Несобранные мысли по возвращении из дальней поездки
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2006
Лет, наверно, двадцать пять назад я два или три раза слышал от Бориса Степановича Рябинина байку о том, как он разговаривал с каким-то крупным канадским чиновником, занимающимся проблемами леса. “А у вас в Канаде браконьеры есть?” — спросил собеседника Рябинин. “Да, к сожалению есть, — сокрушенно ответил чиновник (рассказчик очень выразительно воспроизвел его тон). — В прошлом году было два случая…” Борис Степанович любил повторять эту байку, потому что она неизменно производила ошеломляющее впечатление на слушателей: у нас-то в ту пору случаи браконьерства исчислялись тысячами. Думаю, сейчас их меньше не стало, да, кажется, это уже мало кого волнует: хищническое разграбление природы приняло такие масштабы, что не только какой-нибудь дядя Федя, незаконно подстреливший из старинной берданки утку до открытия охотничьего сезона, но и большой начальник, гоняющийся за лосем на вертолете (помнится, такой сюжет описал Б.С. Рябинин в одном из своих очерков, опубликованных в “Урале”: большой был скандал!), выглядит… ну, чем-то вроде легкого сквознячка на фоне карибского урагана.
Но байка Рябинина производила на слушателей сильное впечатление еще и потому, что все мы в ту пору усердно занимались, фигурально выражаясь, “расчесыванием болячек”: вот, дескать, в какой дикости мы тут пребываем, в то время, как у них… “У них” — это на “загнивающем”, но “цивилизованном” Западе, на который мы смотрели тогда сквозь малые дырочки в “железном занавесе”, и тамошняя жизнь, наблюдаемая в таком ракурсе, казалась воплощением разумного благоустройства, справедливости и чуть ли не рыцарского благородства. Вообразив, что стоит лишь нам ввести у себя частную собственность и рынок, как и у нас тоже наступит райская жизнь, мы легко отказались от опостылевшего “социализма” и не стали противиться авантюрным реформам. Когда же через короткое время оказались “в другой стране” и кусать локти было уже поздно, то легко утешили себя мифом о “диком капитализме”, который, дескать, надо перетерпеть, а потом все образуется. Увы, тешиться этой иллюзией можно, лишь сохранив в себе прежнее — советских времен — идиллическое представление о Западе как воплощении разумного порядка и хранителе гуманистических (“права человека”!) нравственных ценностей. Но ракурс восприятия нами жизни в “цивилизованных странах” сильно изменился за последние годы, потому что “железного занавеса” больше нет. Побывайте там разок-другой, присмотритесь, даже хоть бы повнимательней отнеситесь к поступающим оттуда теленовостям, и вы увидите: нет “дикого” капитализма, а есть “дикие” люди. А капитализм — он, как говорится, и в Африке — капитализм.
Впрочем, про Африку — это я для красного словца, а вернулся я только что (этот номер журнала уже верстался) из очередной поездки в Испанию. Поездка была вполне частной, никаких познавательных целей не преследовала, но так уж получилось, что на этот раз мне довелось довольно много побродить пешком по тамошним лесам-горам-долинам и таким образом близко соприкоснуться с экологическими проблемами этой страны. Volens-nolens приходили в голову сравнения и сопоставления с тем, что мы привыкли наблюдать у себя дома. Думаю, что некоторые параллели и аллюзии могут заинтересовать и читателя.
***
Начну, пожалуй, с того, что самое яркое впечатление осталось у меня от посещения природного парка “Верхний Тахо” (El Parque Natural del Alto Tajo).
Тахо — самая большая река на Пиринейском полуострове.
Вообще-то у нас, в России, с подачи Пушкина больше знают другую испанскую реку: “Ночной зефир струит эфир. Шумит, бежит Гвадалквивир…” Конечно, в романтической связке “Андалузия (АндалусИя!) — Севилья — коррида — фламенко” Гвадалкивир (именно так произносится название реки по-испански) тоже звучит волнующе, но, боюсь, что, увидев его “в натуре”, с набережной Севильи, многие поклонники Пушкина будут разочарованы… Дело, однако, в другом: Тахо почти вдвое длиннее и почти втрое многоводней, чем романтический Гвадалкивир.
Исток Тахо расположен километрах в ста шестидесяти (если по прямой) восточней Мадрида, прямо на границе автономных областей Арагон и Кастилья-Ла-Манча. Течет он поначалу на северо-запад, потом поворачивает на юго-запад и придерживается этого направления до города Толедо (самый крупный испанский город на ее пути), а потом течет уже почти строго на запад до границы с Португалией. В Португалии река меняет не только направление (она снова поворачивает на юго-запад), но и название: теперь она называется Тежу (Tejo); при впадении в океан на ней стоит столица страны Лиссабон.
По российским меркам, однако, крупнейшая испанская река Тахо вовсе не покажется большой. Кама по протяженности почти вдвое ее превосходит, а уж по полноводности — так чуть ли не в десять раз; Исеть, правда, короче и намного маловоднее. Но в верхнем течении — там, где устроен природный парк, — Тахо по ширине и глубине напоминает разве что нашу Патрушиху. Однако по красоте окружающих ландшафтов с Верхним Тахо, увы, не может сравниться не только скромная Патрушиха, но и признанная красавица Чусовая. Пробив за миллионы лет каменные пласты плоскогорья Месета, Тахо и его многочисленные притоки (Кабрильяс, Бульонес, Гальо, Арандилья, Саладо, Тахуэло и др.) образовали неповторимые по красоте каньоны и ущелья. Их каменные стены (подчас такой причудливой формы, будто они созданы изощренной фантазией Антонио Гауди) возносятся ввысь на сотни метров. У подножья скал — по берегам здешних рек и речушек, в широких распадках между циклопическими каменными кряжами и где-то там, в подоблачных высях, по берегам каньонов, — заросли леса: средиземноморская сосна, вечнозеленый каменный дуб, широколиственные клены, платаны и десятки других пород, которых я не умею назвать.
Парк расположен на территории двух провинций — Гуадалахара и Куэнка. Его главный вход — примерно в восьми километрах от старинного города Молина-де-Арагон (оттуда родом был один из самых знаменитых испанских драматургов — Тирсо де Молина; помните, в Свердловской драме ставили когда-то его пьесу “Дон Хиль Зеленые Штаны”?).
Парк вытянут с юго-востока на северо-запад и занимает огромную территорию — вместе с “периферийной” зоной чуть меньше 180 тысяч гектаров (около 80 километров в длину и от 10 до примерно 40 километров в ширину). Пешком его не обойдешь ни за день, ни даже за неделю. Но в узловые его точки можно проехать на машине, а потом пройти по избранному маршруту пешком. На схематической карте парка, помещенной в красочном буклете, отмечены двенадцать пешеходных троп, ведущих к главным достопримечательностям. Но вы можете избрать свой маршрут, не считаясь с этими рекомендациями: никто не станет контролировать ваше перемещение.
По пути вам встретятся обихоженные родники с чистейшей питьевой водой, неподалеку найдется и площадка, где вы сможете отдохнуть, перекусить прихваченными с собой припасами. Даже “столик” там может оказаться: грубо обтесанная прямоугольная каменная глыба, а вокруг нее камни поменьше — своего рода “табуретки”. Если там обнаружится табличка с запрещением ставить палатку — не беда: в парке предусмотрены и места для палаток, там на самом деле будет удобнее, чем где-то возле случайного родника. Но если “рай в шалаше” вас не устраивает — в разных уголках парка имеются небольшие гостинички и прочие пристанища — “остали”, “альберги”, кемпинги. Таким образом, как вы поняли, в парк Alto Tajo можно приезжать и приходить не на один день.
Мы, однако, палатку не разбивали и в “остале” или кемпинге не поселялись: утром приехали и вечером уехали. Конечно, посмотреть успели лишь малую долю того, что там можно было увидеть. Нет нужды описывать все свои впечатления — не о том мои заметки; упомяну лишь небольшие, но шумливые водопады, дивной голубизны озерцо в обрамлении зеленых гор (мы обошли его вокруг за какие-нибудь полчаса) и особенно — ансамбль, совместное творение природы и человека: высочайшая скала-“башня”, а под ней монастырь Virgen de la Hoz (“Богоматерь Ущелья”).
Монастырь с виду немудрящий: два-три двухэтажных домика вполне мирского вида (незамысловатым обликом и цветом стен и крыш они очень хорошо вписываются в каменистый пейзаж), при них — очень скромная церквушка, частично врубленная в скалу. Когда мы там были, монахи ничем себя не проявили, будто их и не было, но все-таки вряд ли они такие уж затворники: при монастыре, стена в стену с ним, (ему же, наверно, и принадлежат) — небольшая гостиница и ресторан. (Стоит, однако, заметить, что испанский restaurante — чаще всего не столько питейное заведение, сколько место, где можно скромно перекусить или выпить чашку кофе и пообщаться с друзьями.)
И где-то тут же, совсем рядом с монастырем, обнаружилась почти незаметная со стороны и хорошо оборудованная пешеходная тропинка: где круто — ступеньки, вырубленные в камне; над обрывом, вместо перил, — прочный металлический трос. Тропинка, как оказалось, вела не только на вершину скалы, к которой прилепился монастырь, но и к краю каньона, который возвышается над той скалой еще на добрую сотню метров. Сколь замечательным было это неторопливое восхождение! Дорожка петляла, ее прокладывали, продуманно используя особенности рельефа, чтобы подъем был не так утомителен. И с каждым новым поворотом окрестный пейзаж смотрелся по-новому, а на пути обнаруживались будто самой природой созданные смотровые площадки, невидимые снизу пещеры, нерукотворные каменные изваяния…
Статус природного парка территория Alto Tajo получила совсем недавно: соответствующий закон принят в апреле 2000 года. Шесть лет — не такой уж большой срок, чтобы оборудовать все эти тропинки, стоянки, автомобильные дороги (хотя дороги, скорее всего, существовали и раньше), кемпинги, турбазы, указатели, пункты технической и медицинской помощи, информационные центры.
Но смысловым завершением формирования паркового хозяйства стало открытие Centro de Interpretaciуn — своего рода музея парка. Оно состоялось совсем недавно — уже в нынешнем году. Здание центра (стекло, металл, дерево), построенное архитекторами Карлосом Асенсио и Хосе Мария де ля Пуэрта, являет собою смелое сочетание аскетической функциональности и элегантности, отдающей утонченным аристократизмом. Экспозиция отличается предельной лаконичностью и в то же время достаточной полнотой, чтобы вооружить посетителя парка минимально необходимыми знаниями, которые помогут ему осмысленно воспринимать раритеты окружающей природы, когда он потом отправится в самостоятельное странствие по дорогам и тропинкам Alto Tajo. Помещения центра пронизаны светом и просматриваются насквозь. На стенах — большие диапозитивы с пейзажами парка и наглядными схемами; в витринах — образцы каменных пород, слепки следов обитающих в парке животных, яйца здешних птиц. Есть тут образцы засушенных пахучих местных трав: можно, приоткрыв стеклянную крышку витрины, достать щепотку и понюхать. Есть даже, простите, и какушки оленей, кабанов и прочей живности. Вам смешно? А между тем мы потом не раз обращали “просвещенное” внимание: вот тут недавно косуля пробежала (или олень) — наверно, и сейчас где-то поблизости прячется. Территория заповедная, но на глаза людям осторожные животные стараются не показываться.
А центральное место в экспозиции музея составляет объемная композиция, посвященная обитателям здешних лесов. В ней представлены как бы в естественной среде обитания десятка полтора животных и птиц. Их можно рассматривать и с первого этажа — как бы с земли, и со второго, когда вы оказываетесь на уровне крон деревьев.
Еще нас пригласили в небольшой кинозал и показали прекрасно снятый видеофильм о флоре и фауне парка. Зальчик рассчитан человек на пятьдесят — нас было только четверо…
Вообще нас — случайных, в общем-то, посетителей — служители музея замечательно принимали. При входе одарили красочными буклетами, не обременяли нас своим навязчивым вниманием, но когда мы задерживались у какого-то экспоната, пытаясь получше в чем-то разобраться, — непременно оказывались рядом. Не зная точного ответа на какой-нибудь наш вопрос (и такое случалось), подзывали кого-нибудь из своих более осведомленных коллег и устраивали мини-консилиум.
И вот что показалось мне удивительным: и вход в музей, и эти буклеты, и информационная помощь при осмотре экспозиции, и кинопоказ, и само посещение парка — все это было бесплатным. И это при том, что всякого рода экскурсии и зрелищные мероприятия в Испании стоят недешево. Тот, кто отдыхал на Коста Браво или Коста дель Соль, знает, что любая экскурсия, которые там устраивают для “пляжных” туристов, стоит 35, 40, а то и 50 “с гаком” евро. Даже при въезде в Долину павших (это уже, однако, не в курортных местах — километрах в семидесяти от Мадрида) мы, помнится, платили (это было года два назад) по пять евро с человека. Впрочем, туристический бизнес — один из основных источников испанского бюджета, он должен приносить прибыль “по определению”. Что же касается пресловутой Долины павших, то ее уж точно государство за счет бюджета содержать не может: это вызвало бы колоссальный скандал. Вопреки распространенному среди нашей либеральной интеллигенции мифу, этот пантеон создавался по воле Франко вовсе не для примирения противоборствующих в гражданской войне сторон, с которого якобы началась нынешняя испанская демократия, а для утверждения на веки вечные идеалов франкизма. И все это в Испании знают, поездка к мемориалу расценивается общественным мнением как деяние довольно неприличное, в газетах по сей день дискутируют о том, как лучше поступить с этим монументальным комплексом. Разрушать жалко: это ведь беспримерное по масштабам и уникальным инженерным решениям сооружение, его по праву можно числить одним из чудес света. Но и сохранять в демократической стране символ торжества фашизма… Словом, комплекс Долины павших резонно поставлен на самоокупаемость.
Ну, а что ж парк Alto Tajo? Содержать эти 180 тысяч гектаров, со всей инфраструктурой, оборудованием, охраной и обслуживающим персоналом, за счет посетителей было бы явно нереально — получились бы заоблачные цены за входные билеты. Тем более что и при бесплатном посещении народу здесь, как мне показалось, бывает совсем немного: на пешеходных тропинках за весь день мы вообще не встретили ни одного человека, да и по асфальтированным парковым магистралям разве что три-четыре машины на наших глазах проехали. Вроде бы и досадно: такие сказочные красоты людей не привлекают. Вроде бы и понятно: очень уж далеко расположен этот парк от переполненных туристических центров. Наверно, можно было бы этот туристический объект “раскрутить”, но какими невосполнимыми потерями обернулся бы для этих уникальных мест наплыв туристов? Вот правительство Испании и постановило содержать природный парк Alto Tajo за счет бюджета.
Мне показалось патриотичным и просто замечательным решение тратить явно немалые суммы из бюджета на “приобщение публики к богатствам природного и культурного наследия этого впечатляющего охраняемого пространства” (так написано в буклете). Пусть богатые американцы и немцы не ездят туда шумными толпами — это создавалось не для них. Пусть и сами испанцы не очень туда стремятся: им достаточно сознавать, что это чудо у них есть; сознание того, что оно у них есть, поможет им в полной мере чувствовать себя испанцами.
Испанская природа — такое же, пожалуй, национальное богатство этой страны, как у России ямальский газ или тюменская нефть. Но наше богатство раскололо общество на тех, кто “вовремя” к нему припал, и тех, кто от него отстранен, тогда как испанская природа, как мне показалось, общество объединяет. Не то чтобы это у них “общенародная собственность” (как было у нас при советской власти), но испанский частник как-то иначе, нежели, к примеру, в Америке или теперь вот у нас, пристраивается к национальному природному достоянию. Пройдите километры вдоль этих великолепных средиземноморских пляжей — нигде вам не встретится выгородка для “избранных” (то ли за плату, то ли в частной собственности). А еще мы в эту поездку очень много бродили пешком по лесам, полям, долинам рек, горным ущельям и очень часто встречали где-нибудь у дороги табличку: “Coto privado”, то есть “Участок, находящийся в частной собственности”. Право, не знаю, какую пользу для себя извлекают владельцы таких участков из своей собственности (по-видимому, таким образом резервируется их исключительное право пасти на этом участке скот или забавляться охотой), но могу засвидетельствовать: никогда такая табличка не означает запрет на проезд или проход на такой участок. Вы можете беспрепятственно идти или ехать в любом направлении, купаться, лазать по скалам, дышать фитонцидами. Испанская природа воспринимается при таких условиях как общее достояние испанцев, и учреждение национальных парков (Alto Tajo — один из многих), где сохраняется самое характерное, самое впечатляющее из того, что отличает природу этой страны, воспринимается как разумная мера, способствующая укреплению национального единства, утверждению национального духа.
Примерно такими рассуждениями я выразил свои восторги по поводу всего, что увидел и ощутил в природном парке Alto Tajo.
Хосе мои доводы не принял.
***
Мне было бы трудно (да и незачем) обойтись здесь без упоминания имени Хосе, потому что именно он организовывал и возглавлял все наши поездки и походы по местам, где обычно туристы из России не бывают. С ним я обсуждал и некоторые вопросы, которых касался и еще коснусь в этих своих заметках. Он не принадлежит к публичным деятелям, имя его читателю “Урала” ничего не скажет, поэтому я представлю его очень коротко. Хосе недавно перешагнул порог пятидесятилетия; по образованию он юрист, но на жизнь зарабатывает журналистикой и компьютерным дизайном; он умен и остроумен, начитан, рассудителен; не только основательно знает историю Испании, но и, если можно так сказать, глубоко в ней укоренен. Именем его прадеда — нобелевского лауреата — названы проспект и станция метро в Мадриде, именем деда — улица в одном из городов провинции Гуадалахара. Его близкие родственники участвовали в гражданской войне и по “ту”, и по “эту” сторону, имена их упоминаются в местных хрониках. Сам Хосе в политических баталиях не участвует, но имеет свою взвешенную и последовательную точку зрения по всем актуальным вопросам. По убеждениям он республиканец, возрождение монархии считает незаконным. В противостоянии консерваторов (Partido popular) и социалистов не примыкает ни к той ни к другой стороне: у него были обоснованные претензии к правительству Аснара, но и Сапатеро его не очень устраивает… Впрочем, кажется, я уже выхожу за пределы темы.
Думаю, вы поняли, что если с мнением Хосе и не обязательно соглашаться, то ориентироваться на него можно и нужно: это мнение компетентного человека “изнутри”.
Так вот, с моими рассуждениями о национальных парках Испании Хосе не согласился. Сам он считает, что правительство (и прежнее, и нынешнее) лишь маскирует с их помощью свое нежелание или неумение заняться проблемами сохранения природы всерьез. Я порасспрашивал его более подробно и вот тут-то увидел, насколько “цивилизованный” испанский капитализм похож на якобы “дикий” российский.
На примере природного парка Alto Tajo эти отличия не очень заметны — ну, разве что трудно себе представить, чтобы в наших “Оленьих ручьях” за счет казны или доброхота-спонсора выстроили музей, подобный Centro de Interpretaciуn, да еще не попытались бы при этом в кратчайшие сроки возвратить инвестированные средства с большим “приварком”. Однако же взгляните на ситуацию с другой стороны. Шести лет оказалось достаточно, чтобы разметить дорожки, поставить легкие павильончики информационной службы и даже построить элегантное здание музея и заполнить его хорошо продуманной экспозицией. Но ведь создавать уникальный природный ландшафт не пришлось — он формировался в течение тысячелетий (а в геологическом плане — в течение миллионов лет) и неплохо сохранился до наших дней. В то же время на огромных пространствах плоскогорья Месета леса были сведены еще древними римлянами. И по сей день на этих выжженных южным солнцем каменистых увалах цепляются за жизнь лишь редкие кустики, низкорослые деревца и пучки пожелтевшей уже к началу лета травы.
Что же спасло от экологического разорения Верхний Тахо? Да, я думаю, на него особенно никто и не покушался. Деловую древесину добывать там трудно (к тому же — в каком деле можно применить эти искривленные деревца, цепляющиеся за камни?), полезных ископаемых там нет, сельскохозяйственных угодий практически тоже нет (вероятно, были: сейчас там бесплодные солончаки), до крупных поселений далеко…
Иное дело — земельные участки вблизи городов и курортных поселков. Вот за них-то идет настоящая драка — теперь мы и по домашним примерам знаем, как это бывает.
По испанским законам муниципальные власти (ayuntamiento) имеют более широкие, нежели в России, права распоряжаться пригородными землями, в частности — переводить их из одной категории в другую. Сегодня это рекреационная зона, а завтра ее могут в силу каких-то соображений объявить селитебной и отвести там участки для строительства. Иногда таким образом решаются финансовые проблемы города, но чиновник не был бы чиновником, если б не преследовал при этом какие-то собственные интересы. Так или иначе, это в плане коррупции — “зона повышенного риска”.
Вот история, которую мне рассказал Хосе. В ayuntamiento города Сигуэнса, где он сейчас живет, возник конфликт между алькальдом (мэром) и его заместителем. Алькальд — богатый человек и прожженный делец; молодого зама он в свое время сам себе выбрал в надежде заполучить “мальчика на побегушках”. Но тот оказался человеком долга и до некоторой степени романтиком, верящим в конечное торжество правды и здравого смысла.
В чем же смысл конфликта между ними? Алькальд счел выгодным для города (а более того — но косвенно и негласно — для себя лично) включиться в процесс “урбанизации”, о котором сейчас в Испании много говорят. Суть его выглядит разумной и даже благородной; если в двух словах — она такова: в пригородной зоне выбирается площадка, туда подводятся коммуникации — и строится новый микрорайон. Вся тонкость в том, где именно эта площадка выбирается. На “неудоби” (и у них, как у нас) большого спроса нет, иное дело урвать участок где-нибудь там, где вода да зелень, воздух целебный. По закону в такой зоне ничего строить нельзя, но зато по испанским законам само городское самоуправление (в данном случае читай: алькальд) вправе относить пригородные земли к той или мной категории. Но решения такого рода — и у них, как у нас, — принимаются отнюдь не под влиянием благородного душевного порыва. Хотя некая красивая легенда, как правило, сочиняется.
Легенда, которую придумал испанский алькальд, заставила меня вспомнить о Нью-Васюках. Дескать, создадим в Сигуэнсе площадку для гольфа, соответствующую самым высоким стандартам, будем проводить на ней соревнования мирового уровня, на них приедут богатые болельщики из Германии и США; чтоб должным образом их принять, выстроим фешенебельные отели. И таким образом в рост пойдут строительная индустрия, сфера обслуживания, сувенирные промыслы — ну, и дальше почти по Ильфу.
Казалось бы, молодость более склонна к авантюрным прожектам, а возраст и опыт заставляют придерживаться осторожного консерватизма; тут получилось ровно наоборот. Молодой зам не очень поверил в бейсбольно-гостиничные прожекты своего шефа, зато здраво оценил, какой непоправимый урон нанесет попытка их осуществления природному ландшафту, в который так органично вписывается старинная Сигуэнса, а также историческому облику и традиционному укладу жизни этого небольшого кастильского городка.
Добавлю от себя: Сигуэнса мне хорошо знакома. Находится она примерно в полутора сотнях километров к северо-востоку от Мадрида, расположена (как и большинство старинных городков и пуэблос в этой части Испании) на плоской вершине и пологих склонах невысокой горы, ее неповторимый облик создается двумя архитектурными доминантами — древним замком (он много раз разрушался и перестраивался, но начало его восходит где-то к XII веку; сейчас там дорогая гостиница) и кафедральным собором (не столь древним, но тоже имеющим богатую многовековую историю). Другие строения Сигуэнсы в градостроительном плане подчинены этим доминантам. Серьезных производств там нет — так, мелкие промыслы и то, что относится к сервису. Постоянных жителей в городке немного — тысяч пять, как утверждает Хосе. Но летом его население увеличивается в несколько раз. Сюда целыми семьями убегают от июльского зноя тысячи мадридцев, имеющих здесь родственников или собственные квартиры, пустующие зимой: в Сигуэнсе всегда прохладней. Сюда приезжают (по выходным дням — целыми поездами) туристы из разных стран: Сигуэнса — город-памятник, город-музей. Но в этой своей музейной ипостаси Сигуэнса — город живой, не благоденствующий, но экономически самодостаточный и, мало того, способствующий сохранению исторически сложившегося облика Испании, который (а не только теплое море, не только песчаные пляжи) привлекает сюда миллионы туристов со всего света. Вырубите пригородный лес, постройте там спортивные сооружения, гостиницы, виллы — и незаметно (но уже непоправимо) превратится Сигуэнса в ординарный среднеевропейский (если только не американский по облику) городок — и кто ж тогда сюда поедет?
Но старинный город, по мнению моего собеседника Хосе, вовсе не обречен оставаться впредь чем-то вроде индейской резервации, обитатели которой зарабатывают на хлеб, изображая жизнь своих предков, которая им самим, в сущности, давно уже чужда. Он может и должен развиваться, но — с уважением к своему прошлому и, значит, к самому себе. Тут есть о чем порассуждать — я приведу лишь один пример, подсказанный Хосе. У подножья горы, на которой расположена Сигуэнса, протекает небольшая речка Энарес (Henares). В здешних маловодных местах и такие речки на виду: ее имя звучит в названиях нескольких железнодорожных станций между Сигуэнсой и Гуадалахарой. Но в Сигуэнсе она совсем не смотрится: грязноватая канава, заросшая камышами и заслоненная какими-то хозяйственными постройками. Между тем ayuntamiento города Молина-де-Арагон сумело превратить ничуть не бoльшую речку Гальо (я упоминал о ней как о притоке реки Тахо) в настоящее украшение городского центра. Для этого почистили ее русло, очистили берега от построек, не имеющих исторической и архитектурной ценности и укрепили набережные — теперь это любимое место для прогулок горожан и туристов, для которых Молина стала более привлекательной.
Как разрешится спор в Сигуэнсе, покажет время. Думаю, не только Хосе, но и многие горожане согласны с позицией молодого консерватора, но ведь и в Испании, как у нас, — демократия, а потому деньги и демагогия очень часто оказываются весомей общественных интересов и здравого смысла…
Да Бог с ними, с испанцами, в своих проблемах они без нас разберутся. А меня эти испанские игры с urbanizacion заставили вспомнить некоторые “домашние” примеры. Например, трехэтажные особняки за трехметровыми сплошными заборами в прибрежной зоне отдыха в Среднеуральске, но тут, похоже, дело не в выгоде муниципальных чиновников, а в административном ресурсе: очень уже крупным деятелям областного масштаба приписывает молва эти мини-дворцы… Но это сравнительно давнее впечатление. А вот свежее: как раз в те дни, когда я возвратился из Испании, весь Екатеринбург был взбудоражен решением городских властей строить жилые дома на территории Зеленой рощи. Я навел справки — меня “успокоили”: всего-то, мол, три дома, да и то на краю, примыкающему к Дворцу спорта, то есть не в исторической части старинного парка, а там, где деревья и кусты выросли “самостийно”. А историческую часть не тронут. Я успокоился не очень: во-первых, не совсем понимаю, чем самостоятельно выросшие деревья хуже “исторических”; во-вторых, помню разговор с одним ответственным городским чиновником три-четыре года назад.
Тогда в центре Екатеринбурга с усердием, достойным лучшего применения, вырубали вековые деревья и сводили газоны (в частности создавали Круглую площадь — на пересечении улиц Антона Валека и Маршала Жукова — одно из самых нелепых, на мой взгляд, градостроительных решений). И вот как этот чиновник объяснил мне мотивы действий руководимого им отдела: “Вы же ходите по улицам и постоянно видите, что машины паркуют прямо на газонах. Это же непорядок…” — “И тогда вы, — подхватываю его мысль, — решаете, что надо что-то убрать. И убираете газон”. Задумавшись на мгновение, он подтвердил: “Да, примерно так”. — “По такой логике вы ведь скоро, наверно, и до бульвара на проспекте Ленина доберетесь?” — спрашиваю. Он “успокоил”: “Не скоро, вопрос встанет разве что года через три-четыре”. Кстати, этот срок уже прошел, а автомобильные пробки на проспекте Ленина существенно выросли, так что я уже с опаской присматриваюсь к работе “озеленителей”…
Еще одна история подобного рода разворачивается уже более года, а все не видно конца, на глазах общественности — не в Екатеринбурге, правда, а в одном из живописных городков неподалеку…
***
Кажется, первой об этой истории рассказала на страницах свердловской “Областной газеты” журналистка Г. Ковалева. Выглядела она в ее интерпретации так. К мэру небольшого уральского города Дегтярска Валерию Трофимову пришел предприниматель Андрей Соколов и поделился “душевными треволнениями” по поводу состояния озера Ишбулат, на берегу которого стоит этот городок. Дескать, в детстве он, житель Екатеринбурга, бывал здесь у деда на даче, бегал с приятелями на рыбалку, и озеро тогда было просто замечательное, а теперь оно “все хуже и хуже”: загажено промышленными стоками, заросло сапропелью. В итоге душевного общения власти и бизнеса родилась идея создания фонда “Чистое озеро”, целью которого объявлено возрождение Ижбулата. Но, огорчается журналистка, какие-то сомнительные личности из числа горожан и приезжих приняли эту замечательную идею в штыки.
Журналистка утаила от читателей, что у “сомнительных личностей” были свои резоны. Они сумели раздобыть и опубликовали — уже, конечно, не в “Областной газете” — документы, раскрывающие подоплеку душевных порывов екатеринбургского бизнесмена. Прежде всего, имя самого Андрея Соколова в этих бумагах, подписанных городскими чиновниками, никак не фигурирует, и об очистке озера в них тоже нет ни слова. На уровне документов история начинается с заявления некой Лидии Эрнестовны Белышевой, тоже жительницы Екатеринбурга (она потом оказалась сестрой Соколова), на имя прежнего главы Дегтярска: предприимчивая дама просит выделить ей участок берега озера Ижбулат площадью 1,2 гектара “для организации зоны отдыха в летний и зимний период населения города”. Городские чиновники почему-то проявили невиданную оперативность: разрешение заявительнице было выдано уже через четыре дня. Правда, при этом несколько уточнялась цель проекта (“для создания зоны отдыха, туризма, рыболовства”) и ставилось условие “оформления документов в установленном порядке” (имелось в виду прежде всего проведение экологической экспертизы).
С экспертизой энергичная предпринимательница торопиться не стала (таковая и по сей день не проведена), но к осуществлению своего замысла приступила безотлагательно. Представьте себе изумление ничего об этих кабинетных решениях не ведавших дегтярцев, когда весной 2005 года на озерном берегу вдруг появились некие пришлые люди, пригнали технику, развесили таблички, запрещающие появляться на озере под угрозой штрафа 500 рублей, выставили охрану, быстренько огородили обжитой поколениями горожан участок берега глухим забором высотой 2,5 метра, протянули от берега вглубь акватории 25-метровый пирс, на расстоянии примерно тех же 25 метров (то есть в прибрежно-защитной полосе, где что-нибудь строить вообще категорически запрещено законом!) заложили бетонный фундамент для капитального дома… Вот тогда-то общественность и забила во все колокола.
И как же на тревогу граждан отреагировал глава города (теперь уже В.Е. Трофимов)? Он спешно издал постановление, которое придало видимость законности бурной деятельности пришельцев. Постановление по его указанию было опубликовано в городской многотиражке, но дегтярцев оно не успокоило. Дело в том, что в нем нет ни слова о возрождении гибнущего озера (главная тема переговоров), как, впрочем, и о переговорщике Соколове; нет ни слова и о “зоне отдыха”, о горожанах, о туризме (которые были в договорах и позволяли хотя бы поддерживать иллюзию, будто бизнес-проект учитывает интересы дегтярцев). О чем же там говорится? О том, что на основании того-то и того-то (не станем здесь разбираться в тонкостях юридического камуфляжа) заключен договор “о проведении работ по организации культурного рыболовного хозяйства, любительского и спортивного рыболовства”, и по этому договору ИП Белышевой Лидии Эрнестовне, учредителю фонда “Чистое озеро”, разрешается “зарыбливание озера Ижбулат ценными породами рыб”, разрешается установить “предупреждающие аншлаги” на берегу, а также “обеспечить благоустройство и очистку прилегающей к водоему территории” (заметьте: речь о суше, а не о воде). Проще говоря, власти решили поддержать “малый бизнес”.
Этот запоздалый демарш отнюдь не успокоил дегтярцев. “Нас не поняли”, — пожаловался “благодетель” Андрей Соколов, невесть откуда и в каком качестве опять вынырнувший на уральской странице “Комсомольской правды”.
А, собственно, что тут понимать? Не сделано ни одного внятного шага, свидетельствующего о намерении очистить озеро. Запустили туда, по сведениям журналистки из “ОГ”, мальков: “10 тысяч единиц карпа и 80 тысяч единиц форели”, обещали после выпустить мальков толстолобика (“он естественным образом очищает воду” — это как понять?) и белого амура. Но не мальки же форели станут чистить водоем от сапропели и промышленных стоков: если даже “туземные” рыбешки не могут жить “в кислой грязи”, то как тут будет чувствовать себя благородная, очень чувствительная к условиям среды форель? При этом все “созидательные” усилия предприниматели сосредоточили на берегу, изъятом из общего пользования: соорудили высоченный сплошной забор (да еще, говорят, на железных столбах, основаниями замурованных в бетон), заложили бетонный же фундамент капитального дома в прибрежной зоне… Непонятно только, почему так рьяно ратует за “очистителей” озера “Областная газета” (было уже несколько публикаций), в упор не замечая ни капитального забора, ни документов про “зону отдыха”. Не вполне понятен и интерес мэра Трофимова… И уж вовсе загадочно, почему в самый последний момент сомнительную затею поддержал почтенный “Уральский рабочий”.
Однако вполне понятно, что ни “дикий” капитализм, ни “отсутствие законодательной базы” тут ни при чем. Сомнительные сделки по поводу земельных участков, относящихся к муниципальным территориям, совершаются по аналогичным схемам что в “цивилизованной” Испании, что в “дикой” России. Правда, там муниципалитетам даны более широкие права, зато сложнее манипулировать общественным мнением и игнорировать судебные решения, как это сплошь и рядом делается в России. Поэтому, например, в курортной Марбелье (это юг Испании, Costa del Sol), полюбившейся “новым русским” с их неограниченными финансовыми возможностями, обаятельная и умеющая говорить красивые слова дама-алькальд, как мне рассказали, недавно была отдана за махинации земельными участками под суд, а вот дельцы, “очищающие” озеро Ижбулат с помощью форели, позволяют себе решения суда просто игнорировать…
***
Капитализм — он и в Африке капитализм, а все-таки на тысячи наших браконьеров в Канаде приходились считанные единицы.
Или вот такой пример. Несколько лет назад случилось мне ранней осенью побывать в Сургуте. Друзья повезли меня на машине по грибы, которых, по их сведениям, было в том сезоне — хоть косой коси. Мы долго тогда колесили по дальним и очень дальним лесам (сезон заканчивался — грибы попадались все червивые), и поэтому запомнилось: буквально ни одной сухой, не заболоченной полянки в этом обширном северном лесу не встретилось, чтоб она не была замусорена полиэтиленовыми мешками, пустыми бутылками и всякой прочей гадостью, брошенной нашими “любителями природы”.
Но вообще-то не надо ездить так далеко: поезжайте в любое место в ближних и дальних окрестностях нашего мегаполиса — “культурной столицы Урала” — и вы увидите то же самое…
А вот в испанском парке Alto Tajo никакого мусора мы не увидели. Ни у родников, где, конечно, многие останавливаются попить. Ни у каменных столиков. Ни на местах, отведенных для палаток. Ни вдоль пешеходных тропинок и автомобильных дорог. Никто ничего не бросает там на землю, хоть не заметили мы там полицейских, следящих за порядком, да и простые посетители, которые могли бы остановить неряху молчаливым, но осуждающим взглядом, наверно, не часто оказываются поблизости.
Ну ладно, скажете вы, то — парк. Но так же чисто было и в других местах, где мы побывали. Особенно запомнилась пешая прогулка из Сигуэнсы в маленькую деревушку Барбатону. Семь километров лесом туда и семь обратно. Лес там совсем не такой, как у нас на Урале: деревья невысокие, реденько стоят, далеко видно. Почва пожелтевшей хвоей усыпана, огромными шишками (там все больше пинья растет — средиземноморская сосна). И ни одной бутылки, коробки, тряпки, ни одного фантика. Ну, не принято у них загаживать место своего обитания! Зато возвращались назад — уже вечерело, дневная жара спала — и обратили внимание, как часто на грунтовой дороге встречаются свежие следы лесных обитателей. Ага, вот впереди косуля пробежала! А через некоторое время два зайца прошмыгнули. Потом из-за куста выглянул кабан и, заметив нас, повернул назад, в глубь леса…
Во время других своих прогулок видели мы и оленей (кстати, совсем рядом с деревней), и целые стаи грифов, занесенных в Красную книгу, и каких-то еще неведомых мне птиц… Не знаю статистики, но думаю, что в Испании, как и в Канаде, тоже совсем немного браконьеров. Чем это объяснить? Законы у них более совершенные, общественное устройство лучше?
На эту тему можно рассуждать много, но я ограничусь двумя примерами.
Еще в прошлую поездку обратил внимание, поднимаясь на какой-то косогор в ближних окрестностях Сигуэнсы: тянется из каменистого грунта крохотный — сантиметров 10-15 в высоту — росток каменного дуба, а вокруг него выложен кружок из небольших камешков. Через несколько шагов снова такой же росток — и опять обрамление из камешков. И еще, и еще. Оказалось — все ростки этого замечательного дерева на довольно большой площади так отмечены. На этот раз такие же каменные оградки обнаружил в совсем других местах. Кто? Зачем? Почему? Хосе объяснил, что это школьники во время каких-то уроков на природе отмечают ценные ростки, чтобы потом какой-нибудь прохожий случайно на них не наступил. Бережное отношение к природе им исподволь прививается с самого детства.
А второй пример — он вроде к экологии не относится. Улетали мы домой чартерным рейсом из Барселоны до Екатеринбурга. Закончилась посадка, но самолет почему-то не отправляли. Ждем десять, пятнадцать, двадцать минут — и тут в салон вваливается компания явно довольных жизнью и собой молодых (ну, не очень молодых) людей, они усаживаются в пустовавшие, оказывается, до этого момента кресла. Один тут же достает из кармана едва початую бутылку коньяку и отпивает из горлышка, другой прикладывается к фляге. Пилот объявляет по бортовому радио, что из-за опоздания группы пассажиров (это явно о них!) самолет не смог вылететь по расписанию и теперь очереди на вылет придется ждать в течение часа. На виновников задержки это сообщение не произвело ровно никакого впечатления: им было хорошо и весело. Кажется, еще до взлета их алкогольные припасы подошли к концу, теперь их занимала беседа. После взлета они купили у стюардессы еще бутылку, потом добавили еще… Теперь они говорили, перебивая друг друга, громко, хвастливо, беспорядочно, пытались что-то петь. Женщины были с ними — те визжали еще громче. Бортпроводница пыталась — в самой деликатной форме — обратить их внимание на то, что надо бы потише — в салоне много детей… Где там — никого, кроме них самих, для них не существовало. Так и продолжался этот ор в течение всех шести часов полета… Кто они были? Судя по всему, люди не бедные, на свой лад в жизни преуспевшие…
А вы знаете — я думаю, что как раз вот этот пример самое главное в наших экологических (впрочем, и не только экологических) бедах и проясняет. Дело-то не в капитализме (равно как и не в упраздненном социализме), не в законодательных лакунах, даже, пожалуй, и не в коррупции, а вот в этом самодовольном, циничном, абсолютно безответственном хамстве, которое не всегда проявляет себя так откровенно и громко, но в практических делах оно, если вдуматься, еще ведь страшней.