Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2006
Каманцев Анатолий Андреевич — родился в 1939 году в деревне Заречная Талицкого р-на Свердловской области. По образованию историк. Публиковался в областных, городских и районных газетах. Живет в Екатеринбурге.
Светлой памяти Даниила Шихова (Д. Чистополева)
Вынесенные в заголовок слова принадлежат перу Даниила Шихова — молодого, начинавшего в далекие предвоенные годы, журналиста талицкой районной газеты “Коллективная стройка” (ныне — “Сельская новь”).
В моем семейном архиве уже более шестидесяти лет хранятся полуистлевшие личные дневники Шихова, моего дяди, скоропостижно ушедшего из жизни весной 1940 года в возрасте двадцати пяти лет, несколько его писем и фотокарточек. Он покоится на Михайловском кладбище города Екатеринбурга.
После выхода на пенсию у меня появилась возможность привести архив в порядок, внимательно прочесть рукописи. При этом возникло желание поделиться содержанием сохранившихся дневниковых записей с читателями журнала “Урал”.
Прежде решил покопаться в архиве редакции “СН” и раздобыть копии опубликованных в 30-е годы в районной газете материалов Даниила Шихова. Не все удалось пока найти. Но при активной помощи бывшего редактора газеты В.В. Бобова, журналистов В.П. Чертовикова и А.Г. Зыкова (очень им благодарен!) обнаружилось около 70 его публикаций. Эти находки легли в основу моей, пока неизданной, рукописи “Жизнь и журналистское творчество Д.К. Шихова (Д. Чистополева) (1914—1940 гг.)”.
Эти дневниковые записи в какой-то мере отражают экономическую и общественно-политическую жизнь Свердловской области конца 30-х годов. Надеюсь, они помогут современному молодому поколению уральцев получить представление о житейских буднях наших дедов и отцов. Не исключаю также, что кто-то из читателей узнает среди упомянутых в публикации имен и фамилий своих близких людей.
Хроника 1937 года
1—2 января, пятница — суббота, д. Заречная
Идет снег беспрестанно уже три дня. Завалило все. Санный след на дороге еле заметен. Людей на улице не видно, они копошатся изредка во дворах, делают тропинки в снегу до хлева, до сенного стога, до поленницы дров.
В избах первый разговор — о хлебе, о муке, о снежной зиме (может, урожайным год будет). При этом на лицах появляется озабоченность — не уныние, не отчаяние, а трезвое осознание трудностей с хлебом.
Когда живешь в этой семье (то ли на правах сына, то ли гостя), когда сам ощущаешь голодный желудок, удивительно хочется… посмеяться над собой, над своим положением, что ты хочешь есть. Веришь, что ты скоро наешься, что это временные, случайные трудности. Но обстановка в деревнях действительно серьезная.
Деревенская семья сейчас условно делится на рабочих и колхозников: например, родители — колхозники “Вольной Поляны”, а дети — механизаторы Вновь-Юрмытской МТС. Но их экономический уклад жизни мало отличается.
В то же время как изменились деревенские ребята: машинный труд сделал их бойчее, расчетливее, раздражительнее и даже… бестыжее. Эти молодые трактористы грязнехоньки, как лешачата. Как уж это объяснить — не знаю, только очень уж их любит грязь. Пальтишко на них лоснится, штаны тоже, волосы дыбом или комком под шапкой, руки и лицо в мазуте.
Но свою работу они любят. Даже многие деревенские девчата пошли на курсы трактористов.
Конец января, ст. Поклевская
Из письма сестры Дуси: “Дорогой братес (сохранил орфографию) Даня, сообчаю тебе, што я хочу быть трактористкой. Сичас учусь на курсах, по всем предметам у меня хорошие и отличные отметки. Образованье мое ты знаешь — один “школьный коридор” да “ликбез”, но я многим “нос утерла”. Хорошо обстоит дело по агротехнике, по изучению трактора и других сельхозмашин, по слесарному делу, а также по русскому языку, литературе, математике. Особенно люблю отвечать на уроках по политике, преподаватель так и зовет меня политруком. За успехи в учебе меня недавно премировали тетрадями!
Еще сообчаю, што в свободное время, мы занимаемся в самодеятельности, выступаем с постановками. 21-го числа на участке МТС было траурное заседание памяти Ленина. Можно было уйти, но меня очень заинтересовало собрание, и я осталась, была одна из женщин…”
26—28 января, вторник—четверг, д. Первухина
Приехал сюда по заданию властей для ознакомления с положением дел в лучших колхозах Талицкого района. Меня поставили на квартиру к 78-летнему старику Петру Демидову.
Утром за чаем мы разговорились. Тоном сожаления по прежней жизни старый хлебороб сказал мне, что лучшие земли за самой деревней забрал совхоз. Никак не отвыкнет он от нее, чувствуется, жаль старику землицу-то.
Осмотрел я три колхоза и три деревни. В Первухиной во всем видна забота о хозяйстве. Признаться, давненько уж не видел что-либо подобное: на дворах чистота, в стойлах подметено, лошади ухожены и сытые. Дают им сено, солому и часть овсеца (2 кг на сутки). Смотришь и радуешься, как молодой конюх ласково треплет по шее жеребца, а он игриво поворачивает к нему голову. Заметно, как эти колхозники любуются своим общим добром.
Но даже в этих лучших колхозах района (в экономическом отношении) заметно расшатана дисциплина труда. Трудодень обесценен, им не дорожат, многие работают с ленцой. В разговоре с заведующим мелочно-товарной фермой на мой вопрос “как колхозники работают” услышал:
— Очень плохо. Говорят: “Не пойдем на работу, трудодни все равно пропадают, на них ничего не дают”.
— И как поступаете с такими? — спрашиваю.
— Штрафую теми же трудоднями, а люди хохочут и говорят мне, что они все равно ни шиша не стоят.
***
Первухина находится на тракту. Раньше здесь останавливались обозы. Люди живут небогатые, но крепкие и выдержанные, удивительно вежливые и человечные. Они не смотрят на тебя со злобой или усмешкой.
В окнах домов нередко можно увидеть белые шторки с куклюшками; они узенькие, скупонькие, будто недоразвитые и будто прилепленные некрепко к набровке, но все же шторки. У других на окнах — тюлевые, хорошие шторы. Похоже, материальные блага колхозников достигли пока такого уровня.
В сельских лавках почти шаром покати: мануфактуры в помине нет, керосин редко и очень трудно дается, поэтому огонь жгут мало, лампы чаще без стекол. В продаже есть соль, мыло, рыбешка, цикорий, кофе (а кто его купит?).
***
В КИМе (колхоз) отчетное собрание. Из 80 членов колхоза явилось 38, а пока шло собрание, осталось человек 15—17. В президиуме (просто у стола) местный учитель, агроном МТС, счетовод колхоза, заместитель председателя колхоза. Народ — кто сидит, кто лежит на полу, кто дремлет. Накурено так, что некурящие (женщины) задыхаются.
В числе выступивших были все те же члены президиума да 2—3 наиболее “ершистых” колхозника “из народа”.
Когда проводится отчетно-выборное собрание (знаю по родному колхозу “Вольная Поляна”), колхозники активнее участвуют, особенно в выборах нового правления колхоза. Такое собрание заканчивается обычно “с первыми петухами”.
***
Вечером был в кругу молодежи. Здесь находится МТС, поэтому много трактористов, слесарей, комбайнеров. В клубе холодно, горит коптилка, топится печь. Около нее на полу сидят и лежат молодые парни, они задорно смотрят на огонь и время от времени подшучивают друг над другом.
Ребята одеты все в черное: в большинстве это стеганая лопотина, выпачканная в машинном масле и при свете лоснящаяся, снизу застегнутая на две пуговки, а вверху распахнутая. Под ней, как правило, белая рубашка, тоже незастегнутая. На голове обычно кожаная шапка, или красноармейская пилотка, или кепка.
Создается впечатление, что с переходом парня на трактор он постепенно уходит от естественной деревенской чистоты. Но привычка, инстинкт носить белую льняную рубашку остались.
Среди собравшихся в клубе много 17—18-летних девушек. Одеты они как по заказу: шитые черные лопотины ниже коленок, без хлястиков, на руках перчатки (это уж обязательно), на головах красные платочки, повязанные по самым бровям и натуго. И лишь на некоторых девушках — шаль, одетая под лопотину или поверх нее (это только у курсанток МТС).
Но вот появился гармонист. Зазвучала знакомая мелодия. “Кадриль” танцуют только девушки, затем благодарят гармониста и просят “Польку”. Я взял гармошку и заиграл “Камаринского”, но тут же один из парней остановил меня и сказал: “Не нужно… мы еще не умеем… “Польку” нам!” Невозможно себе представить, что когда-нибудь в сельских клубах будут танцевать даже вальс.
2 февраля, вторник, ст. Поклевская
Сегодня утром в ожидании открытия столовой невольно стал свидетелем такого разговора:
— Разбежались все из деревень-то, то и нет хлеба-то… (это по адресу колхозников).
— Когда мы жили в деревнях, дак и вы, городские, сыты были.
— Теперь вот третесь тут, и мы из-за вас без хлеба (опять по адресу бывших колхозников).
Разговоры о хлебе везде — на рынке, на работе, в очередях…
6 февраля, суббота
На собраниях, особенно в городе, все чаще ведутся разговоры о войне. Они уже не кажутся чем-то новым и пугающим. Их слушаешь как что-то неизбежное, неминуемое.
А сегодня ночью — внезапный вызов по линии гражданской обороны. За полтора часа собралась половина тех, кого вызывали. Перед нами выступил представитель райкома партии. Особенно насторожились, когда докладчик сказал, что мы не гарантированы впредь от подобного сбора, только тогда уже будет стоять на станции эшелон для погрузки. Кто-то из собравшихся жестко произнес: “И поедем… чем удивил…”
Когда докладчик заговорил о троцкистах и рассказал эпизод об одном из них в районе, его упрекнули: “А вы чего смотрели, надо было арестовать!”
7 февраля, воскресенье
Сегодня видел интересный сон. Еду я по своей деревне Заречной и вижу кругом обновление. На месте старых покосившихся амбарушек построены из белых бревен новые. Павшие ранее заплотишки убраны, и вместо них стоят тоже новые, белые. Ворота, которые упали или покосились и не закрывались, теперь переделаны. Огороды подправлены, все выпрямилось. Под окнами родного дома появился садочек, а в нем посажены прутики акаций. На задах, у речки Крутихи, выстроена высокая продолговатая баня. Она сложена из окантованных и выструганных сосновых бревен и, как скорлупочка, стоит, освещаемая солнцем. Это результат общего труда вольнополянцев, продукт их жизни.
10 февраля, среда, г. Талица
Третьего дня зашел к редактору районной газеты тов. Серкову М.М. Светлая комнатка, столы вкрест, слева человек за работой, прямо — другой мужчина стоя перебирал бумаги. На столе стекло и в беспорядке книги. Справа в углу шкаф — тоже с книгами.
Чувствую себя так, как будто на губах моих пломба. Мне показалось, что стоявший за столом человек сердит. Я не знал, с чего бы начать…
Но оказалось, он имеет хорошую (!!), человечную душу. Он внимательно выслушал меня, помолчал, как бы взвешивая рассказанное мною, и сочувственно предложил:
— Можешь остаться у нас, это тебе поможет в твоем профессиональном росте.
Сегодня опять был у Серкова, дал согласие на работу. По-моему, он заметил мою мужицкую угловатость и тем не менее говорил со мною просто, спокойно, как бы давая понять: “Ничего, это пройдет…” Зато мой язык… как будто привязан: с трудом выдавливал из себя слова, хотел убедить редактора, что я разобьюсь в лепешку, но сделаю любую порученную мне работу.
После разговора в редакции у нас в “Главмолоко” был корреспондент “Коллективной стройки” тов. Пшеничников. Мы познакомились. Думаю, его приход не случайный. Обстановка на предприятии тревожная, ползут слухи о вредительстве среди руководства.
17 февраля, среда
Этот день — важный в моей жизни: утвердили, а точнее — восстановили членом ВЛКСМ. До чего неудобно мне перед товарищами за мой отход от комсомола.
Не менее необычайно и то, что на этом же пленуме я встретил девушку, умные серые глаза которой произвели на меня большое впечатление. Уже длительное время по причине болезни я привык смотреть на женщин как бы издалека, держаться подальше от них. А тут — эти глаза! В них какое-то трогательное спокойствие. Вся она — и лицо, и фигура, и даже волосы — будто точеная и так прекрасна, стройна, величественна! Приятно поразила ее скромность: она не стремилась выделиться среди других, спокойно смотрела вокруг умным взором.
Чувствую, во мне пробудилось нечто похожее на влечение к ней. Я, кажется, был бы счастлив получить возможность хотя бы раз поцеловать эти горячие уста. Но еще больше наполняло меня чувство восторга простой человеческой женской красотой, созданной самой природой!
25 февраля, четверг
В жизни моей происходит что-то действительно большое и решающее. Все теперь поставлено на карту, и все ждет своего решения в ближайшие дни.
Оглядываясь на пройденный путь, можно образно сказать так: треть прожитого мною я шел по разным тропам, кидался и блуждал, наверстывал упущенное, допускал ошибки и пытался исправить их, постепенно обогатился… жизненным опытом, но и потерял самое драгоценное — здоровье. Плохое питание, отсутствие теплой одежды и обуви (по причине скудного денежного довольствия) сделали свое черное дело: в 18 лет заболел туберкулезом, получил белый билет и расстался с заветным желанием стать кадровым военным РККА.
2 марта, вторник, г. Талица
С переходом в редакцию передо мной открылось обширное поле для творческой работы. Вполне сознаю сложность положения: надо обязательно продолжать самообразование, особенно по русскому языку и литературе; думаю, что скидок на это не будет, если схлопочу от редактора.
В этом паршивом обороте с “Главмолоко”, видимо, сделано кое-что и мной. Этих подлецов, Б. и С., раскрыли, на днях они будут отвечать перед органами НКВД.
Мне предложили обратно в “Главмолоко”, но я упросил товарищей разрешить работать в редакции.
— Давай рассказов побольше там, — смеется секретарь райкома комсомола тов. Кибанов.
Дорогой друг и руководитель молодежи, да, я сделаю все, чтобы достичь цели. Как знать, возможно, в скором времени твое пожелание будет выполнено. За работу, дружок!
11 марта, четверг
Посещая производственные цеха, вижу, с каким усердием работают люди — эти простые герои. Они целиком отдают себя работе.
Но как бы то ни было, всякий чувствует, что какая-то неотвратимая тень заполняет горизонт и черные тучи сгущаются и сгущаются. На рынке нет товаров. В колхозах — полуголодное состояние. Нередко в столовой у обеденного стола стоит оборванный молодец в ожидании остатков еды, а то просто подходит и просит 20 копеек, говорит, что не ел. Не знаю, возможно, это уральское явление, вроде хлебных затруднений. Но если это не так, то дело очень серьезное.
Кругом то и дело раскрывают троцкистов. Призрак троцкизма преследует многих. Порой замечаю и за собой: говорю с руководителем-хозяйственником и сам думаю: “А не троцкист ли ты?”
15 марта, понедельник
Не знаю, как я выгляжу со стороны, но, по-моему, — очень странным человеком. Взгляд мой задумчив и устремлен куда-то вдаль. Я не замечаю порой, что делается вокруг.
Причиной тому, видимо, все та же политическая обстановка в стране. Сегодня прочитал в “Челябинском рабочем” (до 1938 года Талицкий район находился в границах Челябинской области. — А.К.), как раздраконили парторганизацию. Чуждые элементы проникли везде, во все поры руководства. Усиливается борьба с ними.
Обидно, что я еще не вполне могу осмыслить это. Когда товарищи говорят о политике, я не понимаю их и не участвую в разговорах. Мне кажется (как это ни глупо), что они стали избегать меня (ох уж эта подозрительность!).
1 апреля, четверг
Вчера Митька (товарищ) рассказал мне такую историю. Ходил он на лыжах за Пышмой и видел, как на автомобилях перевозили торф с Гусева болота в Талицу. Где-то по дороге на нырке из кузова вылетели несколько кирпичиков торфа. Следом ехали на лошади две женщины, остановились и стали собирать торф в короб. А сами смеются и говорят:
— Поедем скорее домой квашню из этого заводить… (?)
7 апреля, среда
Был на комсомольском активе. Товарищ Пологов — второй секретарь РК ВКП(б) в выступлении подчеркнул, что нынешний год — особенный, нынче все более пахнет порохом.
На активе критиковали “больные” места и слабости в работе райкома. Политучебы почти нет нигде, особенно в деревнях. Рост комсомольской организации плохой, ее ряды пополняются лишь за счет студенчества. По этому поводу лесотехникумцы подтрунивают над педучилищем (в техникуме комсомольская организация боевитей).
11 апреля, воскресенье, вечер
Читал студенту лесотехникума Михаилу Шеину “Случай в лесу”. Я знал, что он начитан и грамотен, поэтому хотел услышать от него мнение по двум моментам: 1) можно ли представить себе то, о чем я пишу? 2) как насчет языка?
Начало рассказа не произвело на него впечатления, но он заметил:
— Надо бы изобразить убийц-кулаков так, как они со злорадством обсуждают план покушения, и не “громко”, а “шепотом”.
Насчет характеристики главного героя, Александра, мой слушатель сказал:
— Ты его как будто сфотографировал, а надо бы его “рисовать” в процессе развития событий.
По поводу описания села Шеин подметил следующие недостатки:
— Скотные дворы неправильно названы “стенами”, это выглядит как-то плоско и очень высоко. Дальше, напрасно ты собрал в одно место больницу, школу, сельский Совет, даже если прототипом для описания послужило реальное село Вновь-Юрмытское.
Прав оказался “рецензент”, когда наш разговор зашел о болоте.
— В рассказе у тебя не болото, а целое озеро: смотри, сколько воды! Коль события происходили поздней осенью и выпал снежок, то вода уже не отблескивала, а, скорее, покрылась тонкой корочкой льда, припорошенного снегом.
Неожиданно Михаил рассмеялся и задиристо спросил меня:
— Неужели описанный в рассказе сельский поп Евлаха был такой пьяница?
— Взято с “натуры”, — ответил ему.
Не обошлось без критики, когда он прослушал сцену убийства главного героя:
— Она растянута, а ведь убийцы торопились, нервничали, услышав приближающийся рокот тракторного мотора и потеряв при этом в потемках орудие убийства — нож.
Чтение и обсуждение рассказа продолжалось около трех часов. В конце нашей встречи он еще раз бегло просмотрел странички написанного мною, многозначительно вздохнул и произнес:
— Да… Надо еще много и много работать над текстом… И прежде всего следует начать с повторения основ русского языка: орфографии, фонетики, пунктуации. По-моему, у тебя нет даже среднего образования? Возможно, придется несколько раз переписать, прежде чем получится настоящий рассказ, который будут с интересом читать.
Мы расстались по-дружески. Шеин уходил с видом победителя, может быть потому, что я ни в чем не возражал ему. Мне надо было выяснить кое-что, задумка моя получилась, и я остался доволен “литературным вечером”.
16 апреля, пятница
Друг мой! Прислушайся к жизни, она полна звуков!
17 апреля, суббота
С приходом весны пробуждается не только природа. Я тоже ощущаю на себе воздействие природных сил. Спросите, в чем оно выражается? Да хотя бы в том, что потянуло к общению с прекрасным полом.
Был сегодня в педучилище. В обществе будущих учителей, пока еще не знакомом для меня, чувствую себя как рыба в воде. Познакомился с Полей. Вспоминали разное, даже наше детство. Я будто помолодел в 23 года, когда перебирал в памяти свое прошлое. Но в разговоре с девушкой почувствовал, что я очерствел и кое в чем отстал в жизни. Кажется, глубоко заблуждался, когда дружбу с девушкой сводил к простым понятиям, не веря в настоящую любовь. А радость жизни, похоже, друг в друге, в людях!
24 апреля, суббота
На прошлой неделе, 18 апреля, и сегодня был на Талицком рынке. Мои наблюдения за происходящим там вновь вызвали во мне ощущение тревоги и еще чего-то. Пытаюсь удержать в памяти увиденное и услышанное и кое-что записать в дневник.
Прежде всего бросается в глаза скудный перечень товаров: это старые поношенные вещи, продаваемые с рук. У каждой вещи своя “история”, подтолкнувшая ее владельца расстаться с ней. Но главной причиной тому стала сама жизнь людей, стремление как-то прокормить детей и стариков в условиях нехватки хлеба.
Вот бедно одетый старик только что отдал за бесценок шерстяную юбку из приданого своей старухи. Другой мужик (похоже, колхозник) в руках держит сапоги-бахилы, сшитые из старья и помазанные дегтем. Говорит, одну пару уже продал.
Увидев у забора возок хрупкого сенишка с малую копну, подошел к хозяину и приценился. Тот, не оборачиваясь, ответил: “Сто рублей”. От сказанного у меня пробежал мороз по коже: выходит, я работаю месяц в переводе на сено за две копешки каких-то дудок.
Из разговора трех пожилых крестьян услышал горестные нотки:
— Бабины-то шмотки все продал…
— У меня тоже нече боле продавать, вот облигации пришел сдать, а там уж не знаю, как быть… корову придется побоку…
— Что корова, велик ли это капитал…
Встретил земляка Афанасия Андреевича. Он продает штанишки с ребенка — я бы их не поднял на дороге; он топчется целый день, и никто не спрашивает. Раньше он жил в колхозе, а ныне пилит лес за Талицей, но деньги вовремя не платят. Он бледен, голоден, измучен тяжелым трудом.
Неожиданно столкнулся “нос к носу” с нашим деревенским, колхозником, И.Н.Ш. Он выглядел усталым, был одет в изрядно поношенную лопотину и такую же шапку, на ногах самодельные бродни, наголовленные гадкой свиной кожей с остатками щетины.
Нашей встрече он, похоже, обрадовался. На мой вопрос “Как там дома дела?” стал охотно рассказывать с добродушной улыбкой на лице.
— Живем всяко, Данилушка… Дадут в начале месяца немного зерна — поживаем недели две, а потом кто как сумеет. Отец твой с матерью за вторую декаду апреля получили только 17 килограмм, а робят они конюхами оба день и ночь. Семья у них большая, сам знаешь.
Мне хотелось узнать от него главное: как смотрят колхозники на нынешние трудности с хлебом. Ждал, не скрою, уклончивого ответа, а услышал неожиданно:
— Правительству-то кому-то надо же помогать… Может, и до нас очередь дойдет…
В его глазах я не увидел ни злобы, ни уныния. По-моему, он готов был и дальше сознательно мириться с трудностями.
Но были и такие, как, например, еще один мой знакомый — шевелевский единоличник, у которого я ночевал не однажды. Нигде не работает, но едят с хозяйкой пшеничный хлеб и мясное. Живут на неизвестные средства. Вот от него-то соседи не раз слышали матерки в адрес советской власти.
Толкутся на рынке со своим товаром и так называемые мастеровые люди. Они даже “сбились” в бригады, нанялись перебирать амбары в “Главмолоко”, в “Заготзерно” и других организациях, строят ледники, уборные, долбят лед, делают рамы на продажу. Они живут не роскошно, но когда получают заработанные деньги, то устраивают “застолье” с выпивкой, а захмелев, насмехаются над колхозниками, которые не бегут из деревни, как это сделали они в недалеком прошлом.
Описание рынка будет не полным, если не сказать об особой группе его посетителей — так называемом “дне” общества. Большинство из этих людей, опустившихся до бродячего образа существования, еще недавно были сельскими жителями, работали в колхозе, имели семью. Город принял беглецов из деревни неприветливо: нет жилья, нет работы по специальности; пришлось перебиваться случайными заработками, а то и попрошайничеством. Постепенно житейские невзгоды затягивали парней в омут пьянства и бродяжничества, а местами их постоянного обитания стали городской рынок да железнодорожный вокзал станции Поклевской.
Мне жаль их и не жаль — такое вот противоречивое чувство вызывают они, и не только у меня.
25 апреля, воскресенье, вечер
Сегодня в клубе завода им. Микояна был спектакль “Пролетарий” — трагическая вещь. Люди смотрели на происходящие события на сцене в тревожном молчании, переживая смерть героини в спектакле. И вдруг в зале раздался хохот, двое парней поднялись со скамейки и стали пробираться к выходу, вызывающе громко разговаривая при этом:
— Я не хочу лишить себя наслаждения — пойдем сыграем на патефоне!
— Не умею…
— Научу, пошли, плясовую сыграем!
И два ветреных пустозвона при галстуках (!) застучали каблуками, покидая зал.
А вот еще из моих наблюдений за молодежью — на танцах. Когда смотрю на танцующих, приходит в голову такая мысль: можно ли определить уровень культурности человека по танцам.
Во-первых, кто приходит на танцы: это талицкие служащие, интеллигенция (учителя, счетоводы) и так называемый обыватель. Каждый из них усматривает в танцах свои прелести: одни активно отдыхают здесь, другие хотят себя показать. Последние действительно выделяются из общей массы чрезвычайно напудренными и напомаженными лицами, развязным поведением.
Во-вторых, на вечерах танцев не встретишь руководителей молодежи — Юркова, Кетова и других. Мне кажется, такие танцевальные вечера надо готовить и наполнять полезной информацией, например, о культуре поведения юношей и девушек и т.п.
30 апреля, пятница
Накопил порядочно записей наблюдений из жизни и продолжаю “пополнять запасы”. Собрал кое-что о родном Талицком районе. Вот некоторые данные:
— 28 сельских Советов объединяют 106 деревень;
— на территории района 75 колхозов, 3 совхоза, 3 машинно-тракторных станции (МТС — Талицкая, Первухинская, Вновь-Юрмытская) с парком тракторов — 125 колесных и 11 гусеничных, комбайнов — 42, грузовых автомобилей —13;
— завод им. Микояна, 3 молочных завода;
— 56 коопераций и магазинов;
— 42 школы, 14 медпунктов, 20 почтовых агентств и отделений;
— 140 телефонов, в том числе 54 — на селе.
Чувствую, что я еще не созрел для переработки собранных материалов. Необходимо подковать себя теоретически, иначе можно испортить материал и “сшить неуклюжую одежду”.
1 мая, суббота, д. Заречная
Четыре месяца не был в родном доме. И вот снова сижу в своей горенке на два оконца и записываю далеко не праздничные первомайские впечатления.
День солидарности трудящихся праздновать крестьянам некогда, да и нет на что. Весна пришла, начались полевые работы. У меня была своя задача: поговорить с земляками о жизни в деревне, узнать из первых рук их настроение.
Тетка Ксенья и 18-летняя Варвара боронили на коровах на Кипрейной. Тощие животные запряжены в боронки, которые чертят еще сырое поле, соскребая сверху катышки, но не разборанивая их.
Это поле я помню с детства. Как-то мы с братом Николаем получили задание от отца заборонить его в два захода — вдоль и поперек. Брат так и поступил, а я решил схитрить и заборонил один раз. В конце дня появился отец, проверил нашу работу, затем молча пошел в тальник, выломал гибкий прут и, вернувшись, несколько раз стеганул меня…
Отвечая на мой первый традиционный вопрос “Как жизнь?”, тетка Ксенья горестно стала рассказывать:
— Все бы ничего, дак ись нече. Коровенки дают по литру да по поллитру молока. А как молокопоставку выполнять, прямо беда.
О хлебе она говорила как-то отвлеченно, даже изредка посмеиваясь над сказанным самой же:
— Ты спроси у своей матери, если не веришь мне, че они едят заместо хлеба: дудки репейны, плети картовны да подсолнушные палки…
Другая встреча и беседа состоялась у меня с двумя молодыми трактористами — Николаем Григорьевичем и Василием Николаевичем:
— Че нам, слышь, не жить-то здесь в колхозе, не изробились еть. Так еть, в прохладцу робим… Лишь бы хлеб был, да вот еще бы, слышь, одежонки подзавести. Тогда бы за девкам-то, слышь, побегивал…
На нынешнюю бесхлебицу они смотрят так:
— Неурожай был ране-то, вот и свезли все. Вишь, Рязанов-то, коммунист (это председатель колхоза. — А.К.), он хочет лучше себе — всех вперед выполнить задание и продвинуться.
При встрече с дядей Андреем разговор опять зашел о председателе колхоза:
— Не считаются с мнением мужиков-то. Скажем, в семью дать хозяина чужова, он будет не в семью, а себе тащить. Так и у нас в колхозе: по закону-то мы должны своего председателя иметь. А видишь вот, платим приезжему 110 рублей денег, да 60 трудодней, да три пуда муки в месяц, да лошадка в его распоряжении. Дак че ему, наплевать на нас. На местах искажают политику партии, скажу я тебе.
11 мая, вторник
Сегодня вечером познакомился с историком педучилища Федором Ивановичем. Приятный открытый человек. Чувствуется, у него накипело на душе. Он говорил со мной как приятель. Здесь, кажется, будет хорошее знакомство.
16 мая, воскресенье
Решил записать в дневник кое-что о природе и животном мире Талицкого района. Он раскинулся на лесисто-холмистой равнине в северовосточном направлении от Челябинска и в 240 километрах от Свердловска. По его территории протекает тиховодная река Пышма, пополняемая водами нескольких малых речушек. На одной из них, Юрмыче, прошло мое детство.
Животный мир в наших смешанных лесах богат и разнообразен. Здесь водятся волки, козлы, зайцы; боровая дичь — глухари, косачи, тетерки, рябчики, куропатки; из птицы — утка, журавли, соловьи, скворцы, снегири, дятлы, грачи, вороны, сороки, синички…
В реках ловятся щука, налим, плотва и другая мелкая рыбешка.
Среди деревенских рыбаков есть свои сказители об удачной рыбалке, особенно много историй рассказывают про “хитрую” и “алчную” щуку.
26 мая, среда
Был в обществе Федора Ивановича и Павла Петровича — оба преподают в педучилище.
Федор Иванович негодует, что мы, комсомольцы, не видим имеющиеся возможности для активной культурной работы.
— Я был бы рад, если бы меня пригласили прочитать лекцию по истории молодежи, но никто не хочет.
— А вот если бы мне дали такую возможность, — продолжил эту мысль Павел Петрович, — то молодежь много интересного узнала бы по химии, чудесному предмету, должен вам сказать.
— Мы же люди беспартийные, что мы можем… — с оттенком иронии говорит Ф.И. — Им х…ли, этим разным Кабановым (секретарь райкома ВЛКСМ) да директорам (?) колхозов; они пальцем укажут и считают, что этого достаточно.
Как критика — это хорошо. Но меня насторожил какой-то чужой тон. Будто комсомольцы одни невежды и только зубрят политические лозунги, а не хотят подковываться культурно.
И я возразил им, пытаясь обосновать свое несогласие с таким мнением:
— Это неверно! Тяга к культуре у молодежи огромная. Многие уже от чего-то освободились, из чего-то выросли. Но нужны люди, всесторонне культурные, образованные, которые бы смогли учесть многообразные требования молодежи и правильно выполнить их.
30 мая, воскресенье
На рынке появилась мука: ржаная — по 35—40 рублей за пуд, пшеничная — 50 рублей пуд. Ретинские колхозники навезли много картошки, продают по 8—10 рублей за ведро. Сено — 60 рублей возок (копна).
В колхозах с хлебом стало получше (надолго ли?).
Открылись 4 ларька с одеждой и товаром, очередь преогромнейшая, но колхозников в ней нет.
2 июня, среда
Дела мои в самом натянутом состоянии. Пишу стихи, но знаю, что это не то, что надо делать. Да сдается мне, что с этого края начать проще. Начать, начать — вот важно что!
Сегодня редактор всучил мне копию задания — план газеты на пять дней. В одном из номеров стоит “Литературный уголок”. Скорее всего, это относится ко мне. Но, кажется, я еще не готов: рифмы даются дьявольски туго. Ближе к ритму нашей жизни поэзия Маяковского. Пытаюсь сочинить в этом духе “Письмо тракториста, идущего в Красную Армию”. Написал более тридцати частушек, в основном сатирических, обещают напечатать.
Настроение мое опять скверное — не знаю, от чего больше: от работы или неурядиц в личной жизни. Все плохие стороны как-то ко мне и поворачиваются. Квартира просто прескверная, клопов красно, утром встаю измученный. Дома читать невозможно — у хозяев вечный “базар”. Настоящих друзей так и не приобрел. Кругом много знакомых, с десятками людей ежедневно здороваюсь “по ручке”, а близкого человека нет. Уже начинаю ненавидеть себя за свою замкнутость. Видимо, по этой же причине не получается дружба и с девушкой. У меня сложилось впечатление, что если с девушкой погулял два-три вечера, дак уж бери взамуж, а так она не намерена ходить.
Главное для меня — надо учиться. Иначе в редакции ничего хорошего не предвижу. Быть на посылушках долго не годится — некрепкая это должность.
5 июня, суббота
Ко всем неполадкам в последнее время добавилась еще одна новость — неприятная, противная для моей совести, для души. Оказывается, Федор Иванович (историк педучилища) снят с работы, и будто бы по подозрению в антисоветской агитации. Угораздило же меня познакомиться с ним. Каким надо быть дьявольски чутким, однако, на моем месте, чтобы не попасть в ловушку из какой-нибудь паутины.
6 июня, воскресенье
Какая неожиданность! У меня был отец. В волосах его проблескивает седина, раньше я как-то не замечал этого. Он привез мне хлеба вдоволь, пока поживу неплохо. Настроение мое улучшилось.
8 июня, вторник
Проводил Костю, поехал учиться, молодец! Завидую ему.
На работе по-прежнему напряженно. Сдал Матвею Михайловичу 32 частушки и маленькое стихотворение. Он, кажется, что-то понял во мне, даже похвалил концовку стихов. Будет ли что-либо напечатано на литературной странице газеты, М.М. и не отказал мне, и не пообещал, сказав:
— Ты, как видно, серьезно хочешь заняться литературой. Писание стихов у тебя отнимает массу времени… Не лучше ли тебе заняться грамматикой!
Он посоветовал мне избегать оборотов с суффиксом “енько” и отметил другие недостатки в написанном мною.
11 июня, пятница
Только что был в лесотехникуме. Что со мной? Как только вхожу в студенческий круг, на меня наваливается непонятная грусть, мне чего-то жаль, становлюсь весь не свой, чувствую какую-то пропасть между нами.
И начинаю кое-что понимать, глядя на их беззаботные и смеющиеся лица. Они и я — мы разные по возрасту и материальному достатку. Мой путь в жизнь длиннее и в тысячу раз труднее. Не все получалось, как бы хотелось. Корю себя за то, например, что прервал учебу (заочно) в Ленинградском техникуме молочной промышленности. Не хватило сил и сноровки совмещать работу и учебу.
19 июня суббота
Над Талицей стоит мутная пелена дождя. Он идет уже вторые сутки. Небо неровно, мутное, на светло-сером фоне его вырисовываются темные облака. Они плывут низко-низко и кажутся рыхлыми, разорванными.
Получил сегодня сразу два письма. Обрадовался и про дождь забыл. Первое вскрыл письмо от девушек-трактористок бригады № 11 Вновь-Юрмытской МТС. Вот что они пишут: “Привет от имени женской бригады № 11 (бригадир Маслакова Нюра). Нас в бригаде шесть человек на три трактора-колесника. На первой машине № 25 работают Шихова Дуся и Фоминых Устинья Ивановна; на второй, № 82, — Лемешева Маруся П. и Стихина Маруся Е.; на третьей,
№ 53, — Ивачева Надя С. и Москвина Елена М.
В настоящее время пашем пары, осталось немного. Посевную закончили успешно, по сельскому Совету заняли первое место, завоевали Переходящее знамя, а бригадира премировали комбинезоном. Всем девушкам выдали по красной косынке.
Теперь насчет условий трактористок. Хвастать не приходится: вагончик наш очень плохой, холодный, в каждую щель дует ветер, а в дождь протекает вода. (Я ощущал все это на себе, читая письмо и слыша шум дождя за окном. — Д.Ш.). А вообще чистоту в нем мы наблюдаем: моем два раза в пятидневку, имеются шторы, столик, полочка для посуды и аптечки, общие нары. Каждая из нас имеет свою подушку и одеяло.
Живем дружно, ссор не бывает. В свободное время поем международные песенки, частушки и рассказываем анекдоты.
Сообщаем и о питании. За период работы в колхозах “П. Ленина” и “Красный Ключ”, которые мы обслуживаем, нас кормят так: 200 грамм мяса, литр молока, 1 килограмм 200 грамм хлеба; иногда бывает картошка или творог, каша из крупы и очень-очень редко — сливки. Обед привозят в поле нет-нет да с опозданием, но мы с этим не считаемся и продолжаем работать. Рабочий день у нас начинается в 8 часов утра и кончается тоже в 8 — вечера.
А теперь мы будем писать наши частушки…”
В конверте лежали исписанные карандашом листочки из школьной тетради с частушками — их было более 70-ти. Молодцы, девчата! Выполнили мою просьбу. Это Дуся (моя сестра) организовала их.
Второе письмо было от Ани Волковой из Заречной, моей двоюродной сестры, школьницы. Она пишет, что успешно сдала испытания (на “хорошо” и “отлично”) и перешла в VII класс. Сообщает о переводе тоже в VII класс моей сестры Нюры, передает приветы от своих родителей, других родственников, от Рязановой Кати.
Аня тоже выполнила мою просьбу и прислала, как она пишет, “полную корзину частушек”. Они понравились мне: веселые, мелодичные, на тему дня. После небольшой доработки они вернутся в сельскую самодеятельность.
2 июля, пятница
Пришло наконец-то долгожданное письмо от друга юности Сени Шихова.
“Шлю красноармейский пламенный привет, мой многоуважаемый друг и товарищ Даня!.. Второй год нахожусь в рядах РККА на Дальнем Востоке. Служу в воздушном флоте, то есть в авиации. Местность здесь довольно интересная: сплошь скалы, сопки. Погода стоит хорошая. Живем мы весело… Напиши, что нового в Талице. Желаю тебе успехов в редакционной работе. Передай приветы твоей и моей сестренкам.
Писал письмо 20 июня 37 года. Сеня”.
Хотелось бы побольше узнать о жизни в армии, но понимаю, что цензура не пропустит такое письмо. Чувствуется, Сеня тоже об этом знает. Когда вернется домой, подробнее расскажет. А пока надо ответить другу, ждет ведь он очень весточку с родины.
3 июля, суббота
Узнал приятную для меня новость. В райком ВКП(б) поступило Постановление бюро Челябинского обкома партии, принятое 22 июня 1937 года: “О курсах переподготовки газетных работников”. Свершилось чудо! Из нашей редакции на учебу направляют меня! Как я был счастлив, когда знакомился с этим постановлением. В нем всего лишь три пункта, я запомнил их почти дословно: “… 1. Разрешить отделу партпропаганды, агитации и печати созвать при газетной школе 2-х месячные курсы литературных работников на 70 человек сроком с 5 июля по 5 сентября.
2. Предоставленный отделом партпропаганды учебный план курсов и смету утвердить.
3. Заведывающего (сохранена орфография. — А.К.) курсами по совместительству утвердить директора газетной школы т. Баранова и зав. учебной частью — т. Бирючева, преподавателя газетной школы”.
Не знаю, кто за меня похлопотал, но это невероятно. Всего около недели тому назад обстановка в редакции складывалась так, что я уже подумывал об уходе с работы.
Началось с того, что до нас докатился слух, будто бы Серкова снимают или он уходит сам, а редактором газеты вместо него будет Л-ин, сухой, невежественный, ехидный человек. У меня с ним уже был однажды неприятный разговор. Он прямо сказал, что поэзия ему “не нравится” и что он в ней “ни х…” не понимает; при этом, окинув меня насмешливым взглядом, едко подчеркнул:
— Ты художник, кажется?! Лучше хочу послушать твой рассказ в прозе…
Последние дни я просто бесился в душе от того, что Серков так и не сдержал обещание напечатать стихи. А сейчас, похоже, дела мои совсем безнадежны.
И вдруг… эта поездка на учебу!
***
За период учебы на курсах в городе Кургане (тогда входившем в Челябинскую область) дневниковые записи у Даниила Шихова отсутствуют. Скорее всего, он их просто не вел.
Зато чудом сохранились пожелтевшие от времени тетради с конспективными записями лекций по большевистской печати, литературе, журналистике, газетному делу. По ним видно, с каким неподдельным интересом и прилежанием слушал и записывал он лекции преподавателей.
Вот четко, по пунктам изложены задачи большевистской печати в рамках новой, Сталинской, Конституции СССР. Они подкреплены конкретными примерами из практики местной печати. Один из них прозвучал по Буткинской районной газете, где часто допускались неграмотные заголовки материалов. А другой пример касался одного секретаря райкома, который конфисковал газету и сжег ее… за высказанную в ней критику в адрес руководителей райкома.
Не устарело до наших дней и такое, ленинское, требование к печати: “Поменьше политической трескотни, побольше живых примеров”.
Особенно подробны записи лекций по технике газетного дела. Подзаголовки в них раскрывают основное содержание этой работы: “Как править заметки”, “Роль выпускающего в газете”; “Полиграфическая база”; “Газетные шрифты”; “Клише”; “Верстка газет” и так далее.
Полезными были для слушателей курсов практические задания и выездные занятия.
Внимание читателей хотелось бы привлечь еще к одному интересному документу из того времени — фотомонтажу с надписью: “Областные курсы переподготовки газетных работников (8/VII — 8/IХ 1937 г.)”; На этой фотографии во втором ряду крайний справа — Даниил Шихов.
Среди запечатленных на снимке находятся газетные работники А.Ф. Никитин, Г.Г. Аптин, Н.И. Голованова, В.М. Чуприянов, И.Т. Баранов из Каменского, Камышловского, Пышминского, Буткинского, Тугулымского районов, также входивших до 1938 года в границы Челябинской области.
В объединенном государственном архиве Челябинской области в фонде 288 хранятся несколько дел о работе партийно-газетной школы. Мне удалось познакомиться с их содержанием. Это списки слушателей курсов переподготовки с краткими анкетными данными (год рождения, образование, партийность), отчет о работе областной школы.
При чтении некоторых документов, например, двух докладных записок слушателя курсов В.В. Казакова из города Нязепетровска “о недостатках в организации учебного процесса и политической обстановке на курсах” повеяло холодком 1937 года. Из Челябинского обкома ВКП(б) тотчас же в Курган приехала комиссия во главе с инструктором Воронковым. Вскоре появилась служебная записка о результатах проверки “сигналов”. В итоге один из преподавателей школы был уволен с работы “за пропаганду теории троцкизма”, а по двум слушателям курсов расследованием занялись органы госбезопасности.
…По возвращении в Талицу Даниил Шихов активно включился в редакционную работу. В районной газете нередко стали появляться публикации за его подписью. Возможно, этому способствовал новый заместитель редактора “Коллективной стройки” П.Т. Койнов. Состоявшаяся беседа руководителя с молодым сотрудником редакции Шиховым вселила в них обоюдную надежду на результативную творческую работу.
Приближался Новый год. Даниил Шихов получил от редактора ответственное задание: подготовить редакционную статью в новогодний номер (это по сути — передовая статья, как в газете “Правда”, только в масштабе района).
1 января 1938 года (это была суббота) вышел праздничный номер “Коллективной стройки”. На первой полосе, в положенном для важных материалов месте, под заголовком “Замечательный год” ушла к читателю рожденная в муках статья, подводившая итог 37-му году двадцатого века.
Приведу наиболее интересные факты из жизни района, ставшие для нас уже историческими: “…Растет и крепнет экономика социалистических колхозов. Выросли животноводческие фермы, конезаводы. Колхозы “Слияние” и “Красная звезда” по праву гордятся своими лучшими чистокровными лошадями. На поля прибыли новые тракторы, комбайны, автомобили.
Прошедший год был урожайным. По району средний урожай яровой пшеницы составил 12 центнеров с га, овса — 14, ячменя — 14, гороха — 12, картофеля —75 центнеров. Наивысший урожай овса получен в артели им. Тельмана — по 41,5 центнеров с га, пшеницы — в артели им. Карла Маркса — по 22, ржи — в артели “Ответ вредителям” — по 25. Колхозникам начислено на трудодень от шестнадцати до двадцати шести килограммов зерна.
Выросли новые люди, ударники и стахановцы полей: комбайнеры Беспоместных и Кобелев, трактористы Стафеев Григорий, Чирко Дмитрий, Таланкин Михаил.
…Район растет и расширяется культурно: построены две школы; оборудованы десять клубов, пять читален, пять почтовых отделений, фельдшерский пункт, два родильных дома…
…В историю первого в мире социалистического государства вписана еще одна славная страница”.
С этой статьи начался новый творческий период в жизни Даниила Шихова. В последующие годы им будут написаны и опубликованы десятки новых статей, корреспонденций, зарисовок, информаций.