Очерк-расследование
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2006
Существует на Урале старинное поверье: если вы отправились в лес и увидели там заманчивое кольцо из грибов, никогда не становитесь внутрь. Это кольцо называется “ведьминым”, и ничего хорошего оно не сулит…
Однако есть в нашем красивом, но изрядно потрепанном техногенными ЧП краю куда более страшное и “заколдованное” колечко, точнее, рукотворный эллипс — восточно-уральский радиоактивный след. Даже и не знаю, к какому адову кругу Данте его отнести. Но жить внутри него или даже просто поехать туда на отдых — Боже упаси!
Поэтому для начала сопоставим два факта.
Осенью 1957 года весь мир облетело пренеприятное известие: 29 сентября на химическом комбинате “Маяк”, который расположен в строго засекреченном и не существующем на географических картах городе Челябинск-40 (сегодня Озерск), произошла крупнейшая авария — взрыв промышленной емкости, где хранились высокорадиоактивные отходы и их мгновенный выброс в окружающую среду. Ветер погнал эту жуткую отраву на северо-восток, щедро рассыпая смертельные радионуклиды над головами ничего не подозревающих граждан Курганской и Тюменской областей. В общей сложности тогда “Маяк” загадил свыше 30 тысяч квадратных километров. Из хозяйственного оборота, по самым скромным подсчетам, было выведено 106 тысяч га плодородных земель. Повышенному радиационному воздействию подверглись от 335 до 500 тысяч человек в 392 населенных пунктах (217 из них потом прекратили свое существование). Уже к концу первых суток после трагедии жители трех наиболее загрязненных деревень были немедленно эвакуированы…
Катастрофа? Никаких сомнений. Правда, ученые этот “черный”, по сути, мертвый овал длиной 300 и шириной 40—50 км впоследствии слегка “окультурили”, назвав восточно-уральским радиоактивным следом.
Второй факт. 21 января 2005 года на расширенном заседании коллегии Генеральной прокуратуры РФ ее глава Владимир Устинов в довольно жестких тонах поручил своему заместителю в Уральском федеральном округе Юрию Золотову разобраться с деятельностью производственного объединения “Маяк”, с ситуацией вокруг местного каскада водоемов и промышленного загрязнения многострадальной речушки Теча. По мнению прокурорских работников, участвовавших в инспекции радиоактивных челябинских озер, только в 2004 году в процессе эксплуатации тот же самый “Маяк” сбросил в Течу свыше 60 миллионов кубометров промышленно загрязненных вод. Ущерб, нанесенный природной среде, — около 30 миллионов рублей.
Почему же строгое прокурорское око разглядело творящиеся на уральской земле безобразия, вопиющее небрежение здоровьем уральцев почти полвека спустя, и что вообще за этим стоит?
“Здесь птицы не поют…”
Самое время вспомнить о “белых пятнах” родной истории. В конце 40-х годов прошлого века на Урале в рекордно сжатые сроки, с участием порядка 60 десятков тысяч бесправных узников ГуЛАГа и нескольких полков военно-строительных частей МВД, под бдительным госприсмотром Лаврентия Берии претворялся в жизнь стратегически важный для Советского Союза “атомный проект”.
В ста километрах к северо-западу от Челябинска, в горах возле города Кыштым, в окружении нескольких кристально чистых озер, возводились первый промышленный реактор и радиохимический завод “Маяк” — для выработки оружейного плутония. В Свердловской области было развернуто строительство еще двух атомградов: Свердловск-44 и Свердловск-45 (ныне Новоуральск и Лесной) — для промышленного разделения изотопов урана, а в тогдашней Горьковской области — Арзамас-16, предназначенный для промышленного производства урановых и плутониевых бомб.
Так вот, первая серьезная авария на химкомбинате “Маяк” случилась вовсе не в 1957-м, как мы думали, а в январе 1949 года. Открытые ныне источники свидетельствуют: это было ЧП, которое развилось в радиационную катастрофу исключительно из-за решений руководителей “атомного проекта” СССР тех лет.
Но — по порядку. Как свидетельствует известный биолог Жорес Медведев, ныне живущий в Лондоне, первый промышленный реактор, в который было загружено около 150 тонн урана, советские специалисты ввели в “критическое” состояние 8 июня и довели до проектной мощности в 100 тысяч киловатт к 22 июня 1948 года. Началась круглосуточная работа ценной, но “сыроватой” установки, то и дело прерывавшаяся авариями. Это, естественно, приводило к частым остановкам реактора и внеплановым ремонтам, к загрязнению помещений, серьезному переоблучению всего сменного персонала и бригад ремонтников.
Надо сказать, что реакторы, предназначенные для получения плутония, были проще по конструкции, нежели установки следующего поколения, создававшиеся для выработки электроэнергии. Ведь в энергореакторах необходима генерация пара, причем под высоким давлением. А в военных вода нужна лишь для охлаждения урановых блоков. Поэтому небольшие цилиндры (урановые блоки), диаметром 37 мм и высотой 102,5 мм, были покрыты тонкой алюминиевой оболочкой. Они закладывались в алюминиевые трубы-каналы с внутренним диаметром несколько больше 40 мм и высотой около 10 метров. Эти трубы, в свою очередь, устанавливались в графитовой кладке. Графит служил материалом для замедления нейтронов цепной реакции и выполнял эти функции только в сухом состоянии. Цепная же реакция распада урана-235 начиналась при закладке в реактор около 150 тонн природного сырья. Перегрев урановых блоков от цепной реакции распада и от накапливающихся в них радионуклидов, повторимся, предотвращался водой, которая циркулировала внутри алюминиевых труб.
Теперь представьте: таких труб-каналов в первом реакторе было 1124, в них загрузили около 40 тысяч урановых блоков. И еще немного технологии: в процессе цепной реакции распада урана-235 замедляемые графитом нейтроны генерируют плутоний-239 из урана-238. В зависимости от режима работы реактора процесс накопления плутония может идти больше года. По конструкции же реактора его “разгрузка” производилась путем выпадения урановых блоков из труб-каналов в находившийся под реактором водоем. После выдержки в воде для распада короткоживущих нуклидов блоки перевозились на радиохимический завод.
В теории вроде бы все понятно. Но поведение металлов, в частности, алюминия, в условиях высоких температур и мощных нейтронных облучений в то время изучено не было, особенно в долгосрочных экспериментах. Поэтому для специалистов достаточно неожиданным оказалось “намокание” графита из подтекавших алюминиевых труб. В условиях мощного облучения, в постоянном контакте с водой и графитом, да еще при повышенной температуре алюминий подвергался сильной коррозии.
Словом, уже через пять месяцев эксплуатации первого реактора в Челябинске-40 стало очевидно: работу на нем продолжать нельзя. И это была не локальная, а общая авария. 20 января 1949 года реактор остановился. На его ремонт требовалось не меньше двух месяцев. У руководства “атомным проектом” было два выхода из положения: один безопасный, другой — требующий больших человеческих жертв. Безопасное решение было простым: сбросить урановые блоки по технологическому тракту в водный бассейн выдержки и затем постепенно отправлять их на радиохимический завод для выделения уже наработанного плутония.
Но вот какая закавыка: при сбросе всех блоков, иногда и с применением активного “выталкивания”, тонкая алюминиевая оболочка блоков могла повреждаться, и они уже не годились для вторичной загрузки. К тому же никто не мог точно рассчитать, накоплено ли в урановой загрузке плутония столько, чтобы его хватило для изготовления хотя бы одной бомбы. Потери плутония при радиохимической очистке также были неизвестны. Поэтому хорошо бы иметь некоторый резерв и без того дефицитного плутония. Но для новой (второй) загрузки реактора необходимых запасов урана в ту пору не было. Кроме того, требовалась полная замена всех алюминиевых труб.
Второе, “опасное”, решение: извлечь урановые блоки особыми “присосками” через край труб или вместе с трубами наверх, в центральный операционный зал реактора, затем вручную вынимать и отсортировывать неповрежденные блоки для возможного вторичного использования. Графитовую кладку, состоявшую из больших графитовых кирпичей, тоже вручную разобрать, высушить и опять сложить. После получения новых алюминиевых труб с антикоррозийным покрытием реактор снова загружать и выводить на проектную мощность.
Но тогда мало кто подозревал, что урановые блоки всего через пять месяцев работы реактора уже обладали колоссальной радиоактивностью, измеряемой миллионами кюри. Здесь накопилось и большое количество радионуклидов, делавших эти блоки горячими, с температурами выше 100╟ С. Главными гамма-излучателями были изотопы цезия, йода, бария и многие другие. Работавший в то время в Челябинске-40 А. К. Круглов признает, что “без переоблучения участников извлечения блоков обойтись было нельзя”. Понимал это и Игорь Васильевич Курчатов. Так что предстоял выбор: либо сберечь людей, либо спасти урановую загрузку и сократить потери в наработке плутония. В итоге Берия, Ванников, начальник Первого Главного Управления (ПГУ), его заместитель Завенягин и научный руководитель проекта И.В. Курчатов приняли второе решение. Ванников, Завенягин и Курчатов, находившиеся на “объекте” почти постоянно, руководили всей текущей работой. А Берия получал регулярные доклады и обеспечивал срочное изготовление новых алюминиевых труб через Министерство авиационной промышленности СССР.
Документы бесстрастны: вся работа по извлечению из реактора 150 тонн урановой начинки заняла 34 дня. Каждый блок требовал визуального осмотра. В воспоминаниях Ефима Павловича Славского, бывшего в 1949 году главным инженером аварийного реактора, затем руководившего атомной промышленностью страны, знаменитым “Средмашем”, частично опубликованных в 1997 году, можно найти: “Решалась задача спасения урановой загрузки (и наработки плутония) самой дорогой ценой — путем неизбежного переоблучения персонала. С этого часа весь мужской персонал объекта, включая тысячи заключенных, проходил через операцию выемки труб, а из них — частично поврежденных блоков; в общей сложности было извлечено и вручную переработано 39 тысяч урановых блоков…”
Курчатов тоже принял в этой операции личное участие, ибо только он в то время знал, по каким именно признакам нужно проводить дефектацию блоков. Лишь у него был опыт работы с экспериментальным реактором в “лаборатории № 2” в Москве.
Славский свидетельствует: “Никакие слова не могли в тот момент заменить силу личного примера. И Курчатов первым шагнул в ядерное пекло, в полностью загазованный радионуклидами центральный зал аварийного реактора, возглавив операцию по разгрузке поврежденных каналов и дефектацию выгружаемых урановых блоков путем личного поштучного их осмотра. Об опасности тогда никто не думал: мы просто ничего не знали, а Игорь Васильевич знал, но не отступил перед грозной силой атома. Ликвидация аварии, думаю, оказалась для него роковой, стала жестокой платой за нашу атомную бомбу. Еще хорошо, что он переборкой блоков занимался не до конца; если бы досидел в зале до финиша — мы бы его уже тогда потеряли!..”
Из свидетельств Славского остается неясным, сколько времени работал в центральном зале реактора Курчатов, сортируя урановые блоки. Работа шла шестичасовыми сменами, круглосуточно. Дозиметрические условия в разных частях центрального зала, находящегося над реактором, не сообщаются, возможно, что их вообще не делали, во всяком случае, регулярно. Радиационная опасность была слишком велика. Курчатов получил лучевое поражение средней тяжести, которое не обязательно ведет к развитию рака, но повреждает весь организм и вызывает преждевременное “радиационное” старение. В первые недели после такого сублетального облучения повреждаются в основном иммунная система (костный мозг) и функции кишечника. Сколько времени болел Курчатов после своего смелого, скорее даже отчаянного, поступка, сегодня сказать трудно. Поскольку во всех (!) биографиях знаменитого ученого события начала 1949 года вообще не излагаются.
Однако переоблучениям тогда подверглись практически все: и заключенные, и штатные работники, и крупные начальники. Диагноз “пневмосклероз плутониевый” (разновидность лучевой болезни) получили сотни участников стройки. А загрязненность территории вокруг химкомбината была столь высока, что даже земляные работы, не говоря уж о строительстве и ремонте вытяжной 151-метровой трубы “Маяка”, куда посылали только “смертников”, считались чрезвычайно опасными.
Беда заключалась еще и в том, что радиоактивные отходы предприятия — первенца атомной промышленности СССР — в то время напрямую, без всякой очистки, просто сливали в небольшую реку Теча, которую угораздило пробежать аккурат через промышленную зону, а также в озеро Карачай. Говорят, что его сегодняшний радиоактивный “потенциал” в несколько раз выше зараженной зоны Чернобыля! Озеро стало мертвым…
Превратилась в сточную канаву и уютная, симпатичная Теча. По утверждению экспертов, за 1949—1956 гг. в открытую гидросистему Теча—Исеть—Тобол, а далее в Иртыш, Обь и Северный Ледовитый океан из реактора “Маяка” было сброшено 76 миллионов кубов слабоактивных сточных вод. Радиоактивное загрязнение поймы реки и ее дна на многие десятки километров вниз по течению таково, что, как считают специалисты, Теча без помощи человека сможет стать относительно чистой не раньше, чем через 300 лет! Это же стало причиной большого числа тяжелых радиационных заболеваний среди сельского населения.
К примеру, хроническая лучевая болезнь была диагностирована у 940 жителей прибрежных сел, а внутриутробно облученных, родившихся с 1950-го по 1953-й годы, когда наблюдался наибольший сброс радионуклидов в реку, насчитывается 1975 человек. Кем они стали, эти безвинные дети, сколько лет жизни им было отпущено несправедливой судьбой?
Кроме того, по документам, в 50-х годах из 19 населенных пунктов по Тече было переселено почти восемь тысяч человек. Еще одна нешуточная трагедия…
Надо сказать, что характер этой катастрофы и ее причины оставались засекреченными вплоть до 1995 года, но истинное число ее жертв остается неизвестным, увы, до настоящего времени.
Повторный удар
Однако не успели уральцы толком прийти в себя, зализать свои физические и душевые раны, пережив боль утрат и потрясений, как на их несчастные головы обрушилась очередная напасть.
29 сентября 1957 года на “Маяке” снова рвануло. Причиной аварии на сей раз стали грубые нарушения в системе охлаждения бетонной емкости объемом 300 кубометров, где хранились высокорадиоактивные отходы производства. Это повлекло за собой испарение воды, саморазогрев системы и как следствие — мощный взрыв. Порядка 70—80 тонн чудовищной “грязи” ушло в атмосферу.
Свидетели ЧП рассказывают, что свечение образовавшегося после “хлопка” радиоактивного облака, которое поднялось на высоту около пяти километров, было настолько сильным, что его наблюдали даже в Челябинске, приняв поначалу за редкое для здешних мест полярное сияние.
Об общих масштабах трагедии мы уже говорили: в зону восточно-уральского радиоактивного следа (ВУРС) попали жители четырех регионов. Руководство химкомбината оценивает общую численность облученного от двух аварий населения в 124 тысячи человек, в том числе 28 тысяч — в “значимых” дозах.
Так вот, в Свердловской области наибольшему загрязнению подверглись Каменский, Богдановичский и Камышловский районы. Основные дозы облучения населения, судя по всему, сформировались в первые два года после аварии.
Особенно досталось “на орехи” Каменску-Уральскому: 67 процентов превышения смертности в городе, по сравнению с так называемым контрольным районом, здесь обусловлено именно онкологическими заболеваниями. Зафиксировано сокращение общей продолжительности жизни. Многие озера в округе до сих пор стоят с “черными” метками: купаться и ловить рыбу запрещено!
Что касается двух других районов, меньше затронутых радиоактивной “тучей”, смертельных раковых “прибавок” в статистике вроде бы не обнаружено. Хотя и тут наблюдается повышенная фоновая заболеваемость детей и взрослых различными инфекциями, болезнями нервной системы, крови, органов дыхания, пищеварения, кожи…
Это при том, что около 70 процентов населения Среднего Урала и так проживает на территориях, где концентрации загрязняющих веществ давно превышают предельно допустимые величины. Об этом, в частности, заявила заместитель областного министра природных ресурсов Галина Пахальчак на одном из августовских (2005 г.) заседаний правительства Свердловской области. Наиболее же неблагополучная обстановка сейчас в Екатеринбурге, Нижнем Тагиле, Краснотурьинске, Каменске-Уральском, Верхней Салде и других промышленных городах Среднего Урала. По словам госпожи Пахальчак, это связано не только с выбросами промышленных предприятий, но и выхлопами автомобильного транспорта, удельный вес которых в общем объеме выбросов составляет от 17 до 88 процентов. Качество воды в большинстве водных объектов региона также не отвечает нормативным требованиям. Главная причина этого — несоблюдение режима хозяйственной деятельности в водоохранных зонах, вторичное загрязнение, вызванное накопившимися донными отложениями.
В Курганской области здорово пострадал Далматовский район. Беда усугубилась тем, что Зауралье — один из самых нищих, дотационных и вдобавок вододефицитных регионов России. А Теча, пересекающая добрую половину района, включая и сам райцентр, — его кормилица. Конечно, людям объявили: отныне купаться в Тече, брать воду для полива, стирать белье, ловить рыбу, поить скот категорически нельзя! Но так как причины аварии, возможные угрозы здоровью людей и природе были засекречены, а разъяснительной кампании толком не велось, народ на запреты попросту махнул рукой. Радиоактивное заражение подхватили тысячи здешних крестьян.
Было дело, прежние власти даже составляли списки потерпевших, отправляли их куда-то в центр для выплат компенсаций, для разработки программы реабилитации пострадавшего населения. Но деньги так и не пришли. Санаториев не построили. И новой, чистой реки в округе не появилось. Да и народ, порядком поднаторевший в житейских передрягах, привыкший полагаться только на свой ум и руки, уже давно не ждет милостей от “верхов”.
Но факт остается фактом: люди пережили здесь две атаки “Маяка”. А в Далматовском районе и так высок естественный радиационный фон: возле села Грязновского с середины 90-х по новой технологии добывают урановую руду, точнее — пульпу, которую затем отправляют для промышленной переработки на Малышевское рудоуправление, что на Среднем Урале. И специалисты не зря считают, что теченские дозы тут сопоставимы со средними нормами облучения для лиц, выживших после атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки!
И все-таки основной удар “выброса-1957”, что вполне логично, приняла на себя Челябинская область. Жителей нескольких южноуральских деревень, попавших в опасную зону заражения, вскоре срочно переселили на новое место жительства. А их дома и имущество попали под безжалостный нож бульдозера. Река Теча, обставленная грозными предупредительными знаками, возле сел и деревень обзавелась еще и столбами с колючей проволокой! Но ведь загаженную воду “арестовать” невозможно, изолированных экосистем не существует!
“Из-за длительности срока полураспада радионуклидов вода в реке Теча продолжает содержать в 2—5 раз больше радиоактивных веществ, чем допускается по норме, а в донных отложениях концентрация их очень велика, — считает министр радиационной и экологической безопасности Челябинской области Геннадий Подтесов. — На сегодняшний день в нашем регионе официально признаны потерпевшими от деятельности “Маяка” более 23 тысяч человек. Однако на берегах “неблагополучной” реки в пределах области до сих пор располагаются четыре населенных пункта, в которых проживают около 9 тысяч человек. Увы, для их переселения нужно решение правительства России”.
До постройки в 1964 году комплекса, состоящего из заградительной плотины, серии водоемов, обводных каналов, и прекращения активного сброса в почти 400 миллионах кубометров воды Теченского каскада оказалось примерно 2,75 миллионов кюри. Хранилище радиоактивных отходов действует и по сей день. В реку ниже плотины идет сброс воды лишь из чистых, не имеющих связи с производством водоемов, и частично — хозяйственно-бытовых стоков Озерска, за которые с города регулярно взимаются экологические платежи. Значит, сейчас все в полном ажуре?
Вряд ли. “Неурегулированность экологической проблемы, связанной с работой озерского ПО “Маяк”, может привести к катастрофе, сопоставимой с чернобыльской, — отмечает глава Центра экологической политики член-корреспондент РАН Алексей Яблоков. — Здесь давным-давно существует зона экологического бедствия”.
Что ж, данные инструментального контроля бесстрастно свидетельствуют: в отдельных местах вокруг химкомбината предельно допустимое содержание радионуклидов сегодня уже в 10 раз превышает международные нормы. О чем это говорит? О том, что “грязь” из-за стен “объекта”, очевидно, по-прежнему просачивается на волю и творит свое черное дело…
Беда еще и в том, что Южный Урал — аномально-естественная зона по природной радиоактивности (это действительно так), около 30% природных поставщиков питьевой воды в области ежегодно “забраковывается” СЭС из-за превышения в них норматива альфа-излучения. Наиболее распространены радоновые радиоисточники. Это в малых дозах радон полезен. А при высоких он грозит развитием раковых заболеваний.
Так, ряд домов в деревне Верхняя Санарка вблизи города Пласта был построен непосредственно в зоне радиоактивного источника. Кроме того, жители трех поселков Чесменского района — Беловка, Баландино, Новоукраинка — также вынуждены употреблять воду, перенасыщенную радоном. Конечно, новые залежи питьевой воды в территориях уже обнаружены. Однако все они находятся далеко от населенных пунктов. А на создание соответствующей инфраструктуры требуются капитальные вложения. Поэтому сегодня жители, проживающие вблизи радоновых источников, пытаются обеззараживать воду самостоятельно, и руководство госсанэпиднадзора области предлагает разработать программу, направленную на снижение риска медицинского облучения радиацией.
Ведь это не шутка — радиации подвержено практически все население области старше 12 лет, то есть 1,8 млн пациентов! И хотя правительство Южного Урала в 2003—2004 годах на приобретение новой рентгеновской техники выделило из регионального бюджета 100 млн рублей, местный госсанэпиднадзор вынужден был констатировать, что парк оборудования остается сильно устаревшим, а его обслуживание весьма неэффективным. Да и что толку пить “нарзан”, коли печень безнадежно сдала…
Смерть в “мирных целях”
Надо сказать, что Уральскому региону и его ближайшим соседям вообще не везет. Со времен горнозаводской империи Демидовых, не говоря уж о царской России и Советском Союзе, дивный уголок страны превратился в какой-то промышленно-испытательный полигон. В своеобразную помойку. А это, извините за ругательство, уже государственный волюнтаризм. В чистом виде. Не верите?
В конце 40-х годов, когда в СССР в ударном порядке реализовывалась программа создания атомной бомбы, работы велись по двум направлениям — урановому и ториевому, поскольку даже ученым было не до конца понятно, что получится быстрее. И тогда по приказу куратора “атомного проекта” Лаврентия Берии в Северной Корее был закуплен монацитовый концентрат — радиоактивное вещество, содержащий уран и торий. Пока эшелон с опасным грузом двигался с Дальнего Востока, стало ясно, что накопленного урана для создания первого “изделия” вроде бы должно хватить. Но враз ставший ненужным монацит, а это 82 тонны, на всякий случай решили сохранить неподалеку от Челябинска-40, в Красноуфимском районе Свердловской области.
Специально подготовленных хранилищ тут, естественно, не было. Поэтому “тяжелый песок”, упакованный в обыкновенные деревянные ящики и трехслойные бумажные мешки, спешно выгрузили практически в чистое поле, в приспособленные для этих целей зерновые и продовольственные склады. Там эта зараза и лежит до сих пор!
Сначала объект носил гриф повышенной секретности, его тщательно охраняли. Никто толком не знал, что творится за колючей проволокой. Но сегодня местные жители, естественно, уже не в восторге от такого соседа. За 60 лет хранилища превратились в рухлядь. С некоторых бараков сорвало крыши. Забор вот-вот упадет. Многие мешки прогнили, ящики развалились.
Жители деревень Чувашково и Колмаково к ситуации привыкли, да и куда убежишь — дома и хозяйство не бросишь! Многие их сородичи ушли на тот свет явно раньше отведенного срока. А еще живущие жалуются на постоянные головные боли, ломоту в суставах, кто-то нажил белокровие. Вспоминают, что лошади, на которых перевозили неведомый груз со станции Зюрзя, вскоре облысели и сдохли. Да и сейчас нет-нет да и поползут по окрестностям байки-слухи один страшнее другого: то, мол, теленок двухголовый родился, то овца с пятью ногами, то домашний кот стал неимоверных размеров. Местное молоко на городском рынке, слышал, продать почти невозможно: как узнают, откуда “родом”, шарахаются, словно от чумы.
А вот этот факт достоверен на сто процентов: концентрат испаряется, и над “объектом” постоянно висит газ торон, который толком никем не изучен, но с завидной регулярностью разносится ветром и оседает на посевах, посадках, попадает в землю и воду. Остается и угроза глобального заражения почвы через прогнившие складские полы. Радиационный фон в округе, утверждают здешние руководители, в пределах нормы — 18—20 микрорентген в час, хотя есть участки, где счетчик просто “зашкаливает”!
Резонный вопрос: а что все эти годы делали власти, куда смотрели? Неужто и сейчас им это “по барабану”? Отчего же. Один из руководителей министерства природных ресурсов Свердловской области, Галина Пахальчак, как-то заявила, что правительством принято решение укрыть “тяжелый песок” специальным саркофагом — стальными листами, обнести склады не деревянным, а бетонным забором, на что уже выделено 25 миллионов рублей, в 2006 году поступит еще 75. И проблемы не будет.
Ой ли? Заместитель главы города Красноуфимска Юрий Сафронов не согласен: ведь и областные власти, и мониторинговые службы обращают внимание только на один компонент — состояние воздуха. А более серьезная проблема — почва. Склады находятся в опасной близости от реки Уфы. Более того — на болотах, которые, как известно, являются природным аккумулятором. Так что попади вредные вещества в подземные водные горизонты, проследить их дальнейший путь нетрудно: Уфа — Белая — Кама — Волга —Каспийское море…
Но и это еще “цветочки”! А если грянет нередкий на Урале вихрь или тем паче мощный ураган? Крыши со складов снесет в минуту, и отрава будет щедро развеяна на сотни километров вокруг. Вот вам и второй Чернобыль.
Пишу, а у самого мурашки по коже, ей-Богу…
Впрочем, волосы шевелятся и от знакомства со свидетельствами о “самых бесчеловечных учениях”, прошедших на Тоцком военном полигоне 14 сентября 1954 года.
В этот день советская атомная бомба мощностью 20 килотонн (по другим данным — 40), сброшенная с самолета на парашюте, взорвалась на высоте 350 метров от поверхности земли. Ядерный апокалипсис выглядел так: ослепительная, ярче солнца, вспышка, черно-зловещий ядерный гриб, гудящее багровое пламя… Вскоре радиоактивное облако поднялось на высоту 14—15 км. И уже через два с половиной часа 45 тысяч солдат и офицеров ринулись в учебный бой едва ли не в эпицентр взрыва. Танки и самоходная артиллерия двигались по уже зараженной, изменившейся до неузнаваемости местности. Серебристые самолеты, пролетая через ножку “гриба”, отбомбившись по целям, возвращались на базовые аэродромы черными от атомной копоти…
А после учений боевую технику даже не дезактивировали. Солдаты, отправленные в запас сразу после взрыва и пребывания на Тоцком полигоне, говорят, уезжали в том же, полном радиоактивных частиц обмундировании. Никакого медицинского освидетельствования они не проходили, как и не имели никакого представления о полученных дозах облучения.
Исследования здоровья ветеранов тоцких войсковых учений было проведено лишь в 1992—1996 гг. Были изучены медицинские документы у 2106 участников. Треть из них к тому времени стали инвалидами. Многие страдали болезными крови, сердечно-сосудистой системы, органов пищеварения, злокачественными образованиями.
Тогда же было обследовано и население в зоне влияния взрыва. Его радиоактивный след протянулся на 210 км и накрыл собой несколько районов Оренбургской области (особенно не повезло Сорочинскому району). Выяснилось, что спустя 40 лет здесь резко возросла общая заболеваемость, рождаемость снизилась в 2,7 раза, смертность возросла в 1,8 раза, в том числе от новообразований — в 2,3 раза. Отмечено, что самое большое количество детей, погибших от рака, приходится на первое десятилетие после Тоцкого взрыва.
И не мудрено: в 1954 году часть жителей из зараженных мест, конечно же, вывезли, но так как никакой информации о загрязнении территории, опасности проживания на ней они опять-таки не имели, то, естественно, вскоре вернулись на родину. О каком-либо медосвидетельствовании в ту пору не велось и речи!
А вся правда об учениях — “тайна велика сия есть”. Их результаты — в засекреченных архивах, наглухо закрыты и составляют важную государственную тайну…
Как и то, что в 70—80-х годах прошлого столетия здесь вовсю гремели так называемые технологические ядерные взрывы — аж 11. С их помощью доморощенные новаторы “возводили” тогда подземные газовые хранилища. Зачем? Потому что в те годы Оренбургское газовое месторождение являлось главным поставщиком “голубого топлива” в Восточную Европу. А теперь представьте, какой газ после “мирного строительства” в здешних степях шел затем через трубопровод “Союз” в Болгарию, Польшу и ГДР?
Подобный кошмар, кстати, в те же годы пережило и население нынешнего Пермского края. На современной карте этого региона севернее Чусовского озера есть крохотное, едва различимое голубое пятнышко. К нему и от него во все стороны тянутся змейки речек и ручьев. Но это искусственный водоем. Его длина 750 метров, ширина — 350, название — “Тайга”. Как вы уже догадались, это еще одно напоминание о некогда сверхсекретном объекте. Под прикрытием кодового названия здесь, на границе с Республикой Коми, 34 года назад втихаря от своего народа атомщики приступили к задуманной советской властью переброске части стока северных и уральских рек на юг — в Волгу и Каспийское море. И чтобы прорыть безумный, явно нерентабельный канал, создать Митрофановское, Комсомольское и Фадинское водохранилища, сеть насосных станций на водоразделе Печоры и Камы, предполагалось рвануть до 250 ядерных зарядов!
Первый взрыв прогремел 23 марта 1971 года. Три ядерных заряда мощностью 15 килотонн каждый были заложены в скважины глубиной около 120 метров на расстоянии 160—170 метров друг от друга. Этому этапу работ придавалось очень важное значение. Взрыв считался особенным, экскавационным — для создания начального русла будущего канала. При этом планировался и обсчитывался выброс в атмосферу 1 процента радиоактивных продуктов. Еще около 10 процентов радионуклидов должно было остаться на земной поверхности. Важным условием “чистоты” эксперимента называлось “удержание радиоактивного облака в течение десяти дней над территорией Советского Союза”?!
Цель была достигнута — облако за пределы страны не ушло. И всю радиоактивную грязь тогдашние правители государства сохранили своему народу. Очевидцы вспоминают: громыхнуло так, что в поселках Искор и Головном в 20—70 км по прямой от эпицентра в домах задрожала посуда, а люди, выскочив на улицы, увидели на севере “поднимающееся к небу грибообразное облако, совсем как на плакатах по гражданской обороне”. Господи, лучше бы уж жители сидели в избах! Они даже не ведали, какой адский джин был выпущен на волю на их глазах. Пострадавших не то что не удосужились отселить, даже толковой информации о состоянии окружающей среды никакой не дали. И они вели прежний образ жизни, вбирая в себя продукты радиации. Что с ними после этого случилось, уже никого не интересовало…
И такими вот “грибами” поворотчики рек намеревались вздыбить уральскую землю на протяжении 65 км (из общей длины канала в 112,5 километра), самых высоких в Печорско-Камском горном водоразделе. Вплоть до марта 1976 года специалисты и ученые из Москвы, Челябинска-70 и других “закрытых” городов страны оставались на объекте “Тайга”. Для нового эксперимента было приготовлено три 40-килотонных (!) ядерных заряда (шесть Хиросим). Оставалось лишь установить фугасы в подготовленных скважинах. Но подвела погода. Из-за риска “упустить” радиацию за территорию страны Москва неожиданно дала отбой.
Экспериментаторы (более 800 человек) и военные, выполнив приказ и побросав бронированные колодцы боевых скважин, железный хлам, обрывки кабелей, убрались восвояси. А что в остатке? Расчетного канала не получилось. Радиационное загрязнение превысило плановые показатели. Даже спустя десятилетия, в отдельных местах возле радиоактивной “лужи” уровень гамма-излучений был равен 1400 микрорентген в час — в сто раз выше естественного фона! По прогнозам специалистов ВНИПИпромтехнологии тех лет, уровни радиации в наиболее опасных сегодня точках приблизятся к нормальным, фоновым только к 2100 году.
Дно искусственного ядерного водоема среди прочей “грязи” до сих пор усеяно безобидными на вид, спекшимися шариками светло-бежевого цвета — кобальтом-60. Это гиблое место ученые называют даже “неконтролируемым месторождением радиоактивных отходов”.
Хорошо “наследило” и облако. Пермская СЭС не устает предупреждать: заготовку строительного леса в северной части Чердынского, Красновишерского и Кизеловского районов разрешается вести только после исследования древесины на содержание радиоактивных веществ. Употреблять в пищу рыбу опасно. Местной ягодой баловаться тоже нельзя — в ее тканях на гребне навала присутствует тритий.
Впрочем, что там озеро, лес, рыбка, ягоды-грибочки! На людей ведь махнули рукой. А что? Народу, мол, в зоне — с гулькин нос, никакие затраты на изучение радиационной обстановки, реабилитацию не окупятся. Захотят — выживут! А это нелегко. Население округи, что установлено официально, подкосила эпидемия раковых заболеваний. На дне же “озера”, несостоявшегося канала, в глубине его брустверов по сию пору продолжает жить немая и незаметная смерть. Только пошевели…
Об этих безнравственных, авантюрных опытах над людьми, родной природой, страной кое-что стало известно лишь в середине 90-х годов ХХ века. Но дело еще и в том, что в той же Пермской области на Осинском и Гежском месторождениях нефти, по свидетельству известного уральского эколога академика РАН Владимира Большакова, прозвучало еще десять подземных ядерных взрывов! Причем последние — в апреле 1987 года, то есть уже при прямом потворстве автора перестроечной “оттепели” и строительства “социализма с человеческим лицом” Михаила Горбачева!
Короче говоря, 19 апреля 1987 года на скважинах Гежского месторождения, на глубине двух километров сработали два камуфлетных (с “полным” захоронением радиоактивных продуктов под землей) заряда. Но в результате взрыва появилось несколько проницаемых зон, через которые сейчас активно выделяются радиоактивные газы радон и криптон-85. А нефть из скважины выходит с водой, щедро обогащенной цезием-137! При этом лишь одна зона связана с расположением зарядной скважины, остальные же — следствие тектонических разломов, что, по мнению ученых-геологов, свидетельствует о непредсказуемости существенных разрушений в массиве во время ядерного взрыва и после него.
Подобная же картина — и на Осинском нефтяном участке. Там после подземных испытаний из скважин вместе с нефтью стали поступать радионуклиды стронция-90 и цезия-137. В общей сложности ими были загрязнены 487 (!) скважин. Продукты распада обнаружены также на рабочих площадках месторождений и в малых реках. Концентрация радона в почвенном воздухе превысила фоновые значения в 50—100 раз. В недрах образовался пласт вод, загрязненных цезием, его концентрация существенно превышает предельно допустимую норму для питьевой воды. Но, как водится, люди не были даже предупреждены о реальной опасности и продолжают использовать отраву для хозяйственных нужд!
Каков же эффект научно-производственных экспериментов? После проведенных ядерных взрывов на двух упомянутых месторождениях дополнительно добыли 5,5 миллиона тонн нефти. Разумеется, с ней так или иначе соприкасались тысячи людей, она давно ушла потребителям, отработала свое в моторах и дизелях, продукты сгорания, как водится, отравили атмосферный воздух. А главное — нарушено веками слагавшееся равновесие в природе, ее лоно теперь “обогащено” долгоживущими радионуклидами.
Совсем недавно стали известны не менее потрясающие факты: на территории Ханты-Мансийского автономного округа 20 лет назад в разных местах, оказывается, тоже было совершено несколько подземных ядерных взрывов! Тут-то, в тундре, зачем?
По мнению заведующего кафедрой геоинформатики, профессора Института геологии и геофизики УрО РАН Владимира Писецкого, работы в Югре проводились по двум причинам: наряду с военными испытаниями производились и “небольшие” взрывы (мощностью 25—50 килотонн) в скважинах глубиной в один-два километра. Цель? Сейсмические исследования, создание подземных хранилищ, усиление отдачи нефтяных пластов. Конечно, была получена уникальная и, видимо, полезная информация. К тому же говорят, территории, где шли ядерные опыты, были чаще всего изолированы от населения, оживленных и обжитых мест.
Но жизнь-то не стоит на месте, и ситуация уже решительно поменялась! Поэтому заместитель руководителя Уральского межрегионального органа государственного атомно-технического надзора РФ Александр Полтавченко сегодня считает, что вынос радиоактивной заразы на поверхность возможен, ибо в Югре активно ведутся геолого-изыскательские работы, бурение скважин, строительство. Заражение людей и среды может распространяться как через разломы пород, так и глубинные воды. Одно из самых опасных осложнений — изменения в крови.
Вот почему объект “Ангара”, расположенный в Октябрьском районе ХМАО, где 10 декабря 1980 года был произведен подземный ядерный взрыв мощностью 20 килотонн (точно такой же силой обладала “штучка”, сброшенная американцами на Хиросиму), пару лет назад был взят под специальный контроль. Заряд тогда подорвали на скважине № 112 на глубине двух с половиной километров, чтобы активизировать нефтедобычу. Кому нужна зараженная, несущая излучения нефть, не понятно, но зона механического воздействия взрыва, как выяснилось, до сих пор содержит радиоактивные продукты и является естественным могильником ядерных отходов.
Да, проведенные ранее исследования показали отсутствие на поверхности каких-либо радиоактивных “следов”. Тем не менее, объект “Ангара” представляет реальную радиационную опасность, поскольку находится неподалеку от речки Сига, поселка Польяново. И это не может не вызывать у местного населения тревоги и паники. Поэтому власти региона изыскали в бюджете 90 миллионов рублей и совместно с предприятием “Промэкология”, Росатомом РФ начали-таки на “Ангаре” ликвидационные работы. Подобные операции, заметим, нигде в мире еще не проводились, и по существу, заверяют нас, в Югре сегодня отрабатывается технология консервации ядерных шахт. А по ее завершении-де намечено провести международную экспертизу, составить радиологический паспорт объекта, организовать постоянный мониторинг. Здорово! А какова будет участь остальных четырех зараженных скважин? Ответа пока нет…
Наберитесь терпения, небольшой экскурс в историю мы завершим на Новой Земле — архипелаге в Северном Ледовитом океане площадью 82 тысячи кв. км, на котором могли бы свободно уместиться Дания и Швейцария, вместе взятые. Но существенно то, что здесь очень долгое время располагался 6-й испытательный полигон Минобороны.
И вот без всякого уведомления властей Архангельской области (территориально-то архипелаг относится именно к этому субъекту Федерации), здесь, вдали от посторонних глаз, “без шума и пыли” гремели подземные и воздушные ядерные взрывы, производились многочисленные военные опыты и эксперименты. Как это повлияло на уникальный полярный ареал, богатый редкой фауной и ценнейшими био- и природными сырьевыми ресурсами, никто толком не знает, поскольку результаты экологического и радиационного контроля до сведения широкой публики не доводились.
Обескураживает и такой факт. 26 октября 1991 года первый Президент России Борис Ельцин подписал одно из самых первых “демократических” распоряжений своей эпохи — “О прекращении испытаний ядерного оружия на полигоне Новая Земля”. А 27 февраля 1992 года (прошло всего четыре месяца!) наш непредсказуемый Глава государства подмахивает Указ № 194 “О полигоне на Новой Земле”. Звучит-то невинно. Ну, полигон и полигон. Может, научный. Ан нет. Архипелаг, в нарушение всех прав субъекта Федерации и его населения, отчуждался (!) от Архангельской области и снова превращался в секретный объект — Центральный полигон Российской Федерации с отнесением его в собственность государства. Финансировать это удовольствие предполагалось, понимаешь, “отдельной строкой”. Правительству РФ поручалось разработать проект постановления — “о мерах по обеспечению проведения ядерных испытаний на Новой Земле”.
И — ни слова о назревшем комплексном изучении последствий ядерных испытаний для здоровья северян, захоронений радиоактивных отходов на Новой Земле и в здешних морских водах, какой-либо программе реабилитации территорий архипелага и прилегающих мест, включая Северный и Приполярный Урал! Ну хоть бы предупредили: ребята, жить в этих местах опасно, геофон аномален, уматывайте подобру-поздрову…
Разумеется, это далеко не полный перечень примеров циничного надругательства над Уралом и его населением. Причем теперь, с возрастом, отчетливо и остро понимаешь, что описанная картина, удручающая сама по себе, сильно смахивает на давно заклейменные историческим материализмом отношения субподчиненности метрополий (в нашем случае — центр, Москва) и колоний (провинции, Урал). Все, что негоже — к нам!
Вот и расплодились за три века интенсивного освоения некогда девственного, красивейшего края (вторая Швейцария!) грязные, вредные и особо опасные для нормальной жизни производства — от ядерных объектов до химических заводов, зияют, словно рваные раны, бесчисленные горные отвалы, бездонные карьеры, шламохранилища. Земля исковеркана, воздух загажен, озера и реки отравлены…
А нам, наивным, дабы шибко не артачились и не сбежали в другие места, подбросили, как приманку, звонкий и гордый лозунг: “Урал — опорный край державы!” Ура!
Умно, ничего не скажешь! И вот, окрыленные высоким доверием, мы и шапки набекрень, и грудь колесом, в глазищах яростный победный огонь — вперед, с задорной строевой песней. Уря-я-я-я…
Теперь вот живем как на последней помойке, молча сглатывая унижения, обиды, боль. Опять, что ли, замкнутый “ведьмин” круг?
Нет, вру, молчат, конечно, далеко не все. И спасибо им за это.
Дело № 246
“Если хочешь, чтобы в политике было что-то сказано, обратись к мужчине. Если хочешь, чтобы было что-то сделано, обратись к женщине”, — утверждала “железная” Маргарет Тэтчер в бытность премьер-министром Великобритании.
С этим доводом трудно не согласиться, когда оглядываешь стройные ряды правозащитных и экологических организаций Челябинска. Их ядро составляют представительницы “слабого пола”! Пожалуй, самая известная из них — лидер местного “Движения за ядерную безопасность” Наталья Миронова. “Зеленые” активисты из “Планеты Надежд” чаще всего отправляют на “передний край” Надежду Кутепову, много прекрасных дам и в природоохранной группе “Экозащита!”
Я не думаю, что это случайно. Если мужчина по натуре — хозяин, работяга, охотник и добытчик, то женщина — хранительница домашнего очага. Она — Мать и лучше, чем кто-либо, понимает, что такое рождение, защита и продление Жизни. Ничего ценнее на свете нет! И удивительным инстинктом, дарованным ей природой, нутром женщина чувствует опасность, приближение неминуемой беды и моментально собирает в кулак все физические, моральные, нравственные силы, дабы противостоять возникающей угрозе. Она боец, сила, которую грубым, бесцеремонным давлением просто так не сломить…
В этом смысле закономерно, что именно в Озерске, откуда был выпущен на волю “ядерный джинн”, по настоянию “слабой” половины населения, совсем недавно появилась новая общественная организация — “Маяк-57”. В закрытом городе сегодня насчитывается около девяти тысяч ликвидаторов аварии на “Маяке” и в Чернобыле. Причем многие из тех, кто дезактивировал последствия сентябрьского взрыва-57 в “сороковке”, спустя четверть века применили свой опыт уже на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС.
Сообща они провели в крае немало шумных, порой — экзотических, но и эффективных протестных акций. На их счету десятки гневных, убедительно содержательных писем в Кремль, Государственную Думу, Генпрокуратуру, в Страсбургский суд по правам человека, губернатору Петру Сумину и здешнему Законодательному собранию.
Поэтому местный истеблишмент почти уверен: челябинские правозащитиники и экологи просто “достали” Генпрокурора и он уже не мог закрывать глаза на происходящее, делать вид, что на Южном Урале ничего не происходит…
Как бы там ни было, давайте восстановим хронологию событий первой половины 2005 года. Поверьте, это на редкость любопытное, почти детективное чтиво. Особенно если уметь видеть кое-что между строк…
Практически сразу после резкого заявления Генпрокурора, в начале февраля, главный государственный санитарный врач по Челябинской области Александр Гаврилов вдруг предложил членам местного правительства невероятное — провести в регионе мероприятия, направленные на улучшение радиационной обстановки на реке Теча и Теченском каскаде водоемов. Специалист, в частности, рекомендовал расширить сеть наблюдаемых населенных пунктов и рассмотреть вопрос о создании регионального банка доз облучения жителей Челябинской области.
Почти тут же с резкими заявлениями, на этот раз в адрес местной прокуратуры, выступил глава комитета Законодательного собрания Челябинской области по экологии и природопользованию Александр Берестов. А поводом, нетрудно догадаться, стала начавшаяся 10 февраля прокурорская проверка деятельности производственного объединения “Маяк”.
В своем открытом письме (!) Александр Берестов отметил, что “для окончательного научно-обоснованного решения всего комплекса проблем Теченского каскада требуется большое сосредоточение научных и финансовых сил страны, но вместо ученой комиссии на уровне академиков мы видим всего лишь прокурора”.
Александр Берестов напомнил, что хотя опасный объект находится в ведении федеральных органов, губернатор и Законодательное собрание Челябинской области не раз поднимали вопрос о повышении надежности защитного каскада. Как заявил депутат, он считает необходимым информировать общественность о том, что делается для обеспечения экологической безопасности области. Берестов также был уверен, что прокурору трудно будет обнаружить на “Маяке” нечто предосудительное. “Скорее всего, мы имеем дело с каким-то пустым наветом. Несомненно, все скоро разъяснится”, — подчеркнул депутат.
5 апреля губернатор региона Петр Сумин, тоже как-то по случаю, подписал распоряжение о распределении средств на выполнение основных мероприятий принятой в 2002 году областной программы по преодолению последствий радиационных аварий на химкомбинате “Маяк”. 2005 год — заключительный в ее реализации, и на текущие расходы в бюджете Челябинской области было заложено свыше 8,5 миллиона рублей. Они, как отмечено, пойдут на оздоровление населения и пострадавших территорий вблизи восточно-уральского радиоактивного следа — на реке Теча, в Кунашакском, Каслинском, Сосновском районах, а также в г. Кыштыме. Как отметили в главном управлении по радиационной и экологической безопасности правительства области, крупные средства на выполнение программы сверх бюджетных поступают непосредственно и от химкомбината “Маяк”. Эти деньги были заработаны предприятием за регенерацию облученного ядерного топлива иностранных реакторов.
Как по заказу, в то же время МЧС РФ перечислило более 11,7 млн рублей на поддержку населения Курганской области, также пострадавшего от деятельности ПО “Маяк”. По данным администрации Зауралья, 7 млн рублей поступят непосредственно в районы на приобретение жилья гражданам, попавшим под воздействие радиации. В очереди на получение квартир в регионе по-прежнему стоят около 300 жертв пресловутых аварий. Кроме того, еще около 2 млн рублей решено направить на строительство газопровода в Далматовском районе.
11 апреля заместитель Генерального прокурора РФ в Уральском федеральном округе Юрий Золотов прилюдно сообщил, что им возбуждено уголовное дело по факту загрязнения окружающей среды озерским ПО “Маяк”. Речь идет о статье 246 УК РФ (“нарушение правил охраны окружающей среды при производстве работ”), предусматривающей, между прочим, до пяти лет лишения свободы.
По его словам, уголовное дело возбуждено по результатам проверки, произведенной на химкомбинате “Маяк” по персональному поручению Генерального прокурора РФ Владимира Устинова. Помимо Течи и обводных каналов, в других водохранилищах загрязнений не выявлено. “Но средства инструментального контроля зафиксировали, что последние четыре года в реке Тече постоянно возрастал радиационный фон”, — пояснил Золотов, добавив, что он превышает нормы “многократно, не в 2—3 раза, а больше”.
Кроме того, в 2004 году “Маяк” незаконно сбросил в водоем более 60 млн кубометров отходов. Общий ущерб окружающей среде составил 30 млн рублей. При этом Золотов подчеркнул, что это были не радиоактивные вещества, а промышленные стоки. Но все произошло без каких-либо разрешительных документов. “Не такие уж астрономические вложения нужны, чтобы привести здесь радиационный фон в порядок”, — заявил Золотов и отметил, что в рамках расследования будет выявлена роль и степень ответственности отдельных руководителей. В случае подтверждения их вины всем действиям будет дана соответствующая правовая оценка.
14 апреля следственно-оперативная группа, сформированная из специалистов ФСБ и прокуратуры, приступила к работе на ФГУП “Производственное объединение “Маяк”.
“Все гидросооружения химкомбината эксплуатируются в полном соответствии с выданными лицензиями и техническим регламентом, никакого отклонения от правил, норм не было и нет” — в тот же день заявил руководитель пресс-службы предприятия Евгений Рыжков, озвучивая официальную позицию своего руководства по поводу заявления заместителя Генерального прокурора РФ Юрия Золотова о возбуждении уголовного дела по факту загрязнения “Маяком” окружающей среды.
18 апреля Европейский Союз предупредил Россию об угрозе серьезной аварии на заводе по переработке ядерного топлива “Маяк” на Урале. Главный специалист ЕС по вопросам ядерной безопасности Дерек Тэйлор сообщил BBC News, что подземные хранилища завода протекают и ядерные отходы попадают в почву. Известно, что предприятие регенерирует отработанное ядерное топливо атомных станций для повторного использования. Но часть образующихся при этом отходов сбрасывается в озеро Карачай, где, по словам Тейлора, уровень радиации уже в сто раз выше, чем был в районе Чернобыля после известной катастрофы 1986 года на АЭС.
20 апреля на Южный Урал срочно прибыл руководитель Федерального агентства по атомной энергии РФ Александр Румянцев. “Химкомбинат “Маяк” работает в нормальном, штатном режиме, — поддержал он своих подчиненных на пресс-конференции в Снежинске. — Проводящийся соответствующими органами мониторинг продолжает утверждать, что нарушений радиационной обстановки нет. Следует отметить, что это первенец отечественной атомной промышленности и требования к нему за прошедшие десятилетия менялись. Но каждый раз “Маяк” доводил показатели до требуемого уровня”. Комментировать действия прокуратуры Александр Румянцев отказался, сказав лишь, что на все проводимые проверки она имеет полное право.
Ответная реакция последовала незамедлительно. Заместитель Генерального прокурора России в Уральском федеральном округе Юрий Золотов обнародовал новое заявление: следствие подтвердило первоначальные сведения о том, что из-за работы химкомбината и в реке Теча и в обводных каналах значительно выросло содержание опасных веществ. Он сообщил, что по этим фактам назначена квалифицированная экспертиза с привлечением представителей академической науки. Специалистам предстоит ответить на вопрос, чем было вызвано столь значительное загрязнение. Только после этого прокуратура сможет точно ответить на вопрос, есть ли виновные в данной ситуации.
25 апреля международная экологическая организация “Гринпис” открыла в Венгрии международную выставку “Полураспад”, посвященную последствиям аварии на химкомбинате “Маяк”. В акции протеста также приняли участие активисты общественной организации “Экозащита!”, жители сел Муслюмово и Курманово Челябинской области, пострадавшие в результате аварии в 1957 году. Они привезли с собой пробы воды, почвы, а также рога оленя, чтобы местные власти сами проверили радиационный фон.
Главная задача акции, — отметили в “Гринписе”, — добиться отмены соглашения, которое Венгрия заключила с Росатомом. Согласно документу, эта страна будет направлять радиоактивные отходы в Россию, в частности — на Южный Урал. Поэтому “зеленые” были настроены решительно: добиваться встречи с премьер-министром Венгрии и просить его отказаться от соглашения.
В экспозиции — 47 черно-белых фотографий известного голландского фотографа Роберта Кнота, сделанных в зоне высокого радиоактивного загрязнения. Это портреты жителей трех челябинских деревень — Муслюмово, Татарской Карболки и Мусакаево, расположенных по соседству с заводом по переработке радиоактивных материалов ПО “Маяк”. Эти деревни неоднократно подвергались радиационному воздействию. В 1959 году даже вышел секретный приказ № 546СС о том, что жителей Татарской Карболки необходимо срочно переселить из-за опасного радиационного загрязнения. Название деревни с карты исчезли, но люди там остались.
Выставка фотографий Роберта Кнота “Half life/Полураспад”, по словам фотохудожника, — “это не триллер, нарочно выдуманный “зелеными”, не документальный репортаж о Чернобыле десятилетней давности, о котором помнит весь мир. Это страшная реальность жизни людей, испытавших на себе воздействие радиации, ставших живым лабораторным материалом для научных заключений о влиянии излучения на здоровье самих пострадавших и их детей”.
13 мая в город Озерск прибывают заместитель руководителя Федерального агентства по атомной энергии РФ Сергей Антипов и начальник управления вывода из эксплуатации ядерных и радиационно опасных объектов агентства Виктор Ахунов. “Это плановая рабочая поездка, однако встреч с журналистами не предусмотрено”, — подчеркнул представитель предприятия. Впрочем, стало известно, что представители Росатома в первую очередь посетили Теченский каскад водоемов, где хранятся малоактивные сбросы, радиохимическое производство и озеро Карачай, ставшее за годы работы комбината главным хранилищем радиоактивных отходов. Представители ведомства провели на предприятии совещание в закрытом режиме. Но как стало известно, г. Антипов попросил руководство комбината представить Росатому подробный отчет о том, как использовались средства, выделенные федеральным бюджетом на проведение природоохранных мероприятий и поддержку экологической безопасности.
На той же неделе прокурор отдела Генпрокуратуры РФ Дмитрий Серебренников сообщил представителям прессы, что предварительные данные “о серьезных выбросах подтвердились, однако окончательные выводы следствию делать рано”. Установлено, к примеру, что “Маяк” систематически нарушает нормы экологической безопасности. Предельно допустимый уровень концентрации отравляющих веществ в реке Теча на сегодня многократно превышен. Так что следствию предстоит установить степень вины конкретных должностных лиц предприятия.
16 мая представитель движения “Планета Надежд” Надежда Кутепова и сопредседатель группы “Экозащита!” Владимир Сливяк публично подтвердили, что представители экологических организаций выступят в качестве свидетелей по делу о незаконном сбросе 60 млн кубических метров радиоактивных отходов в Течу озерским ПО “Маяк”. Экологи уже заявили представителям надзорного ведомства, что готовы сотрудничать и оказывать любую информационную помощь, о которой попросит следствие.
Не тут-то было! 25 мая депутаты Законодательного собрания Челябинской области потребовали поместить ход следствия по уголовному делу в отношении ПО “Маяк” под гриф “Совершенно секретно”. Оказалось, законодатели недовольны тем, что журналисты со ссылкой на заместителя Генерального прокурора в Уральском федеральном округе Юрия Золотова озвучивают промежуточные результаты расследования и тем самым якобы сеют панику среди населения области и соседних регионов. Вопрос в повестку был включен по просьбе депутата Бориса Мурашкина, который сообщил, что к нему стали обращаться напуганные избиратели. “В СМИ вокруг “Маяка” нагнетается напряженная обстановка. Это отражается на здоровье наших людей”, — на полном серьезе сказал Мурашкин.
Лидер челябинского “Движения за ядерную безопасность” Наталья Миронова тут же назвала решение областных депутатов “отрыжкой из дремучего прошлого”. По ее мнению, известные события в Москве показали, насколько важно своевременно получать информацию и быть готовым к возможным, пусть не всегда лучшим вариантам развития событий. Наталья Миронова считает, что обращение депутатов Юрий Золотов вообще оставит без ответа и будет совершенно прав — на дворе не те времена, чтобы скрывать правду о деятельности “Маяка”. При этом г-жа Миронова выразила возмущение, что депутатов, видимо, мало заботит судьба тех, кто участвовал в ликвидации последствий взрыва 57-го года или пострадал от него, но по разным причинам все еще не может добиться соответствующего закону статуса.
5 июня глава Росатома Александр Румянцев в очередной раз побывал на ПО “Маяк”. До этого он принимал участие в торжествах по случаю 50-летия Российского федерального ядерного центра — Всероссийского научно-исследовательского института имени академика Е.И. Забабахина в городе Снежинске. Подробности визита в Озерск при этом не разглашались…
Конечно, не хотелось бы подмастривать в чужую замочную скважину, но как говаривал колоритный царь Евгения Леонова в “Обыкновенном чуде”, очень уж охота знать, чем все закончится. Ведь, как во всякой детективной истории, здесь, по идее, тоже должна быть развязка, неожиданный, скандальный или, наоборот, — предполагаемо скучный финал. Какая-то точка.
К сожалению, всякая утечка информации летом 2005 года из стен прокуратуры внезапно прекратилась. В конце июня коллектив ФГУП “Производственное объединение “Маяк” торжественно, в присутствии высоких гостей отметил 55-летие своего предприятия. А в августе руководитель Федерального агентства по атомной энергии Александр Румянцев был награжден орденом “За заслуги перед Отечеством” IV степени, как сказано в президентском указе, “за большой вклад в развитие атомной промышленности и многолетнюю добросовестную работу”.
— А мы и не питаем особых надежд на вмешательство прокуратуры, — заявила в те жаркие дни президент Озерской городской социально-экологической организации “Планета Надежд” Надежда Кутепова. — Ведь “Маяк” — крупный налогоплательщик, поэтому в обмен на вливания в областной бюджет чиновники исправно закрывают глаза на его деятельность. Так что если дело вдруг прекратят за отсутствием состава преступления, мы нисколько не удивимся…
“У поганых болот чьи-то тени встают…”
То-то и оно! И не знаю, как вас, а меня терзают смутные подозрения, что январское заявление Владимира Устинова прозвучало все-таки неспроста, не ради красного словца и привело в действие не только скрытые в регионе процессы, но и дремавшие доселе крупные группировки, политические силы. В итоге, что и говорить, скандал получился на славу — российского масштаба, почти вселенским.
Поэтому надо разбираться. То, что озерский химкомбинат “Маяк” для уральской, да и российской экологии не подарок — секрет Полишинеля. Многие экологические проблемы, всплывшие наружу в 2004 году, были хорошо известны гораздо раньше. Но ведь никакого шума, ничего сверхъестественного, заметьте, не происходило! Так, может, перед нами — спланированная акция, чей-то “заказ”? Если так, то кому он выгоден?
Первая версия сводится к тому, что сегодня на комбинате идет завуалированная схватка за власть. Борзые, набравшие силу и опыт “волчата”, молодые амбициозные управленцы полагают, что из-за нынешней команды генерального директора ФГУП академика РАН Виталия Садовникова “Маяк” утрачивает былой авторитет, лидирующее положение в отрасли, с ним перестают считаться, коллектив-де уже лишился многих выгодных заказов и контрактов. Особо осведомленные в открытую называют даже имя нового руководителя. Поэтому не исключено, что уголовное дело было инспирировано не без подачи внутренних “заговорщиков”. С помощью прокурорского рычага, что запросто предположить, они надеялись приоткрыть неподготовленной общественности эколого-технологические “страшилки”, управленческие недочеты на сверхсекретном объекте. А за “вскрытием”, мол, последуют и неизбежные оргвыводы…
Эта логика не лишена оснований. Тем более, что “следы” наших интеллигентных анархистов ведут прямехонько в Москву. Не секрет, что в столице давненько, и не без успеха, шурует мощная лоббистская группа, которая прямо-таки мечтает расчленить и прибрать к рукам ядерный и оружейный комплекс России — один из последних лакомых кусочков бывшего СССР. Идея — превратить ОПК в частно-государственную структуру, по типу РАО “ЕЭС России” или ОАО “Газпром”. Нет, говорят они, 51 процент акций атомных предприятий останутся в ведении и управлении государства — это святое, а остальное — простор для творческого бизнеса. Рынок, дескать, диктует и новые правила игры…
А мы-то с вами удивляемся то и дело появляющимся в российской печати проектам приватизации уникальных, стержневых (ранее вообще “неприкасаемых”) оборонных предприятий страны: где же, мол, здравый смысл, ведь этого делать нельзя, ибо ОПК, наш “ядерный щит” — последнее, что ставит Россию в ряд великих государств планеты и сдерживает иноземных “ястребов” от попыток ее прямой или замаскированной аннексии. Уж они-то дико рады превратить в ничто ядерную составляющую нашей державы. Поэтому и возня вокруг “Маяка”, по моему недалекому разумению, кое-кому на Западе, видать, как коту масленица.
Сразу упреждаю: я на учете у психиатров не состою, с головой у меня все в порядке, манией преследования не страдаю, имперских замашек нет. Обо всем этом мне рассказывали очень серьезные и авторитетные люди, не верить которым, их источникам информации я просто не имею права.
А ведь Российский федеральный центр — Всероссийский научно-исследовательский институт технической физики (г. Снежинск) и ФГУП “Маяк” (г. Озерск) — базовые предприятия оружейно-ядерного комплекса страны. Их появление (цена хорошо известна) в эпоху “холодной войны” обеспечило нашей державе главное — создание современного оружия возмездия и сдерживания, породило здоровую конкуренцию соответствующих научных разработок, появление новейших технологий. Оба центра — головные во всей ядерной цепочке России, и разрывать ее, “модернизировать” по рыночным рецептам сегодня ни в коем случае нельзя!
Кстати, именно учеными и специалистами этих предприятий рожден и испытан в 1957 году первый в Советском Союзе термоядерный заряд, принятый на массовое вооружение. Именно на Урале была создана целая серия уникальных разработок — самый маленький ядерный боеприпас для артиллерийского снаряда калибра 152 мм, самый легкий боевой блок для ракетно-стратегических сил, самый прочный и термостойкий, самый экономичный и самый “чистый” ядерные заряды.
На ПО “Маяк” действует реактор для получения изотопа плутния-238. здесь производят приборы для измерения теплового потока, постоянные магниты из неодима, оптико-волоконные кабели, световоды, генераторы нейтронов для ядерных установок, источники альфа-, бета- и гамма-излучений. “Маяк” занимает 20 процентов мирового рынка по производству радиоактивных изотопов, которые находят широкое примененение в медицине (лучевая терапия), в промышленности (дефектоскопия и слежение за ходом технологических процессов), в космических исследованиях, обслуживает отечественные атомные сатнции и Ровенскую АЭС на Украине.
Словом, уникальный научно-технический потенциал позволяет выполнять здесь исследования не только в области создания ядерного оружия. Произошла естественная интеграция в международные экономические и технологические процессы. Это и предотвращение распространения ядерных технологий, создание методов и средств контроля за соблюдением Договора по запрещению ядерных испытаний, это и разработка, применение зарядов исключительно в мирных целях, причем большинство из этих систем не имеют аналогов в мире.
Любопытно, что когда скандал на Южном Урале, что называется, только крепчал, атомщики “Маяка” стали лауреатами премии Правительства России. За что же такая честь?
В объединении более десяти лет длилась исследовательская и конструкторская работа по конверсии ядерных реакторов “Руслан” и “Людмила”. Озерские инженеры, ученые в содружестве с сотрудниками Курчатовского института и других научных центров Росатома смогли создать на промышленных реакторах технологию наработки радиоизотопов, разумеется — при сохранении производства оборонной продукции. А руководил лауреатской работой заместитель главного инженера ПО “Маяк” Валерий Асновский. В составе исследователей — генеральный директор химкомбината Виталий Садовников, директор реакторного завода Евгений Серов, главный инженер завода № 23 Александр Додонов, его заместитель по науке и безопасности Николай Паршин, начальник лаборатории физической технологии ЦЗЛ Юрий Федоренко.
Если коротко, уникальная разработка южноуральских атомщиков позволила России удержать лидерство в производстве изотопа кобальта-60, сохранить несколько заводов и цехов предприятия, многие сотни рабочих мест.
Можно также сказать, что десять лет назад, в мае 1995 года, из г. Озерска состоялась первая поставка российского ядерного топлива для атомных электростанций США.
Суть в том, что к началу 90-х годов наша страна накопила 500 тонн оружейного урана, извлеченного из 20 тысяч ядерных боеголовок. Но долгосрочное хранение высокообогащенного урана (ВОУ) требовало больших экономических затрат и ложилось тяжким бременем на федеральный бюджет. Уральские атомщики нашли оригинальный выход из ситуации в идее необратимой утилизации зарядов ядерных боеголовок и их коммерческого использования в качестве топлива для АЭС. Одна из первых таких установок была создана и успешно работает на производственном объединении “Маяк”.
Технология перековки “мечей на орала” заключалась в разбавлении высокообогащенного оружейного урана (с концентрацией делящегося изотопа уран-235 около 90 процентов) в низкообогащенный (НОУ, с 3-5 процентами урана-235). В результате 500 тонн ВОУ, тротиловый эквивалент которых составляет около 10 тысяч мегатонн, перерабатывается в ядерное топливо для АЭС, способное дать 6 миллиардов мегаватт-час электроэнергии!
Российско-американское соглашение “ВОУ-НОУ” фактически стало первым контрактом на базе высоких отечественных технологий. И сегодня каждая пятая семья США получает электроэнергию от сжигания на американских АЭС российского низкообогащенного урана. Благодаря этому топливу атомные станции производят уже 10 процентов вырабатываемой в Штатах электроэнергии.
Оплата экспортируемого из России НОУ осуществляется по ценам, действующим на мировом рынке урана. С 1999 года программа вышла на номинальный темп экспорта — 30 тонн в год. Уже летом 2005 года Россия должна была переработать в топливо для американских АЭС еще 250 тонн высокообогащенного урана, извлеченного из снятого с боевого дежурства отечественного ядерного оружия. Вся программа рассчитана до 2013 года. И за время реализации этого проекта в российский бюджет поступило уже более 4 млрд. долларов.
Другими словами, вклад “Маяка” в обороноспособность державы, создание новых технологий и укрепление нашего “ядерного щита” бесценен. Никто этого и не отрицает. Вопрос в другом — в его пагубном воздействии на природу, на жизнь миллионов людей. В связи с этим спрашивается: почему же государство, получив от экспортной деятельности химкомбината столь огромные деньги, не удосужилось выделить хоть какую-то часть на оздоровление досыта, под самую завязку намыкавшегося от бед населения, реабилитацию пострадавших территорий, реализацию мер, которые бы предотвращали в будущем угрозу окружающей среде?
Послушаем мнение Госатомнадзора. Еще 20 июня 2000 года он сделал следующее заключение:
“Теченский каскад водоемов является источником загрязнения приземного слоя воздуха, поверхности подземных и поверхностных вод. Распространение радионуклидов в окружающую природную среду происходит в результате выноса радиоактивных аэрозолей в атмосферу за счет ветрового разноса и загрязнения подземных источников, а также за счет фильтрации загрязненных вод через борта водоемов и тело плотины № 11, большая часть которых разгружается в открытую гидрографическую систему реки Теча. Снижение уровня миграции загрязнений возможно за счет снижения уровня водоема В-11. Прорыв этой плотины представляет собой наиболее тяжелую потенциальную опасность — крупномасштабное поступление загрязненной радионуклидами воды с донными отложениями в открытую гидрографическую сеть, что грозит катастрофическими последствиями для речной системы Исеть—Тобол—Обь. Оценочные расчеты, выполненные ПО “Маяк”, показали, что при полном разрушении плотин № 10 и № 11 приход фронта волны к ближайшему населенному пункту (поселок Муслюмово) произойдет спустя примерно восемь часов после разрушения плотины”.
Такая информация тогда повергла в шок даже закаленных в боях российских законодателей. На свет появился известный парламентский запрос от 25 октября 2002 года. В нем Госдума России выражала серьезную озабоченность ситуацией, сложившейся на Теченском каскаде водоемов (ТКВ). Есть там и вполне апокалипситические, но точные по сути пассажи: “В ТКВ произошло накопление значительного количества низкоактивных отходов, утечка которых может привести к заражению обширных территорий вплоть до акватории Северного Ледовитого океана и облучению населения. Объем загрязненной воды в водоемах превышает 400 миллионов кубометров. Таким образом, на ТКВ сложилась чрезвычайная ситуация, чреватая, при сохранении сложившегося темпа ежегодного повышения уровня воды, крупномасштабной экологической катастрофой”.
Косвенным подтверждением продолжавшихся сбросов может служить и совещание в г. Озерске с участием главы Росатома Александра Румянцева (2 апреля 2003 года), где он дал подчиненным недвусмысленное указание — подготовить программу выполнения работ по полному прекращению сбросов жидких радиоактивных отходов в Теченский каскад водоемов, рассчитанную до 2010 года!
А вот весной 2005 года Александр Румянцев “пел” уже совсем другие песни: он горячо и публично заверял жителей Южного Урала, что не надо, мол, опасаться переполнения Теченского каскада. “Никакой паводок, мыслимый в этом регионе (в Челябинской области. — Авт.), не приведет к подъему уровня воды до кромки допустимого значения, — заверил руководитель Федерального агентства по атомной энергии. — Все модели, которые рассчитаны с точностью до десять в минус четвертой степени, не дают такого повышения. А практически, включив систему улавливания паводковых вод и атмосферных осадков, мы отводим их от каскада и регулярно снижаем уровень воды. Сегодня он на 57 см ниже допустимого”.
При этом г-н Румянцев подчеркнул, что допустимый уровень — еще не значит аварийный, есть запас, к тому же сейчас проводится реконструкция плотины: ее поднимают еще на полметра. Тогда гарантированный запас преграды составит метр. Это сделает вероятность достижения критической отметки при паводках практически нулевой, уверен Румянцев. “Я знаю, какие сбросы нам установлены нормативами на год — это 1 миллион 200 тысяч кубометров технических вод, тогда как мы сбросили около 900 тысяч”.
Руководитель федерального агентства также считает, что его ведомство “актуализирует” комплексный план по Теченскому каскаду, чтобы квалифицированно управлять уровнем воды. Несмотря на то, что река Теча и промышленные озера являются частью технологической цепочки ФГУП “Маяк”, в них уже не сливается ни промстоков, ни радиактивных отходов. И вообще, дескать, деятельность производственного объединения “Маяк” полностью соответствует действующему законодательству. “Я за это отвечаю”, — бодро заявил глава Росатома.
Поддерживает своего патрона и Виталий Садовников. По словам гендиректора химкомбината, “Маяк” работает, не выходя за регламент по всем сбросам и выбросам в окружающую среду, в том числе и гидрографическую сеть.
Если верить специалистам предприятия, Теченский каскад водоемов, возведенный в 1964 году, локализовал сброшенные радиоактивные отходы в верхнем течении реки и предотвратил ее дальнейшее загрязнение. То есть с завершением его строительства “Маяк” полностью прекратил сброс каких-либо загрязненных радионуклидами вод в Течу. А радиационная обстановка на реке определяется, мол, только радионуклидами, появившимися там в первые годы деятельности предприятия, еще при Сталине и Берии. Те же специалисты настаивают, что концентрация радионуклидов в воде постоянно уменьшается — в зависимости от скорости их распада и наполнения русла реки водами питьевого источника Озерска — озера Иртяш.
Если это так, то какой вывод можно сделать из пресс-релиза, опубликованного в многотиражке предприятия: “Теченский каскад был рассчитан так, что при достижении определенного уровня объем воды, испаряемой с площади зеркала водоемов, будет равен объему вод, поступающих с осадками, грунтовыми водами и технологическими сбросами”. Иными словами, авторы вольно или невольно признают, что каскад рассчитан и на технологические сбросы. А разве те 60 миллионов кубометров отходов, по которым и было возбуждено уголовное дело, являются чистейшей иртяшской водой?!
Между прочим, в последнее время было зафиксировано два случая, характеризующихся наиболее резким подъемом уровня водоема-накопителя, когда до глобальной беды оставался буквально один шажок. В 1993—1995 гг. “грязные” воды каскада поднялись до отметки 216,59 м, в 1999—2001 гг. — до отметки 217,06 м. А в период паводка-2002 от верхней кромки хранилища радионуклидные массы отделяли какие-то 30 см, и тут впору бить настоящую тревогу: ясно, что емкость ТКВ уже близка к предельному наполнению, ведь после проведенных обследований плотины В-12 специалисты ГНЦ РФ НИИ ВодГео подтвердили надежность ее эксплуатации только в пределах проектных отметок — 207 м!
В 2004 году проблему переполнения каскада помогла решить невероятная засуха. Однако в дальнейшем на это рассчитывать, согласитесь, нельзя. Сброс воды из ТКВ поставит под катастрофический удар важнейшие территории страны и прежде всего — ее нефтегазовые регионы. “Эту угрозу необходимо устранить раз и навсегда, не жалея ни сил, ни средств”, — отмечают большинство здравомыслящих людей.
Кстати, в одном из отчетов областного министерства радиационной и экологической безопасности об обеспечении безаварийной эксплуатации Теченского каскада, подготовленном по запросу комитета Законодательного собрания Челябинской области по экологии и природопользованию Александра Берестова, было сказано, что в результате проведенных в 2003—2004 годах работ поступление в водоемы ТКВ грунтовых вод сокращено на 3 млн куб. м и на 200 тыс. куб. м — нетехнологических отходов. В это же время здесь проводились работы по расширению системы гидрологического и геофизического мониторинга плотины, систематизация данных, необходимых для повышения класса ее эксплуатации.
Однако до полного решения проблемы Теченского каскада еще далеко: так, в 2004 году объем финансирования “Комплексного плана мероприятий по обеспечению решения экологических проблем, связанных с текущей и прошлой деятельностью ФГУП “ПО “Маяк” был существенно ниже запланированного уровня. Вместо 480 млн. рублей на эти цели было выделено лишь 115,6 млн — иными словами, всего лишь около 24%.
Что же делать? ТКВ, как видим, не игрушка!
Клин выбивают клином?
Между прочим, эта нервная тема — хороший повод для любителей “пены”, поднаторевших в скандалах и умеющих держать себя в центре внимания публики.
В 2001 году на Южном Урале произошло, так сказать, спонтанное “ядерное деление”, безнадежно испортившее в целом благостный региональный политический ландшафт. А яблоком раздора стал пакет законопроектов, снимающих запрет на ввоз в Россию отработанного ядерного топлива и расколовших местную элиту на два лагеря, на две идеологии.
Так, депутат Госдумы от Кыштыма Михаил Гришанков считал, что ввоз на территорию Челябинской области ОЯТ — сущее благо. Во-первых, это позволит получить за переработку 20 тысяч тонн иноземного топлива (из них 10 тысяч тонн мог бы переработать “Маяк”, его проектная мощность — 450 тонн в год) 20 млрд долларов, а, во-вторых, Россия не будет вытеснена с мирового рынка главными конкурентами — атомщиками Франции, Японии и Великобритании, сохранив в этом лакомом “пироге” свою 10-процентную долю.
При этом М. Гришанков, убежденный сторонник ввоза ОЯТ на родной химкомбинат, почему посчитал, что все отходы попадут на Южный Урал и именно ему достанется половина (другие 50 процентов — в федеральную казну) упомянутых миллиардов. Он даже их “распределил”: 3,8 миллиарда долларов направить на экологические реабилитационные проекты, 2,6 миллиарда — на техническую модернизацию ПО “Маяк”, 3,6 миллиарда — на нужды Челябинской области.
Серьезную оппозицию сторонникам Гришанкова оказали земляки-депутаты Валерий Гартунг и Михаил Юревич, а также общественно-экологическое движение “За ядерную безопасность”, лидером которого является Наталья Миронова. Однако их поправка: “Все радиоактивные отходы, образовавшиеся в результате переработки облученных тепловыделяющих сборок, подлежат обязательному возврату иностранному государству, из которого они были вывезены” — Госдумой была отвергнута.
И кто же в итоге выиграл? Законы и поправки вступили в действие. Ядерная отрава вовсю завозится. А денег у челябинцев на эколого-реабилитационные проекты как не было, так и нет!
В ноябре 2003 года в Челябинск пожаловали лидеры “Яблока” Григорий Явлинский и Сергей Митрохин. Чуть ли не с порога они поклялись “положить живот” ради решения ключевых для региона вопросов. Григорий Алексеевич даже предложил программу переселения жителей из Муслюмово и Татарской Караболки, пострадавших от аварии, а также план очистки реки Теча и прилегающих радиоактивных территорий. А сразил уральцев высокий гость известием, что его партия намерена представить в нижнюю палату российского парламента законопроект, который бы сохранил за переселенцами те льготы, которые они имели, проживая в зараженной местности.
На все это много чего повидавшие местные жители, засыпанные щедрыми посулами, простодушно заметили “фруктовому” депутату: мол, где деньги, Гриш? “В Минатоме возьмем, я договорился”, — не моргнув глазом, ответил г-н Явлинский. Как вы понимаете, после отлета столичных гастролеров “яблочная” программа решительных действий тут же заглохла. Деньги, видать, до сих пор еще в пути…
И вот после этого Зура Н. из села Муслюмово, живущая всего в ста метрах от Течи, придумала ответный, надо сказать, весьма оригинальный ход: отныне она намерена брать расписку с каждого заезжего эмиссара, обещающего решить вопрос о переселении затурканных сельчан, пострадавших, как и она, от радиационного загрязнения.
И то сказать, посетили как-то деревню представители очередной партии. Обещали решить вопрос о переселенцах через областное Законодательное собрание и Думу. Составили список из более чем четырех сотен семей и… пропали. Как корова языком слизнула — ни слуху, ни духу! Следующий “спасательный десант” здесь ждут ближе к новым выборам. Но просто так, заверила она, теперь уже никого не отпустит. Обманутая не единожды женщина собирается бороться с подобными “правозащитниками”, делающими себе имя на трагедии людей, через суд.
Справедливости ради, за последние пять лет губернатор Челябинской области Петр Сумин около десяти раз обращался в правительство, Совет Безопасности и Федеральное Собрание РФ с предложениями по неотложному решению проблем Теченского каскада водоемов. По заключению ученых Российской Академии наук, для ликвидации экологической угрозы в этом регионе требуются многомиллиардные затраты, которые, конечно, для одного областного бюджета непосильны.
К примеру, еще в 70-е годы прошлого века ненавистный и капризный водоем хотели было “опустить” под землю — под ним планировалось произвести небольшой ядерный взрыв и расширить емкость всего хранилища. Однако здравый рассудок все-таки подсказал: радиоактивная вода может подняться в атмосферу и наделать новых безобразий, а, во-вторых, подвижки земной коры почти наверняка повредили бы ядерные реакторы “Маяка”, и от этой затеи, слава Богу, тут же отреклись.
Затем власти региона предложили рассмотреть сразу четыре варианта решения проблемы ТКВ.
Первый все-таки предусматривал строительство дополнительного котлована в системе водоемов-накопителей отходов, его примерная площадь — 40 кв. км. По второму на химкомбинате “Маяк” необходимо было внедрить современную технологию очистки воды непосредственно в каскаде. В третьем случае предстояло построить установку, работающую по принципу гигантского кипятильника, который бы выпаривал “грязную” воду, а “накипь” превращал в стекловидную массу и — на захоронение.
Но сегодня самым надежным и экономически целесообразным способом предотвращения нового экологического бедствия челябинские власти считают вариант № 4 — возобновление строительства Южно-Уральской атомной станции. Директор АЭС Юрий Тарасов, используя свой депутатский мандат, тогда активно боролся за эту идею. Но сложилась странная дилемма: правительство не могло финансировать АЭС, а народ этого просто не хотел. Начатая в 1983 году, под дружным натиском общественности, местных “зеленых”, к тому же напуганных катастрофой в Чернобыле, спустя семь лет стройка была заморожена. На областном референдуме большинство южноуральцев проголосовали против опасного объекта. Тарасов плюнул на престижную должность и ушел на другую работу, возглавив ассоциацию демидовских заводов.
Директор ушел, а проблемы, увы, остались. Правда, говорят, что проект АЭС на быстрых нейтронах, утвержденный еще 20 лет назад, сегодня может быть реанимирован с учетом новых реалий. При этом атомщики предлагают достроить и запустить в эксплуатацию всего один из трех запланированных когда-то блоков БН-800.
Не случайно на первом же заседании Совета при полномочном представителе Президента РФ в Уральском федеральном округе, проходившем 10 августа в Екатеринбурге, губернатор Челябинской области Петр Сумин сказал, что регион будет делать ставку на развитие своих источников электроэнергии. Главный резерв — строительство Южно-Уральской атомной станции. В этом Петр Сумин видит две выгоды: во-первых, появление в энергодефицитном регионе новых генерирующих мощностей, получение дешевой электроэнергии, а, во-вторых — комплексное решение экологических проблем ТКВ, связанных с деятельностью ПО “Маяк”. Ведь сколько голову в песок ни прячь, а с почти 400 миллионами “кубов” технологической “грязи” каскада, в которых сейчас хранятся и незаметно делают свое черное дело более 300 тысяч бета-излучающих радионуклидов, надо что-то делать!
В связи с этим предлагаю вашему вниманию авторитетное экспертное заключение аналитиков аппарата полномочного представителя Президента РФ в Уральском федеральном округе и группы ведущих ученых Российской Академии наук:
“Анализ водного баланса свидетельствует, что основной причиной роста уровня водоема В-11 в 1980—2002 гг. стало изменение метеорологических условий. Если в 1950-1970 гг. в районе ПО “Маяк” средний уровень испарения превышал осадки на 100 мм/год, то в период 1980-2000 гг. осадки уже превышают испарение — приблизительно на 90 мм/год. А гидротехнические сооружения водоемов ТКВ проектировались в условиях избыточного испарения в 50-60-е годы и, разумеется, не рассчитаны на сложившийся сегодня климат.
Выполненные специалистами водно-балансовые расчеты также показывают, что при установившейся положительной водности и существующих сбросах возможно опасное превышение разрешенной и проектной отметок уровня воды. В случае повторения аномальных по водности погодных условий в течение ближайших 2—5 лет на каскаде может произойти нерегулируемый переток части воды из водоема В-11 в р. Теча через аварийный водосброс.
При этом нарастает угроза возникновения форс-мажорных обстоятельств, которые могут быть вызваны участившимися природными катаклизмами. По оценкам гидрологов, при схожей с Краснодарским краем ситуации 2002 года (по количеству выпавших осадков) плотина В-11, обводные правобережный и левобережный каналы будут не в состоянии справиться с водяным валом, высота которого, рассчетно, составит около 9 метров. В этом случае может произойти прорыв плотины водоема В-11 и последующее масштабное радиационное загрязнение рек Теча, Исеть, Тобол, Иртыш, Обь.
Состояние проблемы характеризуется в настоящее время следующими моментами.
Во-первых, недостаточным финансированием из средств федерального бюджета мероприятий, связанных с реабилитацией загрязненных территорий. Эта картина характерна для всех субъектов федерального округа, затронутых Восточно-Уральским радиоактивным следом. Финансирование по годам не соответствует даже Госпрограмме, утвержденной постановлением Правительства РФ от 29.08.2001г. № 637.
Во-вторых, критической ситуацией на промышленных водоемах ПО “Маяк”. Теченский каскад эксплуатируется в бессточном режиме и отделен от речной сети боковыми дамбами и плотиной, замыкающей ТКВ. Это сооружение, отнесенное к объектам повышенной опасности, находится уже на пределе своих технических возможностей. В случае разрушения плотины радиоактивные отходы попадут в акваторию Северного Ледовитого океана. По расчетам специалистов, временной резерв для решения проблем — 3—5 лет. Для их кардинального решения необходимо возобновление строительства Южно-Уральской атомной станции. Помимо значительного экономического эффекта АЭС позволит властям проводить поступательную программу полной реабилитации Теченского каскада, включая очистку воды от радионуклидов и консервацию радиоактивных донных отложений.
В-третьих, морально и физически устаревшие действующие системы охраны, контроля и защиты ядерных и радиационноопасных объектов. В разработанной Росатомом отраслевой программе совершенствования физической защиты ядерных материалов, установок и пунктов хранения ядерных отходов выделение средств крупнейшему объекту — ПО “Маяк” — не предусмотрено, а само оно не располагает достаточными средствами для модернизации систем физзащиты, что приводит к тому, что радиационно- и ядерно-опасные работы выполняются с большой долей риска для населения.
Учитывая необходимость комплексного подхода, экспертными комиссиями различных уровней (заключения РАН, Госкомприроды, Минэкономики России) наиболее эффективным и радикальным способом обеспечения безопасности Теченского каскада промышленных водоемов признано сооружение здесь Южно-Уральской атомной станции.
Согласно решению заседания Межведомственного научно-технического совета “По проблемам радиационной безопасности ПО “Маяк” и Минатома России (МНТС), состоявшегося 26—27 ноября 2002 г. в г. Озерске под председательством вице-президента РАН, академика Н.П. Лаверова и первого заместителя министра Российской Федерации по атомной энергии М.И. Солонина, технико-экономические оценки вариантов решения проблемы ТКВ (создание водоема В-12, сорбционная очистка, выпаривание загрязненных вод) также показывают, что наиболее экологически безопасным и экономически обоснованным решением является возведение Южно-Уральской атомной станции.
Ориентировочная стоимость строительства АЭС — 49 млрд рублей”…
После этого и в Озерске, и в Челябинске, и в Москве было еще немало других важных совещаний, заседаний, обменов мнениями. Грамотная экспертиза, как видим, есть, необходимые предложения и рекомендации давно ушли “наверх”, что делать — вроде бы тоже понятно. А дело стоит!
Не хочу быть черным оракулом, но, думаю, оно еще долго останется на “точке замерзания”. А причина (отчасти, конечно) кроется в амбициях и планах заклятых “друзей” южноуральцев — свердловчан и башкир. В конкуренции между соседями.
Дело в том, что на Белоярской АЭС, что в Свердловской области, строительство нового, четвертого блока БН-800 (на быстрых нейтронах) уже идет полным ходом. Объем выполненных работ специалистами оценивается на уровне 10—12 процентов. Стоимость нового реактора — 1,2 млрд долларов. Кроме того, у данного проекта существует мощное лобби как в Госдуме в лице председателя комитета по энергетике, транспорту и связи Валерия Язева со товарищи, так и в высших эшелонах власти. Более того, Генсовет “Единой России” в декабре 2004 года рекомендовал своей фракции в Думе добиваться обязательного включения в бюджеты 2005—2010 гг. финансирования этой стройки, объявив даже о партийном шефстве над дорогостоящим проектом. Согласно планам, блок БН-800 должен быть запущен уже в 2011 году! А дальше и отступать нельзя, ведь годом раньше подойдет к концу срок службы первенца отечественной ядерной энергетики на быстрых нейтронах — реактора БН-600.
А вот строительство Башкирской АЭС, кто не знает, было остановлено еще в 1990 году. К моменту консервации объекта степень готовности первого энергоблока, который предполагалось ввести в эксплуатацию в 1993 году, оценивалась в 10 процентов. На нем было освоено более 800 миллионов полновесных рублей. И вот по прошествии 12 лет, в марте 2002 года, глава Минатома Александр Румянцев и премьер-министр Башкортостана Рафаэль Байдавлетов подмахнули декларацию о намерениях, послужившую толчком для возобновления работ. Тогда же было решено, что ввод первого энергоблока установленной мощностью 1000 МВт в поселке Агидель произойдет в 2010 году, второго “близнеца” — до 2012-го. А два блока-миллионника — это почти половина нынешней мощности всей башкирской энергетики! Из-за отсутствия денег в государевой казне заявленные сроки, а это совершенно очевидно, сейчас переносятся, как минимум, на два года. И башкирский проект переведен в стадию обоснования инвестиций, а пока, с 2001 года, поселок атомщиков работает как зона экономического благоприятствования, что и помогает ему сводить концы с концами…
Челябинский губернатор Петр Сумин — опытный политик. И он, конечно, отчетливо понимал, что без высоких покровителей в столице идея Южно-Уральской атомной станции так и прикажет долго жить. Поэтому лидер области настойчиво искал подходы к тогдашнему премьер-министру страны Михаилу Касьянову, несколько раз с ним встречался, отстаивая проект, передавал пакеты убедительных документов, выступал на заседаниях правительства и Госсовета. Улыбчивый глава российского кабинета, глядя своими чудными глазами прямо в лицо губернатору, обещал, конечно, “рассмотреть”, “продвинуть”, “созвать рабочее совещание” и т.д. Казалось, лед даже тронулся. По крайней мере, в стратегических программах развития энергетики России (до 2015 г. и до 2050 г.) для Южно-Уральской АЭС нашлось не самое плохое место. Уже в 2004 году Челябинская область должна была получить первые деньги на возобновление строительства станции. Основной объем работ приходился бы на 2005—2010 гг. А запуск АЭС предполагалось осуществить в 2013—2015 гг.
Тут самое время сказать, что в начале 90-х годов в России было остановлено строительство более 15 атомных энергоблоков. В основе этого, конечно же, лежали экономические причины: стало сложно направлять значительные денежные потоки на строительство крупных объектов, обвалились мировые цены на нефть и преимущества атомной энергетики уже не казались столь очевидными. К тому же инвестиционные возможности концерна “Росэнергоатом” оказались скудными. Ну и антиядерные настроения тут тоже сказались.
Сегодня ситуация вроде бы изменилась. Страна более-менее оправилась от “реформ”, потрясений, стала побогаче, и, казалось бы, самое время вернуться к замороженным проектам атомной энергетики, особенно там, где “поджимает” ситуация — в той же Челябинской области, например.
Что ж, давайте порассуждаем. Сегодня стоимость одного энергоблока — порядка 1 млрд долларов, причем эта цена постоянно растет. В качестве же основного источника финансирования этих важных стратегических для государства объектов по-прежнему рассматриваются средства “Росэнергоатома”. А тут и не экономисту понятно: денег на всех не хватит! И если все же Москва надумает рассматривать свои предпочтения, то можно быть уверенным наверняка: в Уральском регионе трем атомным энергоблокам сразу, одновременно, не бывать! Победит один — тот, кто более хват…
Но пока суд да дело, против строительства Южно-Уральской атомной станции стеной стоят здешние экологи. Они справедливо полагают, что в результате белее чем полувековой деятельности химкомбината и так уже оказались зараженными, выведенными из хозяйственного оборота свыше 180 кв. км территории. И упоминавшаяся правозащитница Наталья Миронова подчеркивает, что челябинские власти, Росатом, ПО “Маяк” многие годы просто манипулируют опасностью прорыва плотины ТКВ, проталкивая рискованный и неэффективный, на ее взгляд, проект атомной станции. Единственно возможный способ предотвращения нового ЧП на каскаде, считает она, это корректировка технологических процессов на радиохимических заводах, входящих в производственное объединение “Маяк”.
Разумеется, наслышаны местные правозащитники и о ЧП, произошедших у соседей-свердловчан на Белоярской АЭС.
В первый раз сильно вздрогнуть жителей Среднего Урала заставила новогодняя ночь 1977 года. На станции случился пожар, с которым, к счастью, быстро справились. Через 10 лет — еще одна заморочка. В процессе эксплуатации третьего блока БН-600 внутри реактора накопился водяной пар. Как он туда попал? Вместе с аргоновой подпиткой и воздухом во время плановых остановок и профилактических ремонтов. А присутствие воды стало причиной образования соединений натрия, которые отложились на внутренних поверхностях ректора. Когда же отложения были смыты потоком теплоносителя, это привело к их разложению и выделению, правда, незначительного (200 граммов) количества водорода. Из-за чего увеличились мощность и давление в самом реакторе. Радиоактивный выброс в тот момент составил 33 кюри в сутки. Хорошо, что действие водорода было оперативно нейтрализовано штатной системой автоматического регулирования, и эксплуатация энергоблока продолжилась в штатном режиме.
Второй раз БН-600 напугал уральцев в 1993 году. Тогда произошла утечка натрия, результатом чего стало “отклонение от разрешенных функциональных характеристик”, что соответствует первому уровню опасности по международной шкале оценки ядерных событий INES. Течь привела к незначительному выходу радиоактивности через вентиляционную трубу, а на границе санитарной зоны станции было отмечено увеличение радиационного фона, хоть и на ничтожные 0,1 процента.
Что и говорить, пронесло, но не будем все-таки забывать: под самым боком у Белоярской АЭС находится полуторамиллионный Екатеринбург!
Дом, в котором мы живем
Конечно, можно ни во что не вмешиваться. “Моя хата с краю — ничего не знаю”. Можно довольствоваться малым: работа — дом — 6 соток — бутылка “Путинки” по выходным. Можно даже исповедовать принцип лидера ДДТ Юрия Шевчука: “Обычная жизнь — это когда снизу сволочь и сверху сволочь…” — и продолжать катиться к крайней дебилизации личности, общества, в “сумерки”, к чему нас упорно подталкивает нынешняя власть.
Но ведь не хочется превращаться в бессловесную скотину, верно? Согласитесь, вопреки всему надо уметь радоваться жизни, во что-то верить, думать о будущем, любить.
Казалось бы, все вроде просто: давайте исходить из того, что Россия наш общий дом и принцип общежития тут один: все равны перед законом, закон обязателен для всех. Что государство — это не просто политический институт с особой структурой органов и учреждений, осуществляющих какие-то оговоренные функции, не только комплекс гражданских и иных прав, закрепленных Конституцией, и даже не столько сформировавшаяся территория, на которую распространяется определенная юрисдикция. Государство — это, прежде всего, мы с вами!
Но поскольку единого целого тут нет, да и ждать, очевидно, не приходится, государство использует право сильного на полную катушку: принуждает нас соблюдать Конституцию, служить в армии и защищать Отечество, исправно платить налоги, выражать волеизъявление (ходить на выборы), ограничивает нас в каких-то гражданских правах и действиях…
Но возникает резонный вопрос: а вправе ли мы предъявлять государству адекватные требования и претензии? А как же! Демократия — это, как минимум, два вектора движения. Поэтому, на мой взгляд, нынешняя власть должна сделать сегодня несколько обязательных шагов навстречу обществу.
Первое. Перестать врать и научиться говорить правду. Всегда и во всем, как это делал, например, академик Андрей Сахаров, хотя этот принцип ему частенько выходил боком.
Применительно к теме нашего разговора: пора обеспечить работоспособность системы эффективного мониторинга радиационной обстановки и информационного обеспечения населения, проживающего вблизи ядерных объектов и других особо опасных производств. Ведь предупрежден — значит, вооружен!
Между тем из широкой публики мало кто знает, что существенно уменьшающееся со временем загрязнение стронцием и цезием будет продолжать оказывать свое убийственное воздействие несколько сотен лет (10 периодов полураспада). А территории, напичканные плутонием и америцием, сохраняют смертельную опасность многие тысячелетия! Более того, даже при сокращении объемов радиоактивности (а это неизбежно происходит в процессе естественной трансформации радионуклидов) заражение людей может не сокращаться, как принято обывательски думать, а даже расти. Кстати, именно это сейчас повсеместно наблюдается на отравленных “чернобыльских землях”.
Неплохо также зарубить на память, что радиация вызывает изменение генетического материала (мутации) и они охотно передаются по наследству. Так, вызванный радиацией рак проявляется далеко не сразу: груди и легких — через 20 лет, а желудка, кожи, прямой кишки — через 30.
Вот почему уральские ученые настойчиво заявляют, что необходимо четко разъяснять людям, какие заболевания достоверно связаны с облучением в результате описанных выше катастроф, какие радиационные эффекты еще ожидаются, какова роль нетрадиционных последствий ЧП в изменении состояния здоровья. Ведь это, обратите особое внимание, представляет реальную угрозу для демографического развития пострадавших регионов.
Между тем до сих пор нет конкретных рекомендаций по оценке состояния здоровья детей, рожденных от ликвидаторов аварий и облученных граждан, а также эвакуированных, переселенных из наиболее загрязненных радионуклидами населенных пунктов. Отсутствуют и научно обоснованные критерии оценки влияния так называемых малых доз, а также смешанного влияния радиационных и нетрадиционных факторов на здоровье, что, в свою очередь, не дает возможности выработать наиболее оптимальную и эффективную социально-экономическую политику в этих районах.
Да что там! Возьмем самое известное, то, с чем мы встречаемся практически ежедневно — растения. Так вот, среди нет вообще нет таких, которые бы не вытягивали из почвы радионуклиды! А ведь даже в зоне распространения Восточно-Уральского радиоактивного следа, на всем протяжении реки Теча и даже в непосредственной близости от каскада ПО “Маяк” народ до сих пор собирает грибы.
Ну, сказал бы внятно хоть кто-то: свинушки, к примеру, — самый неблагополучный лесной гость, ибо куда активнее и гораздо больше, чем другие собратья, аккумулирует цезий, цинк, медь и кадмий. Маслята почему-то особо “предпочитают” цезий. Сыроежки “обожают” цезий и цинк. Белые грибы тоже неравнодушны к цинку. А лисички и опята вбирают в себя, хоть и в минимальных количествах, абсолютно все указанные выше металлы. Возьмите на заметку и это: поскольку биохимические процессы куда активнее идут в шляпках грибов, то и концентрация всех веществ, включая токсичные, в них куда выше, чем в ножках…
Говорю об этом столь подробно лишь потому, что радиационный контроль за содержанием радионуклидов в продуктах питания придется проводить и в будущем. А если этого не будет, букет врожденных пороков развития у сограждан с пораженных территорий, связанных с облучением, будет нам обеспечен: это, в первую очередь, рак щитовидной железы, нарушения развития центральной нервной и кровеносной систем, спонтанные аборты, раздвоение губы и неба, аномалии строения конечностей…
Согласен, трагедии (особенно национального масштаба, как ЧП на “Маяке”, Чернобыль, как гибель “Курска”) сплачивают, объединяют нацию. Но приходится, увы, повторять общеизвестные истины, что регулярно и честно объясняться с людьми даже по таким болезненным вещам — прямая обязанность государства. Ведь открытая политика, о чем у нас твердят, наверное, на каждом углу, — это когда власть все знает о своем народе, а он, народ, в курсе того, чем занимается власть. Иначе ложь, информационный вакуум неизбежны.
Второе. Если Россия, объявив себя правопреемницей бывшего СССР, взяла на себя все международные обязательства, строго соблюдает хартии, заключенные договоры и контракты, то, убежден, столь же зеркальной, честной должна быть и политика по отношению к собственному народу, особенно — к пострадавшим по вине государства, слабо защищенным слоям населения.
А тут доходит уже до абсурда. Правительство, ретиво выплачивая внешние заимствования государства, радостно потирает руки и рапортует: денежные обязательства перед Парижским клубом выполнены досрочно! Молодцы. Тем временем собственная нация почти деградирует, миллионы россиян прозябают в откровенной нищете, перебиваются от зарплаты к зарплате и, потеряв миллиарды трудовых рублей, сбережения на “черный день”, в пучине инфляций и дефолтов 90-х, не могут, хоть ты тресни, добиться от государства не то что законных компенсаций, а своих кровных, в эквиваленте, когда-то от чистого сердца доверенных ему сумм!
Между тем, по данным самого Минфина РФ, внутренний государственный долг страны на 1 июля 2005 года достиг уже 840 млрд 883,9 млн рублей.
По мне — это просто издевательство и редкостный, в кубе, цинизм. Смотрите. В августе правительство РФ торжественно заявило: решено проиндексировать в 2005 году ежемесячные пенсии и пособия ряду граждан, проживавших на территориях, которые подверглись радиоактивному загрязнению из-за катастрофы на Чернобыльской АЭС. Как именно? А вот как. Денежные выплаты будут индексированы “в повышенном размере” неработающим пенсионерам и инвалидам, а также детям-инвалидам, но… в зависимости от времени проживания на таких территориях. Так, за период с 29 мая 2004 года по 31 декабря 2004 года будет применен коэффициент 1,1, а с 1 января 2005 года — 1,08, исходя из уровня инфляции на 2004 и 2005 годы соответственно.
И почти следом Минфин информирует, что финансирование Федеральной целевой программы “Преодоление последствий радиационных аварий” в 2006 году будет сокращено на 20,5 миллиона рублей! Зато, оказывается, данная ФЦП рассматривается уже как “целевая программа приоритетного направления государственного инвестирования в области природоохранных мероприятий, создания условий безопасной жизнедеятельности и ликвидации последствий чрезвычайных и конфликтных ситуаций”.
А далее: составными частями ФЦП, рассчитанной до 2010 года, являются подпрограммы “Преодоление последствий аварии на Чернобыльской АЭС”, “Преодоление последствий аварии на производственном объединении “Маяк” и “Преодоление последствий ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне”.
Вы что-нибудь поняли? Я уразумел только одно: левая рука дает, а правая забирает! Так мы все больше становимся похожими на погорельцев, которым после очередного пожара удалось на распродаже спасенного купить свои же вещи!
Невольно начинаешь соображать, что, может, это кому-то действительно выгодно, когда народ тупеет, молчит, превращаясь в безликую серую массу, главная цель которой сопряжена исключительно с добыванием насущного хлеба? А что же тогда, как поет тот же Шевчук, “будет с Родиной и с нами”? Ведь если государство столь нагло обманывает своих сограждан, то должны ли они ему верить, защищать его или отплатить той же монетой — ненавистью?
И, наконец, третий шаг. И президент, и правительство страны должны с очевидностью признать, что Теченский каскад водоемов — это бомба замедленного действия.
Россия топчется на месте, экономика по-прежнему сидит на сырьевой “игле”, нуждается в кардинальной реструктуризации и инновационном пути развития, по которому давно идет весь цивилизованный мир. Но идеологи нынешних российских реформ Алексей Кудрин и Герман Греф с завидным постоянном изрекают прописные истины: массовый возврат долгов Сбербанка населению, крупный вброс денег в российскую экономику, в реализацию хоть и перспективных, но затратных по средствам и времени общенациональных проектов породят неуправляемую инфляцию. Похоже, наших министров вообще волнуют лишь две вещи на свете — стабильность и инфляция. Показатели важные, кто спорит, но строить на них всю стратегию — если не заблуждение, то самонадеянное упорство, граничащее с сознательным варварством и противодействием новому курсу государства!
Вот, скажите на милость, каким образом строительство (только предположим) Южно-Уральской АЭС на ТКВ может вызвать резкий скачок инфляции в нашей державе? Деньги казны ведь пойдут не в розничный товарооборот, зато, свидетельствуют специалисты, атомная станция — это примерно 200 предприятий, работающих на ее комплектацию, это тысячи рабочих мест — сначала при строительстве, а потом на ее эксплуатации.
“Это не проблема “Маяка” как отдельного государственного или коммерческого предприятия, это — проблема всей страны”, — заявил как-то, побывав на Южном Урале, новый начальник Госатомнадзора РФ Андрей Малышев.
Уж он-то знал, о чем говорил. Ведь озеро Карачай, куда, собственно, и сбрасывались в последние годы отходы ядерного производства, сейчас является наиболее проблемным для окружающей среды, поскольку из-за накопившихся в его глубинных недрах радионуклидов образовалась своеобразная водная линза, которая имеет свойство мигрировать. Отсюда серьезная, вполне реальная опасность выхода ситуации из-под контроля. И чиновник здраво завершает начатую мысль: “теченская” проблема обязана решаться в рамках федеральной целевой программы “Радиационная и экологическая безопасность”, а специальные бюджетные средства должны выделяться не только на основное производство, но и на реализацию экологических задач…
От проблем Теченского каскада водоемов все равно не уйти, не отмахнуться. Во-первых, “зеленые” не дадут. Во-вторых, эта проблема, если, не дай Бог, плотину вдруг все же прорвет, может аукнуться России катастрофой пострашнее, чем Чернобыль. А скупой, как известно, платит дважды.
Есть еще один веский аргумент. За последние 10—15 лет в России проведены солидные исследования ученых, подтверждающих, что сегодня может быть создан безопасный, замкнутый энергетический цикл с переработкой ядерного топлива, который не даст какой-либо дополнительной нагрузки на окружающую среду. И атомная энергетика, наука, техника относятся именно к тем “локомотивам”, которые в состоянии вытянуть из тупика всю российскую экономику…
Есть и апробированный опыт цивилизованных стран, где, решая принципиальные проблемы, изучают общественное мнение — вплоть до референдума. И польза от этого очевидна: определяется линия государства, достигается социальная устойчивость общества. Я согласен, строительство АЭС — очень тяжелый вопрос. Есть за, есть против. Но если, говорят эксперты, это единственный сегодня выход из тупика, вопрос надо серьезно обсуждать. Не сделаем этого, будем еще долго блуждать в заколдованном “ведьмином” круге.
Или, может, прав был все-таки великий Альберт Эйнштейн, утверждавший, что легче расщепить атом, чем победить один предрассудок?
Боюсь, что вся эта волынка вокруг ТКВ тянулась бы вяло, нудно, бесконечно, если б не деликатно-решительный шаг президента. В августе 2005 г. он наградил руководителя Федерального агентства по атомной энергии Александра Румянцева орденом “За заслуги перед Отечеством” IV степени, как было сказано в указе, “за большой вклад в развитие атомной промышленности и многолетнюю добросовестную работу”, а немного спустя отправил “побронзовевшего” госчиновника в отставку. От себя добавлю: в давно ожидаемую и необходимую.
“Наши предложения, требования по проблеме химкомбината и Течи неоднократно на самом высоком уровне высказывались публично, — свидетельствует челябинский губернатор Петр Сумин. — Как минимум трижды я общался на эту тему с Президентом России Владимиром Путиным. Он дал поручение создать правительственную комиссию и именно на таком представительном уровне оценить состояние дел на “Маяке”, выработать наконец меры по решению острой глобальной проблемы. Но Федеральное агентство по атомной энергии упорно выступало против создания этой комиссии. Категорически!”.
Что это, как не бойкот и преследование неведомых нам клановых, ведомственных интересов?
А вот еще одна сторона странной политики г-на Румянцева. По словам депутата Госдумы от Челябинской области Михаила Гришанкова, комплекс мероприятий по стабилизации ситуации, намеченных правительством, так и не был выполнен. Почему? Да потому, что в 2004 году Росатом обязался выделить на реконструкцию обводных каналов и укрепление платы Теченского каскада водоемов 450 млн рублей. Однако реально было “отстегнуто” всего 17 миллионов. И вина в большой мере за это лежит на бывшем руководителе Росатома РФ.
Он же, Румянцев, напомню, “продавливал” в органах власти и обществе идею ввоза в Россию отработанного ядерного топлива из-за границы.
Идею назначить на пост главы Росатома Сергея Кириенко, с легкой руки Бориса Ельцина прозванного в народе обидным прозвищем “киндер-сюрприз”, атомщики поначалу восприняли сдержанно. Авторитетом в этих кругах он явно не обладал. Однако уже его первые поездки по стране, трезвая и грамотная оценка накопившихся в отрасли проблем, правильный выводы, решимость, привычка отвечать за свои слова быстро вселили в консервативную по своей сути среду специалистов надежду на выход из тупика.
Хотя многим, вероятно, и не понравилось, что Сергей Кириенко поддержал инициативу Генеральной прокуратуры РФ в Уральском федеральном округе о возбуждении уголовного дела в отношении генерального директора ФГУП “ПО “Маяк” Виталия Садовникова по статьям 246 УК РФ “Нарушение правил охраны окружающей среды при производстве работ” и 247 “Нарушение правил обращения экологически опасных веществ и отходов”, заявив, что никто не обвиняет академика в правонарушениях, которые были совершены на предприятии в 50-е, 60-е, 70-е годы. Но он виновен в том, что, имея финансовые возможности — почти 5 млрд рублей чистой прибыли, допустил предельное увеличение радиационного фона в реке Теча и не поставил в известность об этой ситуации руководство Росатома. А радиационный фон вокруг объекта в 2005 году превышал норму более чем в 2—3 раза!
Как считает следствие, Садовников, располагая достоверными сведениями о фильтрации жидких радиоактивных отходов в открытую гидрографическую сеть, не принял никаких реальных мер, чтобы решить вопросы экологической безопасности. Больше того, часть доходов предприятия была направлена на содержание представительства “Маяка” в Москве, а часть — на оказание безвозмездной помощи сторонним организациям и на другие непроизводственные нужды. Получал директор и солидные, часто просто неприличные премии — 1,7млн рублей за четыре года.
При этом руководитель, “преобразивший” экологию Южного Урала, неоднократно заявлял: “Если я буду платить за оздоровление Течи из бюджета предприятия, наши работники останутся без зарплаты, а государство — без выполненного госзаказа”.
В. Садовников был лишен депутатской неприкосновенности, а когда дело дошло до Верховного суда РФ, новый глава Росатома отстранил его от занимаемой должности. И скучать-коротать бы академику пять лет на тюремных нарах, если бы не амнистия по случаю 100-летия Государственной Думы. Естественно, ему вернули мандат депутата Законодательного собрания Челябинской области, а Сергей Кириенко возвратил его в кресло генерального директора ФГУП “ПО “Маяк”. Пойдет ли урок впрок, вот в чем вопрос.
Всерьез зашевелилась и машина по реабилатации территорий, пострадавших от аварии, и южноуральцев, живущих в “зоне”. К делу подключились депутаты Госдумы во главе с председателем Комитета по энергетике, транспорту и связи Валерием Язевым, была создана специальная правительственная комиссия, на решение экологических и социальных проблем из госбюджета Озерску пообещали выделить в 2006 году 250 млн рублей.
Сам Росатом инициировал проведение открытого тендера, общественного конкурса по техническому решению вопросов радиоактивного загрязнения реки Теча, а также создал рабочую группу, которой предстоит разработать мероприятия по усилению защиты и повышению уровня информированности населения, проживающего в зоне действия ПО “Маяк”. В качестве первоочередных задач Сергей Кириенко выделил три направления: укрепление плотины путем создания “стенки в грунте”, окончание строительства новой печи для остекловывания высокоактивных отходов и проведение научно-исследовательских работ по гидрогеологии. “Нам нужно четко понимать, как развивается ситуация под землей, для чего нужны не версии, а совершенно точная научно-обоснованная оценка и конкретные предложения по решению затянувшейся проблемы. И делать это нужно немедленно”, — твердо заявил глава Росатома.
Для безопасности ТКВ предполагается: обеспечить прекращение роста уровня воды в каскаде, понизив его на 1,5—2 метра, возможность регулировать наполнение водоема техническими средствами; в случае возникновения промоин в плотинах и ограждающих дамбах иметь технологии по ликвидации ЧП; разработать и реализовать мероприятия по снижению выноса радионуклидов из ТКВ с фильтрующейся водой; создать общесплавную канализацию, что позволит резко сократить сбросы в Теченский канал.
Руководство Федеральной службы по надзору в сфере природопользования РФ решило взять деятельность ПО “Маяк” под личный контроль, об этом принципиально заявил в Екатеринбурге всероссийски известный радетель природы Олег Митволь. Следом и глава МЧС Сергей Шойгу высказался за скорейшее переселение людей с зараженных территорий, особо подчеркнув, что государство должно выполнять принятые законы и обязательства перед согражданами (правительство России до сих пор нарушает восемь своих же постановлений по данной проблеме. — Авт.). Речь идет прежде всего о переселении жителей 318 домов с трех улиц села Муслюмово, расположенных вблизи радиоактивной Течи, а также их соседей из Бродоколмака, Русской Течи и Нижнепетропавловска, расположенных ниже по течению реки. Общая численность населения этих деревень — пять тысяч человек. Крайний срок — 50-летие аварии на ПО “Маяк”, то есть 2007 год.
Видя столь конструктивный подход, Челябинская область приняла собственную программу реабилитации территорий (до 2010 г.), подвергшихся радиоактивному загрязнению, выделив внушительные суммы, причем только в 2006 г. — около 40 млн рублей. Однако регион готов довести объем инвестиций в экологию до 400—600 млн рублей в течение трех ближайших лет, если такие же средства на эти цели направит Росатом. Возражений из Москвы вроде бы не последовало.
Не возражает Росатом и против строительства новых атомных станций. Одна из них, возможно, появится на Южном Урале. В пользу такого решения высказался и Сергей Кириенко, отметив, что у Челябинской области и конкретно у Озерска есть целый ряд преимуществ. Во-первых, строительство АЭС здесь уже велось, есть соответствующие наработки, а самое главное — в регионе имеются профессиональные, квалифицированные специалисты.
И хотя новый глава атомного ведомства считает, что проект этой станции не может быть использован для понижения уровня загрязненных радионуклидами вод Теченского каскада, поскольку “это слишком затратно и нерентабельно”, часть авторитетных уральских ученых убеждена, что лучшим способом снижения уровня воды в ТКВ станет именно достройка Южно-Уральской атомной станции, что поможет распутать клубок накопившихся тут проблем. К реализации проекта готовы, хоть сейчас, подключиться Газпромбанк, другие сторонние инвесторы. Во всяком случае, Москва дала команду подготовить документы по расконсервации Южно-Уральской АЭС и возобновлении ее строительства.
Означает ли это, что сей процесс уже необратим, что с всепроникающей радиацией из ТКВ будет, наконец, покончено? Да нет, никаких гарантий. Поэтому бдительность рядовых граждан, “зеленых”, правозащитников по-прежнему будет в высокой цене. Покой им только снится. Но тут уж так: лучше быть активными, чем радиоактивными…