Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2007
Виктор Владимирович Рыльский — родился в Москве. Долгое время жил, учился и работал на Дальнем Востоке. Выпускник исторического факультета Благовещенского пединститута, окончил Сибирский социально-политический институт и Академию государственной службы при Президенте РФ в Москве. Автор книг прозы, многочисленных публикаций в литературных альманахах и журналах, в том числе “Урале”. Член Союза российских писателей, лауреат премии губернатора Амурской области. Живет в Екатеринбурге.
Что случалось на моем веку…
Я ловлю в далеком отголоске
Что случится на моем веку.
Б. Пастернак
В одном очень давнем спектакле, помнится, был такой пролог. Главные персонажи по очереди проходили перед закрытым занавесом, будто по какой-нибудь там лесной или луговой тропинке. А может, по той, по которой когда-то шел лирический герой “Божественной комедии”. Помните? — “Земную жизнь пройдя наполовину, я очутился в сумрачном лесу…” Здесь, в спектакле, пройдя наполовину путь от правой до левой кулисы, каждый персонаж натыкался на большой камень. Один просто перешагивал этот камень, другой обходил его стороной, третий поднатуживался и отодвигал камень с тропинки, четвертый, поравнявшись с камнем, воровато оглядывался по сторонам, тоже поднатуживался — и передвигал камень обратно на тропинку… Символика понятна: люди — они разные. Разные они от рождения, но не существует жесткой зависимости между природными задатками человека и его конкретными поступками. Не заложено, иными словами, в генах — станет ли человек отодвигать камень, перегораживающий путь, или, напротив, вытащит его на середину тропинки. Тут другое срабатывает: какой путь он до того прошел, кого встречал на пути, многого ли ему удавалось добиться, о многие ли камни спотыкался… Но не ищите прямых связей между “действием” и “противодействием”: между ними — сумма опыта, рождающая общее ощущение порядка жизни, в который и нужно вписаться своим поступком, так что каждый ваш шаг по житейской тропинке определяется множеством событий, которые, может быть, лично к вам отношения и не имели, но они были…
Вот почему я, “земную жизнь пройдя наполовину” и занеся ногу, чтобы сделать следующий шаг, из давно оставшихся позади далей услышал отголоски того, что случалось на моем веку.
Обмен культурной информацией
Тот жаркий полдень на берегу Черного моря отчетливо сохранился в памяти, хотя ничего такого, чтобы остаться навсегда каким-то эпизодом, событием, именем, лицом, не произошло.
Мы жили тогда, не ожидая перемен. Часы великой советской эпохи шли без сбоев, отщелкивая секунды и минуты своего расцвета. Целовался истово с руководителями братских и развивающихся стран лично Леонид Ильич Брежнев — Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, четырежды Герой Советского Союза, Герой Социалистического Труда, Маршал Советского Союза, кавалер ордена Победы (которого удостаивались полководцы, внесшие коренной перелом в ходе второй мировой войны) и всех остальных советских, а также бесчисленного множества иностранных орденов, фактически единовластный хозяин огромной, с более чем двухсотмиллионным населением, империи по имени Советский Союз, расположившейся на огромном материке Евразия. Этот великий человек сумел остановить развитие огромного государства на восемнадцать лет. Был посрамлен древнегреческий философ Демокрит, сообщивший миру, что “все течет, все меняется”. У нас все текло, но ничего не менялось. И нам тогда казалось, что так будет всегда и что Леонид Ильич вечен. Мы беззлобно посмеивались над его забывчивостью и неповторимой речью, обильно пересыпанной фрикативным “г”, забавлялись бесчисленными анекдотами о нем — благо за политические анекдоты тогда уже не расстреливали и сроков не давали.
Так вот, тем летом, которое мне сейчас вспомнилось, мы отдыхали в Болгарии, стоявшей на первом месте (и не только по алфавиту) в числе братских стран социалистического лагеря, — в “шестнадцатой республике СССР”. Наши деликатные друзья-болгары рассказывали о своем волжском происхождении (булгары), о хане Аспарухе, который привел их народ с Волги на Балканы и основал первое Болгарское царство. Мы тоже делились с ними “культурной информацией” — с упоением рассказывали анекдоты из серии “Василий Иванович и Петька”. От друзей поступали просьбы рассказать и о “дорогом Леониде Ильиче”, но мы знали, что в каждой группе, выезжающей хотя бы и в “братскую” страну, непременно есть осведомитель КГБ, и были сдержанны, переводили разговоры на похождения народных героев.
А болгарские ребята были более раскованны, рассказывали, не предвидя для себя дурных последствий, все, что знали, о своем Тодоре Живкове и о его дочери Людмиле, которая любила скорость и к тому времени побывала уже в автомобильной катастрофе, после чего ей удалили часть черепа и взамен вставили титановую пластину. Людмилу мучили страшные головные боли, ее не взялась лечить даже знаменитая Ванга. По сообщению наших друзей, к Людмиле Живковой определенные чувства питал наш Леонид Ильич. Но это, скорее всего, как они пояснили, для укрепления братской дружбы между нашими народами. Однако времени Господом было отпущено Людмиле немного: вскоре она умерла от обширного кровоизлияния в мозг.
Тогда мы могли только посочувствовать болгарскому народу. Кому же пришло бы в голову, что пройдет десяток лет и Тодор Живков будет арестован новыми властями Болгарии, посажен в тюрьму, а потом переведен под домашний арест и умрет арестантом? Но ему еще повезет, потому что его коллега и ближайший сосед по социалистическому лагерю — президент Румынии и генеральный секретарь румынской компартии Николае Чаушеску — вместе с женой Еленой в подобной ситуации будет расстрелян. И все прочее, что произойдет потом с нашим содружеством, не могло прийти в наши молодые головы даже в дурном сне. Кто мог предположить, что наши отношения с братской Болгарией настолько охладеют, что из братьев мы превратимся в “завоевателей” и “душителей свободы”. Мы перестанем туда ездить на отдых, а все тамошние курорты и отели постепенно будут скуплены расчетливыми немцами, мы же останемся на берегах наших десяти северных морей.
Но это будет потом, много лет спустя, а в тот жаркий полдень на берегу моря мы узнавали много прежде нам не известного из новой истории Болгарии. Например, про царя Бориса, который сделал страну союзницей фашистской Германии, но после нападения немцев на СССР повел такую линию, что ни один болгарский солдат не попал на советско-германский фронт. За это, по версии рассказчиков, он был отравлен немецкими спецслужбами.
Знать бы им, нашим болгарским друзьям, да они тогда наверняка не знали, что “хороши” были и спецслужбы социалистической Болгарии…
Болгарский писатель и политический эмигрант Георгий Марков работал в Лондоне на радиостанции Би-Би-Си. Главной мишенью его радиопередач был Тодор Живков. 7 сентября 1978 года, в день рождения Живкова и, видимо, в подарок ему от любящей госбезопасности, в сутолоке на мосту Ватерлоо “случайный прохожий” задел Георгия Маркова зонтиком. Марков охнул: что-то кольнуло в бедре… Он скончался на четвертые сутки. При вскрытии из верхней части бедра была извлечена крошечная, 1,7 миллиметра в диаметре, металлическая ампула с ядом — рицином.
И другой болгарский эмигрант, корреспондент “Свободной Европы” Владимир Костов, тоже без особых симпатий писавший о генсеке своего отечества, прогуливаясь как-то по Елисейским полям, вдруг почувствовал укол в спину. Костова, однако, удалось спасти. Желатиновая “пробка”, закупоривавшая металлическую ампулу с рицином, оказалась дефектной: она не растаяла полностью от температуры человеческого тела, как это должно было произойти (и произошло при убийстве Маркова), а только подтаяла, и в организм Костова попала лишь незначительная доза яда, содержавшаяся в микроампуле. Это изысканное орудие идеологической борьбы было успешно извлечено из ранки хирургом и показано на телеэкранах дюжины демократических стран.
Знать такие леденящие кровь факты ни мы, ни наши болгарские друзья в то время не могли, а потом, когда отношения между нашими странами, позабывшими о былой “социалистической солидарности”, расстроятся, бывшие “братушки” (надеюсь, что все-таки не те, с кем мы так душевно общались на черноморском пляже) станут приписывать чудовищные преступления нашим спецслужбам…
И снова — памятный жаркий полдень. С вечера, после бурной встречи с молодыми офицерами народной армии Болгарии, закончившейся вульгарной пьянкой, мы, бывшие офицеры армии Советской, вдоволь потешились над военной мощью Болгарии. Офицеры Енчо Еневски и его друг со странным для русского уха именем Апостол Веселинов наше веселье разделили. Вместе мы вспомнили эпизод, когда из вагона высыпало подразделение болгарских солдат, а поручик целый час потратил, чтобы взвод изобразил подобие строя. Ничего у них не получилось, и солдаты к месту назначения отправились живописной толпой.
Вспомнили другой пример. Рядом с нами отдыхала группа вьетнамцев в одинаково черных костюмах, с одинаковым выражением лица. Они, с виду гражданские, всюду ходили, даже по пляжу, исключительно строем. У них это получалось непроизвольно, в колонну по два. Отдыхающих вьетнамцев можно было понять. Только что у них закончились боевые столкновения с огромной страной, строившей социализм со своей спецификой: “большим скачком”, “великой пролетарской культурной революцией”, тюрьмами и деревенскими коммунами для перевоспитания инакомыслящих. Десятью годами раньше те проверяли прочность границ СССР, затем без объявления войны вторглись во Вьетнам. Здесь встретили яростный отпор одной из самых высокоорганизованных и боеспособных армий мира, сумевшей в свое время привести в чувство США.
На границе тучи ходят хмуро…
“Пекинское руководство, предав идеалы китайской революции и отойдя от принципов пролетарского интернационализма, встало на путь блокирования с самыми реакционными кругами империализма и все более разоблачает себя перед мировой прогрессивной общественностью и собственным народом как проводник агрессивной политики, враг дела мира, социализма и национального освобождения”.
“Для достижения своих гегемонистских целей Китай заключает союзы с империалистическими странами и реакционными режимами. В августе 1978 года он заключил “договор о мире и дружбе” с Японией, которому придается антисоветский характер”.
“Китай, добиваясь поддержки американскими империалистами своей шовинистической, великодержавной политики, 1 января 1979 года установил дипломатические отношения с США”.
“17 февраля 1979 года вооруженные силы Китая вторглись на территорию Социалистической Республики Вьетнам. Осуществляя агрессию против Вьетнама — независимой и суверенной страны, правящие круги Китая встали на старый путь китайских феодалов, империалистов и колонизаторов”.
(Из материалов советских газет конца 70-х годов ХХ века)
В феврале 1979 года я, командир роты отдельного мотострелкового батальона Реченского укрепленного района, был призван из резерва на службу. Предстояло целый месяц провести со своими бойцами в запасном районе — с дядьками и молодыми солдатами. Впереди нас были только пограничники, но им предписывалось не драться с противником подобно львам, не устраивать второй Брестской крепости, а отойти, в случае активных боевых действий, на заранее подготовленные позиции. Нам же предстояло начать эти действия по первому письменному приказу — ответить оружием, как нам объяснил замполит батальона подполковник Федько, на угрозу потери независимости братским народом Вьетнама. С какого времени мы стали братьями, мои бойцы разбирались слабо. Раз братья, значит, братья.
В случае начала полномасштабных боевых действий нашему батальону в условиях современной войны ставилась задача продержаться на своих позициях полчаса, погибнуть героической смертью, но не пропустить противника. За нас отомстят бойцы 35-й армии, войска которой были размещены по всему региону. Это дивизия ракетных войск стратегического назначения, соединение стратегических бомбардировщиков ТУ-95М, которые с дозаправкой могли находиться в воздухе 32 часа, передвижная ракетно-техническая база, вооруженная комплексом ракет 2К-17 с ядерными боеголовками, подразделения штурмовой авиации, вертолетов, танков и артиллерии. Вся эта армада была способна вести наступление на противника и днем, и ночью. Отмщение за наши погубленные в расцвете сил души было обеспечено всей мощью Дальневосточного военного округа, который преобразовывался бы в день объявления войны в Дальневосточный фронт. Возглавлял его в те годы командующий, получивший звание Героя Социалистического Труда за успешное строительство заборов вокруг войсковых частей.
Мысль о том, что за нас отомстят, утешала, но я не спешил донести ее своим ребятам. В мою задачу, кроме того, как в нужный час положить роту геройской смертью, входило также, вместе с командирами взводов и замполитом, обеспечение боевой учебы, поддержание высокого морального духа и борьба с повальным пьянством.
Наш батальон располагался в десятке километров от района дислокации Реченского военного гарнизона. Очевидцы рассказывали: когда войска гарнизона во главе с начальником, генералом Кавелиным, организованно оставляли город, отходя на заранее подготовленные позиции, к нему во время суматохи сборов подошла страдавшая бессонницей бабуля и врезала генералу по морде своей крепкой ладошкой. Она объяснила, что сделала это за оставленных без защиты горожан, отданных на поругание врагу. Но не мог же генерал Кавелин докладывать какой-то бабке о стратегических замыслах командования. На защите города оставался наш, обещающий стать бессмертным, батальон, усиленный танковым батальоном подполковника Шевардюка, имеющего на вооружении без малого пятьдесят грохочущих машин.
Итак, мы стояли в десяти километрах от ближайшего населенного пункта. Несмотря на дальность расстояния, водка на месте расположения батальона не переводилась ни днем, ни ночью. Пьяными были особисты и политработники, командир батальона и начальник штаба. Им это было положено по штату. Днем мы отрабатывали приемы десантирования с танков и передвижения цепью, атаки на окопы условного противника. Мы тренировались в рытье окопов в мерзлой земле на случай удержания обороны, оттачивали мастерство стрельбы из автоматов по мишеням, из гранатометов палили по фанерным танкам и бронемашинам. Ночью же начиналась пьянка.
Мы с командирами взводов и замполитом находили и вытаскивали своих бойцов из кабин холодных машин, промерзших палаток, окопов и сугробов. Февраль на излете зимы был морозным и вьюжным. В мыслях, несмотря на оголтелый атеизм, мы обращались к светловолосому кудрявому мужчине, которого неуживчивый и беспокойный характер довел до Голгофы. Мы просили, чтобы он не дал воинам погибнуть от чрезмерного злоупотребления алкоголем и вернул их живыми и здоровыми в семьи. Бог услышал. Помог сохранить личный состав роты.
Месяц службы завершился атакой устрашения противника. Ровно в четыре утра, как принято начинать все серьезные войны, по сигналу красной ракеты взревели моторы танков с десантом на броне, и мы двинулись в сторону границы. Танки стреляли из пушек холостыми снарядами. В километре от государственной границы машины снизили скорость, пехота десантировалась, растекаясь цепью. Танки, прикрывая солдат огневой мощью, двинулись на берег пограничной реки. Мотострелки самозабвенно кричали “ура”. Взводные и ротные командиры шли в цепи атакующих. Наша глубинная разведка докладывала, что подразделения Народно-освободительной армии Китая, спешно перегруппировавшись, отступают в глубь страны. За ними, бросив дома, имущество, скот, бежит гражданское население.
Мы наступали медленно, но неотвратимо, как землетрясение, любовь или понос, когда знаешь, что это пришло, но не знаешь, как долго оно будет длиться.
Шли мы, солдаты отдельного мотострелкового батальона Реченского укрепленного района, во главе с командиром полковником Гуменюком. Вернее, не во главе, поскольку комбат во время наступления находился в укрытии со своим штабом, но руководил наступлением через своих ротных командиров, а те через взводных доводили задачи до каждого солдата.
Выйдя на исходный рубеж в назначенное время “ч” (это, по определению нашего комбата, “когда яйца твоих солдат нависнут над окопом противника”), мы, не ступая на лед реки, давали в сторону противника несколько автоматных очередей. Ухали танковые пушки, трещали пулеметы, а мы вытягивались в походную колонну и шли вдоль берега. Затем возвращались на исходные рубежи, вновь садились на броню, потом десантировались, стреляли. Продолжалось это трое суток на протяжении четырех тысяч километров, вдоль всей границы с КНР.
Спустя трое суток после этих событий офицерам было объявлено, что вторгшиеся во Вьетнам дивизии НОАК, потеряв более ста тысяч солдат и офицеров убитыми, вернулись к исходным рубежам и, сохраняя лицо, объявили на весь мир о своей победе. Но мы-то знали, что китайские дивизии продвигались в сутки по территории Вьетнама с боями не более четырех километров. А современная война требовала скорости пятьдесят километров в сутки…
Персиковый сад
Через десять лет после упомянутых событий автор этих строк сидел в одном из китайских ресторанчиков в Харбине и рассуждал с собеседниками о странностях международной политики, о дружбе и добрососедстве, о давних корнях той самой дружбы, у истоков которой стояли Сунь Ятсен и Ленин.
Но это будет потом, а пока мы с офицерами болгарской армии Енчо и Апостолом, их подругами Стоилкой и Зоркой, нашими знакомыми Елианой и Цветой сидим и выпиваем. Мы пытаемся Цвету называть Светой, но она мягко нас поправляет — Цвета. Потом мы идем вдоль берега моря. Он пуст, только несколько чаек расхаживают между темной полосой водорослей и водой. Чайки крупные, с домашнего гуся, они ленивы и неповоротливы на мокром песке, оставляют замысловатое плетение своих следов, тут же смываемых водой. Иногда они хрипло вскрикивают, бегут, переваливаясь, к сопернице, сумевшей выхватить из волны рыбешку. Некоторые грациозно взлетают, и куда только девается их неповоротливость — в воздухе они изящны и легки.
Пляж неожиданно кончается, и мы оказываемся в долине, которая вплотную примыкает к морю. Здесь персиковый сад. Это огромная, на тысячи гектаров, плантация персиковых деревьев. Плоды размером с добрый кулак. Трава под деревьями усыпана перезревшими, с нежно-розовой и желтой мякотью и уже начавшей темнеть красной кожицей, персиками. Мы с другом проявляем сдержанность, не впиваемся сразу в сочные плоды зубами, делаем вид, что мы не такое видели и нас трудно чем-то удивить. В нашей стране повального дефицита, когда кочан капусты порой было купить проблематично, ничего подобного мы видеть, конечно, не могли. Наши друзья сделали вид, что удивлять нас вовсе не собирались. Все мы дружно прошли в глубину этого райского сада к домику сторожа. Он вышел, поздоровался с нами по-болгарски, сняв высокую баранью папаху. Друзья перебросились с ним несколькими фразами. Выглядел старик, как экспонат из музея этнографии. На нем, несмотря на приличную жару, были надеты жилетка из овечьей шкуры, белая, по-видимому домотканая, рубаха и красные штаны, которые завершались мягкой обувью — что-то вроде наших лаптей, но из овечьей же шкуры, с опорками. Опирался он на длинный с загнутым концом посох. Жестом сторож пригласил нас пройти за ним. Мы двинулись в глубь сада, где стояла обвитая виноградом беседка. Рядом с ней зрели желтые и сизовато-синие сливы, на столе стояла плетеная корзина с персиками. Нам же хотелось снимать плоды прямо с деревьев. Сняв, подержать в руке, прикоснуться губами к этому чудесному произведению солнца и земли. Ни до, ни после этого сада я не испытывал такого спокойствия, умиротворения и уверенности в правильности своих действий, праведности жизни, ее наполненности смыслом.
Негромко журчала маленькая речка. По ее влажным берегам ярко зеленела трава; одичавшая слива с уже созревшими плодами низко склонялась к земле. Каждый из нас попробовал терпкий на вкус плод дикарки.
Мы поставили на траву бутыли с домашним виноградным вином, положили брынзу, персики, яблоки, помидоры. Пили вино, закусывали и неспешно разговаривали. О чем могут говорить молодые, здоровые и красивые люди, впереди которых ждала долгая и счастливая жизнь?..
Болгарский праздник в Москве
Через три года в Москве, на приеме у чрезвычайного и полномочного посла Народной Республики Болгария в СССР Димитра Жулева, а это было 9 сентября 1982 года, мы праздновали очередную годовщину освобождения Болгарии от немецко-фашистских захватчиков. Посол, бывший партизан, выступил с небольшой речью. Поздравил всех с праздником, пожелал успехов и предложил гостям выпить и закусить. А перед выпивкой и закуской нам показали документальный фильм о национальном празднике Болгарии с участием Тодора Живкова. Фильм был необычен тем, что в течение двадцати минут с экрана не было произнесено ни одного слова. Участники празднества собираются на площади имени русского царя Александра II Освободителя. Они идут сюда со всех концов Софии: по бульвару Скобелева, по площади Бабушки Недели, по улице Витошской, по проспекту Ивана Вазова. Яркие наряды, с преобладанием красного цвета; у подъездов домов, из окон и балконов — крупные бутоны цветущих роз; разноцветные надувные шары в руках демонстрантов. Оживление на площади, аплодисменты и смех, приветствие руководителей государства без надрывных речей. Оркестры, танцы, песни. Потом кинокадры застолий. Накрываются столы в ресторанах и кафе, в каждом доме. Люди пьют, закусывают, веселятся.
Все это предстоит сделать и всем приглашенным в посольство. Наш сопровождающий, как ни странно, уже знакомый нам офицер Енчо Еневски, а теперь собственный корреспондент болгарского телевидения в Москве, рассказывает вполголоса о жизненном пути посла Димитра Жулева. Будущий посол перед войной успел посидеть в тюрьме, был подпольщиком. А еще раньше ютился вместе с бабушкой и дедом в местечке Южбунар, в жалкой развалюхе, состоящей из одной комнатки и кухни, крыша которой вечно протекала. Там он пошел учеником в скобяную мастерскую и стал приводить друзей в кухоньку, где они читали запрещенные брошюрки и обсуждали всякие крамольные вещи. Так начинался путь будущего революционера и партизана. Мальчишки, еще не познавшие солдатской службы, ночи напролет читали запрещенные книжки, устраивали заговоры и ничем другим не интересовались, даже девушками. Каждый день их бурной деятельности мог стать последним. Однако не стал. И вот мы видим Димитра Жулева в качестве посла.
А у меня в это время в голове вертелся вопрос: как же так, ведь братская Болгария в двух мировых войнах участвовала на стороне Германии, а Россия упорно ее освобождала от турецкого ига, а потом от германского вермахта… Но вопрос этот я счел некорректным и задавать его не стал. А между тем Енчо Еневски сообщил нам по секрету о плохом состоянии здоровья Леонида Ильича Брежнева и возможных переменах. Слух оказался достоверным: 10 ноября 1982 года мир узнал о смерти лидера Советского Союза. Это фактически стало началом конца советской эпохи.
Желтороссия
Мы живем на самом берегу Желтого моря.
Здесь стояли наши войска в 1905-м и 1945-м. Мы дважды заходили на чужую территорию вглубь на тысячу верст к незамерзающему морю. Строили города и крепость-порт. Мы вершили судьбы мира. Даже в 1905 году, после Портсмутского мирного договора, когда почти миллионная русская армия проиграла все сухопутные операции, а еще раньше был разгромлен флот, мы продолжали делать вид, что ничего страшного не произошло. Дескать, все это очень далеко, на Дальнем Востоке, на чужой территории…
Нет-нет, да и мелькнет мысль: при благополучном для нас стечении обстоятельств в конце ХIХ — в начале ХХ века эта территория могла оказаться под протекторатом России, а то и вовсе была бы к ней присоединена. К существующим в составе империи Белоруссии и Малороссии добавилась бы еще и огромная Желтороссия.
Но обстоятельства не были благоприятны для нас, и кто, как не мы сами, были в том повинны. Накануне русско-японской войны на вооружение многих армий мира поступала скорострельная артиллерия и пулеметы, в военной печати раздавались предостерегающие голоса об обязательной “пустынности” полей сражений, на которых ни одна компактная цель не сможет появиться, чтобы не быть уничтоженной огнем… А русская артиллерия все еще выезжала лихо на открытые позиции, пехота ходила “коробками”, как на параде: густые ротные колонны в полосе огня передвигались шагом и даже в ногу!
“В то время как в Японии весь народ, от члена Верховного тайного совета до последнего носильщика, отлично понимал и смысл и самую цель войны с Россией, — говорится в официальной истории войны, — когда чувство неприязни и мщения к русскому человеку накапливалось там годами, когда о грядущей войне с Россией говорили все и всюду, у нас начало войны на Дальнем Востоке явилось для всех полной неожиданностью; смысл этих действий понимали лишь очень немногие… Все, что могло выяснить смысл предстоящего столкновения, цели и намерения правительства, либо замалчивалось, либо появлялось в форме сообщений, что все обстоит благополучно. В результате, в минуту, когда потребовалось общее единение, между властью и народом легла трудно устранимая пропасть”.
Ставший рабом собственной идеи непротивления злу насилием бывший поручик, участник обороны Севастополя писал брошюры “Письмо к фельдфебелю”, “Солдатская памятка”, “Не убий”, призывавшие армию к бунту и поучавшие: “Офицеры — убийцы… Правительства со своими податями, с солдатами, острогами, виселицами и обманщиками жрецами — суть величайшие враги христианства”… Не случайно в 1920 году русская общественность Харбина наотрез отказалась отмечать каким-либо образом десятилетие со дня смерти Льва Толстого, называя его идеологом разрушения русской государственности и семьи. Эти люди лучше, чем жители Центральной России, помнили, как при попустительстве российских “непротивленцев” вызревала и как разрешалась сложная историческая драма на Дальнем Востоке.
Начало этого процесса надо, пожалуй, отнести к 1892 году, когда начался первый этап японской экспансии в Корею, которая находилась тогда под протекторатом Поднебесной. Китай не хотел уступать, между ним и Японией шли непрерывные столкновения, приведшие в 1894 году к полномасштабной войне, в которой Китай потерпел полное поражение. По Симоносекскому мирному договору он должен был отдать Японии остров Формозу (Тайвань), Ляодунский полуостров с Порт-Артуром и обязался выплатить большую контрибуцию. Но благодаря вмешательству России, Германии и Франции Япония принуждена была отказаться от Ляодуна, а Корея была признана самостоятельным государством.
Россия при содействии Франции устроила Китаю крупный заем для уплаты первого взноса контрибуции и дала гарантию в отношении последующих взносов. За эти весьма серьезные услуги Россия тоже получила от Китая весомую преференцию — возможность провести через территорию Маньчжурии ветвь Транссибирской железной дороги, соединяющей прямым путем Забайкалье с Владивостоком. Переговоры по этому поводу, которыми с российской стороны руководили министр финансов С.Ю. Витте и министр иностранных дел А.Б. Лобанов-Ростовский, велись сначала через российского посланника в Пекине, а завершились диалогом самого Витте с чрезвычайным послом Китайской империи Ли Хунчжаном, который летом 1896 года приехал в Россию на коронацию нового русского императора Николая II.
Об итоге этих сложнейших переговоров можно говорить как об одном из самых ярких дипломатических достижений Сергея Юльевича Витте: они привели к соглашению, замечательно выгодному для обеих великих держав. Россия по этому соглашению получила право на сооружение дороги, сокращающей расстояние от Читы до главного нашего тихоокеанского порта на целых пятьсот километров, что значительно ускоряло и удешевляло перевозку грузов по этой транзитной линии. Для Китая оно было выгодно уже тем, что способствовало оживлению диких и малонаселенных просторов Северной Маньчжурии. К тому же соглашение о строительстве российской железной дороги через китайскую территорию было, по сути, равнозначно заключению оборонительного союза между Россией и Китаем: присутствие российских строителей и российской же военной охраны железнодорожного пути служили защитной мерой против японской экспансии в этом районе. При этом оккупацией российское присутствие не являлось: военная охрана и русская юрисдикция не касались местного населения, они распространялись только на узкую полосу отчуждения вдоль линии. Такой порядок соблюдался в течение четырех лет, до боксерского восстания.
Соглашением предусматривалось, что через 80 лет после окончания строительства дорога будет бесплатно передана в собственность Китая, но при желании Китай мог выкупить ее уже через 36 лет, возместив России стоимость строительства.
Однако Япония не смотрела безучастно на то, как Россия укрепляет свои позиции в регионе, где хозяином положения она все более ощущала себя. Разгромив Китай в 1894 году, она уже беспрепятственно обосновывается в Корее. Она вводит туда войска, десятки тысяч колонистов, берет в свои руки торговлю, почту, телеграф, железнодорожное строительство, устраивает дворцовые перевороты… Презрительное отношение к корейцам, жестокий режим на фактически оккупированной территории вызывают восстание и обращение за помощью к России. Россия посылает в Корею своих военных и финансовых советников.
На том бы нам тогда и остановиться, заявив твердый протест против действий Японии в Корее и утвердившись в достойной позиции миротворцев. Но горячие головы в императорском окружении сочли, что мы не слабее Японии и можем извлечь из сложившейся ситуации бoльшую пользу для себя. Вопреки активному противодействию трезвомыслящего Витте и некоторых других министров, Россия, еще недавно выступавшая за неприкосновенность “дружественного Китая”, в конце 1897 года сама завладела Квантунским (Ляодунским) полуостровом, превратив Порт-Артур в крепость, а город Далянь (Дальний) — в коммерческий порт, открытый для иностранной торговли.
Акт этот, по оценке современников, не имеет оправдания. Несомненно, для Российской империи, с ее громадной азиатской территорией и морской границей, запертой большей частью года льдами и полузакрытой стратегически японскими островами, свободный выход к незамерзающим портам Тихого океана был позарез нужен. Но нельзя же было действовать так бесцеремонно! Насильственный путь, который избрали наши “стратеги” для решения этой проблемы, не соответствовал ни подлинным интересам, ни достоинству России. Достигнув ближайшей цели, Россия поступила очень недальновидно, поскольку оказалась окончательно втянутой в дальневосточный конфликт, причем в роли самой неблаговидной. Мир был не на нашей стороне!
Между тем конфликт этот только несведущему наблюдателю со стороны мог казаться локальным, ибо, как подметил Всеволод Никанорович Иванов — авторитетнейший русский писатель, живший в течение 40 лет в Китае, — все главные войны ХХ века, несмотря на то, что проходили в Европе, были войнами за влияние над Азией. Российский демарш нарушил и без того неустойчивый баланс интересов в этом нестабильном районе. Конечно, он сразу расстроил российско-китайские отношения, до этого момента стараниями С.Ю. Витте развивавшиеся так успешно; он вызвал целую бурю возмущения в Японии, в планах которой Маньчжурия составляла второй, после Кореи, этап экспансии; на него с крайним неудовольствием отреагировали Англия и Америка, не желающие терять часть маньчжурского рынка.
Российское руководство быстро поняло опрометчивость совершенного шага, но возвращаться на исходные позиции было невозможно без потери лица, да и надобность в тихоокеанских портах оставалась. Пришлось заново выстраивать отношения с ведущими странами региона. С Китаем, который, несмотря на возникшие осложнения, нуждался в российских займах, удалось договориться об аренде квантунских портов сроком на 25 лет. Китайское правительство даже разрешило России провести южноманьчжурскую ветвь железной дороги через Мукден ( Шеньян) к Порт-Артуру.
Чтобы умиротворить Японию, воевать с которой Россия не хотела, пришлось поступиться своим влиянием в Корее. Оттуда были отозваны русские советники, и Япония прочно обосновалась в Корее, теперь уж беспрепятственно оккупировала ее.
Предоставляя Корею всецело Японии, Россия требовала только гарантии, что территория ее не будет использована в стратегических целях и не будет произведено военных работ, которые могли бы угрожать плаванию по Корейскому проливу. Для обеспечения своего почти беззащитного Приамурского края, к которому подходила граница Кореи, Россия предлагала установить нейтральную зону к северу от 38-й параллели, в которую ни одна сторона не должна была вводить свои войска. (Запомним это предложение о 38-й параллели — оно будет реанимировано спустя полвека: именно по 38-й параллели пройдет разделительная линия в Корее после капитуляции Японии в 1945 году. К северу от нее японские войска будут сдаваться СССР, к югу — США.)
Чтобы предотвратить очень нежелательное вмешательство Японии в свои договорные отношения с Китаем, русское правительство заверяло, что оно “не будет препятствовать Японии, как и другим государствам (имелись в виду Англия и США. — В.Р.), пользоваться правами, приобретенными ими в Маньчжурии по действующим с Китаем договорам”.
Лучше бы, конечно, с самого начала не делать опрометчивых шагов. Теперь же попытки ослабить напряженность за счет компромиссов воспринимались геополитическими противниками как признак слабости российского государства. Напор молодого, набирающего силу азиатского тигра оказался столь сильным, что России пришлось пойти на новые, крайние уступки, в том числе на отказ от “нейтральной зоны” в северной Корее, на допуск японцев в Маньчжурию железнодорожным путем и полную свободу рук в Корее. Но и эти уступки не только не помогли — они даже раззадорили японцев, которые решились померяться силами с российскими конкурентами в открытом вооруженном столкновении. Они не стали разводить дипломатических антимоний, чтобы не дать противнику доставить сюда подкрепление из глубинных районов империи, и напали первыми… Про гибель “Варяга” и про героев, которые спят вечным сном “на сопках Маньчжурии”, до сих пор, сто лет спустя, со слезою в голосе поют в русских застольях. Кто повинен в той трагедии?
При нынешнем нашем уничижительном отношении к отечественной истории ответ кажется очевидным: а зачем русское правительство нарушило суверенитет Китая выходом на Ляодунский полуостров, к портам Дальний и Порт-Артур? И это, конечно, довод, который опровергнуть трудно. Между тем нельзя совсем уж отвлечься от того факта, что решиться на опрометчивый шаг Россию спровоцировала слишком уж разнузданная экспансия Японии в Корее. К тому же и все великие державы не было безгрешны в тот период в отношении Китая, используя его слабость и отсталость путем территориальных захватов или экономической эксплуатации. Нейтрализовать влияние России в этом регионе было в их интересах. Вот почему Англия еще в 1902 году заключила союз с Японией, обязавшись оказать ей военную помощь. Поддержку в своем противостоянии с Россией на азиатском материке Япония начала ХХ века получала и от США. Китай, не выступая активно, тоже занимал враждебную позицию в отношении России. Без гарантий этих стран Япония в 1904 году не выступила бы против России. Но если посмотреть на события тех лет с учетом последующих событий ушедшего века, то становится очевидным, что своей моральной и экономической поддержкой Японии перед русско-японской войной Англия и США ковали оружие для своего естественного врага, создавая “великодержавную Японию”.
Военные успехи Японии в конфликте с Россией выдвинули ее в ранг сильнейших держав, возбудили воспаленное воображение нации и окончательно определили пути японского империализма, выраженные в так называемом “завещании Танаки”. Это доклад императору в июле 1927 года бывшего премьера и главы партии сейюкай. В нем есть такие строки: “Согласно завету Мейджи, наш первый шаг должен был заключаться в завоевании Формозы, а второй — в аннексии Кореи. Теперь должен быть сделан третий шаг, заключавшийся в завоевании Маньчжурии, Монголии и Китая. Когда это будет сделано, у наших ног окажется вся остальная Азия. Раса Ямато сможет перейти к завоеванию мира. А так как поперек пути к завладению Китаем встали Соединенные Штаты, то “мы должны будем сокрушить их”.
А вот что писал будущий верховный правитель России, бывший капитан Заамурской пограничной стражи, начальник штаба Урало-Забайкальской дивизии во время русско-японской войны 1904—1905 годов Антон Иванович Деникин: “И тот самый исторический бумеранг, который ударил по русским головам у Порт-Артура, в обратном полете своем пронесся по всему Китаю и нанес удар по Сингапуру и Перл-Харбору…”
Россия оказалась первой на пути японской экспансии. Как показали события, захлестнувшие мировое сообщество в ХХ веке, русская акция в Маньчжурии — при отказе от оккупации и при уважении там прав иностранных держав — была неизмеримо менее опасной и для Запада, и для Китая, нежели японская. Этого они тогда не поняли.
Как поссорились Ким и Ли
3 сентября 1945 года японцы подписали акт о безоговорочной капитуляции. День этот был объявлен в СССР праздничным и нерабочим. По радио перестали передавать оперативные сводки, объявили, что действие закона о демобилизации тринадцати старших возрастов распространяется и на войска, находящиеся на Дальнем Востоке.
12 сентября по радио было объявлено, что японцы потеряли 674 тысячи солдат и офицеров пленными и убитыми. В это число входили погибшие во время атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Наши потери на Дальнем Востоке с 9 августа по 9 сентября составили 8129 убитыми и 22264 ранеными.
Выше упомянуто, что после капитуляции Японии во второй мировой войне в сентябре 1945 года союзники договорились об установлении в Корее разделительной линии по 38-й параллели, к северу от которой японские войска будут сдаваться СССР, к югу — США. В скором времени эта линия превратилась в границу между капитализмом и коммунизмом. В 1948 году на Корейском полуострове при поддержке американских и советских покровителей было сформировано два правительства — Республики Корея и Корейской Народно-Демократической Республики (КНДР). Нашей козырной картой стал капитан Советской армии товарищ Ким Ир Сен. Американцы посадили на трон Ли Сын Мана, правившего страной с 1948 по 1960 год, прожившего 90 лет. А Ким Ир Сен был бессменным руководителем, великим вождем и учителем с 1948 по 1994 год — до самой смерти.
Хотя формально странами руководили Ким и Ли, всеми делами заправляли победители. Переговоры советско-американской комиссии о мирном объединении страны окончились провалом. Ну не могли мы согласиться на то, чтобы в объединенной Корее строили капитализм. А американцы не желали строительства социализма — и так половина Европы находилась под влиянием СССР. Вопрос о том, кто решил объединить Корею силой оружия, до сих пор остается открытым. В СССР считали (а в КНДР до сих пор считают), что это капиталистический Юг напал на коммунистический Север. В США и Южной Корее господствует прямо противоположная точка зрения — что это Сталин решил подергать за хвост американского тигра руками корейских товарищей. Большинство нынешних российских историков готовы поддержать это мнение с одной существенной оговоркой: войну начал разгоряченный мощью и силой большого брата лидер Севера Ким Ир Сен. К тому времени он возглавил кабинет министров КНДР и находился в упоении властью. Ким, по словам современников, буквально упросил руководство СССР помогать ему.
В то время даже комиссия ООН в Сеуле 25 июня 1950 года не смогла разобраться в сути происходящего — какую из сторон считать агрессором. В тот же день Совет безопасности ООН призвал Северную Корею отвести войска на исходные позиции. СССР не смог наложить на это решение вето — он не участвовал в заседаниях Совета безопасности с января в знак протеста против политики ООН в отношении коммунистического Китая. Тогда же произошло фактическое разделение страны — на материковый Китай во главе с Мао Цзэдуном и островной — Формоза (Тайвань) во главе с маршалом Чан Кайши. Мировое сообщество этого факта не одобряло.
Спустя месяц, когда северокорейские газеты опубликовали трофейные карты Южной Кореи с ясно обозначенными направлениями ударов на Север, это уже никого не интересовало.
В армии КНДР к началу боевых действий насчитывалось около 130 тысяч человек, в южнокорейской — примерно 100 тысяч. Северокорейские войска настолько успешно “оборонялись”, что 28 июня, на третий день войны, взяли столицу Южной Кореи Сеул. Командующий американскими силами генерал Макартур лично проинспектировал фронт и поставил диагноз: южнокорейские вооруженные силы неспособны отразить вторжение северян даже при воздушной поддержке США. 30 июня президент Трумэн принял решение ввести в Корею сухопутные войска. Кроме США непосредственное участие в войне приняли 14 стран — членов ООН. Среди них Великобритания, Франция, Турция, Австралия, Бельгия… Даже Колумбия и Эфиопия отправили по одному батальону.
По мере введения в бой новых частей американцев и их союзников отступать стали северокорейцы. В конце сентября был отбит Сеул, а через месяц захвачен Пхеньян. И тут “дергать за хвост американского тигра” пришли два “больших брата”. Сталин отправил в Корею 64-й авиакорпус — три авиадивизии, одной из которых командовал трижды Герой Советского Союза Иван Кожедуб, три дивизии зенитчиков и отдельный полк ночных истребителей. Мао Цзэдун помог живой силой — в конце ноября наступавших на север американцев встретили сотни тысяч китайских “добровольцев” и погнали обратно. В начале нового, 1951 года северяне вновь взяли Сеул. Вскоре боевые действия вернулись туда, где начались, — в район 38-й параллели. Там они и окончились вскоре после смерти Сталина. 27 июля 1953 года было подписано перемирие.
Корейская война вошла в историю как одна из самых кровопролитных во второй половине ХХ века. Китайцы потеряли без малого миллион человек, США — 54 426, СССР — 299. Потери корейцев точно неизвестны, КНДР по этому поводу хранит тайну: считается, что от 4 до 9 миллионов человек, две трети которых — мирные жители.
Так аукнулась русско-японская война 1904—1905 годов, когда исторический бумеранг, который ударил по русским головам у Порт-Артура, в обратном полете пронесся по всему Китаю, нанес удар по Сингапуру, Перл-Харбору и Корее.
А могла ли русско-японская война 1904—1905 годов завершиться с другими результатами? Вновь призываем в свидетели А.И. Деникина, участвовавшего в этой войне от начала до конца.
“Могли ли маньчжурские армии вновь перейти в наступление и одержать победу над японцами? Обратимся к чисто объективным данным.
Ко времени заключения перемирия в Портсмуте 5 сентября 1905 года русские армии на сипингайских позициях имели 446 с половиной тысяч бойцов (под Мукденом — около 300 тысяч); располагались войска не в линию, как раньше, а эшелонировано в глубину, имея в резерве более половины своего состава, что предохраняло от случайностей и обещало большие активные возможности; фланги армии надежно прикрывались корпусами генералов Ренненкампфа и Мищенко; армия пополнила и омолодила свой состав и значительно усилилась технически — гаубичными батареями, пулеметами (374 вместо 36), составом полевых железных дорог, беспроволочным телеграфом и т.д.; связь с Россией поддерживалась уже не тремя парами поездов, как в начале войны, а 12-ю парами. Наконец, дух маньчжурских армий не был сломлен, а эшелоны подкреплений шли к нам из России в бодром и веселом настроении.
Японская армия, стоявшая против нас, имела около пятисот тысяч бойцов. Страна была истощена. Выставив на войну с Россией миллион двести тысяч солдат, больше половины потеряла. Среди пленных попадались старики и дети. Былого подъема в ней не наблюдалось. Тот факт, что после нанесенного нам под Мукденом поражения японцы в течение полугода не могли вновь перейти в наступление, свидетельствовал, по меньшей мере, об их неуверенности в своих силах.
Но… войсками нашими командовали многие из тех начальников, которые вели их под Ляояном, на Шахэ, под Сандепу и Мукденом (автор перечисляет проигранные сражения русской армии. — В.Р.). Послужил ли им на пользу кровавый опыт прошлого? Проявил ли бы штаб Линевича более твердости, решимости, властности в отношении подчиненных генералов и более стратегического умения, чем это было у Куропаткина? Эти вопросы вставали перед нами и, естественно, у многих вызывали скептицизм.
Что касается лично меня, я, принимая во внимание все “за” и “против”, не закрывая глаза на наши недочеты, на вопрос — “что ждало бы нас, если бы мы с Сипингайских позиций перешли в наступление?” — отвечал тогда и отвечаю теперь (это писалось в 1944 году. — В.Р.):
— ПОБЕДА!
Россия отнюдь не была побеждена. Армия могла бороться дальше. Но… Петербург “устал” от войны более чем армия. К тому же тревожные признаки надвигающейся революции в виде участившихся террористических актов, волнений и забастовок лишали его решимости и дерзания, приведя к заключению п р е ж д е в р е м е н н о г о мира”.
Таков взгляд генерала Деникина на ситуацию перед окончанием Русско-японской войны.
Две реформы
В самом начале своего существования, в декабре 1922 года, Советский Союз состоял из России, Украины, Белоруссии и Закавказской Федерации. В 20-х годах число союзных республик выросло за счет государственных преобразований в Средней Азии, до семи. В 30-е годы на отдельные республики разделилось Закавказье, а в азиатской части России из автономных республик в союзные были преобразованы Казахстан и Киргизия. Уже незадолго до Отечественной войны — после провальной для нас, а все ж принесшей территориальные приобретения финской кампании, после “взятия под защиту” Красной Армией населения Западной Украины и Западной Белоруссии, “возвращения” Бессарабии, “восстановления советской власти” в Прибалтике — число союзных республик в составе СССР выросло до шестнадцати, но в середине 50-х годов их число уменьшилось до пятнадцати (статус Карелии понизили с союзной до автономной республики).
По территории (“всей земли одна шестая”), по богатству недр, по энергии экспансии страна не знала себе равных на планете — и кто мог предположить, что в начале 90-х Советский Союз — этот “пьяный колосс на глиняных ногах” — развалится?
Одним из немногих мировых лидеров, предугадавших ситуацию с развалом Советского Союза и не растерявшимся, оказался китайский лидер, автор экономических реформ, начавшихся с его подачи в 1979 году, председатель Военного совета ЦК КПК Дэн Сяопин…
Из хроники китайско-российских дипломатических отношений.
1 октября 1949 года состоялась торжественная церемония провозглашения Китайской Народной Республики. 2 октября заместитель министра иностранных дел СССР Андрей Громыко по поручению советского правительства направил премьеру и министру иностранных дел КНР Чжоу Эньлаю телеграмму, в которой сообщалось о решении советского правительства установить дипломатические отношения с КНР и обменяться с ней послами. 3 октября Чжоу Эньлай направил ответную телеграмму: “Центральное народное правительство КНР горячо приветствует немедленное установление дипломатических отношений между КНР и СССР и обмен послами”.
Чрезвычайным и полномочным послом СССР в КНР советское правительство назначило Николая Рощина. Китайское правительство на пост чрезвычайного и полномочного посла КНР в СССР назначило Ван Цзясана. 16 октября 1949 года Н. Рощин вручил верительные грамоты председателю Центрального народного правительственного совета КНР Мао Цзэдуну.
16 декабря 1949 года Мао Цзэдун спецпоездом прибыл в Москву. Это была его первая зарубежная поездка. В Кремле состоялась встреча Иосифа Сталина и Мао Цзэдуна. 21 декабря Мао Цзэдун и И. Сталин присутствуют в Государственном академическом Большом театре СССР.
20 января 1950 года правительственная делегация КНР во главе с премьером и министром иностранных дел Чжоу Эньлаем прибыла в Москву для участия в переговорах по вопросу подписания китайско-советского договора и двусторонних соглашений. 14 февраля в Кремле состоялась торжественная церемония подписания Договора между правительствами КНР и СССР о дружбе, союзе и взаимной помощи. На церемонии присутствовали Мао Цзэдун и Иосиф Сталин. От имени своих правительств этот договор сроком на 30 лет подписали премьер и министр иностранных дел КНР Чжоу Эньлай и министр иностранных дел СССР Андрей Вышинский.
С 15 апреля 1957 года председатель Президиума Верховного Совета СССР Климент Ворошилов находился с визитом в Китае. В сопровождении председателя КНР Мао Цзэдуна К. Ворошилов в правительственной автомашине проследовал из аэропорта в гостиницу. Приезд советского гостя горячо приветствовали жители Пекина.
2 ноября 1957 года делегация во главе с председателем КНР Мао Цзэдуном прибыла в Москву для участия в торжествах по случаю 40-летней годовщины Октябрьской революции, а также в совещании представителей коммунистических и рабочих партий социалистических стран и Московском совещании представителей 64 коммунистических и рабочих партий. 6 ноября Мао Цзэдун выступил с речью на торжественном собрании, устроенном Верховным Советом СССР в связи с 40-летием Октябрьской революции.
17 ноября 1957 года в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова состоялось известное выступление председателя КНР перед обучающимися в СССР китайскими студентами: “Мир принадлежит вам и в то же время нам, но, в конечном счете — вам. Вы, молодежь, полны бодрости и энергии, находитесь в расцвете сил, как солнце в 8—9 часов утра. На вас возлагаются все надежды”.
С 30 сентября по 2 октября 1959 года делегация во главе с первым секретарем ЦК КПСС Никитой Хрущевым находилась в Китае с визитом для участия в торжествах по случаю 10-летия образования КНР. Хрущев повел переговоры с Мао Цзэдуном и другими партийно-государственными руководителями Китая. В аэропорту Хрущева встречал заместитель председателя КНР Сун Цинлин.
С 5 ноября по 10 декабря 1960 года председатель КНР Лю Шаоци и генеральный секретарь ЦК КПК Дэн Сяопин во главе партийно-государственной делегации Китая находились в Москве для участия в торжествах по случаю 43-летия Октябрьской революции и в Московском совещании коммунистических и рабочих партий, в котором принимали участие представители 81 партии. После совещания китайская делегация наносила официальный визит руководству СССР.
5 июля 1963 года делегация КПК во главе с Дэн Сяопином отбыла в Москву для проведения переговоров с советской делегацией, которую возглавлял секретарь ЦК КПСС Михаил Суслов. Стороны обменялись мнениями и изложили свою позицию по вопросам развития современного мира, международного коммунистического движения и китайско-советских отношений, а также другим принципиально важным вопросам.
11 февраля 1965 года Мао Цзэдун встречался с председателем Совета Министров СССР Алексеем Косыгиным, направлявшимся во Вьетнам с официальным визитом и находившимся проездом в Пекине. Обсуждали вопросы международного коммунистического движения. На встрече присутствовали все находившиеся в Пекине члены Политбюро ЦК КПК.
С 1966 года в сфере китайско-советских отношений началось отступление по всем фронтам. Дипломатические отношения свелись до уровня поверенных в делах. В марте 1969 года на границе между КНР и СССР произошли вооруженные конфликты. 11 сентября премьер Китая Чжоу Эньлай имел трехчасовую беседу с председателем Совета Министров СССР Алексеем Косыгиным в Пекинском аэропорту. Обе стороны во избежание вооруженных конфликтов договорились о четырех принципах: придерживаться существующей конфигурации границы; избегать вооруженных столкновений; в спорных районах исключить соприкосновение вооруженных сил двух стран; разрешать любые споры между сторонами путем контактов пограничных служб. В октябре между КНР и СССР начались переговоры по пограничным вопросам на уровне заместителей министров, которые длились около девяти лет. После 15 раундов в июле 1978 года наступил перерыв. В ходе переговоров удалось добиться смягчения напряженности в пограничных районах. В 1970 году обе страны восстановили взаимный обмен послами и ежегодные переговоры по торговым вопросам. С 1974 года возобновились регулярные авиарейсы между столицами двух стран.
“Не оглядываться на прошлое, устремлять взор в будущее”. 15 мая 1989 года председатель Президиума Верховного Совета СССР, генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев начал официальный визит в Китай. Это был первый после 1959 года визит в эту страну высшего руководителя Советского Союза. 16 мая состоялась встреча Дэн Сяопина и Михаила Горбачева. Обе стороны всенародно объявили о нормализации отношений между Китаем и Советским Союзом, подписали совместное коммюнике КНР и СССР.
До развала СССР оставалось два с половиной года.
В 1989 году, во время визита Горбачева, на площади Тяньаньмэнь в Пекине китайскими властями была жестоко подавлена студенческая демонстрация. И у нас тогда учились разгонять демонстрации и подавлять мятежи. Как видим, похожие проблемы переживали обе великие державы, вступая в новую фазу своего существования.
Запад объявил Китаю экономическую блокаду, а у Горбачева только и надежда была — на Запад. Но бывшие “братские” страны переориентировались на Запад раньше нас, в своем межеумочном положении мы чувствовали себя все более одинокими. А великий Китай в одобрении своего курса с любой стороны не нуждался. По поводу происходящих в мире перемен тогдашний лидер КНР Дэн Сяопин заявил: “…В некоторых странах произошли серьезные зигзаги в развитии, в результате чего кажется, якобы социализм в известной степени ослабел. Однако народы этих стран выдержали испытания и извлекли из них уроки”. Дэн Сяопин обратился ко всем гражданам Китая не предаваться растерянности и не утверждаться во мнении, будто марксизм исчезает, становится ненужным и терпит поражение. Китай все еще строит социализм, чего никто не в состоянии приостановить. “Мы строим социализм с китайской спецификой, социализм, при котором развиваются общественные производительные силы, социализм, который отстаивает мир”.
Мысль о социализме не оставила автора китайских реформ и после того, как рухнул оплот так называемого социалистического лагеря. Весной 1992 года в китайской печати было опубликовано известное “Выступление во время своей инспекционной поездки на юг Китая” 88-летнего Дэн Сяопина. Дело социализма в Китае, динамично развивающегося в рамках дальнейшего углубления реформы и политики открытости всему миру, заявил “Железный Дэн”, оказывается все более жизнеспособным.
Но, конечно, “социализм с китайской спецификой” был не настолько замкнут в себе, чтобы не интересоваться ходом дел у северного соседа, с оглядкой на которого Китай делал первые шаги по пути социализма. В середине мая 1991 года обеспокоенный делами соседей генеральный секретарь ЦК КПК Цзян Цзэминь посетил Советский Союз. Во время переговоров президент Горбачев подчеркнул, что разрешение многих проблем Советского Союза зависит от того, каким образом будет обновляться Союз. Несколько позже, в начале августа, он объявил и дату подписания нового союзного договора — 20 агуста… А 19 августа случилась эта история с ГКЧП.
Российский читатель имеет возможность судить об августовских событиях 1991 года на основании множества публикаций, признаний, разоблачений, но менее осведомлен о том, сколь пристальное внимание к ним уже тогда проявляли китайские соседи.
Между тем 22 августа министр иностранных дел Китая Цянь Цичэнь встретился с послом СССР в Китае В. Соловьевым по его просьбе. При встрече посол передал министру устное сообщение президента Горбачева, адресованное китайским руководителям: дескать, состояние его здоровья уже нормальное и на днях в Советском Союзе будет полностью восстановлен конституционный порядок. Курс СССР на проведение демократической реформы и серьезное соблюдение международных договоренностей, соглашений и обязанностей остается неизменным. Министр иностранных дел Китая сообщил послу, что китайское правительство последовательно придерживается той позиции, что внутренние дела Советского Союза должны быть разрешены самим народом. “Мы уверены, что добрососедские и дружественные отношения КНР и СССР, основанные на совместных коммюнике 1989 и 1991 годов, будут развиваться”. А что еще мог ответить министр иностранных дел Китая советскому послу? Но в тот день Цянь Цичэнь уже понимал, что пора подыскивать послов в 15 новых государств, возникающих на обломках СССР.
В это время на границе с Китаем, в Амурской области, события развивались своим чередом. Главная газета местных коммунистов вплоть до 22 августа печатала на своих страницах указы и постановления ГКЧП. Последний номер с одобрением его действий, тиражом более 100 тысяч экземпляров, руководителям этого печатного органа пришлось сжигать во дворе газетного комплекса. Местное радио, начиная с 20 августа, передавало Указы Председателя Верховного Совета РСФСР, будущего президента России Бориса Ельцина. Эти указы поступали по факсимильному телефону депутату Верховного Совета РСФСР от Амурской области Альберту Кривченко. Он организовал нечто подобное очагу сопротивления ГКЧП на местном уровне и эти дни жил в ожидании ареста вместе со своими сторонниками. Руководители партии и советов области были деморализованы. Власть мог захватить любой проходимец. Кстати, за десять постсоветских лет в Амурской области сменилось шесть губернаторов.
Подобное уже было в истории, когда в 1917 году власть советов не была признана и Амурскую область назвали Трудовой социалистической республикой, а во главе ее стал правый эсер Александр Николаевич Алексеевский, люто ненавидевший большевиков. В тот период здесь не проходил ни один ленинский лозунг.
А на исходе лета и в начале осени 1991 года Советский Союз продолжал разваливаться, Китай воспринимал этот процесс как неизбежную данность. 7 сентября тот же министр Цянь Цичэнь от имени китайского правительства отправляет телеграфное сообщение министрам иностранных дел трех прибалтийских стран, объявивших о выходе из СССР, о признании их независимыми и о назначении вице-министра иностранных дел Тянь Цзэнпэя уполномоченным вести переговоры по вопросу установления с ними дипломатических отношений. К середине сентября дипломатические отношения Китая с бывшими советскими республиками были установлены.
Советская история окончательно завершилась в конце декабря 1991 года: Михаил Горбачев сложил с себя полномочия президента СССР, Российская Федерация официально заняла место Советского Союза в ООН. И практически сразу после того началась длительная полоса “возвращения” России в мировое содружество “свободных” государств, в рынок. Китай к тому времени шел этим путем с 1979 года, не упраздняя КПК, не провозглашая отказ от социализма, не предавая анафеме прежних вождей и не меняя флаг на резиденции руководства страны.
И вот уже полтора десятилетия сопоставление российских реформ с китайскими, сходными по целям, но разительно отличными по результатам, является излюбленной темой российских публицистов. Повод для сопоставлений очевиден: в России в частные руки было продано 90 процентов государственной собственности и выручено за них 9,7 миллиардов долларов — всего 2 процента от российского ВВП; в Китае продали частным предпринимателям лишь 15 процентов предприятий, денег за них в казну получили в десять раз больше, и эта сумма составила 21 процент валового продукта. Что тут еще говорить?
Мы и на этот раз, как всегда, поразили мир: в стране с бедствующим населением появились миллиардеры, рядом с которыми арабские шейхи выглядят нищими на паперти. 85 процентов национальных богатств России принадлежит 1 проценту богатых россиян. Сто самых богатых российских бизнесменов владеют состоянием в 141 миллиард долларов. Напомним, все национальное богатство России было продано за 9,7 миллиардов долларов. К 1996 году экономический ущерб, нанесенный России в результате приватизации, в два с половиной раза превысил ущерб от второй мировой войны! Фактически приватизация в России оказалась самой грандиозной аферой за всю историю человечества. У народа украли его страну.
Афганская операция
За маневрами советских вооруженных сил в феврале и марте 1979 года по всей границе с Китаем — на протяжении около пяти тысяч километров — последовал (в декабре того же года) ввод советских войск в Афганистан.
Из документов музея Екатеринбургского суворовского военного училища.
“Герой Советского Союза Валерий Александрович Востротин, выпускник Свердловского суворовского военного училища 1971 года.
Родился 20 ноября 1952 года в городе Касли Челябинской области в семье рабочих. Его отец — участник Великой Отечественной войны, водитель легендарной “Катюши”, что в немалой степени предопределило профессиональный выбор сына.
После окончания в 1971 году Свердловского военного суворовского училища поступил и в 1975 году окончил с отличием Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище, в 1985 году — также с отличием Военную академию имени М.В. Фрунзе, в 1994 — Военную академию Генерального штаба Вооруженных Сил РФ. Службу проходил на различных командных должностях — от командира взвода до командира воздушно-десантной дивизии. С 1994 года генерал-полковник В.А. Востротин — 1-й заместитель Министра Российской Федерации по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий.
Воинская часть, которую он принял после окончания Военной академии имени М.В. Фрунзе, через год стала лучшей в ВДВ. Она была награждена вымпелом Министра обороны СССР “За мужество и воинскую доблесть”. Воинские звания “старший лейтенант”, “капитан”, “майор” и “полковник” ему присвоены досрочно.
У Валерия Востротина большой боевой опыт. В Афганистане был дважды, в общей сложности около пяти лет, первый раз — лейтенантом, второй — командиром батальона, а на завершающем этапе войны — командиром 345-го парашютно-десантного полка. Под его руководством проведено множество операций.
Через одиннадцать лет воинской службы Валерий Востротин стал командиром части, в которой начинал службу лейтенантом. И свой первый бой в должности командира принял на том самом месте, где был тяжело ранен, будучи начальником штаба батальона. Боевая машина, в которой он находился, попала в засаду. Машину прошил гранатометчик; лоб, щеки оказались посеченными осколками, задело левый глаз. Длительное лечение принесло свои результаты. Удалось сохранить зрение, вернуть перспективного офицера в строй. После выздоровления В.А. Востротин снова попросился в Афганистан. Стал комбатом. Получил второе ранение.
Будучи командиром полка, блестяще организовал и провел операцию по очистке от душманов участка на пакистанской границе в районе Алихейля. Два дня шли тяжелые бои по обороне господствующих высот, на третий десантники начали отход. Противник, опьяненный успехом, устремился за ними. Но минное поле, на которое попали душманы, и кинжальный огонь устроивших засаду подразделений Востротина решили исход боя в пользу десантников.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 января 1988 года командиру парашютно-десантного полка подполковнику В.А. Востротину было присвоено звание Героя Советского Союза. Он награжден орденами Ленина, орденом Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды, “За службу Родине в Вооруженных Силах” 3-й степени, орденами Мужества, “За военные заслуги”, орденом “Звезда” 3-й степени Республики Афганистан”.
Мало кому известен эпизод с участием Валерия Востротина в операции “Шторм-333” — по захвату дворца Тадж-Бек, в котором находился после захвата власти в Афганистане и убийства лидера апрельской революции Н.М. Тараки Хафизулла Амин. Операция, проведенная в декабре 1979 года в Кабуле, не знает аналогов в новейшей истории.
Дворец охраняли две тысячи гвардейцев Амина. Система охраны была организована тщательно и продуманно. Внутри резиденции несла службу личная охрана Амина, состоявшая из его родственников и особо доверенных людей. Они носили специальную форму, отличную от формы других афганских военнослужащих. Вторую линию охраны составляли семь постов, на каждом из которых располагалось по четыре часовых, вооруженных пулеметом, гранатометом и автоматами. Смена их производилась через каждые два часа. Внешнее кольцо охраны образовывали пункты дислокации батальонов бригады охраны (трех мотопехотных и танкового). Они располагались вокруг дворца на небольшом удалении. На одной из господствующих высот были врыты два танка Т-54, которые могли простреливать прямой наводкой прилегающую к дворцу местность. Кроме того, неподалеку располагался зенитный полк. В Кабуле были расквартированы также две пехотные дивизии и танковая бригада.
Планом операции предусматривалось не допустить выдвижения к дворцу Тадж-Бек афганских батальонов охраны. Против каждого из них должна была действовать рота спецназа или десантников. Командиром приданной парашютно-десантной роты был старший лейтенант Валерий Востротин. По свидетельству руководителя операции по захвату дворца генерал-майора Ю.И. Дроздова, десантники выделялись своей выправкой, подтянутостью и организованностью.
В 15 часов 25 декабря 1979 года войска 40-й армии и авиации ВВС согласно письменному распоряжению министра обороны СССР Д.Ф. Устинова начали переход государственной границы Демократической Республики Афганистан.
В 19 часов 15 минут 27 декабря в Кабуле прогремели сильные взрывы. Это подгруппа КГБ из подразделения “Зенит” подорвала “колодец” связи, отключив афганскую столицу от внешнего мира.
Первые минуты боя были самыми тяжелыми. На штурм дворца пошли спецгруппы КГБ, а основные силы так называемого “мусульманского” батальона под командованием майора Х.Т. Халбаева, состоящего из представителей коренных национальностей среднеазиатских республик, прикрывали внешние подступы к дворцу. Кстати сказать, “мусульманский” батальон входил в состав специально подготовленного отряда Главного разведывательного управления Генерального штаба ВС СССР и прибыл в Кабул в первых числах декабря, еще до ввода “ограниченного контингента” советских войск. В тот же период здесь появились спецподразделения КГБ “Гром” и “Зенит”. В прессе их потом называли “Альфа” и “Вымпел”. Все они прибыли в Афганистан до официального ввода наших войск. Все офицеры и солдаты были одеты в афганскую военную форму, сшитую по образцам, присланным по линии военной разведки.
…Ураганный огонь из дворца по штурмовой группе прижал спецназовцев к земле. Поднялись они лишь тогда, когда “Шилка” подавила пулемет в одном из окон. Длилось это минут пять, но бойцам показалось, что прошла целая вечность.
Самым сложным оказалось ворваться в здание. Еще на подступах один человек был убит, 15 ранено. Контужен был командир группы. Атакующих начали забрасывать гранатами. Еще несколько человек было ранено. Спецназовцы действовали отчаянно и решительно, поднявшись по лестнице, ворвались во дворец. Если из помещений не выходили с поднятыми руками, то выламывали двери, в комнату бросали гранаты, а затем стреляли из автоматов. Так были убиты два малолетних сына главы Афганистана.
Офицеры и солдаты личной охраны Амина, его телохранители (их было 100 — 150) сопротивлялись отчаянно и в плен не сдавались. От ударов “Шилок” на втором этаже дворца начался пожар. Это оказало сильное моральное воздействие на обороняющихся. Солдаты из охраны Амина, услышав русскую речь и мат, стали сдаваться. Как потом выяснилось, многие из них учились в Рязанском воздушно-десантном училище, где, видимо, запомнили эти выразительные слова.
В то время, когда штурмовые группы ворвались в Тадж-Бек, бойцы “мусульманского” батальона и десантники создали жесткое огневое кольцо вокруг дворца, уничтожая всех, кто оказывал сопротивление, и отсекали приток новых сил.
Бой во дворце продолжался 43 минуты. Основная задача была выполнена.
Всего в спецгруппах КГБ непосредственно при штурме дворца погибло пять человек. Почти все были ранены, но те, кто мог держать оружие в руках, продолжали сражаться. В “мусульманском” батальоне погибло тоже пять человек, 35 ранено.
Захват остальных ключевых объектов в Кабуле (этим занимались в основном подразделения ВДВ) прошел спокойно и с минимальными потерями.
Вечером 27 декабря на связь с находившимся на аэродроме в Баграме новым лидером Афганистана Бабраком Кармалем вышел председатель КГБ СССР Юрий Андропов. От себя и от “лично” Леонида Ильича Брежнева он поздравил Кармаля с победой “второго этапа революции” и назначением его Председателем Революционного совета ДРА.
Закрытым Указом Президиума Верховного Совета СССР большая группа сотрудников КГБ, офицеров и солдат “мусульманского” батальона, а также подразделений ВДВ были награждены орденами и медалями. Среди них был старший лейтенант Валерий Востротин. Свой первый орден Боевого Красного Знамени он заслужил на вторые сутки с начала ввода советских войск в Афганистан. Впереди было почти десять лет войны…
Харбинский дом
Мы сидим на кухне в харбинском доме гражданина Австралии, русского по происхождению, Николая Заики. С нами Томас из Новой Зеландии, преподаватель английского языка в одной из южных провинций Китая. Тоже русский, он знает по-русски одну реплику: “крепись, товарищ”, которую периодически вставляет в наш разговор. Его деда в 1946 году арестовал в Харбине СМЕРШ и вывез на историческую родину. С той поры дед как в воду канул. От деда в семье Томаса остались портсигар и серебряные ложки с русской символикой. Томас родился в Харбине, но его родители местом проживания выбрали благополучную Новую Зеландию.
Николай Николаевич Заика тоже родом из Харбина. В этот город в конце ХIХ века приехали на строительство КВЖД его деды — по отцовской линии Заика, по материнской Чернолуцкий. Мать и отец Николая тоже родились в Харбине. Поэтому китайский город он считает своим родным и может рассказывать о нем бесконечно.
— Дом — это тепло моих родителей, родное гнездо. Здесь родились моя мама, дядя и тетя. Этот дом строил мой дедушка, он приехал на строительство железной дороги еще в конце позапрошлого столетия. Он был чернорабочим, но потом постепенно, обладая хорошей смекалкой, приобрел специальность, заработал деньги, купил этот участок и начал строить этот дом. Строил его своими руками для всей семьи. Дом одноэтажный, но фундамент здесь — два метра. Дедушка планировал построить второй этаж, чтобы жила вся большая семья, да не успел. Родились мой папа, дядя, тетя. Сам я в детстве жил не здесь, потому что после свадьбы мои родители снимали квартиру в другом месте, но часто здесь бывал, подолгу оставался, книжки из дедушкиной библиотеки читал. Впервые здесь прочитал Гоголя еще мальчишкой.
Дедушка, который строил дом, умер в 1953 году. Мои родители, и я с ними, в 1961 году уехали в Австралию. Чуть позже, в 1963-м, вслед за нами уехали бабушка, два дяди и тетя. Дом опустел, но дедушка, умирая, завещал его не продавать: дом должен был переходить от поколения к поколению и всегда оставаться в семье. Бабушка и ее сыновья выполнили волю дедушки — дом не продали. Да и смысла особого не было продавать: китайцы, зная, что мы все равно уедем, предлагали за него сущие гроши. Была у отъезжающих и смутная надежда, что китайские социальные эксперименты не вечны, жизнь войдет в нормальное русло и тогда кто-то из семьи захочет вернуться обратно. Поэтому оставили, как есть, всю обстановку, заперли дверь “на клюшку” и ушли. Правда, попросили еще знакомого старика, который здесь оставался, присматривать за домом, да от чего это могло спасти?
Оно, конечно, и не спасло. Присмотревшись к пустующему дому, китайцы взломали двери, вошли. Никто их, естественно, не остановил. Они здесь освоились, наставили по всему дому перегородки-загородки — приспособили для себя. Потом одних непрошеных жильцов сменили другие… Прошли годы, обстановка в Китае изменилась, я стал приезжать в Харбин по делам, но в дедушкин дом фактически не заходил. Туда и попасть-то было трудно. Страшно, что тут творилось. Потом тетя передала дедушкино завещание мне, юридически я получил право на владение домом и однажды все-таки решился обратиться к властям. Надо сказать, что власти Харбина отнеслись ко мне очень дружелюбно. Чиновники вместе со мной приехали в дом, осмотрели, расспросили каждого человека, кто жил в этом доме, — как они сюда попали. После этого приняли постановление, официально признающее дом моим. Министерство иностранных дел провинции передало свое решение в имущественный отдел. Там тоже со мной встретились, изучили документы. Нелегальные жильцы дома, естественно, не хотели уходить. Это тянулось долго. Потом этих людей все-таки выпроводили, и я получил право пользоваться домом. За сорок лет с того времени, как мы ушли отсюда, здесь не было никакого ремонта, все заросло грязью. Мы стали делать ремонт, вывозить мусор. Власти относились к нам доброжелательно, соседи-китайцы даже помогали. Я уже говорил, что китайцы — добрый народ. Некоторые бабушки-дедушки даже помнили нас. Одна старушка-китаянка, как оказалось, нянчила меня в детстве. Ей сейчас 90 лет.
Во время вывозки мусора и ремонта находились такие укромные места, которых сменяющие друг друга жильцы не трогали полвека, а то и больше. Разбирая один такой уголок, я нашел кофейную чашечку, которая раньше принадлежала семье. Еще нашел русский волчок, который принадлежал моему папе и двум дядям. Они им играли. Купить что-либо из обстановки я не мог, и сейчас все, что в доме находится, дали мои друзья-китайцы. Друзей среди них у меня много. Они все принесли. Ковер почистили, телевизор поставили. Я постарался разместить в доме все так, как в те времена, когда я был еще крошкой. Стол так поставил, как его в свое время поставили дяди, и я за этим столом читал Гоголя. На том же самом месте. Дотронешься до стенки — а ведь это дедушка кирпичи клал. На кухне осталась полочка для иконы. Эту полочку укрепил мой дедушка лет 70 назад. Она чудом уцелела. Я сохранил полочку в том же положении. Теперь здесь стоит моя икона. Вот как в жизни бывает.
Здесь я повесил фотографии Харбина. Это только начало. Здесь будет целая выставка. История исчезает, а я храню. Что-то достаю, что-то спасаю. Приехал к одной старушке, она чистила дом и попросила вынести два мешка мусора. Я мешки с этим мусором положил в багажник моей машины, а потом заглянул в них. Там оказалось немало интересного. Даже старинные рекламы Шанхая, Харбина, стихи, фотографии. У той же старушки нашел три фотографии генерала Владимира Оскаровича Каппеля, которые нигде не были опубликованы. Они валялись на полу среди мусора. Она даже не знала, кто это такой. Я выпросил эти фотографии, а позже они были опубликованы в книге, изданной в Мельбурне, — “Успенское кладбище”. Я и сейчас продолжаю такие поиски, копирую или покупаю старые фотографии. Собирать историю трудно, но нужно иметь деньги.
— Когда вы пришли на постоянное жительство в родительский дом, на сердце легче стало, спокойнее?
— Мне стало легко. В то же время я чувствовал какое-то спокойствие, радость за дедушку, которого уже нет на свете, и моих дядей. Что удивительно, когда дело о передаче дома в мою пользу подходило к концу, я во сне увидел дядю, который ничего мне не говорил, но кивал головой одобрительно.
В нынешней России Николай Николаевич побывал только один раз. Но его старший сын женился на русской девушке из Владивостока. Они познакомились в Сиднее, когда россиянка проходила стажировку в Австралии.
А мы с Николаем Николаевичем встретились и познакомились в 1997 году у единственной в Китае действующей православной церкви. Он был рад заинтересованному собеседнику и обстоятельно познакомил меня и с историей этого храма, и со многими событиями, которые здесь происходили. Вот его рассказ.
— Свято-Покровская церковь для меня — святое место. Это наша украинская церковь. Мои деды жертвовали на ее строительство. А когда я родился, меня здесь крестили. Сохранилось свидетельство на двух языках — китайском и украинском, — датированное 1939 годом. Так что это моя церковь, которую я должен сохранить для будущего, чтобы она не ушла из истории.
Нынче, по местному закону, священником церкви может быть только китаец. Сейчас в Москве несколько китайцев обучаются в духовной семинарии, готовятся стать священниками. Правительство Китая прекрасно знает положение этой церкви, отдает себе отчет в том, что церковь нужна, и сохраняет ее. У церкви есть свои прихожане, а еще есть масса туристов со всех стран, которые знают об этой церкви и приходят сюда. Пока священников нет, один из прихожан читает так называемую “обедницу”. Когда отец Григорий Ли умер, царство ему небесное, церковь осталась без священника; прихожане, бывало, придут, поставят свечки, пообщаются друг с другом и расходятся. Владыка Илларион, архиепископ Австралийский, Сиднейский и Новозеландский (он, кстати, русский по происхождению, родился в Америке, а служит Господу и людям на “Зеленом континенте”) написал “обедницу”. Отец Михаил, китаец по происхождению, священнослужитель, живущий в Австралии, перевел текст на китайский, а я эту “обедницу” привез сюда. Вот ее теперь здесь и читают.
Церковь будет жить, она обязана жить. С ней столько связано в истории “русского” Харбина! Она построена в 1930 году: 1 июня была произведена закладка храма, а через четыре месяца, 10 октября, уже была закончена отделка храма. 15 декабря 1930 года Свято-Покровская церковь была освящена. Таких невероятных темпов сооружения храмов история Харбина не знала. По проекту церковь должна вмещать 600 человек, но вмещала до тысячи. В ее ограде хоронили священнослужителей, граждан с самого начала постройки Харбина. Здесь лежат около двух тысяч человек. Великие люди! Строители Харбина. В 1902 году открыли новое Успенское кладбище, а здесь хоронить перестали. Хотя особо выдающихся людей погребали до 1945 года. Это история, это память.
А вот еще часовня, которая сохранилась с самого начала ХХ века, — она сооружена над братской могилой защитников Харбина в 1900 году, во время боксерского восстания. Харбин осадили тогда шесть тысяч ихэтуаней. (Восстанием руководило тайное общество Ихэцюань — “Кулак во имя справедливости и согласия”, отсюда и пошло: боксерское.) Это было восстание против иноземного присутствия в Китае. Возможно, с точки зрения китайских историков оно было национально-освободительным, но какой смысл был “освобождаться” от строивших КВЖД и Харбин подданных Российской империи? Между тем русских, как и других иностранцев, просто зверски убивали. Город защищали немногочисленная Заамурская пограничная стража, отряд охраны КВЖД и простые граждане, им трудно было противостоять натиску обезумевшей толпы.
У меня есть фотография похорон наших соотечественников, убитых восставшими ихэтуанями. В память павших и была построена часовня-памятник. До наших дней она сохранилась чудом. Когда китайские власти расчищали здесь, у церкви, площадь, пришел бульдозер, чтобы снести эту часовню. Настоятель церкви отец Ли, китаец, прикованный к инвалидной коляске, подъехал на ней к часовне и стал на пути бульдозера, закрыл часовню своим телом от разрушения. Были переговоры, приехало начальство — оно в конце концов разрешило оставить часовню.
Когда Харбин был русским городом, православных храмов в нем было 24, было три мужских монастыря, были синагоги, кирхи, мечети, костелы. Массовое строительство здесь культовых зданий приходится на 30-е годы, когда в России по храмам прошлись железным катком. Здесь храмы строили, а там разрушали. Но, конечно, не люди в этом виноваты, а правящий режим.
Хотя нужно честно сказать: в конце XIX и в начале ХХ века из России на строительство КВЖД и Харбина отправлялись не романтики, не патриоты, желающие поучаствовать в расширении границ империи, а, говоря по-нынешнему, прагматики, рассчитывающие хорошо заработать. Здесь создавались условия для жизни и хорошего заработка. Но это не были искатели легкой наживы: они зарабатывали добросовестным и нелегким трудом. Харбинцы — это прежде всего строители, они всю жизнь строили. Когда они потом вынуждены были разъехаться по разным странам, то продолжали строить и там — дома, церкви, школы. В Сиднее существует несколько воскресных школ, чтобы наши дети и внуки учили русский язык, русскую историю и литературу. Учителя — из русской среды. Мы передавали детям то, что нам передавали родители.
Мои родители родились в Харбине. Деды приехали из России на строительство КВЖД. Они передавали моим родителям обычаи, язык, устои, традиции. Когда я родился, в том же духе меня воспитывали мои родители. У нас здесь были русские школы, гимназии, училища, университеты. Это был осколок России в Китае. В конце XIX — начале ХХ века в Китай пришла мощная цивилизация из России: инженеры, архитекторы, строители, писатели, поэты, музыканты, воины. Здесь им не пришлось — скорее даже не было необходимости — учить китайский язык. На китайскую землю пришла многовековая культура, за спиной наших дедов — экономически мощное государство с устоявшимися политическими институтами, а наш язык — фонетически красивый, вариативный, музыкальный.
Надо отдать должное и китайскому народу, великому народу-труженику. Народ терпеливый, очень добрый, гостеприимный.
На строительство КВЖД приехало около двухсот тысяч человек из России. Затем, после революции и гражданской войны, еще около шестисот тысяч. Не все осели в Харбине, многие поехали дальше, в другие страны. Многие фактически были беженцами, не имели ни копейки в кармане, даже краюхи хлеба. Китайцы делились с нашими соотечественниками едой, жилльем, помогали обустраиваться. Даже и сегодня: будешь идти по деревне — подойдет к тебе человек, пригласит попить чаю, ответит на вопросы, поможет, подскажет. Это черта китайцев. Поставят на стол все, что есть. Такова душа китайского народа. В одном из стихотворений Арсения Несмелова есть строки:
Сердце доброе, что ни случится,
Как зеницу ты будешь беречь
Этих девушек кроткие лица,
Этих юношей тихую речь.
Это о китайцах. Куда бы ты ни уехал, ты их не забудешь. Это добрый народ. Россия и Китай соседи. До обозначения границ русские купцы ходили в Китай, китайские — в Россию. Не было проблем. После революции китайцы знали, что происходило в России. Беженцы были без паспортов, никто им не чинил препятствий, устраивали, помогали. Никакого давления. Не передавали пачками на расправу чекистам. Если были какие-то неурядицы, то со стороны враждующих между собой русских военачальников на территории Китая. Они здесь формировали свои армии и отряды. Со стороны китайского правительства были условия — не нарушать местных законов. Это со слов моих дедушек и бабушек, моих родителей — и то, что я сам видел. Здесь не было проблем. Исключительно терпеливый, работящий и очень добрый народ…
Русские могилы
С Николаем Николаевичем Заикой мы находимся у входа на бывшее Успенское кладбище, где похоронены наши сограждане, бывшие подданные Российской империи… Сейчас на этом месте парк культуры и отдыха.
— С начала строительства Харбина кладбище было у Свято-Покровской церкви. Позже оно оказалось в центре города. Тогда открыли новое кладбище — в 1902 году, оно так и называлось Новым Успенским. Построили колокольню и Свято-Успенскую церковь. С 1902 по 1958 год, когда кладбище закрыли, здесь было похоронено около 60 тысяч человек. Эту информацию я взял из разных источников. Здесь лежат великие люди. В том числе последний губернатор Приамурья Николай Львович Гондатти — первый и последний гражданский, а не военный губернатор. Он правил Приамурьем до 1917 года…
Николай Львович Гондатти, предки которого были итальянцами, вырос в России и стал настоящим ее патриотом. Он один из немногих руководителей такого ранга, кто понимал, что Китайско-Восточная железная дорога, при всех ее положительных качествах, не решает проблем русского Дальнего Востока. Он писал в докладной записке министру внутренних дел Вячеславу Плеве, контролировавшему пребывание в России иностранной рабочей силы: “Должны быть приняты меры против предоставления чернорабочего труда китайцам и корейцам. Если бы КВЖД строилась русскими рабочими, то многие десятки миллионов остались бы в России и, кроме того, наш Дальний Восток имел бы теперь гораздо больше русского населения, чем это наблюдается в настоящее время, не говоря уже про то, что и по линии железной дороги везде были бы русские поселки; быть может, не было бы и многого из того, что случилось за последнее время на этой окраине”.
Назначенный в 1911 году на должность приамурского губернатора, Гондатти сделал все, чтобы русский Дальний Восток получил непрерывное железнодорожное сообщение. Уссурийская железная дорога соединилась с Амурской и Забайкальской.
Волею судьбы Гондатти суждено было завершить свой жизненный путь в 1945 году в Харбине.
…Здесь лежат священники, здесь же — советские воины, положившие свою жизнь в 1945 году за освобождение китайского народа от японцев. За городом, в Славянском городке, тоже было кладбище. Там находился госпиталь, куда привозили раненых с русско-японской войны 1904 года.
Кладбище было уничтожено в 1958 году. Но с ним у меня связано одно событие. Шесть лет назад я ходил по территории, которую оно раньше занимало, и в одном углу обнаружил груду обломков надгробий и памятников, которые прежде здесь стояли. Среди них я нашел кусок от монумента, венчавшего братскую могилу воинов, погибших в войну 1904 года. Я перенес его на русское кладбище в местечке Хуаншан. Случайно получилось, что произошло это в день начала русско-японской войны, — мы заранее не выбирали эту дату. Затем я взял грузовик, нанял десять рабочих-китайцев, и мы перевезли в Хуаншан восемь хорошо сохранившихся памятников 20-х годов. На них были надписи. На одном из них было написано — генерал-майор Дориан. Это известная личность для Харбина.
У меня есть идея создать братский памятник русским, похороненным на старом кладбище, от которого практически не осталось ничего. В память 60 тысяч россиян.
Вот это — та самая дорожка от колокольни до церкви. Здесь всегда в день Пасхи на заутреню приходило много жителей. Электричества не было. По обеим сторонам от дорожки ставили плошки с маслом, и они горели, как лампады. Все это создавало особую атмосферу. По всему кладбищу горели лампады, потому что родные усопших шли к могилам и ставили их там. Люди приходили в святой праздник воскресения, чтобы разделить эту радость с ушедшими.
Посмотрите на архитектуру церкви. Над входом — черная доска с номером 1. Это памятник архитектуры первой категории. Значит, церковь сносить никогда не будут, она находится под защитой государства.
В левой от входа части кладбища похоронены только священники. В 1926 году здесь был похоронен отец Иван Сторожев, который отслужил последнюю службу царской семье в Екатеринбурге. Рядом похоронен и его сын. Рассказывали, что за священником Сторожевым пришел комиссар, привел его в дом инженера Ипатьева, где содержалась под стражей царская семья. Он отслужил службу 14 июля, а 17 июля Николая II и его семью казнили. Отец Иоанн бежал в Харбин, служил здесь в Софийской церкви и в 1926 году умер. Люди знали, что он был последним священником, который отслужил службу царской семье.
Есть известная книга “Убийство царской семьи” Николая Соколова. Ее автор специально приезжал в Харбин, чтобы встретиться с отцом Иоанном Сторожевым.
А еще на кладбище стоял памятник в полный рост священнику Панонову. Он в рясе, и лицо — точная копия. Китайцы боялись его трогать, он был как живой. Когда закрывали кладбище и убирали все памятники, этот остался — только он один. И все же потом убрали и его. Так, рассказывают, он стал являться по ночам и занимать свое место на могиле.
Здесь похоронены русские патриоты, которые уходили не от русского народа, а от режима, взяв из России горсточку земли. Они унесли чистоту православия и русскую историю. Я знаю людей, которые уносили не ценные вещи, а фотографии родных и любимые книги, дорогие им.
На месте бывшего Успенского кладбища в Харбине ныне парке культуры и отдыха. Но в одном из его углов выгорожен высоким, метра три, забором небольшой участок. В центре его обелиск, на нем надпись: “Здесь похоронены воины героической Красной Армии, погибшие в борьбе с японскими милитаристами за свободу и независимость Советского Союза. 1945 год”. И рядом 92 могилы, две — безымянные. Это все, что осталось от русского Успенского кладбища, где захоронено 60 тысяч россиян. Но и на пощаженные вандалами могилы мне приходится смотреть издали, приставив лестницу к высокому забору, ибо доступ для посетителей на территорию мемориала закрыт.
Знаток истории, культуры и православия Харбина Николай Николаевич Заика дает пояснения.
— Кладбище, где захоронены красноармейцы, огорожено специальной стеной, чтобы туда никто не мог попасть. Вообще-то попасть сюда можно, но только по специальному разрешению, которое нужно получить у городских властей. С этим разрешением приезжаешь сюда, и служащий откроет ворота. Это трудно. У туристов всегда не хватает времени.
Между тем здесь похоронены такие герои, как Бабушкин, прошедший путь от Сталинграда до Берлина и от Берлина до Харбина, как прославленный разведчик Красной Армии Чуркин… Люди отдали жизнь за освобождение Китая. Лежат они вдали от родины, в чужой земле, и теперь уже едва ли кто их помнит. Хотя, возможно, где-то в России есть их родственники или близкие. Я сфотографировал эти памятники, снял видео. Мы в Австралии издали книгу, где помещены эти фотографии и списки советских солдат, похороненных в Харбине. Может быть, кто-то когда-то прочитает…
Но вообще-то спасибо городским властям и властям провинции Хэйлунцзян хотя бы за то, что с этими могилами они не поступили так, как поступили с могилами других наших соотечественников.
— У нас в России, — провоцирую я Николая Николаевича на продолжение рассказа, — мало кто знает, что Харбин был взят советскими войсками практически без единого выстрела. Японский гарнизон был обезоружен русскими отрядами самообороны, и город был открыт для десанта…
— В Харбине находился японский отряд 731, который испытывал и готовил для войны бактериологическое оружие. Оно было готово к действию. По преданию, Сталин позвонил Василевскому и сказал: завтра Харбин должен быть нашим. А советские войска были еще далеко от Харбина. Советские историки говорят: был выброшен десант, взяты под контроль все ключевые точки. Да, был десант — всего из 124 советских солдат. На такой громадный город. Но его хватило, потому что город уже находился в руках наших людей. Был организован ШОХ — штаб обороны Харбина под руководством советского консульства, и в Харбине был назначен первый комендант — Василий Панов. Советский десант встречали наши студенты и молодежь в полувоенной форме — русские, живущие в Харбине. Они обезоружили японский гарнизон и взяли под охрану два моста на Сунгари, вокзал, почтамт, склады. А проблема была в том, что одуревшие японцы и те же китайцы, обозленные действиями японцев, могли уничтожить или разграбить имущество города. Жители города сохранили все для советских войск.
Генерал-лейтенант Хата Хикосабуро, начальник Главного штаба Квантунской армии, состоял при главкоме Квантунской арии Ямада Отозо. Известен как знаток русского языка, автор книг о Советском Союзе — как открытых, так и закрытых. Прославился в военных кругах Японии тем, что с точностью до одного дня предсказал дату наступления СССР на Японию — 9 августа 1945 года, четверг. Хата свою догадку объяснял так: “Россия победила Германию 9 мая. Русские любят цифру “три”. Значит, через три месяца, то есть в августе, девятого числа Россия начнет с нами войну”. Перед началом боевых действий с СССР было увеличено производство оружия массового поражения — газов, ядов, бактерий. Японские отряды смерти 100, 516, 526, 731 по производству этого вида оружия работали на полную мощность. Где бы ни работал генерал Хата, всюду вербовал агентуру. В Москве, в Харбине, в Мукдене, на границе с Монголией. Хата знал все секретные места в Маньчжурии, где хранилось оружие массового поражения. Он знал японскую агентуру вокруг китайских генералов, русских агентов на территории СССР. Советские историки тоже считают, что он был пленен Красной Армией. И в этом они не правы. На самом деле ребята из штаба обороны Харбина ехали на грузовике по улице Ипподромное шоссе и увидели две телеги, на которых сидели китайские крестьяне, но колеса на телегах были на резиновом ходу. У китайцев все телеги были на деревянных колесах. Такой транспорт мог быть только у японцев. Ребята задержали всех. Это были японские офицеры, переодетые в китайских крестьян. Среди них был генерал Хата. Ребята сами не знали об этом. Сдали его в комендатуру. История Харбина постепенно начинает обретать правдивость. Она содержалась под каким-то секретом, не хотели говорить правду. Наговорено было, что Харбин — белобандитский центр, гнездо контрреволюционных заговоров…
Мой прадед пришел сюда в конце XIX века с царской грамотой, в которой было сказано, что Чернолуцкий идет на развитие русского торгового дела. Другой дедушка — по линии отца, Заика, — шел на строительство КВЖД рабочим. В то время никакой революции и на горизонте не было. Этих строителей дороги, учителей, инженеров называть белобандитами… Они шли в Китай на заработки. Собрать деньги и вернуться на родину. Здесь хорошо оплачивался труд. Россия платила золотым рублем. Бывало такое — в кассе просили бухгалтера рассчитаться бумажными деньгами, потому что золото носить в кармане было трудно. Весь край получал русское золото. Надо помнить, что сделала Россия в Китае. Это был пустынный край, и только благодаря постройке КВЖД он начал развиваться. Стала процветать торговля, весь мир получил соевые бобы, шелк, другие ткани. Китайское правительство стало приветствовать переселение людей с юга Китая на север. Давались льготы поселенцам. Сами русские строители везли с юга китайских рабочих. Они могли работать все семь дней без остановки и без выходных. Это хорошие рабочие. С русскими иногда была проблема. Привезли партию так называемых рабочих из Иркутска по объявлению, но приехал криминальный элемент. Иркутские власти были рады избавиться от них. Потом всю эту группу людей под конвоем вернули обратно в Иркутск…
И еще одно место на Успенском кладбище.
Вот недавно построенный дом на территории парка, который стоит на могилах русских людей. Третье окно — на этом месте лежит семья русского купца Нифонтова. Родом он из Омска. Жил в деревне. Многие годы до революции он отправлял овечью шерсть в Англию, оттуда получал шерстяные ткани. У него было тринадцать детей. Во время революции пришли люди, его земляки, и посоветовали ему бежать из деревни, потому что ожидалась какая-то комиссия из города, от которой Нифонтову ждать ничего хорошего не приходилось. Купец погрузил детей, кое-что из одежды и уехал в Омск. Уезжая из поместья, он взял ключи от церкви, а банковскую книжку, представьте, забыл. А у него еще до революции был открыт счет в Харбинском банке. Из Омска он тоже потом уехал и уже не вернулся. Продвигаясь по Сибири, он видел составы с замерзающими людьми, беженцами. В Харбине этот купец, имея счет в банке, но не имея книжки, бедствовал, нищенствовал, жена его работала швеей. Почему я рассказываю об этом купце — это дедушка моей жены. Это был русский мужик, работяга. Таких советской власти было угодно уничтожать. Вот и уничтожали.
Мы всегда говорили на чистом русском языке. Были, конечно, заимствования, новояз, но в основе — чистый язык, который нам привили наши родители. В России было поклонение Западу. Русский мужик был не глупее других. И чище физически. Он знал баню еще в древности, а европейские короли отбивали дурной запах с помощью пудры. В образованных русских семьях говорили по-французски — почему-то считалось, что французская речь богаче. А вот мои два сына прекрасно говорят по-русски, хотя большее время находятся в английской языковой среде.
Харбинцы разъехались по всем странам мира. Мой однокашник, например, недавно приехал в Австралию из Новой Гвинеи. Нет страны, в которой нет “харбинцев” или их могил. Почему нас жизнь так разбросала и главное — за что? Это наш родной город. Мы здесь родились, выросли, работали. Харбин — осколок старой России. Там была советская власть, а Харбин жил по всем укладам старой России. Сохранял православие, чистоту языка и культуры. Нам пришлось уехать, обосноваться и начинать все сначала.
Многие китайцы, в том числе профессор Цицикарского университета Ли Янлен, отмечают мощное влияние “русского” Харбина, русского языка, русских литераторов, художников, архитекторов на культуру Китая. Русские градостроители так закладывали Харбин, что видели его перспективы на столетия вперед, и он развивается по законам архитектуры прошлого. Это признание мне кажется добрым знаком.
Наши люди в Харбине давали китайцам только доброе. Я не знаю фактов, чтобы мы действовали дурно. Мы жили в дружбе, учились друг у друга. Строительство Харбина имело огромное значение для развития провинции Хэйлунцзян, для науки, музыкальной культуры, инженерной мысли. Мы закладывали здесь музыкальную культуру, строили консерваторию. Китайские музыканты называли себя учениками Глазунова. Они чтят вклад русских. Между нами идет спор: кто внес больший вклад в развитие Китая — Харбин или Шанхай? Все начиналось в Харбине. Это потом поехали в Шанхай. Сколько здесь было периодических изданий, книжных издательств! Здесь все основывалось еще в конце XIX века. В Париж русская эмиграция потянулась после революции 1917 года. О чем спорить? Единственное, что там громкие имена, но с таким же успехом ныне открываются имена великих писателей, о которых не знали в России до 90-х годов ХХ века…
В самом начале строительства Харбина в зале ожидания железнодорожного вокзала была установлена икона Святого Николая Чудотворца. Перед иконой был установлен ящик со свечами и для денег. Никто там не дежурил, люди брали свечи и клали деньги, кто сколько мог. Не было денег — брали свечу просто так. Икона была очень почитаема. Люди, уезжая-приезжая, молились. Делали это и китайцы. Они не называли его Николаем, а “старик на вокзале”. Они его очень уважали. Было за что. Один раз на реке тонул китаец-рыбак. Он слышал про чудеса, которые исходят от Святого Николая. Китаец стал кричать: “Старик на вокзале, спаси меня!” Он спасся.
В 20-е годы по распоряжение китайских властей икону из здания вокзала перенесли в часовню у собора. Каждый день минимально 500 человек приходили в часовню поставить свечу.
Как-то зимой, поздно вечером, а было это в начале 30-х годов, шофер-таксист возвращался домой. По дороге он заехал на вокзал посмотреть, нет ли пассажиров. Пассажиров не было, но вышел бедно одетый старик и стал спускаться по ступеням. Шофер увидел его, подождал и говорит:
— Садись, я довезу, денег не надо.
Старик сел на заднее сиденье. Шофер спросил, куда его везти. Тот попросил подвезти его к собору. Машина тронулась с места, водитель спросил, где старик живет. Тот ответил, что там, в соборе.
Шоферу непонятно. От вокзала до собора езды две минуты. У него дома больной ребенок. Старик, естественно, об этом не знает. Ни с того ни с сего вдруг говорит:
— У тебя дома больной ребенок, он поправится.
Шофер в это время подъезжает к собору, оборачивается к заднему сиденью, а старика-то нет. Шофер выскакивает из машины. Там остановка трамвая, стоят три женщины. Шофер спрашивает у них:
— Вы видели старика?
Женщины — наши, русские, — говорят, что старика никакого не было.
Шофер им рассказал эту историю. Потом она появилась в журнале “Хлеб небесный”, который выходил в Харбине, за 1943 год.
Кстати, ребенок таксиста выздоровел.
Русские в Харбине
Чем отличался Харбин от России? Я уже говорил: в то время, когда в Советском Союзе уничтожались храмы, в Харбине их строили. Я восстановил некоторые факты из истории строительства храмов.
Решили строить Свято-Благовещенский храм у реки Сунгари. Начали — и, как это бывает у русских, разругались, перессорились, и комитет развалился. Одна часть осталась, продолжила строительство, другая, включая русского купца-мецената Илью Чистякова (он много жертвовал на строительство церквей, был щедрым человеком), ушла. Ушедшие принялись строить другой — Свято-Софийский храм, на месте старой деревянной церкви. Так и строили параллельно две церкви. Очевидцы рассказывают: когда Свято-Благовещенский храм был достроен и совершался подъем крестов, присутствовало масса народа, но почему-то у всех было подавленное настроение, несмотря на торжественность момента. А на подъеме крестов на Свято-Софийской церкви — всеобщее ликование. Вопрос: почему? Объяснилось через многие годы: большой, красивый Свято-Благовещенский храм в годы “культурной революции” по приказу местных властей снесли. Но как это можно было почувствовать в 1931 году?
А Свято-Софийская церковь сохранилась. Теперь это исторический памятник первой категории. Там устроен музей. Церковь стала неофициальным символом Харбина. На фирменном поезде Харбин—Пекин занавески на окнах — с изображением Софийского храма. Это самое посещаемое место в Харбине.
Церковь строилась на средства Ильи Федоровича Чистякова. Он и похоронен во дворе храма. Этот человек жертвовал на храмы, бедным людям, всем помогал, был церковным старостой в Свято-Софийской церкви. К концу жизни стал бедным человеком, но как говорили, от этого не страдал. Таков его путь. Он начинал с торговли китайским чаем. Экспортировал его в Россию. Остался его дом. До сих пор у парадной двери две подковы. Илья Федорович сам нашел эти подковы, лично прибил, и они сохраняются уже многие десятилетия.
Могу назвать массу случаев, когда местное население, китайцы, принимали православную веру и становились истинными христианами. Может быть, верили Богу истовее, чем мы. Был такой случай: строили Свято-Благовещенскую церковь. Работали русские и китайцы. Китайцы выступали в качестве подрядчиков. В качестве наблюдателя за строительством храма выступал православный священник. В один из дней он потерял крест. Его искали, но найти не могли. Как потом рассказывали, китайскому подрядчику стали сниться сны. Сны, связанные с потерей креста. Китаец разговаривал со всеми строителями, — может, кто взял крест или испачкал его и спрятал. Все было безрезультатно. Сны продолжали одолевать его. Он потерял покой. Последний сон ему приснился, что крест лежит в грязи. Он лично осмотрел все уголки строящейся церкви, а объект был грандиозный. В конце концов нашел его в ведре из-под раствора, наполовину заполненном мусором. Когда он его нашел и отдал священнику, сразу же окрестился.
В Харбине было много случаев смешанных браков. Муж — китаец, жена — русская, и наоборот. Русская, очень интеллигентная женщина, преподаватель в школе, вышла за китайца. Он принял православную веру перед этим, стал истинным христианином. Они прожили в любви и согласии всю жизнь. Муж умирает. По китайскому обычаю его сжигают. Урна с прахом мужа хранится в доме жены. Она не разлучается с ней. Проходит время, она болеет, подходит ее час. В завещании братьям Мятовым она пишет, чтобы после ее кончины урну мужа положили в ее гроб. Они до конца исполнить завещание не могли, потому что урна была объемной, в гроб не умещалась, но ее поставили на гроб и могилу засыпали. Это я к вопросу о любви в смешанных браках. Что стояло во главе угла этих браков? Самое высокое чувство — любовь. Китайцы и русские соединяли свои судьбы, жили душа в душу. Тому масса примеров.
У купца-мецената Ильи Федоровича Чистякова была племянница Зоя Чистякова. С детских лет она освоила парикмахерское дело, маникюр, массаж, получила навыки костоправа (сейчас это называется мануальной терапией), удаление мозолей. Она была лучший специалист в городе. Она мне рассказывала следующую историю.
Был 1947 год. Зоя — молодая женщина. В ее квартире раздается телефонный звонок от председателя общества советских граждан. Он сообщает, что сейчас придет машина, и ей предстоит встреча с одним человеком, которому требуется помощь. Но надо сделать все правильно, иначе не оберемся горя. Приехали военные китайцы, привезли ее в военную миссию. Встретил русский человек, сообщил ситуацию, требующую вмешательства Зои как специалиста по удалению мозолей. По ее запросу приготовили все инструменты. У этого человека были проблемы со ступнями — так называемые шипы. Он ходил с большим трудом. Зоя долго работала, распаривала ноги, убирала шипы, не зная, что это за человек. Он с ней не разговаривал, и она тоже помалкивала. При встрече он был одет в гражданский костюм и хромовые сапоги. Когда работа была сделана, он надел носки, сапоги, покачался с пятки на носок, попрыгал, сплясал и очень довольный сказал следующее: девочка, где ты была раньше? Если бы ты была раньше рядом со мной, то я ходил бы быстрее, а если бы я ходил быстрее, то и войну бы раньше закончили. Она не знала, что это был за человек. Ее угостили обедом, заплатили за работу.
На следующий день из газет мы узнали, что Харбин во второй раз посетил Маршал Советского Союза Родин Малиновский. Она увидела его фотографии в газете и узнала в нем своего пациента. Эту историю Зоя мне рассказала в Австралии.
…Начало строительства Харбина. У нас открылось сразу несколько газет. Одна из них называлась “Новая жизнь”. В ней печатались разные смешные случаи из жизни, фельетоны, злободневные заметки. Газета была острой. Владельцем и редактором газеты был доктор Роман Чернявский. Он всегда балансировал на грани закона. Из-за публикаций его часто приглашали в участок. Это случалось примерно раз в неделю. Там он объяснялся по поводу очередной статьи. Как-то раз полицмейстер пригласил доктора и задал вопрос: какого политического направления держится его газета? Доктор, не моргнув глазом, ответил: одесского. (Сам он был из Одессы.) То есть как — одесского? — спросил полицмейстер. Доктор поясняет: а так: поработаю немного, соберу денег, все к чертям собачьим брошу, уеду в Одессу и буду выращивать цветы…
У доктора Чернявского был постоянный извозчик, который его развозил по его делам. Он был популярным доктором. Когда он уезжал от больного и говорил извозчику: домой, тот уточнял: домой-домой или в участок?
Случилось так, что доктор был с утра приглашен в участок за очередную статью. Отсидеть ему предстояло сутки. Отпустили его на поруки, и он поехал в игорный дом расписать пульку. Садится за стол, а напротив сидит полицмейстер. Тот спрашивает:
— Простите, доктор, насколько мне известно, вы сегодня арестованы?
Чернявский, не моргнув глазом, заявляет:
— Да, но у нашего уважаемого хозяина дома только что был сердечный припадок, и я не могу его оставить одного.
Ресторатор Иван Мельников и ювелир Николай Фролов имели обыкновение обходить принадлежащие им рестораны и выпивать со служащими по рюмочке, а еще он преподносил им подарки в канун Нового года. И вот — 31 декабря 1941 года. Из газет и радиопередач известно, что немцы под Москвой. В ресторане “Бомонд” гуляют представители германского консульства. Поют “Волга-Волга, мать родная”, но там, где должно звучать “Волга, русская река”, они ревут во всю глотку: “Волга, немецкая река”. Мельников и Фролов со своими людьми врываются в кабинет, где гуляют немцы, и начинают бить их в кровь. После этого военный атташе Германии попадает в госпиталь. Уходя из ресторана после побоища, именитые купцы раздают налево-направо деньги, полицейским побольше. Те ловят по городу несколько бродяг, доставляют их в участок. “Виновные” найдены. Через сутки их выпускают. Немцев в Харбине не любили ни русские, ни китайцы, ни японцы…
Когда начали строить КВЖД, это был совершенно дикий, неосвоенный край. Вековая тайга, полно зверья. Людей мало. Дорога проходила через тайгу. Нужна была охрана. Не от простого китайского населения, а от китайских разбойников. Здесь веками жили так называемые хунхузы за счет населения. Какие-то селения, а то и целые районы прибирали к рукам, взимали с них дань. Хунхузы занимались также похищением людей и требовали за них выкуп. Против хунхузов и нужны были охранные войска. В Харбине и по всей дороге. Дикий край, тайга, звери. Люди ходят на охоту, в том числе охранники. Рассказывают массу случаев, когда во время облавы на медведей убивали медведицу, а медвежат везли домой и воспитывали их. В нашей семье жил медведь. Мне известно несколько случаев. Вырастал у стрелка охранной команды медведь. Идет охранник на рынок покупать продукты, а за ним медведь с корзиной. Идут обратно, медведь на задних лапах за хозяином несет корзину с продуктами.
Бывало так, что медведь вырастал в семье хозяина — любителя выпить. Жители соседних домов становятся свидетелями картины. Сидит хозяин на крыльце, пьет пиво из стакана. Рядом медведь пьет пиво из тазика. Когда напиваются оба, встают и в обнимку отправляются в дом спать.
В Харбине у офицера Заамурской пограничной стражи был денщик, любивший выпить. У него рос медведь. Однажды жена офицера днем слышит какой-то шум в столовой. Медведь шарит в буфете, находит бутылки и пробует из них пить. Уже приобщился к выпивке…
Наступило время, когда харбинцам нужно было уезжать с насиженных мест, покидать свою родину в связи с полным отсутствием перспектив, бросать нажитое десятилетиями. Это была трагедия. Уезжали, бросая все, что создавали полвека отцы и деды тяжелым трудом. Сколько слез, горя! Семья покидает свой дом. Последние минуты. Остается дом, а в нем верный друг — собака. Уже надо уходить. Собака подходит к хозяину, кладет голову на ботинок и лапами обнимает ногу. Она все понимает…
Уезжая, оставляли практически все. Мебель увезти невозможно, люди сколачивали ящики, складывали самое необходимое — книжки, пластинки, мелочь из одежды, что-то памятное для семьи: альбомы, безделушки, часть посуды. Все остальное в лучшем случае продавалось за бесценок, в худшем бросали… Человек мог годами ждать разрешения на выезд, а потом ему давали три дня на сборы.
В Харбине при японцах был создан отряд Осано, состоявший из русских добровольцев. Официально это были добровольцы, а фактически представители японского командования приходили в дома зажиточных русских и говорили: ваш сын завтра в этот отряд идет добровольцем. Выхода не было. Если человек отказывался, семье несдобровать. Японцы не церемонились.
Был такой парень, Шура Макаров. Он состоял в отряде Осано. Когда в 1945 году был создан русский отряд самообороны Харбина, он принимал в нем самое активное участие. Перед приходом Красной Армии отряд самообороны Харбина сделал все, чтобы не дать японцам разрушить, разграбить город, поддерживал в нем порядок. А после прихода Красной Армии Шура Макаров был арестован СМЕРШем. Позже мать Шуры пригласил к себе советский консул и вручил орден Красной Звезды, которым был награжден ее сын. Мать орден не взяла. Она предложила послать этот орден сыну туда, где он находится. После ареста она не знала, где ее сын находится. Мать спросила консула: скажите мне, когда сын стал предателем и героем?
…1932 год. С самого основания Харбина в реке Сунгари прорубалась “иордань”. Зимой 19 января люди после богослужения в храмах крестным ходом шли к реке. Здесь заранее прорубали большую прорубь, из кусков льда сооружали большой крест, освящали воду и все погружались в воду. Такой была традиция. Один раз эта традиция была нарушена. Это произошло в 1932 году. Ожидали вторжения японских войск. Из-за напряженности обстановки “иордань” решили не прорубать.
Пришла японская армия. Летом 1932 года разразилось жуткое наводнение, какого никогда не видел Харбин со дня основания. Китайское население отправило делегацию к нашему владыке в церковь. От имени населения города попросили его, чтобы больше не отменяли “иордань”. Они связали наводнение с прерыванием традиции — крестным ходом и купанием 19 января в Крещенье Господне. Китайцы говорили на ломаном русском языке: люди вода не ходи, вода люди ходи. То есть люди не пошли к воде, а в ответ вода пошла к людям…
В выходные или в иное свободное время старались перебраться на другую сторону реки Сунгари. Ходили друг другу в гости. Популярным было русское чаепитие на веранде под разговоры. А еще раньше, в 20-е годы, люди любили проводить время на ипподроме на скачках. В городе была масса ресторанов, разных забегаловок, харчевен. От материального состояния человека зависело, куда ему идти: на салат с кружкой пива или на хороший ужин в ресторане.
Выходишь из дома, неважно, в какую сторону ты идешь, сидят парни и девчата на крыльце, разговаривают, поют песни. Подальше от центра — вечерами, как в деревне, парни с гармошками или с гитарами, с девушками, идут, поют песни. Подростки, имея в каждом подворье сады, всегда заглядывались на чужие яблоньки и груши. Устраивались налеты на сады.
В каждом районе были клубы, читальня, танцевальный зал, стояло пианино, собиралась молодежь, читали, разговаривали. После войны газеты и кино привозили из Советского Союза. Местные газеты и журналы были закрыты. Работало радио. В те времена это была редкость, но в клубах вывешивалось радио, слушали передачи, новости. Я, работая в клубе железнодорожников, часто оставался там ночевать, потому что на Дальнем Востоке в три часа начинала работать радиостанция “Маяк”. Передавалась исключительно хорошая музыка. Киноленты демонстрировали в нескольких клубах, тоже можно было выбрать, куда идти. Начиная с 1945 года весь репертуар был советским. Школы в Харбине использовали советскую школьную программу. Программы средней школы, экзамены — все, как в СССР. Темы экзаменационных сочинений приходили в советское консульство, и затем секретарь консульства приходил в школу, открывался конверт — все как у вас.
Мы ели китайскую пищу, когда бывали в гостях у китайских друзей; когда ходили в харчевню — отдавали должное национальной кухне. В русских семьях была исключительно русская еда. На зиму делали запасы, квасили капусту, солили огурцы и помидоры. Зимой солили сало, делали котлеты, пельмени. Перед Пасхой вечерами со всех сторон раздавался запах испеченных куличей. Это был православный русский обычай. В первый день Пасхи звонили колокола всех двадцати церквей. В этот день ребятам было раздолье.
Рождество справлялось торжественно. Те годы отличались от нашего времени большими снегопадами. Деды Морозы… Из детства: родители мне сказали быть хорошим мальчиком, отлично учиться, слушать их, а на Рождество ко мне приедет Дед Мороз. Я старался быть хорошим. Все стоял у окна и ждал. В день Рождества подъезжают к калитке нашего дома сани, запряжена лошадка, сидит ямщик, из саней вылезает настоящий Дед Мороз с большим мешком. Мама открывает дверь, заходит со всеми шутками- прибаутками, он просит рассказать стишок, одобряет все, говорит, что я вел себя хорошо, слушал родителей, достает подарок. Незабываемое время.
Харбин забрал у нас прошлое. Когда и при каких обстоятельствах нас начинает звать прошлое, что нас влечет туда, почему мы так тоскуем? Скорее всего, это наше детство, в которое хочется заглянуть хоть на минуту.
Со всем этим расставаться было трудно. Это время навсегда ушло от нас и навсегда осталось в памяти. Это глубокие следы, которые никогда не изгладятся. Живя сейчас в Австралии, в другом полушарии, где нет зимы, где холодное время года приходится на летние месяцы, а теплое — на зимние, в привычном понимании этого (в декабре, например, жуткая жара), в таких условиях, мы вспоминаем наше доброе харбинское время.
Мы не хотели уезжать, но были вынуждены. Уезжали не по своей воле…
Когда-то, живя в Харбине, ничего не имели. Зимой старая шапка, доставшаяся от деда, тужурка, перчатки, на которых все десять пальцев перештопаны, нищета. И тут же бывший саратовский миллионер служит швейцаром в кафе с сомнительной репутацией. Бежал от революции.
Уходили поезда, отплывали пароходы, унося известных людей в неизвестность…
Армия, Белая армия, пришедшая в Харбин после Ледового похода, после падения Омска, была обмерзшая, голодная, в обтрепанном обмундировании. Офицеры и солдаты, многие с женами и детьми. Денег у большинства не было. Какие-то организации хлопочут, но это капля в море, устраиваются благотворительные вечера. Спекулянты, нажившие на поставках в эту армию состояния, вчера мелкие жулики, сегодня миллионеры, пьют шампанское, танцуют в пользу побежденного русского солдата. Впрочем, где этого не было. В Харбине строят, чтобы торговать, торгуют, чтобы строить. Тем временем на глазах медленно гибнут тысячи людей, на которых недавно чуть ли не молились. В Шанхае лучше. Там были бывшие союзники, которые как-то помогали. Отсюда различие между обликом “харбинских” и шанхайских беженцев. Первые не только разбиты, но и прибиты, вынесшие на земле, когда-то политой русской кровью, все унижения и оттого ожесточенные и озлобленные. Вторые, сумевшие добиться признания за ними человеческого и солдатского достоинства, — более уверены в себе. Харбинец одинок, ему не на кого положиться, он мечется от книги к наркотикам, от поиска работы к пьянству, от молитвы к безобразиям. И все же, сам того не замечая, вовлекается в общее строительство, открываются таланты. Из бывшей фрейлины выходит хорошая портниха, из кассира — сапожник, и все шоферы такси — бывшие офицеры, как в Париже, так и в Харбине. Но здесь, быть может, больше, чем в других местах, хотят оставаться русскими, хотят учиться. Тип харбинского студента того времени трогателен: днем на работе, часто тяжелой, грубой. Вечером в чистенькой тужурке за партой. Когда появляется свободное время и свободный доллар — русский театр, русские уютные и единственные в мире кабачки с цыганами, ресторанчики с горячими пирожками, где можно слышать споры, доходящие до ссор, и всегда о том же, о России…
Что такое Харбин? Это океан новой жизни, среди которой, как островки, выступают остатки великого прошлого, к которым пристает наша память…
Русские верят в оборотня, китайцы верят в лисицу. Она может оборотиться в молодую красивую девушку, от которой можно ожидать чего угодно. Когда строили железную дорогу, шли партии русских рабочих, солдат, а их сопровождал китаец-проводник. Если они находили заброшенную фанзу или домик и хотели переночевать, китаец русских не впускал, заходил туда, обшаривал каждый уголок, искал дырку, говоря, что в нее может залезть лисица и всех погубить. Был случай. Во время японской оккупации рядом с домом тети Лены жила японская семья, в ней два взрослых сына. Это были гражданские люди. Одного сына призвали в армию. Он служил на севере Китая и выучился на шофера. Однажды во время поездки нечаянно задавил лисицу. Мать об этом не знала. С этого момента мать сошла с ума. Она стала говорить не своим голосом, из нее вырывалось что-то вроде рычания. Она все время говорила: отдай мне моего сына. Твой сын убил моего сына. Возили ее по разным докторам. Один из китайских врачей сказал, что в этой женщине сидит лисица, и что бы эта женщина ни требовала, ни просила, ей нужно давать. Прошло некоторое время, сын этой японки разбился на грузовике, и с этого момента мать стала здоровым человеком. Лисица забрала сына у этой женщины. Око за око.
На окраине Харбина было много молочных хозяйств. В одной такой семье жил и помогал по хозяйству китайский мальчишка. Он потом рассказал мне историю. Жена смотрела за коровами, доила их, а хозяин запрягал телегу и отвозил молоко заказчикам. Дома он спиртного не выпивал, но возвращался всегда навеселе. На вопрос жены: где, мол, выпил, — отвечал: хозяева поднесли чарочку. Однажды муж заболел, ехать не мог, за него отправилась жена, поехала, а по дороге лошадь сама останавливалась около каждого кабачка. Она все поняла, вернулась, устроила мужу сцену, но не за то, что пил, а за то, что приучил лошадь останавливаться возле каждого кабачка.
Жила молочница тетя Шура Ничкидяева, у нее был десяток коров на окраине города. И еще был брат Сергей — большой любитель пива. Выпивали обычно с другом-китайцем. У них было пиво, ханша (китайская водка) и пампушка. Пампушка оказалась пропитанной водкой. Утром Сергей пошел кормить коров и скормил пампушку одной. Она съела булочку и опьянела.
В Харбине умирала тетя Паша Синельникова. Рядом находились китайские друзья. Они очень почитали ее. Когда она умерла, гроб на кладбище несли на руках. Всю дорожку усыпали цветами. Тетя Паша была одной из последних русских в Харбине…
Харбинец, а ты помнишь, как давным-давно в нашем городе цвела сирень и как она пахла? Мы часто искали в ее цветах пятый лепесток и, найдя, загадывали желание. Особенно это было важно во время школьных экзаменов. Перебирали сирень, находили цветок с пятью лепестками и, конечно, загадывали сдать экзамен, и это всегда помогало. А запах цветущих яблонь и абрикосов, особенно там, в Модягоу и Гондаттихе, где были сплошные сады, и мы шли по улице, и воздух был насыщен сводящими с ума запахами цветущих деревьев. Это была не сравнимая ни с чем пора. Потом наступало лето с его красками и приметами, свойственными только харбинскому лету. Вечер. Где-то на веранде сидит русская семья, пьют чай. В садиках отдыхают русские старики среди посаженных ими или их отцами плодовых деревьев. Лето. А ты помнишь тишину Модягоу, нарушаемую свистом китайского самовара? Где-то слышна китайская скрипка. Опять тишина. Идешь по улице, а на ступеньках крыльца сидят знакомые тебе мальчишки и девчонки. Кто-то из них лезет через забор в чужой сад, в котором яблочки почему-то вкуснее, чем в собственном саду. Перелезают и сидят некоторое время, затаив дыхание, опасаясь любого звука, но лезут собирать яблоки, абрикосы, ранетки, сливы. Озорство тех ушедших дней живет в каждом из нас. Мы все это прошли и увезли с собой это чувство лета, приметы детства. Игра в лапту, зоску. Все мы делали рогатки, стреляя в цель, промахивались и попадали в чье-то окно. Быстро удирали — не дай бог поймают. Все это было. Те, у кого не было хорошей резины для рогатки, всегда мог обратиться в лавочку одного почтенного китайца, который помогал ребятам от души и делал рогатки бесплатно. Он был популярен, этот старик. Стекольщик по профессии.
А когда мальчишки подрастают, становятся юношами, у них появляются другие интересы. Вместе с девочками, живущими в соседнем дворе, ходят в кино, катаются на лодках, взятых напрокат. Поездки за Сунгари, на Солнечный остров, на Крестовский остров. Это было замечательное время, не обремененное заботами; за нас многое решали родители. Русские школы, где воспитывали нас русские учителя, прививая русскую культуру и традиции. Потом десятый класс, где звучал последний школьный звонок. Выпускные экзамены, школьный диплом, белый бал и наш личный вальс. В зале стоят родители и смотрят на своих детей, ставших взрослыми. Кто-то поступал в университет, а большинство — устраивались на работу в мастерские, приобретали рабочие профессии. Молодые годы… Вечерами все встречались в кино или в местном клубе на Пограничной улице. Кто-то играет на пианино, вокруг стоят несколько человек и поют “Шаланды, полные кефали”. Во дворе играют в городки, на крыльце стоит Евсей Григорьевич Гобенек и принимает горячее участие в игре, изредка делая замечания: “А у нас в Сибири не так играли…”
Китайцы так определяли для себя понятие счастья: “Японская жена, русский дом и китайская пища”. До сих пор так.
В Харбине жил доктор Логвиновский. Эту историю мне рассказала его дочь. Отец бежал во время революции в Китай, а в России оставил родного брата. Наступил 1945 год. У доктора частная практика, на прием пришел полковник Красной Армии, который сильно заикался. Доктор оказал ему помощь, а адъютант полковника рассказал историю: полковник был нормальный здоровый мужчина. Но в 1943 году его часть освободила деревню, в которой жили его родные. Когда он зашел в родительский дом, он увидел свою жену, мать и маленькую дочь распятыми на стене. Это была война с Германией.
Доктор вел прием, пришел солдатик, посмотрел на доктора и очень удивился:
— Ваша фамилия Логвиновский?
— Да, но откуда вы знаете мою фамилию?
— Ваше лицо — точно как у нашего командира, капитана Логвиновского.
— Да, правильно, у меня остался брат в России.
— Напишите записку, если останусь жив — передам записку брату.
Доктор записку написал, но никакого ответа не получил. Или солдат погиб, или брат, но встреча не состоялась…
Мои родители и я родились в Харбине. В России ни разу не были. Но они русские. Они воспитали нас в русском духе, так и не побывав ни разу там. Мы передаем детям, что наши корни в России. Мои дети не были в России. Но они русские. Уверен, русскими будут и мои внуки. Россия все равно восторжествует. Это было предсказано святым Серафимом Саровским. Россия пройдет через все ужасы и восторжествует. Радостно сознавать, что в России возрождается православная церковь. Без нее не может быть русского народа.
А пока пути России по-прежнему неисповедимы, и это распутье настолько тревожит сознание, как всякая неуверенность в завтрашнем дне. Все слова сказаны, а истина не ближе, она удаляется в тумане спекуляций и предчувствий. От прошлого нет свободы, от будущего нет ответа. Выбор и вера. Каждый день, каждый час, каждое мгновенье…
Так рассказывал мне Николай Николаевич Заика — русский харбинец, гражданин Австралии.
Кавказ подо мною…
Убедившись при выходе из самолета, согласно инструкции авиакомпании, в наличии трапа, смотрю в небесную даль, по которой пролетел из Москвы около двух тысяч километров, и вижу вместо облаков заснеженные вершины гор. Кавказ, однако. Сопровождающий офицер-пограничник показывает на два островерхих пика: Казбек. На открывшейся картине разве что не хватает всадника в бурке, как на знакомой и притягательной в детстве коробке папирос.
Без доли иронии могу сказать, что мои познания о Кавказе начинались с “Кавказского пленника” и “Хаджи-Мурата” Льва Толстого, а затем “углублялись” с помощью фильма Леонида Гайдая “Кавказская пленница”. На Кавказе что-то происходило. До самых дальних уголков СССР, а затем России добирались кавказские парни, что-то строили, торговали, оседали на севере и востоке — все это было в порядке вещей. Потом первая чеченская кампания, а до начала войны — фальшивые авизо, обострение межнациональных отношений между народами Кавказа. В Закавказье грузино-абхазская война, боевые действия Армении против Азербайджана.
Вторая чеченская кампания. Владикавказ. Владик, как его здесь именуют. Я говорю, что так в быту называют и Владивосток. Сопровождающий понимает, улыбается. Едем на военный аэродром Гизель. Город зеленый и холмистый, действительно по архитектуре и расположению напоминает приморский Владивосток. Вдоль дорог — чинары, пирамидальные тополя, черные акации, грецкие орехи, черешня, алыча. Всюду яблоки, которые никто не собирает, горы арбузов и дынь по “смешной” цене.
О том, что боевые действия ведутся совсем рядом, напоминают многочисленные блокпосты. Прямо на дорогу в живописном беспорядке уложены фундаментные блоки, надолбы опутаны колючей проволокой, караульные помещения заложены мешками с песком.
Неожиданное признание сопровождающего офицера Михаила, начинавшего службу на одной из застав Благовещенского погранотряда:
— Сейчас бы в Амурскую область, каждую китайскую физиономию расцеловал бы…
Потом встретится много людей, связанных с Благовещенском, другими городами Приамурья. Одни здесь родились или учились, служили в армии, ездили на заработки, по делам бизнеса, тут живут их родители. К примеру, во время обеда в одном из живописнейших мест — Куртатинском ущелье, — когда стол был накрыт прямо на мостках через горную реку и вода журчала успокаивающе, а над рекой клубился пар, звучали тосты в честь самого господа Бога, святого Георгия и родителей (хозяевами стола были осетины Володя и Магомет), к нам подошел повар шашлычной и, узнав, откуда мы, сообщил, что служил в 35-й армии, назвал фамилию командира части, который оказался отцом человека из нашей группы.
Своеобразную точку в воспоминаниях о наших местах поставил сосед по гостиничному номеру аэропорта Внуково, уже на обратном пути:
— Из Благовещенска? Хороший город. Я там в тюрьме сидел.
На другой день нам показали странный памятник с надписью: “Китайским товарищам, павшим за власть Советов в Северной Осетии в годы гражданской войны”. Я пытался узнать о происхождении памятника, задавал вопрос казакам станицы Арахонской, что находится на левом берегу Терека, основанной еще в екатерининские времена. Казаки были крепко выпивши по случаю празднования дня станицы. Их жены уносили от греха подальше казачьи шашки, потому что их владельцы во время споров привычно бросали правую руку к бедру, не находя искомое, удивлялись, качали чубатыми головами и рассказывали, кого только не рубили их деды в гражданскую — мадьяр, чехов, латышей, весь интернационал, вставший под знамена Советов. Доставалось и китайцам.
В пригороде Владикавказа — разрушенные до фундаментов дома, груды кирпича, из сломанных балок торчит арматура. Сквозь обломки густо прорастает крапива — спутница разорения. Дома не стали отстраивать в назидание потомкам. Этот Пригородный район Северной Осетии, включенный в состав этой республики в 1944 году после депортации ингушей по обвинению в сотрудничестве с немцами, — центр вялотекущего осетино-ингушского конфликта. Огонь вспыхнул в октябре 1992 года, когда радикально настроенные ингуши устроили поход на Пригородный район с требованием вернуть его в состав Ингушетии (после реабилитации чеченцев и ингушей в 1957 году район так и остался в составе Северной Осетии). Этот поход обернулся погромами осетинских домов и убийством осетин. Осетинское население ответило тем же. Более 30 тысяч ингушей, проживших в этом районе, стали беженцами и уехали в Ингушетию. Вооруженные столкновения, в которых погибло около 500 человек, удалось прекратить только федеральным войскам, которые разъединили конфликтующие стороны. В аллее Славы — могилы защитников Пригородного района. Разные по национальности и профессии люди. Надгробья выполнены из черного мрамора, на могилах свежие цветы.
Ингуши стали потихоньку возвращаться в Осетию только после подписания в 2002 году двумя республиками соглашения о добрососедских отношениях. Однако на административной границе до сих пор стоят блокпосты, а многие осетины, которые не забыли о жертвах и столкновениях 1992 года, держат в домах огнестрельное оружие. В сентябре 2004 года некоторые эксперты предполагали, что главная цель захвата школы в Беслане — поднять новую волну вражды между ингушами и осетинами.
— Мы живем практически в прифронтовом городе, — говорит заместитель мэра Владикавказа Казбек Пагиев.
Тревожно за людей, которые вольно или невольно ощущают на себе дыхание войны. Накануне российское телевидение сообщило о похищении советника президента республики Северная Осетия Георгия Джикаева. Расстрелян в затылок его телохранитель. Кто и с какой целью похитил советника — неизвестно.
На вопрос, можно ли было обойтись без второй чеченской кампании, Казбек Пагиев говорит:
— Представьте, я прихожу к вам в дом и заявляю, что здесь надо навести порядок, но я сделаю это лучше вас, и начинаю его наводить так, как считаю нужным. Чего нельзя было сделать оружием, можно было сделать словом.
Не спрашиваю его об оценке хасавьюртовских соглашений, которые вроде бы остановили войну, но она после короткого перерыва вновь началась и успела завершиться, если судить по заявлениям руководства Генерального штаба о “завершении войсковой части контртеррористической операции”, что вызвало у военных и гражданских лиц недоумение. Можно считать, что с этого времени началась партизанская война, а, как известно, такую войну не выиграла еще ни одна армия мира.
Казбек Пагиев историю знает. Он в курсе дел, какие национальности и народности живут в Северной Осетии, сколько религиозных конфессий, а их более пятидесяти. Во Владикавказе большая часть населения, в том числе осетины, исповедующие православие. Есть суннитские и шиитские мусульманские мечети, римско-католические храмы, лютеранские кирхи, армяно-григорианские церкви, синагоги, баптистские и молоканские молельные дома, языческие святилища. Дай Бог, чтобы это соседство всегда оставалось мирным.
Здесь меня окончательно убедили в мысли, что Сталин был осетином. Во время переселения кавказских народов Северная Осетия не пострадала. Памятники вождю всех народов встречаются часто.
Военный аэродром Гизель, где предстоит дожидаться вылета в район Итум-Калинского погранотряда, — в пригороде Владикавказа. Нелетная погода. Опущенные винты вертолетов, унылые лица солдат срочной службы, охраняющих огромные штабеля боеприпасов, слегка укрытых брезентом. Рядом со снарядами, ракетами и авиабомбами — вагон “Продукты”, до потолка внутри забитый водкой, рядом вагон с пивом. Такое впечатление, что за дисциплиной следят только особисты. Они отчитывают прапорщиков, которые ходят обнаженными по пояс, в спортивных тапочках и представляют собой главное связующее звено между офицерами и солдатами. Один из них вступил в полемику с майором контрразведки в ответ на замечание его бойцу. Тот держал бутылку пива в одной руке, отхлебывая из нее, другой рукой поддерживал автомат. Прапорщик доказывал, что Госдума не относит пиво к спиртным напиткам, поэтому претензии майора и солдату надуманны и говорят о его слабом знании принимаемых законов. Майор обещает разобраться с прапорщиком. Полемика заканчивается. Солдат допивает пиво и продолжает нести службу.
Другой прапорщик, Владимир, в задачу которого, по его словам, входит составление поименного списка убывающих на вертолетах в район боевых действий лиц, рассказывает, что он — выпускник Сухумского сельскохозяйственного института, специалист по цитрусовым. Грузино-абхазский конфликт лишил его работы, и он подался в армию. Володя знакомит меня с группой военных судей. Их трое — два капитана и майор. Для упрощения судопроизводства они вылетают в войска, где производят скорый суд над нарушителями Уголовного кодекса (как правило, преступления незначительные), чтобы не возить солдат и офицеров в Северо-Кавказский военный округ.
Идет третий день ожидания “борта”. На аэродром мы приезжаем ровно в шесть утра, как на работу. Наши фамилии в очередной раз заносят в бортовой журнал. Володя спрашивает нас, не слышали ли мы еще о солдатском призраке, который помогает солдатам федеральных войск. Мы не слышали.
— Там, в ущелье, расскажут. Он каждую ночь появляется…
Мы приготовили блокноты, но прапорщика окликнули из офицерской палатки. Подъехала довольно специфическая группа юных дам. Как на торгах, шел разговор о расценках за услуги, а прапорщик, по-видимому, и в этом деле дока.
Снова неторопливо разговариваем с судьями. Они немногословны, но рассказывают несколько историй, в которых приходилось участвовать.
В первую чеченскую они выезжали в мотострелковый полк для вынесения приговора солдату, потерявшему автомат. Случилось это на посту. Воин для храбрости принял три таблетки таррена, который применяется в момент сильнейшего стресса или тяжелого ранения. Очнулся солдат на следующий день к вечеру где-то на окраине Грозного в рваном трико, босиком и без автомата. В таком состоянии он сумел пробраться через позиции боевиков, обойти блокпосты федеральных войск и явился в родную часть. Особый отдел уже начал разбираться с фактом исчезновения солдата. Суд за утрату оружия во время боевых действий дал ему два года условно. Командир перед строем заявил, что с сегодняшнего дня воин будет ходить в атаку без автомата, со штык-ножом. И что же? Солдат участвовал во всех боях, нес службу, добывал несколько раз оружие у врага, но владеть им постоянно не мог, так как по инструкции военного ведомства оружие, захваченное у противника, подлежало уничтожению. Солдат благополучно отслужил год. был представлен к награде, но медали “За боевые заслуги” не получил. Однако судимость с него сняли.
Однажды в медчасть обратился солдат с откушенным указательным пальцем. Офицер-медик, думая, что это членовредительство, а о таких фактах следует сообщать в особый отдел, попросил травмированного подробнее рассказать о причинах ранения: кто, мол, укусил?
— Крокодил, — ответил солдат.
Офицер, думая, что у солдата из-за болевого шока нарушилась психика, просит вызвать командира. Приходит взводный и сообщает, что солдату откусил палец крокодил. Медик начинает подозревать явление массового психоза в войсках и докладывает начальнику госпиталя. Тот подключает особистов и узнает от них, что под бомбежку авиации федеральных войск попал грозненский зоопарк, часть животных погибла, а крокодила запустили в придорожную канаву в расположении части и подкармливали. Солдат родом из сельской местности стал жертвой любознательности — неосторожно сунул руку в пасть рептилии.
Во второй половине дня дают хорошую метеосводку. Загружаемся и летим в Аргунское ущелье.
В штабной палатке полковника Евгения Головина под кроватью — два ящика водки. Как он говорит, на случай гостей. Сам непьющий. Во всяком случае, выпившим мы его не видели, но он доложил о задаче, которую ему поставило командование — напоить журналистов и порассуждать о чеченском узле. А они потом почитают и сделают выводы — повышать его в должности или отправлять на пенсию.
— Можете рискнуть моей карьерой, — заявил Головин. — Какую надо академию я окончил, а в той, которая носит имя полководца, не выигравшего ни одного сражения, мне все равно не учиться.
Он говорил, по-видимому, об академии Генерального штаба имени маршала Ворошилова.
Все войны начинаются внезапно. Один президент заявил: “Берите столько суверенитета, сколько можете проглотить”. Проглотили. Другой полководец, отличившийся на глазах всего мира расстрелом Белого дома, пообещал президенту одним парашютно-десантным полком взять Грозный. Его так хорошо научили в академии Генштаба, что он решил повторить подвиг другого маршала — Георгия Жукова, который умудрился в 1945 году во время штурма Берлина сжечь две танковые армии. Грачев спалил в Грозном две танковые дивизии — более 550 танков и БМП. Если учесть, что штурм города — самый сложный вид боя, все это походило на игру “Зарница”.
Штурм начали без организации всех видов разведки, без картографического обеспечения, без организации связи и взаимодействия всех родов войск. В итоге мы воюем десять лет. За два года в первую “чеченскую” пропал без вести 1231 военнослужащий, а в Афганистане за 10 лет всего 320!
Для придания видимости, что Чечня — это внутренний конфликт России, были срочно созданы многочисленные части и соединения внутренних войск. Их комплектовали в основном “конвойниками”. Результат соответствующий. При втором штурме Грозного Софринская бригада ВВ за два дня расстреляла около пятисот противотанковых управляемых ракет. Ребята, но они же деньги стоят! Каждая — шесть тысяч долларов. За такие деньги руками и зубами нужно рвать противника. Бригаду можно вносить в книгу рекордов Гиннеса. Войска стреляли по своему российскому народу, который потом нужно будет восстанавливать.
Что же делал противник в лице чеченцев? А противник слушал на открытых частотах, которые во внутренних войсках не принято закрывать, маты и приказы наших командиров, перед ударом уходил в укрытие, а потом возвращался на позиции. Видимо командир софринцев прием скрытого управления войсками (СУВ) не изучал. Или прогулял лекции.
Не подумайте, что я против ВВ. Это в целом хорошие ребята, я служил с ними. Краповый берет — это хорошо, но он символ скорее высокой морально-психологической устойчивости, чем воинского мастерства. Замечательно, что боец может разбить о свою голову кирпич. Он в боевой “рукопашке” разобьет его и о чужую. Но сможет ли он, затратив массу времени, сил, крови и пота на подготовку к сдаче на краповый берет, в бою быстро решить простую огневую задачу? Типа: стрельба по большегрузному автомобилю из гранатомета ПГ-7, граната ПГ-7ВМ, дальность до цели 300 метров, скорость 40 км/ час, движение под 45 градусов к плоскости стрельбы, температура воздуха +25, угол места цели 30 градусов. Время на принятие решения, подготовку гранаты, изготовку и производство выстрела — 20 секунд.
Я себе выбирал знающих бойцов и старался таких готовить. У меня минимальные потери. Вот чем я могу гордиться, а не звездами на погонах и продвижением по службе. Людей можно подготовить, но есть такие вещи, которые не зависят от нас. Недавно узнал, что в 1995 году почти все оперативные дела разведгрупп специального назначения, действовавших в Афганистане, уничтожили. А зачем: они что, есть просили? А ведь это кладезь опыта. Ведь каждый командир группы после выхода, если, конечно, остался жив, писал подробный отчет, что делал и как, на какой местности и в какое время, где были солнце или луна, лаяла собака или кричал ишак, что и как делал противник и т.д. и т.п., с приложением выкопировки с карты. В конце концов продали бы американцам, действующим в Афганистане, а то ведь мучаются, бедолаги, без нашего богатого опыта, заработанного кровью.
Масхадов и Басаев 22 июня 2004 года объявили России войну. Исходя из их задач, знаний, опыта, менталитета, они хотели охватить террором всю страну. Пока они продвинулись на восток только до Волгограда. Впереди еще 3/4 России. Поэтому надо готовиться, учиться, не спать. Не надеяться на солдатский призрак. Не слышали такую легенду? Я не верю, но, говорят, помогает нашим. Наверное, слишком много крови пролили за десять лет. Так вот, солдатский призрак тоже советует не спать, будит наших постовых. Я тоже считаю, что мы многое проспали, но еще не все. Надо навести порядок у силовиков. Сейчас существует такое количество спецназов. Я насчитал 12. А нужно иметь одни “Силы специальных операций”, подчиненные напрямую президенту, а на местах — представителям президента, которые имеют право и могут, взяв на себя ответственность, отдать письменный (!) приказ, и будут уверены в его выполнении.
“Силы специальных операций” надо создавать на базе спецназа Главного Разведывательною Управления Генерального штаба. Спецназ ГРУ дал 60% в Чечне и 70% всего результата в Афганистане, имея всего-навсего 3% личного состава группировки 40-й армии и других дислоцировавшихся в Афганистане частей.
Ну а решать вопрос с Чечней… За много веков борьбы с повстанцами, сепаратистами и партизанами придумано всего два метода: оперативно-агентурный и силовой. Давно наступило время менять силовую тактику. Время армейских операций прошло. Для справки: при проведении “зачисток” в лесу и в населенном пункте соотношение сил должно быть от 1:50 до 1:100. Вот и попробуйте изловить в лесу группу из десяти человек. Надо вспомнить старое “клин—клином”. Использовать опыт немецких “ягдкоманд” — они попили крови и у белорусских партизан, и у Ковпака на Украине. Вспомнить тактику борьбы с бандеровцами ОУН-УПА и литовскими “лесными братьями”, но применять ее с учетом возможностей, которых во время той войны не было: переносных станций наземной разведки, разведывательно-сигнализационных комплексов, вертолетов.
Тогда ведь почти все боевые задачи решили не оперативно-войсковые операции, а разведывательно-поисковые спецгруппы, численностью 14—18 человек из числа войсковой разведки или ГГР — групп глубинной разведки. Каждой группе нарезали участок леса примерно 20х20 километров, за который она отвечала. Группа скрытно выводилась в район поиска на 15—20 дней, после чего ее заменяли. Эти две-три недели она активно искала базы противника, уничтожала его разведку, отслеживала связных, минировала тайные тропы, создавала несколько крупногабаритных тайников для своих запасов продовольствия и боеприпасов. То есть постоянно держала противника в напряжении. В случае проблем она всегда могла вызвать помощь. Дойдет или нет помощь — неизвестно, но шанс всегда есть, а противнику уходить сложнее, у него поисковая группа на хвосте, концентрироваться нельзя, летчики этого только и ждут, разбомбят к черту. После замены на район “садилась” свежая группа, ей передавалась вся добытая информация. Первая группа уходила на отдых, а противник оставался в лесу. Так его изматывали. В 1945—1950 годах в Прибалтике и на Западной Украине соотношение потерь при проведении подобных операций было соответственно 24:1 и 26:1 в нашу пользу! Кстати, в боестолкновениях снайперы группы часто стреляли с целью тяжело ранить. Потом территориальным органам госбезопасности было интересно узнать, в каком населенном пункте резко пропадали кровезаменяющие жидкости и перевязочные материалы и кто за этим стоял.
Полковник Евгений Головин после окончания училища связи в 1983 году начинал службу лейтенантом в одном из десантно-штурмовых батальонов на Украине. К 1991 году был начальником связи бригады специального назначения. Отказался принять присягу на верность “незалежной” Украине и, забрав личное дело, прибыл в штаб ВДВ. Оказался не нужен. Вынужден был пойти в ВВ. Шесть лет отвоевал в Чечне, в том числе командиром группы спецназа. Награжден четырьмя боевыми орденами. Сейчас служит в Москве. Зарплата — девять тысяч рублей. Квартиры нет.
Наш путь лежит на юг, в район границы с Грузией. Терек, воспетый Пушкиным, Лермонтовым, Толстым, не утратил своего буйного нрава, так же стремительно несется по территориям некогда братских республик к Каспию. Сейчас он больше разъединяет, нежели объединяет народы. Мы едем по Военно-Грузинской дороге. Дарьяльское ущелье. Названия, знакомые с детства из произведений классиков. Дорожные указатели сообщают, сколько до Тбилиси, Еревана, Сухуми. А до границы Северная Осетия — Грузия всего 30 километров. Мы едем вдоль Терека. Налево Осетия, направо Ингушетия, прямо — Грузия.
Близость границы осязаема. Все больше блокпостов. В трех километрах от нее — пограничный пункт пропуска, КПП, таможня. В Верхнем Ларсе застава, где начальником старший лейтенант Александр Боднар. В период “спиртовой войны” (1998 год) пограничников забрасывали камнями, оплевывали, оскорбляли, пытались подкупить, запугать. Они не уступали. А тем временем спирт тысячами тонн поступал во Владикавказ. Сейчас бутылка качественной водки стоит десять рублей, можно договориться за семь. И в центре России, и на окраинах пить меньше не стали.
Осенью обстановка на границе особенно остра. За сутки может проходить до пятисот автомашин с одной и другой стороны. Пограничники получают от водителей и пассажиров:
— Кто вы такие? Что здесь делаете? Развалили Советский Союз и здесь все хотите развалить? Вас сюда никто не звал! Мы не знали границ и не хотим знать. Вы разделяете Северную и Южную Осетию…
Самое трудное пограничникам было научиться противостоять толпе. Оружие можно применять только часовому как лицу неприкосновенному. Заставу обстреливают с ингушской стороны. Пограничные дозоры уходят в горы на высоту 3,5 тысячи метров и несут службу, охраняя подступы к заставе. В горах — кто выше, тот и прав. Для пересечения границы Грузии с Россией введен визовый режим. У большей части населения Грузии — паспорта несуществующего СССР.
По данным начальника оперативной деятельности, то есть начальника разведки Владикавказского пограничного отряда полковника Николая Ишутина, из Грузии на территорию Северной Осетии через пограничный пункт пропуска пошли три тысячи чеченцев. И только двадцать из них выявлены на принадлежность к бандформированиям. Каждого из трех тысяч по пять-шесть часов проверяли, не имеют ли они отношения к боевикам. Затем каждый попадал на блокпост к осетинским милиционерам, где их не ждали с распростертыми объятиями, а “прессовали” по несколько часов в поисках характерного синяка от приклада на правом предплечье и мозоля на указательном пальце правой руки. После этого чеченец попадал в аул и видел, что селение разрушено “точечным” бомбометанием наших соколов. То есть дом его сожжен уже после окончания военных действий, во время “профилактических операций”. Теперь представим себе чисто человеческую реакцию. А мы по-прежнему удивляемся, что не можем сломить сопротивления “чабанов”, поймать бегающего по горам одноного Шамиля и почему так долго длится чеченская кампания.
Через Аргунское ущелье в Грузию, по словам полковника Ишутина, ушло семь тысяч взрослых мужчин. После объявления амнистии и пропагандистской обработки вернулось полторы тысячи. В большинстве они остановились в Ахметском районе Грузии, где живут кистинцы — этнические чеченцы. Если правительство Грузии попытается изгнать их со своей территории, они уйдут на историческую родину с оружием в руках.
В Аргунском ущелье, в селенье Тосхорой, стоит развернутый по штату военного времени Итум-Калинский пограничный отряд в несколько тысяч штыков, хорошо вооруженный, имеющий горную подготовку. Здесь должность у начальника заставы подполковничья, здесь платят “боевые” — по девятьсот рублей в сутки, здесь день идет за три календарных, здесь идет война, гибнут люди.
Прапорщик Вячеслав Морозов погиб в бою с арабскими наемниками на дозорной тропе. Автомат у него был на боевом взводе, снят с предохранителя, патрон заслан в патронник. Как написано в рапорте: “Заметив дымок в развалинах крепости, прапорщик Морозов оставил рядового Мартынова на тропе и, соблюдая маскировку, скрытно приблизился к источнику дыма”. А дальше было так: боевики, не выставив охранения, готовили обед. От такой неожиданной картины прапорщик передернул затвор, чего не надо было делать, и его заклинило. Боевики успели срезать пограничника очередью. Подоспевшая тревожная группа уничтожила четверых боевиков и одного взяла в плен.
Во время нашей командировки на одной из застав погиб офицер. Юридически гибель можно квалифицировать как “неосторожное обращение с оружием”. В разгрузочном жилете надломилось крепление запала. Почему-то он носил гранату в боевом снаряжении. Перед взрывом офицеру на обдумывание действий отводилось несколько секунд. Вокруг были люди, и он накрыл гранату своим телом… А в это время в Пятигорске его ждала молодая жена. Приехала из Саратова…
В разговоре саперов звучит зловеще поговорка — одна нога здесь, другая там. Здесь веришь в рассказ о солдатском призраке, который обходит посты и трогает за плечо дремлющих постовых со словами: “Не спи, я тоже спал”. Поворачивается спиной, а под левой лопаткой — по самую рукоятку нож…
В феврале 2005 года боевики нарушили масхадовско-басаевское перемирие. Оно было связано с попыткой навязать федеральному центру новые условия признания суверенитета Чечни, еще более унизительные, чем десять лет назад.
“Это рай на земле был!”
Генеральный секретарь ЦК компартии Болгарии Тодор Живков умер в 1998 году. Ныне он остается самым популярным болгарским политиком. Треть болгар проголосовали бы за покойного, если бы он был жив и решил стать главой государства. “Эх, как мы жили при Тодоре, это рай на земле был!” Люди тоскуют по копеечным ценам и бесплатной медицине, по тому, что у каждого была работа, бензин был практически даровой — 20 стотинок, 20 копеек по ценам 1990 года. О том, что за анекдот про “родную коммунистическую партию” сажали в тюрьму, а диссидентов тайно убивали, никто уже не помнит.
Почему столько народа хочет поднять из гроба Живкова? По мнению русских, побывавших в Болгарии, потому что страна в начале ХХI века напоминает СССР образца 1990 года. Рекламные вывески теряются на фоне почерневших от копоти и грязи старых панельных домов с сохранившимися надписями “Слава Коммунистической партии!”. Стоят недостроенные скелеты высотных зданий. Их начинали сооружать при прежней власти, но у новой власти денег не хватило. Вечером из экономии не включают на улицах свет. За пивом очередь. На дорогах каждая третья машина — бывших советских автозаводов: “Лада”, “Москвич”, “Жигули” двадцатилетней давности. Пенсия у стариков 60—70 евро, а литр бензина стоит 1 евро.
В конце июня 2005 года в Болгарии была новая революция — свергли царя Симеона Второго. Вернее, не избрали его на очередных выборах. В свое время после смерти царя Бориса в 1943 году Симеон Второй в шестилетнем возрасте взошел на трон, а вскоре коммунисты монархию отменили. Все годы после свержения монарх жил в Испании. Вернулся в 1998 году, стал премьер-министром и обещал ровно за 800 дней построить капиталистическую Болгарию и сделать народ счастливым. Как и в России за 500 дней, у Симеона ничего не получилось и за 800, народ обиделся и проголосовал за коммунистов, которые шли на выборы с точно такими же обещаниями.
После развала Союза болгарские власти стали ориентироваться на Запад, но оказалось, что болгарский перец, огурцы, вино и сигареты никого не интересуют.
Болгары стали соображать: во времена СССР мы ни о чем не волновались, хотя больше десяти лет во всех грехах власти обвиняют “советскую оккупацию”, но лучше жить почему-то не стали.
Каких людей потеряла Россия…
Русское кладбище в харбинском пригороде местечке Хуаншан, что в переводе с китайского означает Желтые горы. Здесь похоронены наши соотечественники. Они приехали в Китай в силу различных причин, многие родились здесь и умерли.
Читаю надпись на одном из памятников: “Михаил Михайлович Мятов. Родился 5 ноября 1912 года, скончался 27 июля 2000 года”.
С Михаилом Михайловичем, главой русской диаспоры в Харбине, мы познакомились в 1997 году.
Семилетним ребенком в 1919-м он вместе с отцом, матерью и пятью братьями он приехал сюда из Самары. Путь их лежал вначале в Сибирь, куда глава большого семейства самарский купец Михаил Мятов бежал от гражданской войны, когда город переходил из рук в руки, и его нажитые трудом капиталы разграбили. Надо было спасти семью. Война догнала их и в Сибири. Тогда двинулись в Забайкалье. Оттуда до станции Маньчжурия и по КВЖД в Харбин.
Из этого города младший Мятов уезжал учиться в Европу, в бельгийский город Льеж. Вернулся оттуда, выучив три языка, получил специальность менеджера и стал работать в русско-датской компании по производству парфюмерных изделий.
Михаил Михайлович, в отличие от своих братьев, пережил оккупацию Маньчжурии Японией, приход советской армии в 1945 году, “культурную революцию” в Китае. Почему — в отличие? Потому что те сразу же по прибытии в Харбин стали думать, какую страну выбрать для постоянного места жительства, и вскоре уехали в Австралию и США. Из всего большого семейства Мятовых только Михаил Михайлович остался до конца в этом городе, хотя завершить свой жизненный путь хотел в одном из мужских монастырей на Аляске. У него было приглашение, но поездке помешали болезнь и преклонный возраст.
Михаил Михайлович — из числа тех представителей русской интеллигенции, с уходом которых остро ощущаешь, каких людей потеряла Россия.
Он никогда не был в России советской и новой, хотя всю жизнь оставался ее гражданином. Российское гражданство не давало ему право на пенсию от китайских властей, а российским властям не было дела до какого-то старика, бережно сохранявшего подданство, а с падением Российской империи — гражданство СССР и России.
Предложения посетить историческую родину поступали от частных лиц, но из-за опасения, что после пересечения китайско-российской границы его лишат права вернуться в Китай, это предприятие казалось ему рискованным. Кроме того, он не знал современной России и боялся разочароваться.
Рядом с Михаилом Михайловичем похоронен Владимир Алексеевич Зинченко. Умер 7 мая 2002 года. Родился в 1936 году в Харбине. Он — из поколения рожденных в этом городе. Сын рядового армии Колчака и беженки из Приморья. Будущая мать Владимира Алексеевича семнадцатилетней девчонкой пошла за свои раненым братом с отступающими войсками белых, прошла с обозом Приморье, Корею и оказалась в Харбине. Отец Владимира Алексеевича, родом с Урала, с остатками разбитой армии Колчака участвовал в знаменитом Ледовом походе через Байкал и пришел в Харбин. Отец умер в мае 1944 года, не дожив до прихода Красной Армии, иначе был бы этапирован в СССР, а там бы получил 25 лет лагерей или расстрелян, как это случилось с каждым третьим русским жителем Харбина. Сын тоже ни разу не побывал в России.
Всего два имени. Между тем сотни могил перенесены сюда в 1957 году с территории большого русского кладбища, на котором было похоронено около ста тысяч россиян. Кладбище оказалось, как это бывает, в центре города. Строить что-то на его месте китайские власти не решились, но сделали на его территории парк культуры и отдыха. В Китае начиналась “культурная революция”, и русский след надо было стирать из облика города, из названий улиц и площадей, из архитектуры города.
Останки родных и близких могли перенести или очень состоятельные люди из числа русских, или родственники, рожденные от смешанных браков. Но поскольку русские мужчины не имели обыкновения жениться на китаянках, предпочитая видеть их в числе прислуги, а русские женщины, вышедшие за китайцев, в тот период старались не выпячивать свою русскость, что было опасно, к тому большая часть россиян выехала из Харбина до начала “культурной революции”, то и об останках особенно заботиться было некому.
Но ведь лежат, лежат здесь, под могильными плитами с уже стершимися именами, свидетели былой славы Российской империи!
В октябре 2003 года я со своими коллегами и китайскими друзьями бродил по ночному Даляну, и неожиданно мы открыли площадь, окруженную зданиями, построенными в конце ХIХ — начале ХХ вв. На бронзовых таблицах по-русски было написано, что эти здания охраняются государством и площадь раньше носила имя Николая II.
А вокруг этих зданий прочерчивали небо тридцати-сорокаэтажные великаны нового Китая. Современные дорожные развязки, дорогие автомобили, рестораны и магазины, модно одетые люди, множество закусочных, частных торговцев, готовящих блюда прямо на улице, смешение языков и наречий. Все свидетельствовало об особом колорите этого приморского города-порта, где нашли свое место в свободной экономической зоне японцы, канадцы, американцы, шведы, финны, и только изредка можно было услышать русскую речь.
Здесь, на Ляодунском полуострове, с трех сторон омываемом Желтым морем, в 1904 году держали оборону русские солдаты и матросы.
На русском кладбище в Харбине сохранился памятник командиру и экипажу миноносца “Решительный”. Капитан второго ранга князь Александр Александрович Корнильев и его герои погибли при обороне крепости Порт-Артур. Их тела были доставлены в Харбин по КВЖД. Похороны состоялись на кладбище в центре города. Четырехгранную стелу венчал двуглавый орел — символ Российской империи. С приходом в 1945 году советской армии командование решило навести порядок в таком деликатном деле. С памятника морякам был сбит орел и водружена красная звезда, а для придания большей убедительности в нерушимости советской власти стелу украсили гербом Советского Союза, неким подобием кладбищенского венка. С такими символами останки моряков были перенесены на новое кладбище в район Хуаншан. Только в 2003 году памятнику вновь возвращен первоначальный облик.
Где-то здесь, не обозначенный даже холмиком, лежит прах генерал-лейтенанта Владимира Оскаровича Каппеля, одного из талантливейших царских генералов, получившего это звание в тридцать с небольшим лет. Его, умершего от ран в Забайкалье, солдаты везли до самого Харбина. Между тем Каппеля с последней надеждой на успех белого движения ждал в Сибири уже плененный и преданный всеми адмирал, покоритель Арктики, верховный правитель России Александр Васильевич Колчак. Он тоже бывал в Харбине при формировании своей армии в 1918 году. Растворился вместе с армией в пустыне Гоби стремившийся в Тибет сумасшедший полководец, великий мистификатор, потомок тевтонских рыцарей барон Унгерн фон Штернберг. Нашел убежище в Харбине любимец казаков атаман Григорий Семенов. Победила другая сторона. Все было кончено.
Генерала Каппеля с воинскими почестями похоронили под стенами церкви Иверской Божьей Матери. И здесь советское командование, вернее, ее политическое руководство, решило, во избежание превращения могилы в место паломничества, перезахоронить его прах в другом, менее доступном для граждан месте. Сделано это было втайне, под покровом ночи, и могила утеряна. Но есть версия, что китаец, которому было поручено перезахоронение, докопался до гроба генерала, положил на него православный крест, который стоял на могиле, и вновь забросал землей…
Здесь, на этом кладбище, лежат свидетели периода, когда железная дорога вместе с персоналом стала никому не нужной. Царская власть пала, а новой было не до КВЖД — по договору о Брестском мире большевики довели границы бывшей Российской империи до границ Московского удельного княжества. Безвластие продолжалось до 1924 года. Неприкаянность привела к тому, что над зданием управления дороги был поднят флаг Французской республики, который реял над территорией, принадлежавшей России, целую неделю.
Тогда в Харбин направили советских специалистов, а царских отстранили от работы, и они разъехались по разным странам. В Шанхае действовал эмиграционный центр под флагом международного Красного креста, и можно было выбрать страну проживания. Тех же специалистов старой России, которые не захотели уезжать на чужбину, стали вывозить пачками в СССР, расстреливать и давать сроки. Некоторых судили по пять и более раз.
Потом КВЖД в знак дружеского расположения, а проще — за гарантию ненападения на СССР Японии, продали в 1935 году правительству Маньчжоу-Ди-Го (читай, Японии). “Наше предложение явилось еще одним проявлением советского миролюбия, — заявил народный комиссар по иностранным делам СССР М.М. Литвинов. — Советский Союз хотел только одного — вернуть… стоимость дороги ее настоящим собственникам”.
Полоса отчуждения, так назывался коридор Китайско-Восточной железной дороги, была своеобразным государством в государстве, в котором действовали законы, суд, администрация, железнодорожная охрана, огромный штат русских служащих, начиная с управляющего дорогой генерала Дмитрия Леонидовича Хорвата, выпускающего собственные деньги, объявленного до передачи полномочий Колчаку верховным правителем России, и кончая стрелочником.
Концессия с китайским правительством на право экстерриториальности полосы отчуждения была формально заключена от имени Русско-Азиатского банка для Общества КВЖД, акционерного предприятия, пакет которого в тысячу акций находился в руках российского правительства.
Имущество КВЖД в 1903 году определялось огромной стоимостью в 375 миллионов золотых рублей. Кроме дороги Общество КВЖД владело 20 пароходами, пристанями, речным имуществом; его тихоокеанская флотилия определялась в 11,5 миллиона рублей. У КВЖД были свой телеграф, больницы, библиотеки, железнодорожные собрания
Однако переговоры относительно продажи КВЖД, начавшиеся в мае 1933 года в Токио при участии Японии в качестве посредницы, скоро зашли в тупик. Япония, которая не содействовала их успешному исходу, предложила незначительную выкупную сумму за дорогу — 50 миллионов иен (20 миллионов золотых рублей)
Советская делегация вначале предложила Японии приобрести в собственность КВЖД за 250 миллионов золотых рублей, что по курсу равнялось 625 миллионам иен, затем снизила цену до 200 миллионов рублей и заняла выжидательную позицию. Не торопились и японцы. Но когда у невозмутимых самураев лопнуло терпение, они произвели аресты на КВЖД среди ответственных советских служащих и бросили их в тюрьму. Советская делегация заявила протест, прекратила переговоры о продаже дороги и собрала чемоданы.
В феврале следующего года переговоры продолжились. Советская сторона вновь пошла на уступки и вместо первоначальной суммы предложила меньше трети — 67,5 миллиона рублей (200 миллионов иен). Причем согласилась получить половину деньгами, а половину — товарами. Япония это предложение обошла молчанием и продолжала вводить на КВЖД свои порядки, зная, что дорога практически уже в ее руках. Советское правительство снизило сумму до 140 миллионов иен и предложило Японии уплатить одну треть деньгами, а остальное товарами.
Через полтора года после первого советского предложения Япония наконец согласилась приобрести КВЖД за 140 миллионов иен, не считая 30 миллионов иен на выплату компенсаций уволенным служащим КВЖД.
Советское правительство, не принимавшее никакого участия в строительстве дороги, промотало ее буквально за копейки, считая, что получило большой политический выигрыш.
Более десяти лет на КВЖД фактически хозяйничали японцы, хотя формально дорога находилась под управления правительства императора Пу И.
В 1945 после разгрома Японии КВЖД была возвращена СССР. А через семь лет дорогу безвозмездно передали, со всеми постройками, коммуникациями, зданиями и сооружениями, народному правительству Китая. Согласно же договору 1903 года о владении Россией КВЖД на правах концессии сроком на 80 лет, передача должна была состояться в 1983 году. Это должно было стать таким же торжеством, как передача Китаю Гонконга Великобританией в 1998 году. Праздника не получилось.
Инженер, расстегнут ворот.
Фляга, карабин.
Здесь построим новый город,
Назовем Харбин.
Так начинается стихотворение лучшего поэта дальневосточной эмиграции в Харбине Арсения Несмелова (Митропольского). Прообразом инженера-изыскателя стал Адам Шидловский. Инженер с мировым именем так грамотно спланировал город, что он, став шестимиллионным (с пригородом восемь миллионов), продолжает развиваться по его плану. Все новые кварталы и микрорайоны вписываются в проект старого Харбина, рассчитанный на сотни лет.
Здесь работал на строительстве КВЖД будущий министр путей сообщения князь Михаил Хилков. В качестве чернорабочего он строил железные дороги в Америке. А в Китае его инженерная мысль достигла непревзойденных высот. Взять его знаменитое изобретение на Большом Хингане, где торможение состава и гашение скорости происходит за счет прохождения его по петле.
В планах Хилкова было продолжение строительства Транссибирской магистрали через Берингов пролив на Аляску.
Завершается стихотворение Арсения Несмелова печально и удивительно прозорливо:
Милый город, горд и строен,
Будет день такой,
Что не скажут, что построен
Русской ты рукой…
Простим автору несовершенство рифмы “строен — построен”. Бывший офицер царской, а затем белой армии был арестован в 1945 году СМЕРШем и погиб в пересыльной тюрьме Гродеково, одной из станций КВЖД в Приморье. Такая же судьба постигла других поэтов и писателей, художников и композиторов, архитекторов и инженеров Харбина.
Два крыла русской эмиграции — западное (Париж) и восточное — Харбин. Нам больше известен Запад. До конца ХХ века о Харбине, о культурном наследии его писателей, музыкантов, художников, архитекторов было мало что известно. Красная Армия в Париж не входила, хотя неугодных советской власти, борцов с режимом большевиков находили и в Париже, и в Берлине, других городах, похищали и вывозили в СССР, чтобы расстрелять на исторической родине. Харбин — особая статья. 17 октября 1945 года комендант города приказал всей интеллигенции, согласно спискам, собраться в здании Железнодорожного собрания, своеобразном клубе, доме культуры работников железной дороги, вмещающем около тысячи человек. Там их арестовали и этапировали в СССР. Среди тех, кто не успел эмигрировать до прихода советских войск, оказались Арсений Несмелов, Альфред Хейдок и Всеволод Никанорович Иванов, который в свое время служил пресс-секретарем у Александра Колчака и пришел в Харбин вместе с участниками “Великого ледового похода” — отступающими из Сибири частями белой армии.
В Харбине Вс. Н. Иванов прожил почти четверть века. Китай стал для него не просто местом проживания, он дал толчок его самосознанию, поставил перед ним важнейшие проблемы бытия — красоту и веру, древность и современность, искусство и гражданственность. В Китае сложилась и его философия, и сам он — и как личность, и как художник — во многом был определен открывшейся ему страной. Китаю, его истории и культуре, отношениям с Россией и Западом были посвящены его лирико-философские очерки — “Китай на свой лад”, “Культура и быт Китая”; стихотворения “Дракон”, “Китайцы” — и публицистические статьи. Для посольства СССР в Китае им было сделано описание страны по 28 провинциям, в советский период написаны художественные произведения о Китае — “Тайфун над Янцзы”, “Путь к алмазной горе”, “Дочь маршала”.
Иванов с большим уважением пишет о китайском народе, земледелии, ремеслах; с восхищением отзывается о классической литературе и искусстве; пытается понять своеобразие страны и национальный характер. Но главная тема, к которой он обращается постоянно — это Китай и Россия. В 1947 году он подводит некоторые итоги своих размышлений в “Краткой записке о работе с Азией”.
В записке нашли отражение идеи евразийства. Определяя проблему, Иванов пишет: “Стоит только посмотреть на карту, чтобы увидеть, что большая часть Советского Союза — в Азии. Стало быть, мы можем быть заинтересованы в Азии, в ее азиатской проблеме и судьбе еще более основательно, нежели заинтересованы в родном нам славянофильстве. Исторически и культурно мы связаны с Азией”. Писатель обращается к истории России ХIII —ХV веков, пишет о монгольском иге, захватившем огромные территории не только Азии, но и Европы. “Вполне понятно, что из соображений ложно-патриотических, а главное из-за давнишнего преклонения перед Европой, русское общество постаралось забыть об этом тяжелом периоде власти. Но Азия этого не забывает — в каждой школе Китая можно видеть на стене исторические карты, где показана империя четырех ханств, и Москва там — в черте границы, подчиненной Пекину, единой Золотой столице”.
Позднее, пишет он, мы оставили огромные ворота в Азию и уселись под окном в Европу. А в это время Англия, затем Америка пошли в Азию, и только эта угроза с Востока заставило русское правительство пересмотреть свою политику в отношении Азии. Началось заселение Сибири. В своих исторических романах “Черные люди”, “Императрица Фике”, “Александр Пушкин и его время” Вс. Н. Иванов обращается именно к этому периоду.
В “Краткой записке” он пишет о той роли, которую сыграла Россия в освоении Севера Китая — Маньчжурии. “В русской литературе нигде не показано огромное значение постройки КВЖД для Китая. Мы сделали это и не гордимся этим. В сущности, построив дорогу, выкупив землю на русское золото, Россия призвала к жизни огромные массивы Маньчжурии, которая до этого была гиблым местом”.
Войны ХХ века, по мнению Вс.Н. Иванова, — это войны за Азию. ХХ век — это борьба за влияние на Азию. Америка и Европа преуспела в этом. Что может противопоставить этой политике Россия? Иванов отмечает несколько важных моментов в отношениях России с Азией, точнее — с Китаем: во-первых, необходимо признать, что Россия — азиатское государство не менее, чем европейское. То есть признать определенные общие моменты нашей истории. Поэтому нужна книга по общности русской и китайской истории, нужна новая книга по истории Китая, написанная для Китая. Должна быть написана русская книга о китайской культуре. Необходимы экспедиции в страну древнейшей культуры. Англосаксы и немцы давно уже учатся у Китая, только не говорят об этом. Такая политика, по утверждению Вс.Н. Иванова, будет продолжением исконно русской политики.
Н.К. Рерих, который, как и Иванов, мучился “неистребимым желанием сделать для России как можно больше”, писал в том же 1947 году: “Вс.Н. Иванов — тот, что в Хабаровске, — способный, знает Восток и русскую историю, он у места на Дальнем Востоке и может правильно расценить события”.
Вс.Н. Иванов вернулся в Россию в 1945 году. К суду за его “белый” период не привлекался, но из Хабаровска практически не выезжал. Ни в одном из предисловий к его романам мы не найдем упоминания о харбинском периоде жизни писателя.
Эмиграция тысяч российских подданных из Маньчжурии в другие страны началась не после революции и гражданской войны, а значительно раньше. Уезжать стали после окончания строительства КВЖД и русско-японской войны. В 1907 году партия рабочих отправилась на строительство железной дороги в Мексику. Затем в Бразилию, Канаду и США (Гавайские острова). С целью организации переселения русских в Маньчжурию приехал бывший губернатор Гавайских островов Аткинсон и создал в Харбине с помощью местных дельцов “Эмиграционное агенство Перельсруз и К?”. В результате действий гавайских агентов, на острова с января по март 1910 года отправилось 10 тысяч российских подданных.
Исход русских продолжился после передачи в 1924 году дороги в совместное управление, после конфликта на КВЖД в 1929 году. В 1932 году Япония оккупировала Маньчжурию. В то время количество русских в Харбине достигало 200 тысяч человек. Японцы разрешили всем им свободно выехать из страны. Уезжали все, кто имел материальные возможности, и центр русской эмиграции переместился в Шанхай. Оставшихся в Харбине эмигрантов японцы не трогали, считая, что “враги” советской власти могут оказать им неоценимую помощь. В Харбине оставалось еще около 100 тысяч россиян. После продажи дороги Японии в 1935 году давление на эмиграцию усилилось настолько, что спровоцировало массовый отток русских в Шанхай, Тяньцзин, на юг Китая, в Северную и Южную Америку, Австралию и Африку. Русских эмигрантов по всему миру оказалось так много, что проблему пришлось решать Лиге Наций. В Шанхае был организован так называемый Эмиграционный центр, в котором выдавался “паспорт русского эмигранта”. Таким странам, как Аргентина, Уругвай, Парагвай, Бразилия, перечислялись деньги на перевозку, размещение и создание рабочих мест для русских.
Конечно, те русские, у кого были деньги, выбирали для жительства благополучные Австралию, США, Канаду, Новую Зеландию.
В конце 30-х годов советское правительство объявило амнистию всем русским харбинцам и разрешило вернуться. Жители Харбина ликовали. Город разделился на тех, кто уезжает, и на тех, кто остается. Люди ходили по магазинам и покупали все, что может им пригодиться на родине. Однако эшелоны с плакатами “Принимай, Родина, своих сыновей” доходили через станцию Маньчжурия до Читы, где составы переформировывались и направлялись прямиком в сибирские лагеря.
Уезжали русские в СССР и в 1945-м, после вступления Красной Армии в Харбин, но не по своей воле, когда репрессиям подвергся каждый третий русский харбинец из оставшихся там 50 тысяч.
Последний, вялый призыв к жителям Харбина раздался с исторической родины в 1954 году — на подъем целинных и залежных земель. На сборы дали три дня, с пятницы по воскресенье, выпавшее на святой для русских харбинцев праздник Пасхи. Большая часть поехала совершенно в другую сторону — в Австралию. С 1956 по 1962 в эту страну выехали 21 тысяча русских. Русский эмигрантский Харбин умер, хотя агония продолжалась еще с десяток лет. К началу 60-х уехали все, кто хотел уехать. Однако 900 человек так и не покинули города. Одни родились здесь и другой родины не знали, переезжать в другие страны было страшно, другие не могли этого сделать из-за нехватки денег или болезни. Эти люди пережили кошмар “культурной революции”, китайско-советский конфликт из-за острова Даманский, голод и холод. Последний русский из Китая, 77-летний Сергей Кострометинов, переехал в Австралию в 1986 году после 16-летнего заключения в китайской тюрьме по обвинению в “советском социал-капиталистическом реформизме”. Сергей Иванович за все 16 лет отсидки так и не понял, за что. Сидел за Советский Союз, но местом жительства выбрал Австралию.
В 2005 году в Харбине остается около сотни русских женщин, вышедших замуж за китайцев, и их детей, практически не знающих русского языка.
И вновь вернемся к могилам Михаила Михайловича Мятова и Владимира Алексеевича Зинченко. После них в Харбине уже не осталось никого из наших соотечественников той поры. Это был последний оплот России в этом городе.
Рядом с русским расположено еврейское кладбище, чуть подальше — кладбище российских мусульман. Все они жили в одно время в Харбине, составляя единую русскую диаспору, создавая лицо города. Сейчас никого, кто жил здесь, любил, страдал, мучился, уже нет. Одни лежат здесь на кладбище, другие далеко за рубежом. А нам остается вспоминать, какими они были, наши соотечественники, пришедшие сто лет назад на берег Сунгари, чтобы построить железную дорогу и город. Современный и сто лет назад, и сегодня. Начало было русским.