Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2006
Спрашиваешь, что я видел, встречал и наблюдал прошедшей весной в полях, лесах, на озерах и болотах? Так ведь тут коротко не расскажешь.
Начать с того, что весна-то выдалась затяжная, опаздывала в своем развитии на пару недель, озера ото льда освобождались медленно, да и снег сходил неохотно. Но все же время, согласно природному календарю, брало свое: открывались забереги озер, прудов, оттаивали болота. И потянулись к ним отряды всевозможных пернатых, различных семейств и родов: утки, кулики, чайки, журавли… Вскоре они прямо-таки валом повалили туда, где родились, где увидели солнце, облака, землю, устланную разнотравьем, где впервые встали на крыло и, набрав сил, отлетели на зимовку в теплые края.
Их возвращение на родину — шумное, радостное, и не только в дневное время или утреннее, но и ночью не утихали птичьи разговоры. Так что наглядел я у воды разных уток, несколько пар лебедей, правда, за этими важными белоснежными птицами я издали наблюдал в бинокль. Что же касается чаек и крачек, то их нельзя было не заметить. Это самое шумное и беспокойное семейство пернатых. Даже самой темной, безлунной ночью они не могут успокоиться, чтобы не нарушать тишину ближайшей округи. Если и замолкают, то совсем не надолго, и после краткого затишья начинают шуметь пуще прежнего.
Недалеко от озера, где собиралась на свое гнездовье всякая речная и болотная птица, зимой на кромке болота, рядом с покосной поляной, спилили несколько сосен, берез и осин. Но, как это у нас часто бывает, взяли, что покрупнее, у деревьев, а остальное, вершинки да ветки, бросили. Все, что осталось, пригодилось не только зайцам, но и косулям и лосям: устроили тут столовую. За зимнее время все здесь дружно поработали, но кое-что осталось и на весну.
Я решил наведаться к старым знакомым. Зайцы, успевшие поменять белую одежду на серую, подпустили к себе близко и лишь затем задали стрекача. Косули же, завидев опасность, на какое-то мгновенье замерли, а затем молнией метнулись в сторону березняка: стремительными прыжками, сверкая ослепительным белым пятном, они, казалось, не бежали, а скользили в легком низком полете.
Ждешь, когда я наконец-то вспомню о тетеревах? Да, о них есть что рассказать. Тем более что я не только множество раз слышал их азартную игру, но и наблюдал за их ристалищами много весен в самой близи. Что говорить, без этих птиц лес не лес, да и весна не весна, это уж точно!
К этой птице, как у кого, а у меня отношение особое. Представь себе раннее апрельское утро. Хорошим, ровным асфальтом минуем село. Оно еще спит себе спокойнешенько. И в самом деле еще рано. Это нам с Михаилом Ивановичем Чирковым, бывшим охотоведом теперь уже бывшего управления охотничье-промыслового хозяйства, не спится. Да ведь и есть отчего! Управление рухнуло в одночасье. Взамен появилось агентство с мудреным двойным названьем, в котором, похоже, и сами его работники с трудом могли разобраться, что к чему. Потом преобразовали его в Управление Россельхознадзора по Свердловской области. А пока суть да дело, пока такие агентства обустраиваются, живности в лесах России не прибывает. Как тут не лезть грустным мыслям в голову?
…Светало. Слегка побелело затянутое низкими, тяжелыми тучами небо. Неспешно моросил не по-весеннему мелкий дождь. Осень да и только! А на дворе через день-другой май месяц. Михаил Иванович останавливает машину на кромке леса. Справа — куртинка крупного березняка, слева — поля, идущие к серому горизонту. Тишина. Хорошо слышно, как скопившиеся на ветках берез дождевые капли то мелким горохом сыпят на сухую прошлогоднюю траву, то, цепляясь за голые ветки, скатываются с них тонкими струйками.
— Слышишь, Петрович? Играют… — почему-то шепотом обращается ко мне Михаил Иванович.
Прислушиваюсь. И верно! Слышна игра тетеревов, точнее, их бормотанье-бульканье где-то там, за березняком.
Мы снова забрались в УАЗик и двинулись в ту сторону, откуда только что были слышны птичьи переговоры.
Примерно через километр останавливаемся. Тихо, не хлопая дверями, выходим из машины и вслушиваемся в тишину утра. И вновь слышим игру птиц, теперь они где-то уже близко, и отчетливо доносится до нас не только их бормотанье, но и яростное чуфыканье, хлопанье крыльев, возмущенное, недовольное скерканье.
Видимо, где-то в березняке, на одной из полян, разгорелся нешуточный турнир. А подраться есть из-за чего: в сторону тока с характерным квохтаньем спешат одна за другой тетерки. Вот из-за этих самых, скромно одетых, курочек и заводят свои игрища петушки. И чем чаще посещают токовище их серенькие подруги, тем азартнее и шумливее бои. Бои эти — не простая забава. Здесь, в предрассветных сумерках, когда еще не успела уйти ночь, происходит таинство продления птичьего рода.
Чтобы точнее определить место токовища, едем не спеша кромкой поля. Слышно, птицы где-то совсем рядом. Видим, на поляне, среди редких берез, четко выделяются на фоне прошлогодней пожелтевшей травы тетерева в своих иссиня-черных мундирах с белыми подхвостьями. Мы с Михаилом Ивановичем воспрянули духом: есть еще в лесах тетерева!
Мне и прежде не раз удавалось разыскать тетеревиный ток, и всякий раз вот так же теплилась надежда, что завтра, ранним-ранним утром, до света установлю скрадок и стану наблюдать и фотографировать свою любимую лирохвостую птицу. Но все что-нибудь да мешало. С тех пор и стала у меня в ходу поговорка: “Утро покажет!”
Место токовища мы засекли. Теперь главное было — установить скрадок. И на следующее утро я уже обоснуюсь в нем поосновательнее и стану поджидать дорогих гостей.
И вот он, новый день. Светало. На болоте, что в лесном распадке, нет-нет да истошно закричат потревоженные кем-то журавли. За их криком я, видимо, и не расслышал, как затоковали тетерева, но не рядом, как я ожидал, а в некотором отдалении. Решил подождать: вдруг подлетят поближе, такое у них случается. Но нет, так и не дождался. Или я напугал их чем-нибудь? Хотя вряд ли. Но так или иначе, а утро было потеряно.
И тут мне вспомнились “летучие” тока, те, что приходилось наблюдать в Карталинском бору на юге Челябинской области. Представь себе такую картину. Кругом, насколько хватает глаз, степь, чистая, ровная, да карты полей. И вдруг лес — сосновый, настоящий, высоченный, даже строевой, или, как его называют, мачтовый. Не стану гадать, откуда здесь, среди степи, взялась гряда с вишневыми горками, заросшими дикой вишней. Может, осталась от древних времен, когда вовсю здесь шумели леса. Не знаю. Да и не лес привлек меня в здешние места, а все те же птицы, тетерева.
…Стоял конец апреля, когда я, нагрузившись всем необходимым для фотоохоты, сел в поезд Свердловск—Оренбург. Доехал до станции Карталы, пересел на местную электричку. Вот и оно, село Аненненское. Здесь, у небольшого пруда, у самой кромки леса, жил в ту пору Леонид Федорович Панов, егерь, охотовед и славный страж государственного заповедника в одном лице. С его помощью я был доставлен тем же днем в самый центр заказника. Жить мне предстояло в избушке с дощатым полом, столом в углу, крепкими чурбачками вместо стульев, печкой и небольшим оконцем. Курорт да и только! Поселился я в этой избушке, и сразу же начались многодневные, а точнее, многоутренние поиски тетеревов.
Шли дни. Каждое утро на рассвете я слышал токующих птиц, по два-три десятка, то в одном, то другом месте, устанавливал там с ночи скрадок, но они всякий раз устраивали токовище на новом месте. В чем же дело? Почему кругом тетерева, а места, к которому были привязаны птицы, обнаружить так и не смог?
Почему?
Близилось время отъезда, шел двадцать первый день моего лесного отшельничества. К этому дню, отупевший от бесконечных поисков, я начал разговаривать с дровами, когда топил печь, с деревьями и кустами, когда шел по лесу. Размышляя над тетеревиной проблемой, думая о летучих карталинских токах, я неожиданно вспомнил первый в моей лесной практике тетеревиный ток, на который я пришел не с ружьем, а с фотоаппаратом. Показал мне его Иван Иванович Скутин, в те годы егерь Бобровского охотохозяйства., что в Артемовском районе.
Токовище было невелико, всего пять петухов. Так уж получилось, что дежурил я около него всего-то одно утро. Но и этого времени хватило мне, чтобы сделать некий вывод: не от количества птиц зависит ток, а самое главное — есть ли на току хотя бы одна опытная птица — токовик-заводила. Есть — тогда и вся остальная молодежь будет привязана не только к месту, но и к нему: беря пример с токовика, другие стараются играть так же активно.
Это и есть разгадка тайны, которая не давала мне покоя долгое время.
Но есть и еще одна причина, которая, может быть, и покажется странной, почему увеличилась численность птиц в Карталинском бору. В середине семидесятых годов теперь уже прошлого столетия на Урале случилось засушливое лето, начались пожары, и бор возле села Аижанар выгорел. Низовой пожар удалось остановить путем опахивания лесных участков многолемешным плугом. Через такую, довольно широкую земляную преграду, языки пламени не в силах были перескочить.
Охотовед Л.Ф. Панов не мог упустить такой случай и не воспользоваться вспаханными участками. Вручную, как наши деды, из лукошка, засеял свежераспаханную полосу овсом, рожью, пшеницей, словом, всем, что было у него в запасе. Посевы, как выяснилось, оказались кстати — к ним потянулись косули (трава-то в лесу тоже выгорела), а зерно в самую пору пришлось тетеревам: птицы склевывали его там, где оно поспело и осыпалось. Леонид Федорович и в следующие годы не преминул проводить посевную кампанию на противопожарной полосе.
Да ведь и не угадаешь, от каких иногда малостей зависит, быть тут птице или нет. Вот еще один такой же случай — послепожарный. По бывшим лесным гарям, лишь только-только остыла земля, глянули из нее ярко-зеленые продолговатые листочки. Это был всем известный кипрей — Иван-чай, он пришел залечивать раны на выжженной земле. Трава эта достойна всяческой похвалы. Но не о кипрее разговор, хоть он и имеет к приумножению тетеревов в Карталинском лесу самое прямое отношение: птицы нашли в его густых зарослях надежное убежище от врагов с воздуха. А это для выводковых птиц, к которым относится и тетерев, немаловажно.
И что же? Через пару лет количество тетеревов увеличилось чуть ли не в десятки раз. Но появиться они появились, но это был сплошь молодняк. О каких же тогда токах можно говорить, если нет токовика-заводилы, который мог бы научить молодых игре, а значит, и привязанности к одному месту, к тому маленькому клочку земли, который зовется токовищем?
Я и сам не раз задавал себе вопрос: почему отдал я многие годы, да и по сей день отдаю птице, которая зовется двойным словом — тетерев-косач? Да уж, верно, не из-за одного только названия. Есть названия в других местах и более неожиданные, и даже более ласковые: тетерка (Предуралье) палюшка (Северное Зауралье), кудри (Казым), лесная курица (Ишим), етерьки (Вах).
Впервые я увидел, а точнее, услышал, их игру в детстве и прямо за нашим огородом, за речкой. Звуки игрищ доносились из ближайшего леса сквозь открытую форточку, они то сливались в громкий шум, то становились редкими. Затихала игра птиц, когда всходило солнце.
Потом, осенью, отец ездил на лошади за дальний лес и привозил десяток, а то и более в черном и сером оперении птиц.
— Черные, — говорил он нам, ребятишкам, — это петушки-самцы, а серенькие — курочки.
Помню, баба Наташа ворчала на отца:
— Бил бы ты, Петро, лучше курочек, перо у них мягче, и теребить его легче, а у петухов перья крепкие да жесткие, чисто проволока стальная.
Спустя годы отец подарил старшему брату ружье-одностволку тридцать второго калибра. Я, конечно, ударился в рев. Отец и мне вручил такое же ружье, только месяцем позже. С той поры я с ним в лесу и в поле, на озере, в тундре…
Пишу я сейчас эти строки, и прямо перед глазами, словно листья осенью, пролетают лесные картинки. Вот выводки тетеревов кормятся на черничнике, вот они гуляют на покосной поляне, на кромке овсяного поля. И слышу я их шумные взлеты.
Зима… мороз… снег по самое брюхо лошади… Мы с отцом в розвальнях, вдоль покоса крупный березняк. И весь он увешан тетеревами, будто новогодними игрушками. Птиц так много, и не сразу определишь, сотня их или больше. Огромный табун — такой был охотничий термин, и считали тетеревов не сотнями, а табунами. А сидели они на березах не просто так — кормятся в зимнее время только березовыми почками.
Охота с чучелами… Кто сейчас помнит о ней? Спроси молодого охотника — вряд ли он представляет, что это такое. Разве только кто из старых охотников рассказал. Могли еще, конечно, и прочесть о ней в охотничьих журналах и альманахах.
Длинными зимними вечерами (в ту поры не было еще никаких телевизоров) готовились мы к очередным охотничьим вылазкам. Наша мама была мастерица на все руки. Она делала выкройки, а затем шила чучела тетеревов, которые мы набивали либо опилом, либо тряпками. Важно было придать чучелу вид полуспящей сытой птицы в спокойной позе, а иначе к ней не подсядет ни один тетерев.
Еще в темноте длинной зимней ночи приезжали мы на лошади к тем березовым перелескам и полям, где водились тетерева. Зная их маршруты и кормовые березы, на длинных шестах устанавливали чучела, а рядом с деревьями на расстоянии ружейного выстрела сооружали из веток шалаш.
И начиналось. Одни сидели терпеливо в шалашах, ожидая подлета птиц к чучелам: тетерев — стайная птица, и потому летящая в одиночку, она присоединяется к сородичам. Другие верхом на лошадях уезжают в загон поднять с земли на крыло полусонных птиц и направить в сторону охотников, укрывшихся в засаде. Это, я вам скажу, дело не простое: надо и местность знать хорошо, и птичьи повадки изучить досконально.
Я и по сию пору помню, как сиживал в шалашике, ожидая, когда с характерным шумом крыльев к чучелом подсаживались тетерева. Теперь лишь бы не упустить время, не то птицы распознают, что перед ними чучело.
Но все это в прошлом. Жаль, ушли времена, когда не только наши уральские леса, но и все российские были полны птицей и зверем. Естественно, все в мире, в том числе и в лесном, изменяется, тут уж ничего не поделаешь, но меняется почему-то очень круто и все в худшую сторону. Если дальше углубляться в эту проблему, она может затянуть нас в такие дебри! Правда, дебри не лесные — бумажные. Посему на глобальной проблеме поставим жирную точку. И вернемся к нашим героям — тетеревам, без которых лес не лес и весна не весна.
В моей домашней библиотеке есть книга С.А. Куклина “Звери и птицы Урала и охота на них”, изданная еще в 1938 году. В ней, как нетрудно догадаться, нашлось место и нашему герою — красавцу-тетереву.
Читаем: “Тетерев встречается повсюду к югу от Полярного Круга, вплоть до лесостепи и степи включительно”. Далее автор описывает среду, где предпочитает обитать тетерев, указывает, сколько яиц откладывает тетерка, чем птицы питаются в разное время года, рассказывает, как и какими способами на них охотятся.
Приводит примеры ежегодной добычи тетеревов в средней полосе Урала и Приуралья. Оказывается, что определялась она приблизительно в 500 тысяч штук ( пятьсот тысяч!). Тут же дается приписка: за последние де годы заготовка тетеревов на Урале сильно сократилась. Ничего себе оговорка, когда для местных нужд и для сдачи в торговую сеть добывались сотни тысяч птиц!
О чем же говорить теперь, когда на территории России местами не только не увидишь, но и не услышишь этой лирохвостой птицы? Причины почти полного исчезновения как этих птиц, так и других представителей отряда куриных (боровая дичь), многочисленны. Главная из них — это фактор беспокойства во время их брачных игр и во время насиживания потомства. Видимо, недалеко то время, когда вся боровая дичь — тетерева, глухари, рябчики — останется лишь на фотографиях да в воспоминаниях охотников-любителей старшего поколения.
Чиновники, сидящие в высоких министерских кабинетах природопользования, сколько угодно могут утверждать, что орнитофауна в нашем крае не так уж и уменьшается. Это чушь. Природа, вся в комплексе, ждет уже более полутора десятков лет не слов, а дел. Настало время кардинально менять отношение к природе в целом, а в частности — и к охоте.
С чего надо начать? Начать надо с самого сложного — не с частичного закрытия весенней охоты, как у нас делалось и делается по сей день, а с полного ее запрета как на боровую, так и на водоплавающую дичь, до лучших времен. И сделать это надо не просто одним объявлением в газете, на радио и телевидении, а сопроводить хорошо продуманной воспитательной работой с населением.
Именно запрет весенней охоты и хорошая охрана со стороны егерей и охотоведов способны приумножить запасы дичи. Весеннее время особенное для пернатых — время покоя и тишины: в лесах, на озерах и болотах идет как бы закладка будущего урожая. Каким он будет, покажет осень. Может быть, только тогда перестанут жалобно стучаться и проситься в Красную книгу тетерева?
…Всякую весну, когда я начинаю собираться в лес на тетеревиный ток, знакомые, да и не только они, не преминут заметить с иронией:
— Опять на токовище? Не надоело еще? Сколько ты на это времени убил за последние годы? Сколько пленки извел! И опять потянуло мерзнуть под деревом?
Они правы. Возле каждого тока не построишь избушку. И пленки, верно, на токах отснято немало. И жить я буду, как и прежде, опять у костра под раскидистой сосной или елью. Все так. Но неукротимая тяга встретиться еще и еще раз со своими косачами берет верх и уводит в лес, в его самые дальние и глухие уголки.