно достал из сумки бутылку вина. Я в свои 16 лет как раз страстно мечтал стать нормальным и поэтому был чрезвычайно польщен. Происходило достопамятное событие во дворе детской художественной школы № 1, что на ул. Карла Либкнехта. Я как раз пришел в школу записываться, Коля, по-моему, тоже. Знакомы мы были шапочно, да и потом, хотя симпатизировали друг другу, как-то не сошлись.
В художке Коля поразил меня сразу несколькими вещами. Он здорово делал наброски людей с натуры. Выразительно, с какой-то непривычной фотографической детализацией и точностью. И, по мнению наших преподавателей, совершенно неправильным методом. Так или иначе, но в этом роде рисования он был очень интересен.
Впечатлил он меня и тем, что не собирался поступать, “как все”, в Художественное училище или Архитектурный. Более того, заявлял, что “ненавидит художников”! Учился Коля в Горном институте, который благополучно и окончил. Впоследствии принимал участие в строительстве свердловского метро и параллельно рисовал тушью и пером на диковинном маркшейдерском картоне мрачные черные композиции. С той же мрачностью отзывался он и о новом метро: советовал мне первые полгода туда не спускаться. “А потом, — говорил неуверенно, — если ничего не стрясется, то, пожалуй, ездить можно”.
Когда в Свердловске триумфально гремели первые выставки неформальных художников, Коля был их активным и заметным участником. Его своеобразные рисунки пером привлекали не только меня, но и многих других своим странным, отрицательным обаянием. Это обаяние сильно действовало на зрителей на привычном фоне безоблачно идиотского “одобрямса” официального советского искусства.
По правде говоря, сам Коля всегда нравился мне больше, чем его рисунки. Я по-обывательски настороженно отношусь к андеграунду и революционерам, чту профессионализм. В пору расцвета свердловского авангарда чувствовал всю призрачность и зыбкость его шумных успехов…
Спустя недолгое время, волею судеб, Коля оказался в Англии. По-моему, это почти то же самое, что улететь на Марс. Он иногда приезжает сюда, и мы даже встречаемся. Но говорить особенно не о чем. Что я могу понять в марсианской жизни? Знаю, что он женат на англичанке, работает переводчиком, по-прежнему рисует и даже учится в учреждении под названием Central Saint Martins School of Art and Design…
Но вот я услышал по радио, что на Трафальгарской площади нынче праздновали по-русски Старый Новый год. Вспомнил своего старого знакомого, лондонского эмигранта, послал ему компьютерное поздравление с этим абсурдным праздником и получил ответ: “Спасибо, Леша, голубчик! Тебя также с этим. Зашел я на Трафальгарскую в субботу — народу много, а знакомых никого, групёхи на сцене поют, очень знаменитые, наверно, но я их первый раз вижу. Есть пиво, но дорого. Есть футболки с чем-то. Ни блинов, ни пельменей, ни балалаек. Музыка и публика на вид и на слух та же, что в Словении, Польше или Франции, разве что герб российский висит. Почему не польский праздник? Поляков в Лондоне гораздо больше… Посмотрел, выпил винца да домой пошел…”
Старые рисунки художника Козина нашел у его сестры, с которой мы живем по соседству. Одна работа давно меня занимает. Сделана она в 1993 году, уже по заморским впечатлениям, с необычной для этого автора конкретностью: танцы бомжей на кладбище. Мы привыкли видеть изображения вылизанного и лощеного Лондона, но Коля и в этом городе остался верен себе. Его новые произведения увидел в интернете. Станковая графика и живопись, книжные иллюстрации, фотографии и даже стенная роспись. Изменилась техника, расширился диапазон художника, но, встретившись с его творчеством после многолетнего перерыва, вспоминаешь, что люди, как правило, не меняются…