Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2007
Эдварда Кузьмина. Светя другим: Полвека на службе книги. — М.: Изд. дом “Юность”, 2006.
Это книга редактора.
Вообще-то обычно редакторы книги не пишут, они участвуют в создании книг других авторов. В удачах и неудачах книг, помеченных другими именами, их присутствие так же незримо, как присутствие тренера в рекордах или провалах спортсмена. Правда, случается, что в роли редакторов выступают прозаики, поэты, критики, так у них-то свои книги выходят исправно, но это книги именно прозаиков, поэтов, критиков, а “редакторский компонент” в них вычленить трудно, если только вообще возможно. Ибо в редакторской работе, к примеру, Некрасова, Твардовского, да хоть бы и того же Чупринина, реализуются некие черты творческой личности, которые, как правило, проявились у нее в иных областях литературного творчества еще до вступления на редакторскую стезю, и ничего-то специфически “редакторского” эти черты собою не выражают.
Существуют еще (хотя и редки) книги о редакторах или в помощь редакторам — но, опять-таки, это не тот случай.
А вот книг редактора я что-то и не припомню, тут Эдварда Борисовна Кузьмина, мне кажется, торит нехоженную тропу.
Но отчего я решил, что ее книга — именно книга редактора? Ведь лишь один из семи разделов этого сборника, объединившего журнальные публикации Кузьминой за целых полвека, так или иначе посвящен редактуре, да и отодвинут он почти в самый конец тома. Еще один раздел составляют историко-литературные (употребляю это определение с большой натяжкой) изыскания и литературно-бытовые, скажем так, воспоминания. А все остальное — книжные (плюс чуть-чуть о театре и кино) рецензии. Так, может, это книга литературного критика?
Нет, все-таки нет; я настаиваю на своем: это книга редактора.
Что проявляется, между прочим, уже в самом ее построении.
Вообще-то построением книги занимается обычно автор, а не редактор; чтo именно включить, а от чего лучше отказаться, с чего начать и чем закончить, в каком порядке расположить, на какие разделы расчленить и т.п. — это, конечно же, авторские проблемы. Однако не так уж редко у автора, умеющего писать отличные стихи, рассказы или статьи, ну, никак почему-то не получается выстроить из них внутренне цельную, динамичную и завершенную по смыслу книгу. Даже иной роман сильно проигрывает от композиционной рыхлости и затянутости. И тут талантливый редактор (непривычное словосочетание, не правда ли? А надо бы употреблять его почаще) может автору очень даже эффективно помочь. Жанр рецензии не позволяет злоупотреблять “посторонними” примерами, да мне уже и случалось на страницах “Урала” рассказывать, как порой заметное, даже значительное произведение рождается лишь потому, что редактор помог автору выстроить интересный сам по себе, но плохо организованный художественный материал. Способность ощущать книгу как органическое целое — пусть даже и не самое важное, но уж точно наиболее часто востребованное профессиональное качество редактора. Не обладая этим качеством, нечего и браться за редакторское ремесло.
Вот и Э.Б. Кузьмина начинает свои заметки о тонкостях редакторской работы с подглавки “О стройности и соразмерности”, то есть именно с того, о чем я сейчас говорю: “Задумывались ли вы о композиции сборников?” И поясняет: “Сборник — это не склад готовых вещей. Это цельный организм”. А дальше следует ряд примеров, очень наглядно показывающих, как порой меняется восприятие и даже самый смысл сборника от простой перестановки хотя бы двух включенных в него материалов.
Мнение Э.Б. Кузьминой в вопросах редактуры очень авторитетно, ибо профессиональный опыт ее очень богат. Достаточно сказать, что ей довелось работать с такими авторами, как А.А. Аникст, Ю.А. Лотман, Ю.В. Манн, Л.Э. Разгон, К.М. Симонов, Н.Я. Эйдельман, а общее число авторов, с которыми она делала их книги, достигает двухсот.
Но совершенно очевидным образом ее редакторский талант и опыт проявляется и в том, как продуманно и точно она выстроила свою книгу. Представьте себе, что начала бы Эдварда Борисовна книгу с упомянутых заметок о редактуре (“Незримый союзник”): “Никакой учебник не сделает человека редактором. Редактором делает только практика, только опыт” и т.д. По меньшей мере, девять человек из десяти, прочитав процитированные фразы в самом начале книги, тут же ее и захлопнули бы: им это не надо. Но когда вы доходите до этих фраз на 228-й странице (после нескольких десятков рецензий, которые вы перед тем прочитали с огромным, надеюсь, интересом) — тут уже совсем другое дело: к этому моменту вы настолько вжились в мир книги, прониклись ее духом, что вопрос “надо — не надо?” перед вами просто не встанет.
Мало того, заметки автора книги о редакторской работе помогут вам теперь лучше понять и почувствовать уже прочитанные рецензии — их тематику, их тон, их язык. И новое это понимание подготовит вас к восприятию эстетической и, скажем так, человеческой сути тех сюжетов, которыми книга завершается (то есть седьмую ее часть). Они, эти сюжеты, очень интересны и сами по себе: имена Брета Гарта, Рэя Бредбери, Сент-Экзюпери зацепят и не отпустят взгляд любого читателя. Но тут, в книге Э.Б. Кузьминой, они присутствуют не сами по себе, а так или иначе в связи с обстоятельствами их укоренения в русской культуре, так что теперь эти художники для нас такие же свои, как, к примеру, Чехов, Булгаков или Шукшин. А прижились они у нас, будто здесь и родились, благодаря высокому искусству перевода, которое в советские годы по разным причинам получило у нас развитие, сравнимое с искусством классического балета.
А вы помните, кто не просто перевел — можно сказать, трансплантировал, как живой орган, в русскую культуру — “Маленького принца” Экзюпери, более половины “Марсианских хроник” Бредбери, многие рассказы Брета Гарта? Читатель наш порою и на имя автора внимания на обращает, так что подскажу: Нора Яковлевна Галь; ей же принадлежат переводы не только многих других произведений этих авторов, но и целой библиотеки книг других западных писателей, без которых сегодня “русский дух” был бы неизмеримо бедней. И так подобраны и выстроены Э.Б. Кузьминой ее давние и не очень давние публикации о столь счастливо усвоенных русской культурой зарубежных авторах, что в восприятии читателя начинает складываться и психологически объемный образ их переводчицы Н.Я. Галь, а затем он дополняется, приобретая новые черты и краски, когда читаешь (здесь же) литературные очерки о писателях, по духу и просто житейски близких Норе Яковлевне — Льве Эммануиловиче Разгоне, Фриде Абрамовне Вигдоровой, а попутно и о многих других литераторах, чьи имена и ныне на слуху. И возникает ощущение, что речь идет уже не просто о литературных именах и книгах, но о самой жизни в те достопамятные времена, которые нынче называют и “оттепелью”, и “заморозками”, и “застоем”; которые политизируют, драматизируют, рассказывают о них разные “страшилки”, были и небылицы.
Да нет, ушедшие времена у Э.Б. Кузнецовой не переосмысляются, не перекрашиваются, а просто показываются в несколько непривычном преломлении — более приближенном, что ли, к повседневности. Тут есть и прошедший все круги гулаговского ада Л.Э. Разгон, и “самиздат”, который “таскает” в дом Н.Я. Галь ее ближайшая подруга Фридочка — Ф.А. Вигдорова, есть и воспаленная семейная память: сама Нора Яковлевна “прошла те очереди к тюремному окошку, о которых писала Ахматова и в которых стояло полстраны” (через ГУЛАГ прошли ее отец и дядя). Но ведь есть здесь и много неподдельных радостей, которые приносят общение с близкими по духу людьми, хорошие книги, творчество; есть много тепла и света (его отблеск появился даже в заглавии книги) — тепло и свет щедро дарили друг другу люди из ближнего окружения Норы Галь, ими пронизано детство автора книги, ибо Эдварда Борисовна Кузьмина — дочь Норы Яковлевны Галь.
И вот этот поворот житейского сюжета, венчающий книгу, непременно возвратит вас снова к началу этого великолепно выстроенного сборника (“не склад готовых вещей”, а “цельный организм”), потому что он выведет на новый уровень понимания собранных в ней публикаций.
Несомненно, что теперь вы иначе воспримете все пять разделов, составленных из рецензий. Конечно, по всем признакам это добротные работы профессионального критика, подтверждение тому — публикация немалой их части в “Новом мире” (профессионально слабых вещей там не печатали). Однако, в отличие от “собственно” критиков, Э.Б. Кузьмина никогда не ввязывалась в литературные “драки”, не посягала на чьи-то репутации и амбиции. В том проявлялся ее особый дар редактора. Редактор ведь не должен кому-то доказывать, что та или иная вещь плоха или хороша; просто он не возьмется готовить к печати произведение, которое ему не по душе, а уж если берется за понравившуюся ему рукопись, то сделает все от него зависящее, чтобы и читатель потом увидел в книге те достоинства, которые видит он сам. И если чувство “стройности и соразмерности” — самое востребованное качество редактора, то художественный вкус (а вкупе с ним и нравственное мерило, такт, чувство меры) — главный инструмент, которым редактор пользуется так же постоянно, как живописец кистью. Поэтому для редактора, выступающего в роли литературного критика (а не наоборот), так важен выбор вещи для рецензирования, а разбирает он ее не затем, чтоб утвердиться в каких-то собственных идеях, а затем, чтобы выявить и глубже пережить ее достоинства. Потому и чтение такой рецензии подобно перечитыванию самой этой вещи.
Как раз отмеченные особенности и отличают литературно-критические работы Э.Б. Кузьминой. И теперь, когда прошли уже десятилетия, а иногда и все полвека со дня их первой публикации, это обстоятельство оборачивается вдруг эффектом столь же ярким, сколь и неожиданным. Дело в том, что я, читатель, скоро обнаруживаю, что речь ведь идет в основном о вещах, которые и сам я читал когда-то, выделяя их в потоке журнальных и книжных новинок. Да их и все читали, потому что тогда если уж что-то заметно выделялось из общего ряда, то прочитать это “что-то” стремился каждый уважающий себя читатель. (Отсюда, между прочим, огромные тогдашние тиражи.) Далеко не все вещи, что так заинтересованно и дружно читались, были шедеврами; большинство из них, выполнив свою духовную работу, постепенно отходило на задний план, а потом и вовсе забывалось. Но след-то в душе оставался, и где-то подспудно продолжала в нас жить заключенная в них энергия добра и красоты!
И вот теперь, читая книгу Э.Б. Кузьминой, я не просто вспоминаю о них, но будто вновь — и с удовольствием! — перечитываю. Но вы замечали: не та книга хороша, которую интересно читать, а та, которую интересно перечитывать? Отсюда вытекает резонный вывод: у нас была замечательная литература. Причем не только, как иные критики считают, отдельные вещи, которые чудом прорывались сквозь цензурные рогатки, “чтоб спасти честь и достоинство отечественной словесности”, но именно литература, составлявшая основу духовной жизни общества, на ней мы все росли. Открываю книгу Э.Б. Кузьминой с самого начала, и вот какой выстраивается ряд: “Звездопад” Виктора Астафьева, “Сельские жители” Василия Шукшина, “В стране вещей” и “Божественные истории” Феликса Кривина, “Ноль три” Норы Адамян, “Остановиться, оглянуться…” Леонида Жуховицкого — и далее в том же духе, не буду перечислять все.
Можно по-разному судить о том, насколько названные и другие вещи этого ряда отвечали требованиям официальной идеологии, насколько они определяли общую атмосферу литературной жизни того времени, но книга Э.Б. Кузьминой не оставляет сомнений: эта ветвь литературы имела прочное основание, в частности, в интенсивной и свободной (вот что надо подчеркнуть!) духовной жизни того круга российской интеллигенции (широкого круга!), к которому принадлежала Нора Яковлевна Галь и все, кто к ней был близок, а также все, кто читал Рэя Бредбери, Сент-Экзюпери и других западных писателей, которые благодаря, в частности, ее подвижническому (по 16 часов в сутки за пишущей машинкой) труду укоренялись в благодатной почве русской культуры.
И вот о чем я еще подумал, читая книгу Э.Б. Кузьминой: рецензии, представленные в ней, пусть и неполно, пусть и с явным креном в сторону произведений, обращенных к детям и молодежи, все-таки дают очень живое и выразительное представление о полувековой истории нашей литературы. Вот бы школьные учебники так писались!
Валентин ЛУКЬЯНИН