Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2007
Павел Сергеевич Проскуряков родился в 1957 году в деревне Ежово на юге Свердловской области. Юрист, работал в прокуратуре, последние 10 лет – нотариусом. Печатался в районных газетах. Выпустил сборник стихов “Хрустальная трава” (2007). В “Урале” публикуется впервые.
***
Снег присел перед прыжком,
Зашумел, развеселился,
Как пружина распрямился
И под гору — ручейком.
Долго ждали — и сбылось,
Наконец теплее стало:
И коррозия металла,
И подснежник — словно гвоздь.
***
Забыть дела, послать все к черту,
Надеть пальто, пойти гулять
Без цели, так, от борта к борту,
Немного скуку разогнать.
И вдруг, как прежде, — на свидание,
Забыв про ссоры и года!
Пойти к тебе. Да, с опозданием
На четверть часа, как всегда.
***
Дубовый стол с секретом старым,
И запах пыли вековой,
В углу забытая гитара,
Часов настенных медный бой.
Уснувший кот в ногах свернулся,
Мне неудобно, но лежу,
Все в доме спят, а я проснулся,
В окно на свет луны гляжу.
В саду сейчас, наверно, мокро,
Листы загадочно шуршат
И бьют порой ладошкой в стекла.
Я жду их стука — пусть стучат.
Нет, нынче зимняя погода,
Морозная сухая ночь.
Вот поменять бы время года,
Но Бог не хочет мне помочь.
Яблоко
Окуджава пел со сцены,
Пел негромко — ну и пусть!
Его песни знали все мы,
Как молитвы, наизусть.
Он закончил. Вот он рядом,
И я что-то говорю
И из маминого сада
Яблоко ему дарю.
Было крепким, было спелым
Это яблоко мое,
Он не знает, что с ним делать,
Но назад не отдает.
— Может быть, помолодею, —
Пошутил он, уходя, —
Молодильное, надеюсь,
Яблоко-то у тебя.
Я стою, а он уходит…
Миновало двадцать лет.
И так жаль мне, что в природе
Молодильных яблок нет.
***
Ой, как больно:
Мадонна рожает,
Сердце в легких,
Как в звездах,
Стучит.
Тот,
Которого жизнь выбирает,
Открывает глаза
И кричит.
Мысль о смерти,
И кровь умирает,
Сердце в жилке на шее
Стучит.
Тот,
Которого смерть выбирает,
Открывает глаза
И молчит.
***
Деревне Ежово
В деревню, ничем не приметную,
Клубника там и грачи,
Шагаем дорогой заветною
В колодезной гулкой ночи.
Всего-то по околотку
Каких-нибудь тридцать дворов.
Пыль легкая по щиколотку —
Не слышим своих шагов.
И вот мы взошли на пригорок
По мокрой холодной траве,
Закрякала утка спросонок,
Запел соловей о заре.
В окно в спящий дом постучали,
Пахнуло в сенях молоком,
Нас так долгожданно встречали
И спать уложили рядком.
Скрипел домовой половицей,
Кнутом ударял пастух.
Как самая главная птица
Зарю разбудил петух.
Ходики
Подковы ходиков не стали
Стучать — немая тишина,
Как будто время придержали
Отпущенные стремена.
И в тишине застывшей мнится,
Что эта умершая ночь
Уж никогда не прекратится
И этому нельзя помочь.
В такую ночь бес рядом рыщет,
Звучат пугающе шаги,
Рука нательный крестик ищет,
И сами пишутся стихи.
Пойду и ходики настрою,
Вверх обе гирьки подтяну.
Я маятник ладонью трону
И беса этого спугну.
Русский характер
Березы ослабели сразу,
Лишенные родной земли:
В болото, в душную заразу
На гибель рощу завели,
Стволы их белые иссохли,
Но держатся еще, стоят,
И кто-то процедил: “Подохли!” —
Как про блокадный Ленинград.
А торф горит и пышет жаром,
Сжигая за свечой свечу,
Но всем назло земным пожарам
Стоят они плечом к плечу.
***
Мой ангел-хранитель,
Меня сбереги.
Невзгоды, пройдите,
Господь, помоги.
Чтоб снег весь растаял,
Сирень расцвела
И мама седая
Подольше жила.
Святых, их так мало,
И я не святой,
А жизнь оказалась
Ручьем — не рекой.
Года проплывают,
Минуты текут,
И мне не хватает
Тех лет и минут.