История обыкновенного банкира
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2006
Александр Филин — псевдоним, который автор просил не разглашать.
Моей маме
1
Пролог
Лето 2005 года выдалось на редкость сухим. Семе Свистунову, вчерашнему банкиру, доставляло удовольствие деревенское безделье вперемежку с напряженной деревенской же пахотой. Полгода назад он вынужден был оставить банк, с которым переплелась его судьба. От этого было чуть грустно. Но тяжесть ответственности и постоянное напряжение, которые преследовали его на работе, прошли сами собой. Денег на жизнь пока хватало. Сема надеялся в самое ближайшее время получить престижную высокооплачиваемую должность. Согласование шло успешно. Оставалось всего-то пройти привычный экзамен в ЦБ. И Сема, и его жена Ольга даже мечтали, чтобы это блаженное состояние невесомости продлилось как можно дольше. Они вставали рано, Сема косил газоны, Ольга поливала грядки с клубникой. Сема работал до кровавых мозолей, и земля платила сторицей. На яблонях и сливе в первый раз за несколько лет завязались плоды.
В полдень после трудов праведных Сема с наслаждением грел пузо на солнышке. Сема был накачан, коренаст и широкоплеч. Только, может быть, чуть ниже ростом, чем хотелось бы, и немного затянут жирком, как телячья колбаса в оболочке. Сема пролистывал любимые автомобильные и охотничьи журналы, изредка штудировал Гражданский кодекс, законы РФ и нормативные акты Центрального банка, готовясь к экзамену на соответствие новой должности.
Впрочем, что-то мешало Семе сосредоточиться, что-то беспокоило его. Сема никогда не писал книг и даже не мечтал об этом. Но сегодня, прямо сейчас, ему вдруг захотелось перенести на бумагу все, что накопилось в душе за последнее время. Воспоминания, предчувствия…
Писалось как-то слишком легко и быстро. И через полгода на столе уже лежала целая книга. Впервые он создал нечто на компьютере. Прежде Сема с ним “не дружил”. Странное дело, рукопись уже не зависела от автора и существовала по своим законам, с того самого момента, когда он только приступил к ней. Машина висла, менялись слова и абзацы. Что-то исчезало бесследно, причем без участия автора. Что-то, наоборот, никак не хотело удаляться и оставалось, неожиданно всплывая в разных частях текста. А после, когда он уже оформлял готовую рукопись в брошюру, каким-то загадочным образом и вовсе пропало несколько страниц.
Ему было интересно, что скажут знакомые, и он дал почитать свою рукопись приятелю.
— Сожги, или твоей карьере конец. Ты многих обидишь, — сказал он.
— Но это же только образы. Это же не документальный рассказ, — возразил автор.
— Ну, как знаешь. Я перестану подавать тебе руку.
И Сема понял, что книга задевает. Появилось неизвестное дотоле желание, чтобы ее прочитал еще кто-то, совершенно незнакомый.
Сема вдруг и сам захотел ее перечесть.
Начав перечитывать рукопись, Сема был весьма удивлен: те, о ком он писал, и события, в которых он участвовал, получились в книге совсем другими.
Дальше все стало еще загадочнее, он не верил, что эта рукопись написана им, а когда пробовал менять текст, машина в очередной раз зависала. На первую же попытку удалить непонравившийся абзац компьютер ответил отказом, вывесив на монитор предупреждение: “Текст только для чтения, удаление невозможно”.
Зато Сема наконец-то нашел ответ на простой, но самый сложный для него вопрос: почему он впервые в жизни стал “слабым звеном” и как это произошло?
Утром, задав себе этот вопрос и дав время подумать до вечера, Сема уже днем наткнулся на ответ в книге “Стратегический менеджмент”. Он нашел тезис: “Проблемы в повседневных делах сегодня являются результатом плохого менеджмента будущего в прошлом”, Это была точная характеристика случившегося за последние 12 лет. А может, и за всю Семину жизнь.
Что ж, решил Сема, время у меня есть. Буду разбираться по порядку, точно и не спеша. И он начал внимательно вспоминать то, что произошло за эти годы.
Предлагаю и вам принять участие в этом разборе.
Ну что? Поехали?
1. Черная полоса
Год назад Сема с Ольгой проводили на даче уикенд. Дети были рады остаться в городе без родителей. Старшая дочь, студентка четвертого курса экономического университета, нашла работу и теперь могла позволить себе одежду из модных бутиков, не прося денег у папы. Младшая отдыхала от учебы. Училась она, в отличие от старшей, очень ответственно, и первый курс ее утомил. Кроме того, она была домоседка и любила уединение. Довольна была даже собака, которой в отсутствие хозяина позволялось спать не на коврике в коридоре, а на диване и кормиться с девичьего стола.
Ольга решила приготовить на новый сезон высокую грядку под дыни. Семе пришлось разгребать старую силосную яму, в которой уже три года перегнивали остатки газонной травы, листья, корни овощей и палая трава. Работа спорилась, оставалось полчаса побросать перегной, и яма будет готова к новой загрузке. Сема ничуть не устал. Он уже начал привыкать к деревенскому труду и запросто таскал тяжелые бревна и бочки с водой.
Лопата работала сама. Сема сделал ее под себя — выбрал легкую сосновую рукоять, которую сам высушил и ошкурил, обрезал углы лопаты по краям, чтобы она хорошо входила в землю, и заточил ее. Не лопата — песня. На самом деле у Семы было тайное желание копать шурф для поисков золота, но пока до этого не дошло.
Ольга позвала обедать.
Сема уселся за стол и зажмурился от блаженства, как домашний кот Черныш, черный и толстый зверь, вылечивший Семе язву. Сема снова почувствовал себя ребенком в гостях у бабушки: на столе всегда был свежий каравай, тетерка, испеченная в русской печи, грузди с картошкой, а на десерт — моченая брусника. Вспомнилось, как бабушка резала деликатес — вареную колбасу, а отец распечатывал банку заморского чуда — растворимый кофе “Касике”.
— Эх, хорошо! — вздохнул Сема, а про себя тревожно подумал: “Не к добру…”
Он уже заканчивал работу с перегноем, когда вдруг наткнулся на полуистлевшую пачку соли. Сема не понял смысла этого события, но настроение почему-то сразу испортилось, и он, воткнув лопату в землю, пошел в дом.
Ольга сказала: соль надо сжечь и мысленно отправить зло обратно тому, кто его подкинул.
Вечером Сема выполнил обряд. Но мысли его были далеко, поэтому он недосмотрел: соль сгорела не вся. Осталось чуть-чуть на донце старой бочки, приспособленной для таких целей. И зло, кем-то посланное в виде этой соли, тоже все не ушло, а притаилось среди кучки пепла ждать своего часа.
Черная полоса пришла неожиданно. Хотя кто ж ее ждет? Началось с мелочей. Собаку подстрелил на охоте, вдруг разом сломались все сотовые телефоны. Почему-то перестали звонить знакомые. Но все было терпимо… пока.
Недели через две после того случая с солью они снова оказались на даче. За полночь раздался звонок. Сема сам хотел подойти к телефону, но решил, если звонят дети, жена не успокоится и будет ворчать: про то не спросил, про это не сказал.
Ольга взяла трубку, а Сема совершенно расслабился. Ему уже ни о чем не хотелось думать. Он плавно погружался в сон…
Что-то грохнуло.
Он не сразу пришел в себя, подождал секунду, и вдруг мысль током прожгла мозг: “Проморгал, что ты лежишь!”
…Ольга лежала бледная, с рваной раной на подбородке. Рядом нож, чугунная сковорода и кровь. Много крови. Сема очень боялся крови. В первую же минуту, когда он увидел жену, лежащую без сознания на полу в луже крови, он дал себе зарок, теперь уже навсегда: больше не расслабляться. Никогда. Он долго тряс, мял и обнимал ее, просил вернуться. Только спустя некоторое время она открыла глаза. Позже профессиональные врачи так и не смогли определить, почему Ольга потеряла сознание и каким образом Семе удалось остановить кровотечение.
Неделю спустя Сема перебирал книги и вдруг наугад открыл попавшую в руки старинную знахарскую книгу — на странице с текстом заговора от крови и раны. Прочитав заговор, Сема с удивлением узнал: оказывается, он приводил в чувство Ольгу, действуя именно так, как написано в книге. Раньше Сема никогда не обращался к этому тексту.
Но все это были лишь тревожные звонки. Сигналы, как будто предупреждавшие Сему о тех событиях, что вскоре изменят его жизнь.
Сема до сих пор с противоречивыми чувствами вспоминал, как собственно, попал в банк. Это не было простой случайностью. Правнук сельского знахаря, сын второго секретаря райкома КПСС, он долго искал свой путь. Учился Сема в военных училищах, ПТУ, на строительном факультете политехнического, но закончил институт народного хозяйства, а специальность выбрал такую, куда проще было поступать. На курсе были только тетки (именно тетки, главбухши, которым нужны были корочки о высшем образовании), мужиков было четверо: хромой, плохо видящий нерусский (писать по-русски не умел — два раза отчисляли, но потом восстанавливали) и Сема. Семе часто говорили преподаватели: “Молодой человек, вы группу не перепутали?” — “Да нет, — гоготали тетки, — он наш”.
В армии, куда Сема попал сразу после института, его пытались завербовать. Без толку. Он не хотел быть болванчиком, а служить хотелось. Кончилось это досрочным увольнением в запас. Сема надеялся, что его переведут в другую часть. Но в то время шла Московская Олимпиада, поэтому начальство просто отправило не желавшего быть доносчиком бойца в “тыловой обоз”, в Военторг. Там бывало так тошно (отоваривать жен командиров, отчитываться перед политработниками за проданные колготки), что он лучше бы оттрубил срочную.
Наконец он сдал дела в Военторге. Надо было как-то обустраивать жизнь. Предложения у него на тот момент были не только от коллег по торговле, но даже от братвы. Однако Сема все медлил, раздумывал, как будто предчувствуя, что скоро что-то изменит его жизнь.
2. “Призма”
Повезло ли Семе с эпохой? Наверное. Впрочем, Сема относился к тому типу людей, что прекрасно находят свое место при любых обстоятельствах. В двадцатые годы он был бы нэпманом, в тридцатые — преуспевающим хозяйственником-снабженцем. Если бы Сема появился на свет, скажем, в Италии XV века, он стал бы преуспевающим банкиром или судовладельцем, на Московской Руси — купцом, который торговал бы мехами или солью. В России девяностых Сема стал банкиром.
Однажды он шел по Богоявленской. Сема с трудом привыкал к новому облику города. Богоявленская улица не самая красивая в городе, ей далеко до роскошного Главного проспекта. Она никогда не походила на зеленый бульвар, немногочисленные стриженые тополя в жаркий летний день почти не давали тени. Зато еще с XVIII века, едва ли не с первых лет своего существования, она стала одной из основных коммерческих, деловых улиц города.
В середине XVIII века к югу от старинного города выросла слобода. Ее население составляли ремесленники, мелкие торговцы-мещане, а позднее и купцы. Для населения слободы построили церковь Богоявления. В честь нее и назвали одну из новых улиц — Богоявленская, а сама слобода со временем была переименована в Торговую сторону. Здесь стояли торговые ряды гостиного двора, на мытном дворе, что находился на пересечении Богоявленской и Красногорской, собирали торговые пошлины.
Со временем Торговая сторона обустраивалась. На Богоявленской и на прилегающих к ней Адмиральской и Красногорской появились купеческие усадьбы: деревянные, каменные и деревянные на каменном фундаменте. У купца, не то что у дворянина, усадьба была не только местом для жилья. Помимо собственно жилого дома в ней обычно устраивались лавка, склад с товарами, амбар, а иногда и небольшой заводик.
К началу XX века старые деревянные дома, лавки, торговые ряды в районе перекрестка Богоявленской и Красногорской были почти вытеснены новыми каменными зданиями.
Казалось бы, после революции 1917 года облик улицы должен был измениться. В стране всерьез ожидали отмены денежного обращения, а сам Ленин заявлял, что золото скоро будет использоваться только как материал для отделки общественных туалетов, мол, и в руки-то его станет противно брать. Казалось бы, для коммерции нет места в новом мире. Символичным стало и переименование Богоявленской в улицу Большова. Звездный час профессионального революционера Ивана Ивановича Большова пробил после Октябрьской революции, когда он весьма энергично, успешно устанавливал большевистскую власть в городе и округе, за что и был избран в январе 1918 года председателем городского совета. Однако спустя полгода белогвардейцы взяли в плен и расстреляли Большова. А в 1919 году в память первого “красного градоначальника” переименовали Богоявленскую.
Но что любопытно: при новой власти и под новым названием улица сохранила свой статус делового центра. На месте снесенных купеческих усадеб были построен Деловой дом и здание сберкассы.
В девяностые годы к улице окончательно вернулся ее статус. Ее здания захватили бесчисленные офисы туристических фирм, агентств по продаже недвижимости, салонов красоты, салонов сотовой связи и, конечно же, банки, бутики, рестораны. Ремонтировались старые особняки, купеческие усадьбы вернули себе утраченную молодость, засияли витрины торговых центров, тротуар вместо бугристого российского асфальта устлали красивой плиткой, по улице проносились уже не “Камазы” и “Мазы”, а “Мерседесы”, “Тойоты”, “BMW”, “Ауди”. Дух старой Торговой стороны вновь воскрес на Богоявленской.
Примыкавшая к Богоявленской Адмиральская тоже считалась частью неофициального делового центра. Никаких адмиралов на ней сроду не бывало, и даже самые дотошные краеведы точно не знали, отчего это еще в XIX веке небольшая улочка, застроенная красивыми 1—2-этажными особняками с крылечками из гранита, с оградками, украшенными чугунным литьем, получила такое название. Теперь почти все особнячки были арендованы коммерческими фирмами, нотариальными и адвокатскими конторами. Вот на эту улицу неожиданно для себя и свернул Сема. На здании “Призма-банка” он увидел необычную эмблему: призму, обвитую спиралью с мерцающей звездой наверху. Сема несколько раз оглядел интересную вывеску и, войдя в банк, прямо так и заявил:
— Хочу здесь работать.
Так Сема стал банкиром. Он пришел в банк одним из первых.
3. Ведьма
Ульяне Евгеньевне Удачиной (У.Е.), финансовому директору “Призма-банка”, было… А вот сколько ей было лет, осталось тайной, и не единственной тайной этой женщины. Годы в “Призме” были действительно какие-то необычные, летели они стремительно. Только год начался, а вот уже и майские праздники. Народ здесь тоже как-то быстро старел, морщился с лица и съеживался в размерах. Не зря некоторые говаривали: “Надо считать год в “Призме” за три обычных”. После очередных крутых виражей банковского бизнеса не только женщины, но и мужчины с опаской поглядывали в зеркало, и только У.Е. за эти двенадцать лет почти не изменилась. У.Е. нельзя было назвать красивой, но ей было дано нечто большее, чем красота. Она притягивала внимание людей и подчиняла их своей воле. Сема не раз наблюдал, как она, высокая и статная, шла по коридору и люди непроизвольно чуть отстранялись. Она шла в гордом одиночестве. Она всегда оставалась одинокой: и на деловых встречах, и на презентациях. Одинокой и недосягаемой. Но самое главное, что поразило Сему уже в первую встречу и осталось навсегда — это долгий пристальный взгляд чуть-чуть косящих глаз У.Е. Сема так и не смог освободиться от магнетического воздействия этого пронизывающего взгляда. Отчего-то в голову пришла странная мысль: ведьма!
Безопасники “Призмы” первой волны имели на нее информацию. Но Сема не любил копаться в грязном белье.
— Мне с ней не жить, так что ее старые заслуги меня не интересуют, — сказал он безопасникам, предлагавшим бартер.
Потом, когда Сема мучительно долго искал подтверждение своим смутным догадкам, что У.Е. — ведьма, он попытался найти старого чекиста. Но тщетно: ни деньги, ни связи не помогли — безопасник как в воду канул. Это и послужило еще одним доказательством: уж больно тщательно кто-то охранял тайны Ведьмы, и Сема знал наверняка только те события, участником которых был сам. Но вспоминать о них было неимоверно трудно, как будто какая-то тайная сила старательно вымарывала их из его памяти.
Партнером У.Е. по бизнесу, председателем правления “Призмы” и по совместительству мужем был Ермолай Викторович Родский, или просто — Еврик (производное от “евро”). Он был моложе ее, широк в плечах и могуч с виду, но к тому времени, когда Сема появился в банке, Еврик уже весь выдохся и был способен разве что сидеть на вершине финансовой империи. Еврик обожал блистать на различных съездах, собраниях акционеров, политических раутах. Вообще, везде, где можно себя показать этаким светским львом. Создателем и хранителем бизнеса была, естественно, Ведьма. Еврик ей нужен был для солидности. Он был роскошным фасадом здания, которое строила У.Е.
Когда-то, еще в годы перестройки, пять фирм купили по самолету компьютеров. Первый самолет должен был лететь во Владивосток, второй в Читу, третий в Новосибирск и т. д. Однако Еврик с ребятами подсуетились — договорились с банком, продавцом, летчиками. Посадили секретаря на сутки отслеживать груз и получили компьютеры первыми и, как потом выяснилось, единственными. Прибыль от этой операции стала основой будущего бизнеса Еврика и У.Е.
Бизнесом пара хотела заниматься всегда. Финансистами они были классными. У.Е. — профессиональная банкирша, не жалеющая ни времени, ни средств на образование. Еврик — бывший партийный функционер. В свое время в дополнение к основному, техническому, он получил еще экономическое образование, а потом за него написали статьи, кандидатскую и докторскую диссертации. И все это он, как минимум, читал, как максимум, — даже правил.
Шефы (оба) начали строить “Призму” одними из первых. Сначала снимали двадцать квадратных метров. Будущие банкиры сидели за одним столом по двое и по трое (один приходил, другой шел работать с клиентами). Работали допоздна, иногда даже ночью, особенно когда сводили реестры акционеров или балансы.
Еврик затянул сюда всех своих друзей по партии, бывших коммунистических функционеров. Вначале многое было, как в других региональных банках: помещения, оборудование, технологии. Но были ходы, которые никогда и никем не применялись и не повторялись.
У Еврика был коллега по партии, некто Хомяков, с которым он начинал учиться в Высшей партийной школе (ВПШ). Затем судьба их развела. Когда двое приняли решение о продвижении банковского бизнеса в регионы, было предложено возглавить эту программу Хомякову. Тот, не долго думая, обзвонил бывших слушателей ВПШ, с которыми учился в одной группе, и из двадцати семи человек двенадцать решили стать банкирами. География получилась солидная — от Хабаровска до Москвы с востока на запад и от Архангельска до Воронежа с севера на юг.
Хомякову отдали Москву. А команда бывших однопартийцев стала благоприятной конкурентной средой, в которой в течение двух лет родились прибыльные, активно развивающиеся и соперничающие между собой филиалы.
На обучение персонала денег не жалели. Первыми начали брать молодежь, еще студентов. Многие из них впоследствии стали руководителями банков или серьезными бизнесменами. Позже, когда ушли почти все самостоятельные работники первой волны, осталась лишь горсточка тех, кто не был в себе уверен, но с такими работать оказалось проще.
Еще не зная, что такое бренд, Ведьма создала “Призме” нужный имидж, затем зарегистрировала товарный знак и название. И к тому времени, когда об этом все только начали думать, “Призма” уже стала брендом.
Тогда в банке платили уже много больше, чем на предприятиях, в администрации или вузах, кадры потянулись отовсюду и стало возможным выбирать лучших. У.Е. и Еврик осторожничали: на ключевые посты ставили или своих проверенных людей, или тех, кто сидел на крючке (квартира, проблемы со здоровьем, нетрадиционная ориентация). На сотрудниках не экономили — тогда еще было принято жить широко: в годовщину банка топ-менеджеры получали автомобили, квартиры и огромные премии. Им дарили акции, обещали построить банковскую деревню “Призмочка” на теплых островах. На это купились почти все. Однако у тех, кто уходил, акции отнимали, за подарки заставляли платить, а особо ретивым устраивали сопровождение с гарантированными проблемами.
К 1996 году “Призма банк” стал солидным региональным учреждением с развитой сетью филиалов по всей стране, с хорошей репутацией и стабильным будущим.
4. Русский бизнес
Сема был ушлый, он никогда не ступал на скользкий путь сразу обеими ногами. Семин край болотистый, заболочена даже протекающая через город речка, болотины встречаются на окраинах города, в лесопарках. Сема с детства хорошо знал, что безобидная на первый взгляд полянка может оказаться гиблым местом, топью. Теперь Сема понял, что современный русский бизнес опасней любой топи. Выгодная сделка может обернуться разорением, привести на нары, а то и в могилу. Как говорится, “вход рубль, а выход — жизнь”.
Летом, когда все крутые люди отдыхают, вдруг решили чуть подправить решение совета директоров. Нужна была виза председателя. В то время он был “со стороны” (так решили акционеры). Кроме того, его личность привлекала к “Призме” больше клиентов. Председатель был молодой, но известный в деловых кругах экономист, прошедший серьезную подготовку в советское время и ставший успешным бизнесменом на волне перестройки. Как все крутые в это время, отдыхал за границей.
Когда готовили документы, архивист, серая бумажная мышь (но великолепный работник, натасканный еще при КПСС), обронил в случайном разговоре со Свистуновым, что нужна будет виза председателя. Сема тут же предложил или вытащить страницы из середины решения, заменив нужным текстом, или поставить временную визу за главного.
Идея Семы пошла наверх. Попробовали и сделали на всякий случай два варианта решения совета. Одно из них ущемляло интересы акционеров, но было очень выгодно для руководства “Призмы”. Всех знающих о проделке предупредили: “Молчать!”
Но в то время в “Призме” народ еще дружил и по дружбе, перебрав “допинг”, иногда сливал информацию, за которую впоследствии “сносили башни”.
На очередном застолье Вася Котов, заказав подогретого пива, высказал общую идею, что можно было бы побольше платить, хотя бы своим. И вообще, хочется порулить. Вася и вправду был похож на кота, только не на домашнего пушистого обитателя диванов, а на матерого степного манула. Недавно он возглавил службу безопасности. Впоследствии окажется, что это был крупный просчет шефов. Они еще пожалеют, что посадили кота стеречь сметану.
Народ, в отличие от Васи, баловался виски и “Хеннеси”. И архивист, который попал на беседу случайно и такого еще не пробовал, перебрал. Он вроде бы даже и не говорил, а только намекнул про содеянное, пытаясь раскаяться под пьяную лавочку. Мол, заставили. Въехали не все. Однако Вася был парнем очень мудрым и “интерес” почти что носом чуял. Он архивиста расколол. И начал травить с глазу на глаз:
— Врешь?!
— Пойдем, покажу, — завелся тот.
Сходили, бумажный “спец” самого решения в руки Васе не давал, а лишь показал. Но Вася профессионально, как учили, наискось рубанул по бумаге взглядом и отпечатал ее в фотографической памяти.
Вечером архивист пришел домой с выигранной у Котова бутылкой “Наполеона”.
О событии все забыли до поры до времени. Но у Котова остался компромат на Сему.
В начале следующей недели произошел еще один казус. Тянули телефонный кабель. За номера и работу определили сумму в семь тысяч зеленых. Перевели на фирму, сделали дело, приходит подрядчик — незадача — городские телефонные сети ГТС просят свою долю: четыре тысячи тех же денег за телефонные номера.
Сема к шефу. Тот объяснил: пошли его подальше.
— А как? Работа сделана, номера розданы по отделам. Если не заплатим, ГТС отключит.
Шеф вызывал Глеба Муркова, начальника СВК.
— Проверь Свистунова. И если хоть подозрение, что взял сверху (тогда слова “откат” еще не придумали), выгоним с треском.
Проверяли три дня. Заключение было готово в тот же день, но ждали, чтобы шеф отошел. Заключение гласило: даже если заплатить четыре тысячи долларов, общая сумма за работы и номера ниже рынка на сорок процентов. Семе о заключении не сказали.
Шеф решил Свиста простить, но для порядка наехал.
— Как хочешь, а сумму, которую заплатим ГТС, возвращай.
Сказано, — сделано.
Сема вызвал снабженца Юрия Петровича, душевного человека и классного дядьку, который подрабатывал в “Призме”, будучи на пенсии.
— Петрович, я вызову телефониста и промою ему мозги, а ты будешь наезжать, но интеллигентно.
Стрелку назначили в подвале на Адмиральской. Клиент вертелся, потел, не хотел принимать доводы Семы о том, что они его уже давно кормят и еще вместе работать.
Тогда включился Петрович, маленький, интеллигентный человечек (просто “ботаник” какой-то). Очень вежливо объяснил, что “Призма” свои интересы защищать умеет. И если парень не понимает, то приедет команда на разговор, и кому-то будет плохо. Дед, конечно, блефовал. Служба безопасности “Призмы” умела классно только смываться с места ЧП и стучать всем на всех.
И тут произошло нечто. Клиент сдался:
— Завтра принесу деньги.
И действительно, на следующий день телефонист принес сверток:
— Тут все.
— Так не договаривались, — “выпал” Сема, — давай безнал.
— Нет. Или берите, или давайте назад.
— Оставь, доложу. Расписку надо, — тараторил Сема.
А хмурый телефонист:
— Да пошли вы.
Сема припер мешок шефу. Тот в мат пошел: вон, подстава!
— Что, обратно нести? — спросил Сема.
Думали полдня. Финансисты выписали телефонисту две акции: одну на полторы тысячи долларов номиналом в двадцать долларов; и другую на пятнадцать тысяч рублей номиналом в тысячу рублей. Когда вечером Сема отнес акции, телефонист ржал минут пять.
— Ну, блин, альтруисты.
Инцидент был исчерпан. Но проверки устойчивости к чужим деньгам не кончались. Буквально через десять дней судьба дала еще один урок. В “Призме” любили тасовать кадры, переводить, двигать, пересаживать. Ротация никогда не прекращалась. Одно время Сема курировал службу инкассаторов.
Возили из главного офиса по филиалам обычно до полумиллиона долларов. А тут перед праздниками пошел спрос. Заявок набралось без малого на два лимона.
Ребята зашли перед командировкой. Двое с пушками и большим кейсом. Сема перекрестил их, пожелал удачи. Парни классные, с ними хоть в разведку. Сема их ценил. Одному недавно у Ведьмы выпросил служебную квартиру.
Вечером дежурный доложил:
— Проводили.
Утром в определенное время ребята на связь не вышли. Начали отслеживать маршрут, все нормально, из Москвы улетели в Воронеж. Дальше тишина.
Днем из Воронежа звонок:
— Вроде видели, что был хвост, водили по городу, отсекали. Ждем указаний, везти ли дальше или все оставить здесь.
Подстраховаться не дали. Руководитель соседнего с Воронежем филиала дошел до Еврика: нечем работать.
Приказ сверху, как всегда, устный — везите.
Разработали отвлекающий маневр, проинструктировали инкассаторов по закрытой связи и повезли на другой спецмашине, после того, как броневик увел за собой хвост. Спецмашину хвост все-таки догнал. Понял, что его провели, но ребята уже въехали в соседний город, а там ГАИ, и преследователи ушли сами.
Через месяц после возращения один из парней ушел из банка. Вскоре “Призма” заключила договор со специализированной службой, и кураторство инкассаторов Сема сдал. Впоследствии Сема не раз думал о том, как ему тогда повезло. А что, если бы его инкассаторы сами взяли и махнули бы с бабками в теплые страны? А ведь могли легко. В этом случае Сема оказался бы крайним. Приказ-то шефов был устным. Ведьма, как обычно, воспользовалась своим умением оставаться в стороне.
В 1995 году в “Призме” шли разборки с одним из недобросовестных кредиторов филиала банка. Команда была непростая — криминально-депутатская, и хотя по всем понятиям дело шло к невозврату, бороться было за что. Как говорила Ведьма, бороться всегда есть за что, и бороться надо до последнего.
Сема сходил к Еврику и рассказал о последствиях, которые могут вызвать действия по наезду на кредитора.
Ермолай Викторович долго морщил лоб:
– Да, серьезные могут быть проблемы.
Потом спросил:
– А что сказала Она?
Он и сказал это “Она” как бы с большой буквы.
Сема ответил:
– Ульяна Евгеньевна поставила задачу ехать и забирать все, что имеет реальную цену.
– А, — сказал или спросил Еврик. — Ну так вот и действуйте.
Подумав, добавил:
– Если будут проблемы, вам их и решать.
– Понял, — сказал Сема и пошел выполнять поставленную задачу.
На следующий день был произведен тактический захват. Шефа кредиторов вызвали в филиал для переговоров, а Сема с группой охранников на джипе и инкассаторском броневике прибыли в офис должников.
За старшего был дедок главбух, никаких решений он не принимал. Сема его немного попугал, а потом предложил проходной вариант:
– Мы забираем в обеспечение автомобили фирмы (четыре новых вазовских “шестерки”, на единственной иномарке шеф должников уехал в филиал), и машины у нас хранятся до решения вопроса о гашении кредита.
Главбух забеспокоился:
– Да шеф меня в порошок сотрет.
– Ты не дрейфь. Машины на вас, переоформить мы их не сможем. Так что вопрос либо решится мирно и с учетом всех интересов, либо вы заберете машины через суд, а мы будем также получать кредит.
Сема не стал уточнять, что при оформлении кредита были допущены (по незнанию или специально) ошибки, которые не давали “Призме” надежды на положительное судебное решение.
Главбух предложил:
– Ну хорошо. Заприте меня в кабинете, я скажу, что вы взяли транспорт штурмом.
– А мы так и сделаем, если не договоримся. Ну, где ключи и документы?
Клерк сдался и выдал ключи и ПТС от новеньких автомобилей.
Сема посадил охранников за руль, на одной машине пришлось ехать самому. Колонну возглавлял джип с мигалкой, которую, в виде исключения, Сема выпросил у ГАИ (исключение, правда, длилось уже второй год), и, несмотря на поползновения гаишников соседних областей, где находились филиалы “Призмы”, броневики банка на постах не останавливались.
Колонна прошла межобластные посты, и в конце дня автомобили, которых с натяжкой хватало на покрытие долга, стояли в гараже “Призмы”.
– Полдела сделано, — доложил Сема Еврику.
– Почему полдела? — поинтересовался тот.
– Надо переоформлять, а то отнимут.
– Ну оформляй, закончишь — получишь премию.
– Да как же? Продавца-то нет.
– А это уже твои проблемы.
На следующий день Еврику позвонили. Сначала депутат из соседней области просил за должника, потом зампрокурора города, в котором работала фирма-должник (этот уже пугал, требовал вернуть автомашины).
Еврик пригласил Ведьму, юристов, кредитников и Сему. Сидели долго, все говорили, что ничего сделать нельзя.
Юристы:
– Если автомашины не переоформить, надо отдавать.
Кредитники:
– А они нам кредит не вернут. Это уже точно. Их шеф вчера сказал управляющей филиала, дословно: “Раз вы составляете договоры, по которым нет ответственности, то было бы глупо этим не воспользоваться”.
Сначала решили отдать транспорт.
Ведьма, которая все время разговора молчала, подвела черту:
– Будем оформлять. Действуй, Свистунов.
Семе такие задачи еще не приходилось решать. Это ведь был уже явный криминал. Взяв деньги на подотчет, Сема ехал советоваться в ГАИ, что же делать. Он понимал, что там, скорее всего, не помогут — зачем им подставляться. Поэтому Сема выбрал нетрадиционный маршрут: он ехал окружным, дальним путем. Отрадно было одно: навстречу попала уже третья встречная машина с номером “777”. Это был добрый знак.
Вдруг Сема увидел растяжку “Оформление комиссионных автомобилей”.
— Нам сюда, — сказал он водителю.
Около здания аптеки стояла еще одна машина с номером “777” и табличка, повторяющая растяжку. Сема зашел и увидел рядом с аптечными стеллажами стол и стул, на котором скучал молодой парень.
– Шеф, машины оформляешь?
– Да.
– А четыре?
– Хоть пять. Вези хозяев или доверенности, и сделаем.
– Слушай, хозяева — занятые ребята, доверенности только завтра могу, а оформить надо сейчас.
– Завтра мы уже работать не будем: лицензия по сегодняшний день.
– Друг, помоги решить сегодня, получишь за скорость.
– Давай я оформлю, а ты привезешь хозяев расписаться.
– Годится.
Через полчаса документы были оформлены, машины по справкам-счетам были проданы сотрудникам “Призмы”, оставалось поставить подписи на справках.
Сема решил рискнуть:
– Слушай, а можно без хозяев?
– А кто будет подписывать? — хитро подмигнул парень.
– Могу я, а можешь и ты.
Парень улыбнулся:
– Двадцать баксов за подпись, и я сам подписываю (я могу хоть за кого).
Парень точно оказался асом, он сделал подписи без тренировки одна в одну, как были на ПТС. Сема отдал сто баксов и добавил двадцатку за мастерство.
Вечером Сема доложил Еврику:
– Все готово, но пока машины не оформлял в ГАИ. Надо бы позвонить, вдруг вернут деньги.
Говорить решил сам шеф. Разговор был недолгий, видимо, шефа послали. Он послал еще дальше и добавил, что автомобили “Призма” не вернет.
На другой день автомобили были поставлены на учет в ГАИ. Через пару дней подлинные документы, по которым их ставили на учет, “случайно” попали в бумагорезательную машину. По копиям экспертизу подписей сделать было невозможно.
Еще через пару дней приехал должник с крутой поддержкой и, поняв, что автомобили оформлены и нарушений не доказать, уехал не солоно хлебавши.
Семе дали большую премию, он купил коньяк и решил еще раз отблагодарить парня, оформлявшего продажу машин. На знакомой улице Сема не нашел ни растяжки, ни вывески. В аптеке сказали, что никогда никакого магазина по продаже автомобилей здесь не было. Вот такие дела.
Коллеги остались довольны, что Сема не нашел продавца. Коньяк им понравился.
Последствия у операции все же были. Где-то через полгода был принято постановление думы “О запрете спецсигналов”. Поговаривали, что инициатором решения был депутат, близкий к бывшему должнику “Призмы”.
5. Адреналин
“Нет, работать на износ все время нельзя. Если хотя бы иногда не избавляться от стрессов или не разряжаться после боя с руководителями-вампирами, это может плохо кончиться”, — так думал Сема, решая, чем занять очередной выходной.
Потребность скачать куда-то накопившееся за неделю дерьмо оставалась. Конечно, можно наорать на жену, детей или, в конце концов, на собаку. Но это, во-первых, нечестно. Во-вторых, сначала помогает, но потом раздражение к тебе же и возвращается.
Сема тогда еще не слышал, что снимает стресс и доставляет удовольствие либо что-то аморальное, либо противозаконное, либо вредное для здоровья. Но уже догадывался по собственному опыту. До поры до времени все сходило с рук, но стоило Семе зарваться, как ему тут же “конкретно прилетало”: либо он разбивал машину, либо терял должность, деньги, или просто попадал в неприятную историю.
Что ж, и к этому он умел относиться спокойно.
— Значит, кто-то меня ведет. А это — очередной урок, — утешал он сам себя.
Хуже, когда уроки бывали с безвозвратными потерями.
Уже потом, когда Сема сделал себе имя и проходил различные тесты на соискание новых должностей, он приводил в замешательство психологов, когда в графе “мои достижения” писал: “почти все ошибки, на которых учатся, я совершил сам”.
На адреналин Сему подсадила работа. Ему нравилось, и у него получалось работать в чрезвычайных обстоятельствах. Более того, он получал особый кайф, управляя ситуацией, когда все уже опускали руки. Без проблем он жил, как без пряников.
Только набив шишек и став зрелым, понял, что стрессовые ситуации тоже производят адреналин. А он к тому времени стал его постоянным потребителем.
Вариантов получения адреналина на тот момент Сема знал несколько.
Охота. Но был закрыт сезон.
От рыбалки он не фанател. Любил, конечно, когда клевало. Особенно если ловилась большая рыба, когда другим не везет. Но в этот раз не было хорошей компании.
Женщины (чужие) уже не давали адреналина. Случались, конечно, интрижки. У Семы была отработанная линия поведения. Сначала он забрасывал приманку:
— О некоторых вещах не стоит говорить в кабинете. После работы можно продолжить на воздухе.
Если дама брала наживку, события развивались по известному сценарию. Но Сема старался не злоупотреблять интрижками, понимая, что все палятся именно на этом. Он все больше начинал ценить свою жену. И если когда-то грешил, то долго потом мучился, что был не прав.
Оставалась только скорость. Первые опыты он проводил еще пацаном, разгоняя свой мотороллер “Электрон” с горы до 120 км/ч, хотя спидометр был размечен до 110. После таких заездов эту штуковину долго приходилось чинить (на такой скорости отлетали детали крепления). Причем Сема никогда не пользовался инструкциями и ремонтировал инстинктивно. При сборке непременно оставались лишние запчасти, но аппарат работал.
Потом он выжимал максимум из “Запорожца”. Заводился “Запорожец” на морозе до минус двадцати, ездил на смеси бензина с соляркой (в военных городках другого бензина не было) и проходил почти везде, где мог пробраться Семин служебный уазик. Даже на вазовской “пятерке”, которую Сема брал по крюку с пятиступенчатой коробкой передач, он умудрялся обходить переднеприводные ВАЗы. При этом он не был самоубийцей и, вернувшись из армии, боялся ездить на видавшей виды, но еще очень шустрой и намарафеченной “Яве-350”. Он поставил ее на прикол и больше никогда не садился за руль мотоцикла. Правда, после сорока по старой памяти потянуло на снегоходы и мотовездеходы. Но жена успешно отбивала все его поползновения завести нового железного друга. Знала, что у мужа плохо с тормозами.
Недолго ездил Сема на “Волге” (покупая, хотел почувствовать, что такое номенклатура). Два раза с дочерью они вылетали на обочину через встречную полосу. Один раз с двойным разворотом приземлились на площадку перед заправкой. Ну раз так, Сема еще и заправился. Ошалевшая дочка сказала:
— Папа, ты ас.
Она не поняла, что это был не трюк. Второй раз кроме дочери были жена и ее родственники. Когда тяжелая баржа, несмотря на все усилия Семы, перемахнула встречку, едва не растолкав идущие там машины, и благополучно припарковалась на мокрой обочине, — взрослые поняли: что-то не так.
— Все, — сказал Сема. — Мы с ней не пара.
И продал “Волгу”.
Несмотря на сложные взаимоотношения с машинами, Сема их любил, порой одушевлял. И за это они никогда его не подводили.
В этот раз была поставлена задача — взять 200 км/ч.
Вроде бы не так много, но не по нашим дорогам. Мужчины обычно всегда привирают, когда дело касается улова, скорости и женщин, Сема же честно старался не прибавлять, особенно в последнем.
До места было километров двадцать пять. Встал он сегодня рано, когда дорога была еще полупустой, и отправился в путь на недавно купленном семилетнем двухлитровом “фольксвагене”. Он только начал привыкать к машине.
Чуть моросило, но дорога была сухой.
Сема подумал: “Двигатель любит влажный воздух”.
И, выйдя на одностороннюю дорогу, начал вдавливать педаль.
— Сто восемьдесят! Ого!
Ладони намокли и заскользили по рулю. “Давно со мной такого не бывало”, — подумал Сема и быстрыми движениями вытер руки о джинсы. Он не любил влажных рук.
Оставалось пять-семь километров. Вот он, чистый, просматриваемый кусок дороги.
— Вперед! Сто девяносто пять! Ух, страшновато!
Чуть сбросил, настроился. От напряжения тело потряхивало, даже несмотря на идеальную дорогу.
Еще раз настроился, чуть расслабился, собрался, напрягся и пошел. Двигатель взревел, кровь вскипела.
— Вот и двести, если спидометр не врет. И еще разок двести. Двести пять! По телу прошел разряд. Ну вот, теперь точно взял! На неделю хватит! В том числе и на шефов.
Еврику адреналин давно уже не был нужен. Его страстью была пища телесная. Праздники в “Призме”, которые начальство проводило в ресторанах, были для него настоящей вакханалией плоти.
Сема ошибся в объеме блюд лишь в первый раз (шефу не хватило). С тех пор делал так, чтоб стол ломился от яств. И компания едоков подбиралась под стать — чтоб не оттенять президента.
Стандартный набор шефа: закуски четырех видов, три салатика (овощи, рыбка, экзотический). Обязательно первое (как минимум, уха из благородных пород рыб). Жульенчик, два вторых (мясное и рыбное). Потом для оттяга блины с икоркой, язычок, балычок. Десерт, фрукты, мороженое.
Фу, чуть передохнуть.
Затем что-то из фирменных блюд. И, наконец, чай и сласти.
Спиртного было традиционно мало, но официанты были обучены по возможности (если Ведьма просмотрела) добавляли шефу из резерва.
Теперь о прекрасном.
Еврик окружил себя гуриями. Гурий было четыре.
Танечка, точеная маленькая женщина. Шеф всегда пожирал ее глазами, подзывал на мероприятиях и брал на встречи. Измен там не было и не могло быть — двухсторонний контроль. Танечкин муж, который тоже работал в “Призме”, однажды, не выдержав насмешек и перебрав водки на даче, взял и утонул.
Вот вроде бы — на, бери. Но Танечка, не будь дура, ушла к одному из одиноких клиентов “Призмы” и совсем скоро стала опять мадам, но уже с состоянием.
Юлия. Настоящая русская бабища. Такая не то что коня остановит, быка кулачищем сшибет. Вроде бы такую и надо настоящему мужику. Но вот ведь незадача — муж ее был маленьким рыжим хлюпиком, которого она содержала и боялась как огня. Этот кадр в “Призме” не служил, но по телефону часто скандалил с секретарями Еврика.
Есть подозрения, что третью гурию Ведьма заслала к нему сама. Это была настоящая профи. Все по стандарту, хоть на конкурс. У нее даже имя было соответствующее — Элеонора. Но оказалась она устойчивой лесбиянкой. Поэтому вместе с ней в “Призме” появилась ее протеже промокашка-дизайнерша (правда, талантливая и работящая, так что хлеб даром не ела).
Ведьма своего добилась. Вроде Еврик и при бабах, а ничего у него не получается.
А что же Ведьма? Семе казалось, что единственным источником адреналина для Ведьмы был банк, ничто другое ее особенно не интересовало. Ведьма подписывала служебные записки, не доверяя никому принимать решения даже о списании пятиста рублей представительских или перестановке мебели в офисе. Огромная река документов, которые плодил ее тысячный коллектив, текла через её стол. Ведьму это не тяготило. У.Е. нравилось управлять махиной, которую она создала сама. Впрочем, может быть Сема и ошибался. Она относилась к тем людям, о которых нельзя ничего утверждать с уверенностью.
6. Строительство
Все региональные банки, кроме “Призмы”, уже имели достойные офисы. “Призма” тогда еще ютилась в скромном офисе на Адмиральской. Острая конкуренция между банками поставила вопрос ребром: клиенты не идут, потому что “стремно”. Еврик парировал: “За то мы экономим их, клиентов, средства”. Клиенты же опасались, что руководство банка готовится рвануть на запад, поэтому и не тратит средства на офис
После долгих и тяжелых совещаний решено было объявить тендер на строительство нового офиса. Выбирали подрядчика еще дольше. Как всегда, хотели дешево и круто. И вот удача. В город приехали киприоты строить пятизвездочную гостиницу. Сема прибежал к руководству:
— Давайте отдадим подряд иностранцам.
Прошли долгих три месяца, пока киприоты (на деле это оказались турки) делали проект. Зато какой это был проект! Все детально расписано: от планировок комнаты отдыха в кассе до цвета мебели в холлах, и все это со сроками, ценами и поставщиками. Сема просто млел. Так еще он ни разу не работал.
Однако шефы проект не приняли. Главный довод был сформулирован так:
— Почему в офисе всего тридцать пять человек работающих?
— По норме, — наивно ответил Сема.
— Надо пятьдесят.
— Да как же, Ульяна Евгеньевна? Там же еще хранилище, зал и холлы для клиентов. Мы карликов на работу будем принимать?
— Мне вообще твой проект не нравится! — отрезала Ведьма. — Мы не сберкассу в райцентре строим.
Вечером позвонили киприоты:
— Ну, как проект? Когда будете платить? Когда будем строить?
— Давайте встретимся в понедельник и все обсудим. Начальству тоже надо кое-что решить, но не переживайте, проект состоится, — обнадежил Свистунов.
Ему все время приходилось вертеться и ставить себя под удар. В конце концов пришлось сообщить о претензии У.Е. шефу киприотов. Через день он нашел решение: предложил перенести оперзал в центр помещения, и при этом удавалось разместить в новом офисе пятьдесят работающих.
Ведьме предложение понравилось. А через десять минут на собрании администрации банка было принято решение строить. Решение, как всегда, приняла сама У.Е. Но она любила все выставить так, что вроде бы она ни при чем. Сами, мол, решили. Через семь лет Сема будет использовать эту ее тактику на ее же поле.
Сема пропадал на стройке сутками. Стройка шла очень быстро, и все материалы провести через таможню не успевали. Один из местных брокеров предложил оформить материалы на склад, а взамен выдать свои за небольшую плату. Сема сходил к Еврику с предложением. Тот дал добро.
— По двести баксов за фуру? А их не больше десяти… Не велики деньги.
Сема понимал, что брокер их разводит, но нужен был темп.
Привезли материалы, разгрузили в одном из офисов “Призмы”.
Вечером в офис нагрянули таможенники, и охранник, испугавшись, пропустил их. Наутро Семе позвонил брокер:
— Слышал, на вас накатали акт. Цена вопроса двадцать тысяч долларов или конфискация. Я готов уладить вашу проблему всего за две тысячи.
Свистунов решал, как лучше поступить. В конце концов пришлось Семе взять сумму из собственных накоплений. Сразу после оплаты вопрос с таможней был закрыт. Но это было больше, чем ему платили за месяц, и он надеялся на компенсацию.
Еврик восполнить сумму отказался:
— Сам виноват, — сказал он.
Сложность заключалась еще в том, что строительство шло не с нуля. Восстановили здание старого коммерческого банка, которому уже стукнуло 150 лет. В холлах установили найденные в стенах колонны, только вот перекрытия из лиственницы пришлось менять по предписанию пожарных. Сносили старую лифтовую шахту, образовался пролом метр на метр. Когда пыль рассеялась, изумленные рабочие увидели бритую голову охранника фирмы, сидевшей выше. Еще полметра, и братан бы спикировал вниз.
Сему немедленно вызвали к Ведьме. У.Е. спокойным, властным голосом велела уладить инцидент с молодым человеком.
Молодой человек оказался “конкретным качком”, в два раза выше и раза в четыре шире Семы. Его пропустили в святая святых “Призмы” через два поста охраны, потому что остановить его мог только пулемет или, например, Шварценеггер.
Братишка культурно, но однозначно пояснил, что надо все сделать, как было.
— Понял, — сказал Сема и сам пошел к рабочим мешать бетон.
К следующему утру дыры в потолке не было. Сема позевывал, радуясь, что цел. Но этот случай стал только началом в череде неприятных, а порой и мистических событий.
Сначала начали промерзать окна. Здание реконструировали, оставив старые стены, так требовали историки, и сдвиг точки росы не учли (не любят старые здания стеклопакеты). Само здание как будто сопротивлялось новому. Замена окон — это лишних три месяца. Все, проект встал, и Сема, посоветовавшись со старым плотником, нашел решение — нашить каркас изнутри из досок и утеплить пеной. Пена стоит денег — деньги все уже отмыты в Москве и разделены. Утеплили паклей: дешево, тепло и сердито.
Начала плакать крыша. Шеф киприотов вспомнил: в Европе все крыши с продыхами (отверстиями по верхней части фасада и щелью под коньком крыши).
Решение нашли за неделю до сдачи. Средь бела дня, прямо напротив управления архстройнадзора, вскрыли крышу. Немедленно возник главный инспектор. Но опять повезло: выяснилось, что они со Свистуновым дальние родственники. “Ладно, день даю, а потом выгонят и меня, и тебя”. За день успели все сделать, но, как обычно, сделали не так. Снег задувает под козырек, крышу снова вскрыли, пришел на разборки уже вице-мэр. Дал еще один день — последний.
Получилось, но пришлось сверлить воздуховоды в стене, и это на памятнике архитектуры российского масштаба. Нашли альпинистов-любителей, научили работать с инструментом и поехали сверлить уже отделанный фасад. И так каждый день.
Однажды под вечер Свистунов приехал на объект принимать работу. Бригадир отделочников Тимофей (Тима) был настоящим тормозом. Он работал так медленно, что у него вечно застывал раствор или строительный клей. Но у Тимы были золотые руки. Его лично откомандировала сама Ведьма для мелких доводочных работ и для контроля за рабочими на время отсутствия Семы.
Сема застал Тимофея с каким-то качком.
— Что, кинуть хотели? Да?
— В смысле? — не понял Сема.
— Договаривались же на шесть, а сейчас уже половина восьмого. Деньги где?
— Деньги с собой. Пошли принимать работу.
Зашли и ахнули: весь паркет вздулся.
— Свят! Свят! Свят! Опять призрак! — отшатнулся качок.
— Чего-чего, — не доверчиво переспросил Сема? — Окна не закрыли, вот сыростью с улицы и натянуло. Но про себя с тревогой подумал: “Началось…”
— Видели здесь его, призрак, то есть ее, — почему-то шепотом продолжал рассказывать Тимофей. — Ранним утром и по вечерам появляется. Похож на бабу в серебристом платье. Еще и духами французскими пахнет.
Сема, чтобы хоть как-то снять напряжение, взял мастерок и, чертыхнувшись, ковырнул краску на косяке балконных дверей. Краска отпала, открыв цифры 666.
— Вот они, когда вылезли, эти три шестерки, — с досадой сказал Сема.
Впервые призрак появился на стройке три месяца назад. Тогда же один старый работник городского архива, получавший зарплату, на которую, по мнению Семы, можно было прокормить разве что домовую мышь, поведал Свистунову историю Западносибирского банка (в его здании теперь размещалась “Призма”). Этого архивариуса Семе порекомендовали, когда он решил узнать тайну серебристого призрака.
— Надо сказать, — начал архивариус, — что еще до революции наш город был известен своими богатыми купцами и золотопромышленниками. Колоссальные богатства, накопленные ими, не могли исчезнуть бесследно. Так, по крайней мере, думали многочисленные кладоискатели, которые уже после революции пытались найти схороненные купцами сокровища. Только за почти сто лет поисков не нашли ни одного сколько-нибудь стоящего клада. Дело в том, что местные сибирские купцы в большинстве своем происходили из старообрядцев. А старообрядцы-то знали много такого, о чем не догадывался простой горожанин. Люди прижимистые и практичные, они позаботились о том, чтоб их богатства не достались ни новой власти, ни кладоискателям. Свои сокровища они охраняли с помощью каких-то тайных средств. Каких, никто толком не знал. Поговаривали только об особых заклятиях да о призраках, будто бы стерегущих клады. Стоило какому-нибудь усердному кладоискателю приблизиться к сокровищу, как его охватывал беспричинный, сводящий с ума страх. Бывали и загадочные, необъяснимые случаи гибели кладоискателей.
Западносибирский банк тоже был основан старообрядцем Устином Евстафьевым. Богатый был человек, его банк размещался в лучшем здании города. Дела его шли хорошо до 1883 года, когда город потряс финансовый кризис. Суть его в следующем: банк оказывал тогда такую услугу — учет векселя. Вексель был долговым обязательством между частными лицами с указанным в нем сроком погашения. Если заимодавец не хотел ждать времени выплаты долга, он передавал вексель банку за меньшую сумму, а должник выплачивал деньги и проценты не своему кредитору, а банку. Если обязательства не выполнялись, то банк привлекал должника к судебной ответственности, такие векселя называли опротестованными. В те времена учет векселей, ходивших наравне с бумажными деньгами, считался рискованной, но выгодной операцией.
— Так вот, — продолжал похожий на седую, мудрую крысу архивариус, — в злосчастном 1883 году Западносибирский банк учел опротестованных векселей на сумму, во много раз превышавшую его уставный капитал. Должники были безнадежны: опись и продажа их имущества едва ли покрыла бы даже судебные издержки. Устина Евстафьева хватил удар, и он вскоре скончался, а его молодая супруга, происходившая, кстати, из обедневших дворян, сошла с ума: часами она бесцельно бродила по дому (жилые комнаты тогда размещались в самом здании банка). Вскоре и она умерла, а здание банка перешло к новым хозяевам. Поговаривали, что перед смертью она прокляла банк и сам дом. С тех пор дом много раз менял владельцев (редко у кого дела шли хорошо), а призрак время от времени появлялся в коридорах здания.
Рабочие наотрез отказались остаться на ночь выправлять паркет.
— А если он опять появится, — зловещим шепотом продолжал Тимофей. — Дверь откроется и…
Дверь открылась, на пороге стояла женщина.
— Не ждали?
Все онемели. Первым пришел в сознание Сема. Он узнал У.Е. В этот момент Сема подумал, что лучше уж ему было бы встретиться с призраком.
У.Е. не собиралась выслушивать истории про призрак, ее интересовало одно:
— Свистунов, когда будет сдан объект?
— Двенадцатого сентября, — с неожиданной для себя уверенностью ответил Сема.
Уже потом он понял, что на двенадцатое сентября приходится день памяти Симеона Верхотурского, святого, оберегающего Семину шальную душу. Теперь Сема знал, что надо делать. С утра он отправился к своему духовнику, отцу Александру. На следующий день здание банка освятили.
Стройка шла к концу. В рекордно короткие сроки, за девять месяцев, был выстроен современный банковский офис со всей инфраструктурой и уже завезена часть мебели. Но произошло еще два случая, о которых стоит рассказать. Сначала не могли открыть ключом сейфовые двери (две тонны весом), которые везли из-за границы и монтировали закрытыми. Наверх пока не сообщали, а киприоты предложили привести “спеца по открытию сейфов”.
Свистунов лично разговаривал со “спецом” по телефону. Тот требовал лучшую гостиницу, четыреста баксов за каждую рабочую смену и новую подругу ежедневно.
Надо было что-то решать, проверить все варианты: постучать, продуть, смазать замки и, если не поможет, раскошелиться на спеца.
— Может, все-таки сами откроем, а то как бы опять не пришлось платить свои кровные, — предложил Сема.
Это помогло. Сообразили сами. Дверь открылась.
Не успели спокойно вздохнуть, как тут же возникла новая проблема. Сигнализацию, которой на тот момент не было аналогов в городе, отказалось принимать Управление внутренних дел. Пришлось Семе ехать по друзьям, кланяться в ножки. Благо еще люди не забыли, что Сема не крысятил подарки, курировал безопасность. И только благодаря этому дали добро на прием, в виде исключения. Как выяснилось, и это были цветочки. Сигнализацию монтировал друг шефа киприотов, конченый пьяница. Дело у него не клеилось. Он, отключив в программе сто из ста двадцати датчиков, в таком виде сдал систему безопасникам “Призмы” и благополучно отбыл на родину.
Свистунов узнал об этом случайно. В один из вечеров перед уходом он заглянул в предкассовый коридор, где уборщица не закрыла окно. Сема хотел было запереть его сам, но что-то остановило. Он обошел здание, лихорадочно открывая все окна: одно, второе, десятое… Сигнализация не работала.
Месяц после этого Сема и тот самый офицер охраны жили в банке вместе с начальником киприотов, который, к счастью, еще не успел уехать из России, и восстанавливали систему. Это был тихий ужас. Постоянно случались ложные сработки, а нужные датчики, наоборот, не реагировали. Сроки пуска офиса серьезно поджимали. Была уже назначена дата презентации.
И Сема все-таки успел.
Презентацию с банкетом проводили прямо в новом офисе.
На банкет Сема чуть не опоздал, его остановил гаишник, а Сема в спешке, надевая смокинг, не переложил в него документы на машину и права. Он все объяснил старлею, что это он построил тот банк и сейчас его будут открывать губернатор и мэр. Старлей взял под козырек и отпустил Сему без денег: “Потом завезешь документы” — и даже похвалил за стройку.
А все говорят, что так не бывает. Бывает, гаишники тоже люди. Сема даже извинился про себя за то, что считал ментов уродами, всякие бывают.
Сема не опоздал, но приехал позже всех, и ему не хватило наградного памятного значка за открытие банка — их разобрали гости и те, кто не участвовал в строительстве и сдаче. Зато Семе пожали руку мэр, губернатор и другие важные гости. Это было признанием его заслуг. Мало кто из собравшихся знал, что шустрый господин в черном смокинге еще сегодня утром стелил с рабочими покрытие и вешал центральную люстру в зале.
Семе все эти застолья были внапряг. Он долго искал схему, устраивающую всех. Постепенно пришли к следующему: шефам — коробочку сразу (все непочатое), потом сотрудники и гости — волки и овцы гуляют вместе. Затем приходила “группа зачистки” (официанты и охрана) и рассовывала по сумкам все до последней крошки.
Шефы дали Свистунову две тысячи долларов. Такую премию Сема никогда больше от них не получал. Через неделю он купил себе первую в жизни иномарку (подержанный, но в хорошем состоянии фольксваген).
Призрак больше не появлялся, но ЧП в банке продолжались. Одним прекрасным утром, после чудесного уикенда, Сема, приехав на службу, удивился суете у банка и, еще не выйдя из машины, понял: что-то произошло и очень серьезное. Навстречу бежала начальник управления делами: “Нас ограбили. Вскрыли хранилище”.
Не может быть, пронеслось в голове у Семы, его нельзя открыть. Нет, и еще раз нет, этого не может быть, потому что это НЕВОЗМОЖНО.
Зайдя в банк, выяснил, что ограблена вечерняя касса, откуда деньги вовремя не перенесли в хранилище, похищена огромная сумма — около 3,5 миллионов рублей. Сема пошел в кабинет подумать, как быть дальше. Он отвечал за работу службы охраны, и это была его проблема.
В течение получаса в банке побывали все — от районной милиции до прокуратуры и ФСБ. В нарушение всех инструкций они рвались в кассу, снимали служебные помещения банка на видео, топтались в помещениях кассы, полных денег. Сема вышел и потребовал соблюдать правила или хотя бы приличия, его послали, он послал всех еще дальше. Начал налаживаться контакт.
Следователь, узнав, что Сема курирует эти вопросы, сказал:
– Я должен вас допросить.
– Нет, — ответил Сема, — мне нужно два-три часа, чтобы найти версию, или денег потом не найти.
Следователь согласился и дал четыре часа.
Сема начал опрашивать дежурных охранников, не было ли сбоев охранных систем в выходные. Оказалось, были, но еще в пятницу. “Почему не доложили?” — “Так сами же разобрались”. Через час была ясна картина произошедшего. Накануне кражи злоумышленник вывел из строя охрану периметра и сломал замки на окне в кассу. На следующий день кассиры этого не заметили. В эту же ночь и произошла кража.
Были известны подозреваемые: наряд субботней охраны. Сема попросил командира спецназа привезти их в милицию. Тут же выяснилось, что один собрался в отпуск. Это он, предположил Сема. Предстояло найти троих охранников, которые жили в городах-спутниках областного центра.
Охрана в банке была крутая: элитный спецназ. Почти все ребята имели краповые береты и бывали в горячих точках. Но начало событий в Чечне подкосило уклад отряда. Там было жарко, хватало бардака и предательства, а с ребят, вернувшихся с войны, требовали отчета за командировочные (гостиничные услуги, отметки командировок). Ребята воевали, и отмечаться не было ни времени, ни возможности, в итоге все остались должны государству, пославшему их на смерть. Пришлось идти охранять банк в свободное от службы время, и часть оплаты шла на гашение долга.
Спецназ сработал профессионально: вечером трое подозреваемых сидели в милиции и давали показания. Ночевать оставили одного. Улик становилось все больше, но он не признавался и, главное, не возвращал деньги.
Из головной конторы приехали ревизоры. Они выяснили, что столько денег в вечерней кассе никогда не было (значит, возможны сообщники в банке). Ведьма Сему порадовала: если деньги не найдут — он и его потомки будут их отрабатывать.
Сема уныло побрел в свой кабинет. Вдруг на рабочем столе он заметил свою старую книгу с приметами, наговорами и приворотами, купленную при довольно странных обстоятельствах. Книга периодически терялась и находилась лишь тогда, когда в ней возникала необходимость. Сема не помнил, что он вообще приносил ее на работу. Не листая, Сема открыл книгу и, пробежав глазами, понял: попал. На открытой странице был напечатан заговор на покраденную вещь. Три раза, как требовало описание, прочитал заговор и… заснул прямо за столом. Было половина двенадцатого пополудни. Сема проспал до пяти вечера. Его разбудил звонок Ведьмы.
– Ну как? — спросила она.
– Найдем, — ответил Сема.
– Когда?
– А когда надо?
– Надо бы сегодня, чтобы недостачу не показывать на конец месяца.
– Значит, сегодня и найдем.
Только он положил трубку, еще звонок:
— Это управление МВД, тут ваши деньги привезли. Надо бы посчитать и получить.
Сема надел свой бронежилет, сам выгнал бронеавтомобиль, и вдвоем с кассиром они поехали в милицию.
В милиции деньги пересчитали, не хватало 50 тысяч. Это была мелочь по сравнению с общей суммой, но Сема спросил: “Где и как нашли?” Следователь Илья, с которым у Семы уже сложились добрые отношения, рассказал, как подозреваемый в 12 часов позвал охрану и сказал, что сделает признание. Следователь сразу ему не поверил. Нервы у парня железные, неоднократно бывал в горячих точках — что бы ему вдруг сдаваться? (Один Сема знал, в чем тут дело, но промолчал.) После они поехали к подозреваемому домой, и тот отдал деньги.
– Где он их прятал?
– На чердаке.
– Что ж сразу-то не нашли?
– Слишком просто.
– Значит, остальные в подвале, раз все так просто, — сказал Сема.
Остаток денег действительно через день нашли в подвале.
– Хотите, покажу, кто грабитель? — Илья достал фото.
До этого Сема знал только фамилию задержанного. Сема обомлел, он знал почти всех охранников банка по именам, но никогда бы не подумал на этого, нормального компанейского малого, с которым дружила половина банка.
– А мотив? — спросил Сема.
– Все довольно просто. Жена, двое взрослых детей (чужих) и третий, маленький, — свой. Дали квартиру, сначала обещали бесплатно, а потом сказали: или плати, или выметайся. Короче, благородный разбойник.
– Да нет, квартира стоит 150 тысяч, а взял три с лишним миллиона, и в гараже нашли ворованные запчасти, так что это у него болезнь.
– Говорит, взял бы поменьше — не попал бы, — рассказывал Илья.
– Да, глянул бы он в соседний сейф. Там было битком баксов, — парировал Сема.
На следующей неделе произошли два интересных события.
Приятное: “Призма-банк” поощрил сотрудников милиции. Причем Сема проследил, чтобы премию получили и рядовые сотрудники. Он сам и выдавал конверты. Кроме того, вручили подарки: компьютеры, мебель для отделов. После раскрытия кражи Сема зауважал ментов.
Забавное: в понедельник Сема вызвал по телефону начальника охраны, который показывал рвение в поисках денег, и попросил уточнить, как идут дела. Главный охранник считал себя очень крутым, так что говорил он с апломбом: “У нас все на контроле. Все работают. Мне докладывают из МВД каждый час. Думаю, что хотя бы часть суммы вернем. Я даже с “синими” (ворами) встречался, это не их работа, но если они деньги найдут, то отдадут за вычетом комиссионных”. “Эх ты, Петр — сказочник. Деньги еще в пятницу были в хранилище. А ты все ищешь”.
7. Чудеса
Сема был везучим с детства.
Первое чудо случилось с ним очень давно. Он бежал за автобусом (“пазиком” с мордой от “газона”). Догнал, когда тот остановился перед подъемом в горку, и вдруг упал прямо под колеса. Через секунду встал на четвереньки, тупо посмотрел на мост автобуса и вдруг отчетливо услышал:
— Сема, беги!
Подняться самостоятельно он не мог и по-звериному, как дикая кошка, выполз из-под колес. Автобус тут же сдал назад, газанул и уехал. Водитель даже не заметил мальчика, а вокруг никого не было. Тогда это забылось, но позже Сема не раз задавал себе вопрос, кто же его спас, крикнув “беги”?
В институте Сема учил один билет, и именно он попадался ему на зачете. Лучшие девчонки в него влюблялись, товары в магазине заканчивались на нем, при покупке авиабилетов только перед Семой снимали бронь, очередь оставалась с носом, а Сема с билетом. А если уж он не получал билет, то рейс почти всегда бывал проблемным (задержка, посадка не туда или еще чего похлеще).
Однажды Сема купил новое авто — сияющую вишневую “пятерку”. Как раз начались первые осенние заморозки. На полдороге начал моросить дождик, так себе, несерьезный. А потом и вовсе прекратился. Сема не заметил, как дорога покрылась ледяной корочкой, и на большом спуске его понесло. Было это считанные секунды, но время растянулось. Он увидел, как пацаном плывет в лодке по реке, усиленно работая веслами, а река его сносит и сносит. Он делает ошибки при гребках, нервничает, начинает паниковать (плавать-то не умеет), но потом берет себя в руки и побеждает течение.
Машина за это время скатилась на соседнюю полосу. Рядом раскрылась бездна оврага.
“Только чудо может спасти”, — пронеслось в голове.
И машина вдруг медленно заскользила к другой кромке дороги (даже чуть в горку). Педали и рычаги растерянный Сема бросил давно. Он все равно не знал, что делать. Но машина, как ни странно, не глохла на скользком покрытии. Он опять куда-то поплыл и явственно увидел маленькой старшую дочь, как совсем крошкой увозил ее подальше от окон общаги, вытаскивал из коляски, жулькал и чмокал в розовые щечки. Машину снова понесло на встречную, а там шла “Волга”-такси.
— Сейчас долбанемся!
Но водитель-профессионал, рискуя, проскочил в опасной близости.
— Слава Богу! Спасибо тебе, Господи! — лихорадило Сему.
Машина, еще скользя по дороге, заглохла. Подошел водитель “Волги”:
— Ну, парень, ты в рубашке родился! Блин! Помощь нужна?
— Нет, спасибо. Отойду и потихоньку поеду, — выдавил Сема.
Через четверть часа он тронулся дальше, и вскоре по пути ему попалась знаменательная табличка: “Деревня Чудово 2 км”. Сколько раньше Сема ездил по этой дороге, а название такое прочитал впервые. Вечером этого же дня он первый раз сходил в церковь и, не зная, как себя вести, попросил какую-то бабулю поставить свечку за спасение.
О способностях Семы знал Еврик. Он часто говорил, когда Сема вытаскивал очередное завальное дело:
— Не понимаю, как у тебя это получилось?!
Позже, когда шеф стал богаче и циничнее, он говорил уже по-другому:
— Везет тебе, Свистунов. За это я тебя и держу. А как перестанет везти, найду другого.
Ведьма же никогда особо успехам Семы не удивлялась. Она, похоже, знала что-то, что другим и даже самому Семе было невдомек. Со временем он понял: Ведьму невозможно обмануть. Она чует все или, может, знает. Но скажите, как можно знать то, о чем Сема никому никогда не говорил? Поэтому он даже не пытался думать о чем-нибудь лишнем, когда бывал у нее на докладах, иногда это помогало.
У Семы была одна стопроцентная примета: если он ехал на дело и ему попадал встречный автомобиль с номером 777, успех был гарантирован. Видимо, поэтому в “Призме” половина начальников ездили с такими номерами. Их получал Сема лично.
Когда друзья спрашивали, как он это делает, Сема отвечал:
— Очень просто, надо вовремя прийти в ГАИ и встать за тем, кто получит 776. И вся наука.
Но это все мелочи. Удачливых людей в “Призме” было очень много, особенно в первое время. Команде удавалось такое, что другим и не снилось.
Потом простые обыватели затерли “везучих”, и те потихоньку разбрелись кто куда. Многие из них (только Сема знал человек десять) стали первыми лицами в других банках, филиалах и коммерческих фирмах. Звали и его не раз. Он даже проходил различные согласования, но все ждал чего-то. А может, это была судьба, так долго быть с ними.
Отдавая себе отчет, что стоит большего, и оценивая опыт тех, кто ушел, Сема часто приходил к выводу, что это именно она — Ведьма — делала людей успешными. Любовь или ненависть, которую они испытывали к ней, превращала любые препятствия в преодолимые.
Удачу и счастье Сема классифицировал по-разному. То есть счастье по-Семиному — это удача, которая дает ощущение покоя и благоденствия, полета над бренным миром. А удача — это когда у тебя получается то, что не выходит у других, но покой и все остальное только снится.
Счастье у Семы всегда было мимолетным, он даже к нему особо не стремился, потому что, как только оно его посещало, сразу переставало везти. Со временем Сема решил, что везение ему важнее. Везло Семе и по-белому, когда попадали три семерки или случалось что-то хорошее ни с того ни с сего. И по-черному, когда попадали три шестерки и тоже что-нибудь случалось или просто проносило мимо проблемы. Как ни странно, на шестерках случались и хорошие вещи. Например, в 1998 году, который раскладывался как три раза по “666”, Сема вдруг стал богаче и все получалось, как в сказке. Когда все попали на дефолт, Сема спокойно выплачивал фиксированные рублевые кредиты за товары, которые были куплены до краха платежной системы и с каждым днем дорожали. Везло на одну четверку и на “13” — это были Семины числа. Цифра “26” вела к авантюрам, а три восьмерки — к краху, почти как черный кот.
При этом Сема не стал паразитировать на своих способностях и не делал из этого бизнеса. Мудрые старшие друзья говорили: везение — это закономерный процесс, везет тому, кто везет воз. Сема всегда зарабатывал много, особенно при социализме, когда зарплата инженера была равна 100 рублям. Сема мог заработать на разгрузке картошки или в трансагентстве до 1000 рублей в месяц. Причем это был просто приработок, основная работа была другой, и их, работ, иногда было и две или даже четыре.
При новой власти ему тоже всегда платили много, но деньги у него не копились, Сема сначала пыжился, а потом понял, что копить не его дело, и стал просто жить в свое удовольствие, не считая, сколько тратит, и чем больше тратил, тем больше зарабатывал.
Когда деньги кончались, Сема долго думал, где бы их достать. Если ситуация была сложной или требовались деньги на подарки, на учебу детям, они вдруг появлялись: либо давали неплановую премию, либо возвращали забытый долг, иногда и по второму разу, или вдруг выкатывали гонорар за какие-то услуги. С этих халявских денег Сема почти всегда отдавал десятину на бедных или на церковь.
Может показаться странным, что банкиры, бизнесмены, олигархи — люди прагматичные и расчетливые, верят в приметы, прибегают к помощи чародеев, магов, колдунов и прочих шарлатанов. Но не таким ли образом ведут себя спортсмены, актеры, некоторые студенты и школяры — люди, чьи занятия связаны с риском, в чью жизнь так часто вмешивается случай. Скажем, биатлонист может на тренировке разбить пятьдесят мишеней из пятидесяти, но на огневом рубеже ничтожная случайность (порыв ветра, сбившейся прицел и т.п.), которую нельзя было предугадать, лишит его медали. Актера может смутить случайная реплика, брошенная бестактным зрителем, студенту зададут дополнительный вопрос, на который он не будет знать ответа.
Можно натренировать глаз, вызубрить учебник, но нельзя предугадать ту случайность, что по праву зовется роковой. Что же тогда говорить о солдате на передовой. Каждый день он рискует жизнью. Он научится окапываться, укрываться от осколков, он наденет толстый бронежилет, но “случайная” пуля или осколок найдут его и в окопе, и в блиндаже, попадут в прореху бронежилета. Успех, а подчас и жизнь предпринимателя также далеко не всегда зависит от его расчетливости. Сколько предпринимателей обязаны интуиции своим процветанием. Скольких интуиция заставила продать акции, перед тем как они обесценятся, обменять валюту незадолго до падения курса, отказаться от сделки, которая обернулась бы разорением. Ну как после этого не уверовать в наличие неких таинственных сил.
Значит, надо наладить отношения с той таинственной силой, что этим случаем управляет, а здесь расчет и разум бессильны. Помочь может лишь интуиция. Интуиция же вещь загадочная, она открывает нечто, недоступное разуму. Она заставляет человека верить приметам, совершать магические обряды, обращаться за помощью к ведьмам и колдунам. Интуиция и вера в иррациональные силы (а вовсе не любовь к Богу) ведут предпринимателя в церковь. Платит крутой бизнесмен крутому священнику за освящение автомобиля или офиса, платит за пудовые свечи, не жалеет денег — верит, что воздастся ему сторицей. И, как это ни удивительно, приметы сбываются, обряды помогают, колдовские чары оказывают свое действие. Освященный автомобиль хранит своего владельца от ДТП, в освященном офисе лучше течет работа. Почему — точно не знает никто.
8. Домашний бизнес
У.Е. и Еврик не могли не понимать, что диверсификация — это не просто термин и параллельным бизнесом надо заниматься, как сексом, например, а не просто говорить об этом. С кадрами их параллельному бизнесу всегда не везло. Только появлялся толковый работник, как сразу оказывался в банке.
Они прекрасно отдавали себе отчет, что создающий параллельный бизнес будет или самостоятелен, или ничего не создаст (да и приворовывать будет наверняка). Это известный факт. В семейный бизнес даже наемных работников брали семьями, чтобы в случае чего не взбрыкивали. У Еврика была дочь от первого брака, Анжела Ермолаевна. Высокая, голубоглазая блондинка, ростом метр восемьдесят три. Не лакомый кусочек, а роскошный бисквитный торт с кремовыми розами. Банк ей был, конечно, “по барабану”.
Оставалась надежда на зятя. Первые два брака Анжелы оказались неудачными, “пробными”, как она сама выражалась. Третий муж Анжелы, Аркаша Плотский, был красив, как Орландо Блум. Происходил он из старой и бедной еврейской семьи. До встречи с Анжелой уже пробовал заниматься бизнесом и чуть не налетел на пули. Год приходил в себя. Два года пытался сдать экзамен в заграничный вуз по программе МВА (затем все-таки сдал), выучился. Но заграничное образование ума Аркаше не прибавило. Зато Аркаша уловил основополагающие, на его взгляд, вещи. Первое: уважают того, кто делает дело и говорит “да”. Или того, кто ничего не делает и никогда не говорит “да”. Аркаше больше подходило второе.
Вторым правилом стало — отчитываться за успехи других и присваивать чужие заслуги. Это у него выходило запросто. Пользуясь привилегией зятя, он входил к обоим шефам в любое время и без стука. У него даже появились прихлебатели. Но они чувствовали, что Аркаша рано или поздно сдает всех, поэтому как можно быстрее пытались ухватить как можно больше крошек с барского стола.
Последним правилом Аркаши было “усложнять схемы”, “наводить туману”. Ну и таким образом проще было что-нибудь украсть. А без этого Аркаша уже не мог. Всего хватало, но из любви к искусству он продолжал тырить все и везде.
Аркаша был полон амбициозных планов. Сначала он пытался создать пивной ресторан, но прогорел. Слишком велика было конкуренция: за кошелек любителя пива одновременно боролись десятки, если не сотни, пивных баров, клубов, забегаловок. Затем открыл клуб “Барвиха”. Ориентировался он на знаменитые правительственные комплексы вдоль Рублевского шоссе. Заведение предназначалось для бизнес-элиты города. В “Барвиху” пускали исключительно по клубным картам. Стоила она около трех тысяч рублей в месяц, а решение выдавать пропуск или нет принимала администрация после проверки соискателя службой безопасности. Но дела у “Барвихи” не заладились. Очень скоро клуб залез в большие долги. Просчет был один: сделать элитный закрытый клуб на триста — четыреста человек невозможно. В городе таких людей от силы набиралось человек сто. Заставить их каждый вечер ходить в “Барвиху” было нереально. Продажа клуба едва покрыла долги Аркаши.
Новой сферой приложения сомнительных дарований Аркаши стал семейный бизнес. Плотский четко просчитал, что Еврик и У.Е. не будут копаться в грязном белье сами. Он окружил себя такими людьми, что звезд с неба не хватали, но были хорошими исполнителями. В течение трех лет он создавал ручейки и ключики, которые слились в единый финансовый поток. Все стоящие активы были выведены из оборота “Призмы” в различные “ООО”, “ЗАО”, и т.д. За них банку была выставлена контрибуция. Получился бизнес паразитический (или домашний) по перекладыванию денег из большого кармана в маленький, но свой, где и денег уже становилось больше, чем в главном.
На вырученные в течение двух лет средства выкупили две трети акций “Призмы”. Как выяснилось потом — зря, не надо было так много. Продать потом не смогли. Кому же надо более 51 процента? Зато глобальную задачу сделать банк личным выполнили успешно.
Стоит отметить, что Аркаша был странным арифметиком: умел отнимать и делить, но не умел ни прибавлять, ни умножать. Он ничего не создавал, и любое его новое дело — покупка недвижимости, организация турагентства, строительные программы — приносило доход только лишь ему, банку же, а порой и семье — одни потери. У.Е. все это знала, но прощала. Была ли У.Е. ведьмой, еще вопрос, но вот женщиной-то она оставалась. Аркаша был единственной слабостью, которую она себе позволяла. Возможно, слишком долго позволяла.
В 2004 году финансисты банка с подачи Семы начали искать предложения, альтернативные поступающим от Аркаши. Выяснилось, что элементарно. Всегда можно найти лучше и дешевле. Работников прикупили, припугнули, Аркаше дали срубить на одной из сделок. Семе поставили на вид.
Когда пришло время отрубать концы, Аркаша предложил избавиться от банка, продать его так, чтобы новый хозяин попал в кабалу и вынужден был платить за аренду и выведенные активы. Хлопот меньше, деньги практически те же.
Нужно было убрать неугодных, кто много знал и мог помешать сделке. Оставить только “казачков”, которые помогли бы и дальше паразитировать на “Призме”.
У.Е. дала подтверждение: пора действовать.
9. Чехия
Сема считал, что знает все ходы шефов, но просчитался. Может, потому, что их было двое, а может, потому, что она-то Ведьма. А Сема — так, подмастерье.
Просчитался он, даже несмотря на то, что его жизнь уже давала ему такой урок. Когда-то в молодости в гарнизоне, где Сема обеспечивал торгово-бытовое обслуживание жителей городка, сменился командир. Смена прошла по бартерной схеме: их старый был хохлом (украинцем), новый — русский (тогда еще не новый русский), а служил на Украине. Оба генерал-майоры, а так как СССР не стало и всех потянуло на самостийность, их просто поменяли местами.
Первый был туповатым, но простым, добрым малым и настоящим, кондовым воякой. Второй был — головастый и себе на уме. Тоже жесткий и сильный воин, но скрытный и хитрый. Сему он постоянно контролировал и недолюбливал, потому что не мог им командовать (Сема не носил погоны и плевать хотел на заморочки генерала).
Новый сразу выстроил схему, которая отсекла Сему от информации о боссе. Он поменял всех ординарцев, порученцев и помощников. Набирал их из разных полков, потом запретил им встречаться и обращаться за помощью друг к другу и к Семе. Про старого Сема знал все, про нового только догадывался.
Как-то Сема рассказал эту схему Еврику, тот схемой воспользовался: в каждом серьезном отделе был порученец шефа, который в случае поступления команды работал, не отчитываясь перед руководителем, и что он делал, знали он и шеф, и, конечно, Ведьма.
Сема знал, что его люди работают в Чехии: еще бы, командировочные-то он подписывал (по 50 баксов только суточных — лафа, за полгода хорошие бабки зарабатывали).
Он просчитался в масштабах задач и поэтому никак не мог понять, почему тормозятся два больших объекта банка, которые он вел.
Под началом Семы работали девять линейных руководителей и семьдесят подчиненных, но ему не дали провести в эту “команду” ни одного своего человека. Это было даже предметом тайной гордости Семы. Работать по чужим правилам, с чужой командой и осваивать бюджет до двух миллионов долларов в год!
Озадачило только одно: никогда раньше шефы не уделяли такого внимания своим личным задачам. Подписывая очередной командировочный отчет, Сема увидел: “Карловы Вары”. При чем здесь эти Вары — офис-то делают в Праге?! Он вызвал рабочего Володю.
– Ты ошибся, что ли, почему не Прага?
Тот, не думая, вывалил:
– Так мы там и работаем — на доме, а в Праге все готовое взяли.
– Ладно, мы с тобой об этом не говорили, — сказал Сема.
– Понял, — буркнул Володя.
Но, видимо, доложил, потому что с этого дня квартирные начали платить в пять раз меньше, а секретного названия в отчетах больше не было. Быстро схватывают, понял Сема.
Еще он понял, как только закончит дела в Чехии, будет им не нужен. Ну что ж, проинформирован — значит, вооружен. Надо искать место.
Сема анализировал очередные ходы шефов, и что-то не сходилось, не было стройной логики.
После того, как дела в Чехии закончили, Ведьма вдруг приняла решение направить туда на работу и отдых наиболее отличившихся сотрудников.
“Мучает совесть, — предположил Сема. — Может, все-таки я не прав. Посмотрим”.
В конце августа Сему и начальника строительного управления банка Жору вызвали к шефам. Жора не был Семиным кадром. Но они сошлись, потому что вместе было легче выносить выкрутасы начальства, и страховали друг друга, как могли. Жора в принципе мог заменить Сему, и Сема передавал ему свои умения и полномочия, однако тот осторожничал, видно, жизнь била мужика не раз.
– Ничего, прорвемся, Жора, — подбадривал Сема.
– Точно, — улыбнулся Жора.
Вышли от шефов они в полной прострации.
Секретарь Арина даже подумала, не выгнали ли обоих. И участливо спросила:
– Что, получили?
– Ага, получили, — пытаясь осознать услышанное, пробормотал Сема. — Получили указание ехать передавать опыт в Прагу.
– Здорово, поздравляю, — обрадовалась Арина.
“Добрая душа она, — подумал Сема, — радуется, как будто сама поедет. И как можно не скурвиться в таком бедламе”.
Сема уже не верил в добрые поступки шефов и ждал подвоха.
Самолет заходил на посадку, и Сему поразило разнообразие видов из иллюминатора. Аккуратные деревеньки, угольные разработки, пойма полноводной реки, кусок серого города, панельные монстры и обилие куполов, шпилей, черепичных крыш, арок, мостов. “Вот это да, аж дух захватывает”, — думал Сема.
Встречал сам руководитель представительства “Призма-банка”, бывший торговый полпред в Чехии Кимов. Он десять лет работал на дипломатическом поприще, а потом назвал очередного посла недальновидным политиком за то, что тот считал всех, кто служил в дипмиссии до него, олухами, и был от посольства отлучен. Правда, его услугами пользовались до сих пор. Последние десять лет он работал на “новых русских”. Не только на их фирмы, решал также их личные проблемы: отдых, охота, покупка квартир, домов и т. д. Так он и попал в поле зрения рекрутеров “Призмы”.
За год в Праге открылось представительство “Призмы”, под которое приобрели офис и квартиру. Квартир, как и предполагал Сема, было две и что-то еще. Кимов проговорился про объект, когда понял, что работать приезжали Семины подчиненные.
Приехали в офис. Все пошли приводить себя в порядок, а Сема остался переговорить с Кимовым о делах. Сначала были вручены презенты, газеты и журналы на русском, сырокопченая колбаса и вобла. Разговор пошел откровеннее, Сема привез приказы о представительских, бланки актов на списание, формуляры для заполнения отчетов. Кимов съежился: “Ну вот, опять бумаги писать. Ох, не люблю я это дело”.
Сема откликнулся: “Определите время, час-полтора, и сделаем вместе. Или сделаю я, а вы посмотрите, как это делать в будущем”.
Сема умел составлять любые отчеты, не любил, но умел.
Кимов ответил:
– Только не сегодня. Сейчас идите к своим и через полчаса в город.
Семе вспомнились слова одного из коллег по банку, объездившего полмира:
– Есть три города, которые надо посмотреть в течение жизни: это Париж, Мадрид и Прага. Тебе везет, Сема, у тебя еще все впереди. Пожалуй, Прага — это лучший из трех. Завидую.
Апартаменты находились по правую сторону реки на горке, у спортивного комплекса, стариной там и не пахло: типично европейский городок.
– Ну, не европейский, — поправил Кимов, — есть бардачок, как у нас.
– Ну конечно, — парировал Сема, — то-то вы никак на родину не хотите возвращаться.
– Ну хорошо, почище, чем в России, — согласился Кимов.
– Вот она, Прага, — воскликнул Кимов.
Красная кровь черепицы, зелень готических шпилей и черные от времени стены башен, режущие глаз панельные коробки. Соборы, дворцы, капеллы, мосты — оторвать взгляд невозможно, и обозреть все не получается, и ты словно летишь над этим чудом, вдыхаешь, пьешь его и не можешь оторваться.
Кимов с удивлением заметил, что можно еще успеть на Злату уличку, где жил Кафка, а до него — маги, колдуны, ведьмы и алхимики. Семе нравились тесные проулки, нравились лачуги бывших мастеровых, он, в отличие от остальных членов команды, проворно сновал по винтовым лестницам вверх и вниз. Снова, к удивлению Кимова, никто с них не брал платы, и даже он, проживший в этом городе около двадцати лет, сказал, что увидел много нового. Кованое оружие, доспехи, украшения, кубки, посуда, домашняя утварь, керамика. Комнаты пыток, казематы и сидячие сортиры местной знати.
Спустя несколько часов спутники Семы уже пресытились пражскими достопримечательностями и надолго обосновались в легендарной пивной “У ката”, стены которой были украшены изображениями палачей и орудий пыток. Сема же продолжил путешествие по городу один. Он ловил себя на мысли: вот за тем поворотом что-то будет — но секрет никак не открывался. Он пришел на Йозефов град, к старой еврейской ратуше. Стрелки часов на крыше ее бокового фасада шли назад. Семе показалось, что назад потекло время, и ноги сами повели его по улицам средневековой Праги. Покинув гетто, где некогда жил создатель Голема Рабби Лёв, Сема дошел до украшенного многочисленными скульптурами Карлова моста. По мосту Сема добрался до “пражской Венеции” — живописного острова Кампа, отделенного от остального города влтавской протокой Чертовка, где некогда стояла пивная “У семи чертей”. Дойдя до Малой страны, Сема повернул на север, к Градчанам. Его как будто кто-то вел. Вел, как оказалось, к громаде готического собора св. Витта. Королевский саркофаг с могилами Карла IV, Иржи Подебрада и даже покровителя астрологов, алхимиков и колдунов Рудольфа II почему-то не заинтересовал Сему. Зато он не мог оторвать взгляд от исполинских витражей. Его особенно заинтересовало одно изображение: черный ангел с траурными крыльями. Тут же от стены отделился человек и ответил на вопрос, который Сема еще только хотел задать.
— Это одно из многочисленных изображений Хозяина Преисподней, — сказал человек по-русски. — Самое ранее находится в церкви Сан Аполлинаре Нуово в Равенне.
Сема долго не мог оторваться от фрески. Ему почему-то вспомнился долгий, пристальный взгляд чуть косящих глаз Ведьмы.
Пора было возвращаться. Ноги после многочасовой прогулки гудели. Пришлось воспользоваться трамваем.
Сема боялся засыпать, странно, так бывало очень редко, он не был трусом, но сейчас казалось, что информация его поглотит и он увидит путь, по которому идти не хочет, а если увидит — придется. Сема проверил, где его нательный крест, успокоился и быстро уснул.
…Темный зал, украшенный костями тех, кто не захотел внять голосу Хозяина. От Хозяина Сема видел только волосатую руку с когтями и контракт, в нем была Семина фамилия и сумма $1234566. Рядом с гусиным пером в руках бегал Кимов в красном обтягивающем трико, ботфортах с задранными носками, кафтане с воланами и шапке — не то с ушками, не то с рожками. Сема подписывать ничего не хотел, но, догадываясь, что отсюда можно и не выйти, тянул время и задавал вопросы.
– Ты кто?
– Подпишешь контракт — узнаешь.
– Но я же работаю, и нужно время, чтобы что-то менять.
— Те, на кого ты работаешь, уже подписали контракт, и не разводи демагогию, ты не на партсобрании. — Курчавый собеседник побагровел — это Сема увидел по его лапам и кончикам ушей.
– Дурак, соглашайся, — услужливо проговорил Кимов.
– А что за странная сумма? — выдержав паузу, сказал Сема.
– Почему странная, мне нравится, — ухмыльнулся Хозяин.
– Но после шестерки должна быть семерка, — не унимался Сема.
– Шестерка мне нравится больше, но если ты такой мелочный, я добавлю, но не доллар, а 66 центов.
Сема теперь точно понял, кто это, и больше не боялся, хотя понимал, что ответ может стать последним. Он даже инстинктивно закрылся левой рукой (в юности занимался боксом и боксировал в стойке левши). Инстинкт сработал раньше сознания, но лапа все же скользнула по тыльной стороне руки чуть ниже кисти. Сон закончился…
Утром Сема мучительно долго вспоминал, что ему снилось, а вспомнив, сначала пожалел о том, что вспоминал. Приснится же всякая ерунда. Позже, делая бутерброды на кухне, он вдруг обратил внимание на старый шрам на внутренней стороне руки. Что-то не так, мельком взглянув, отметил он, и точно, шрамов стало два. “Отметили, суки”, — сжав зубы, подумал Сема. Да, это уже не шутки, учитывая, что и сон был с четверга на пятницу.
Сема с детства был меченым, у него были две больших родинки на правом виске и правой коленке, но этих меток не было видно. Поэтому чужие об этом не знали. Он же еще ребенком, услышав поговорку “Бог шельму метит”, сразу понял, про что это.
Сема был готов к переменам всегда, он взял за основу отношений с шефами дельную мысль нелюбимого народом олигарха Чубика, который при всем при том был человеком дела и слова. В одном из интервью после очередных слухов об его отставке он сказал примерно следующее: я всегда утром иду на службу с настроем на долгую работу, а к вечеру, если нужно, готов сдать дела. Сема не был плагиатором, но эту мысль он взял на вооружение, и, когда придет время “Ч”, он будет готов. Теперь он понял, что это время, кажется, пришло.
Теперь он уже чувствовал себя просто туристом. Он запланировал посетить три замка: вотчину Фердинанда-охотника, истребившего более тысячи животных; неприступную крепость какого-то из чешских вельмож и “Замок костей”, где, как рассказал Кимов, даже люстры сделаны из человеческих останков. Причем третий замок был в обязательной программе. Сема не мог понять, как шефы, на людях стремящиеся показать себя истинными христианами, пытались всех особо приближенных отправить в склеп с кучей костей.
Первым решили посетить замок Фердинанда. Сему больше всего поразили дороги, а также местоположение замка (вроде бы рядом цивилизация, а за поворотом настоящая твердыня).
От множества оленьих рогов, кабаньих голов и оперения птиц Сема чуть не впал в депрессию. Когда он узнал, что Фердинанд вел дневники, куда записывал каждую жертву, он вообще начал считать его маньяком. Зато, когда экскурсовод сообщила, что Фердинанда убили, Сема решил: поделом, это звери или их небесный покровитель наказали алчного губителя. Жора удивлялся, почему Сема так ревностно отнесся к мертвым животным.
– Ты же охотник.
— Да, но зачем убивать ради удовольствия? Ради пропитания можно, ради трофея. Но ради забавы… Нет, это убийство.
10. Трофей
Сема приобщился к охоте в детстве. Мать посылала его с отцом в командировки и на вылазки в лес, чтобы отец при нем меньше пил.
Отец был вторым секретарем райкома партии северного района, и дичи, рыбы, других даров природы там было не счесть, да и возможности позволяли поохотиться вволю. Охота в те времена была форменным браконьерством, но тогда Сема об этом еще не знал.
Поздней осенью и весной гоняли зайца на озимых, которые, как и овес с горохом (для тетеревов), сажали специально под дичь, эти поля не убирались, а просто запахивались весной. Это называлось умным словом “агрооборот”.
У каждого из трех секретарей были свои угодья. Правда, третий на охоту ездил реже: он специализировался на другой охоте — на дам.
Специально для охоты держали старый ГАЗ-69, легкий, можно вытолкнуть, проходимый, проверенный еще войной, всегда готовый к охоте: только у него переднее стекло поднималось для стрельбы.
Потом, в 1999 году, Сема купил в деревне такой же, 1949 года выпуска, и хвалился перед друзьями: “Вот машина! Постарше любого из вас, а все еще ездит”.
Зайцев гонять Сема не любил. Во-первых, если зайца брали из-под фары, то это больше походило на убийство, а если не брали, то, как правило, Сема получал затрещину — за то, что плохо светил фарой. Отчасти это было правдой, потому что Сема часто бывал на стороне зайца.
Интереснее была охота на косачей, их набивалось на поле-кормушку до пятидесяти штук, бил их друг отца, директор мясокомбината, из мелкашки с оптическим прицелом, и Семина задача была потом догонять, а иногда и добивать подранков. Сема не был кровожадным, но получал некое удовольствие, добив или догнав птицу.
На уток отец ездил откровенно попьянствовать, влет он стрелял плохо. Уток отец выменивал на патроны, и Семе всегда было стыдно за это. Став взрослым, Сема долго осваивал науку стрельбы влет и научился-таки сбивать быстро летящую добычу.
Самой же ценной добычей был глухарь. Били его также по-варварски, когда петухи выходили на гальку, чтобы набить зоб на зиму. Однажды отцу подарили взятого охотником с тока глухаря, который был выше ростом, чем Сема (Сема учился тогда в пятом классе), потянула чудо-птица на целый пуд. Это воспоминание он сохранил в сердце навсегда и мечтал добыть глухаря по- честному, с тока.
В чем отец был мастер — так это манить рябчиков: он брал их за утро до семи штук, и ловить хариусов, — вот это была трудовая добыча, которая доставляла гордость, удовольствие и была необычайно вкусна. Вкус хариуса среди рыб первый, и можно сравнить его только с морошкой — первой среди ягод.
Сема рос и видел, как скудеет лес, сохнут реки. Все меньше становились табунки тетеревов, все сложнее было найти хорошего глухаря. За хариусом нужно было уже летать вертолетом. Местные начали забывать, что такое морошка и как они косили косами коровяки (разновидность белого гриба) в моховых борах.
Сема пытался взять глухаря с тока уже три года. Брал путевку, готовился, читал литературу, менял патроны, оружие. Выезжал на ток с егерем — а глухарь не токовал. Токовал до этого дня, после, а в этот — не токовал.
История повторялась из года в год. За это время Сема почти наизусть выучил статьи в охотничьих журналах, посвященные глухарю, изучил все, что мог найти в интернете, прислушивался к рассказам и байкам охотников. Набил руку в стрельбе и поставил наконец-то выстрел. Перестал закрывать глаза при выстреле и научился определять место, куда попадет пуля.
В предпоследний раз случилась новая напасть: вроде глухарь начал токовать, а Сема так его и не услышал. “Может, я глухой”, — думал Сема и даже хотел купить активные наушники, но вычитал, что разные охотники слышат песню глухаря по-разному: одни — лучше первую часть — щелканье, другие — трещотку.
“Может, я бестолковый охотник”, — уже было решил Сема — и на следующий день взял на тяге двух вальдшнепов с дуплета. Нет, просто не пришло еще время.
Этой весной Сема уже не так истязал себя охотой. Навернулись проблемы на работе. Охотничий сезон вроде вообще не собирались открывать из-за птичьего гриппа. Вдруг неожиданно позвали на глухаря в далекое хозяйство. Обещали чуть ли не привязать, только пали. “Не то”, — думал Сема. А на душе кошки скребли. Сема задумал: “Возьму глухаря, и все-все сложится как надо”.
Подумал и ахнул: “Попал, где ж я его возьму, если и охота-то не открыта?”
На следующий день заехал в их деревню посмотреть, как поживает Сема, знакомый егерь. Посидели, поболтали за жизнь. Слово за слово, егерь спросил:
– Что не едешь на охоту?
– Так закрыта же.
– Старые сведения, ты же знаешь, наш областной премьер, с птичьей фамилией Синицын, относится к охоте напряженно, но — уговорили. Так что давай, у меня есть пара путевок на глухаря.
Сема подпрыгнул:
– А завтра можно?
– Ну, если тебе не на работу, давай приезжай, — ответил егерь.
– Отпрошусь, — сказал Сема.
Весь вечер Сема готовился — перечитал свежий охотничий журнал со статьей про ток. Он был не совсем готов. В деревне была только гладкоствольная “Сайга” (патрон 0, 410 дюйма) — мелковата, но Сема знал: он сделает это — он добудет глухаря, даже если пойдет на него с луком, — у него нет другого выхода.
Сема перечитал любимую статью про трофейную охоту: о том, как воля к победе дала возможность охотнику добыть рекордный трофей.
Ночью ему снилась птица: он держал ее в руке за горло, и ее шея занимала весь кулак, как в детстве, правда, тогда он держал ее двумя руками.
Сема еще не знал, что битых глухарей носят за ноги.
Условия охоты были идеальные: тепло, сухо, но, когда приехали на ток, выяснилось, что егерь не взял патроны для своей “тулки”. Надеялся на Сему — а у того не было патронов нужного калибра.
Тихонько пошли к месту тока. Чуть забрезжил рассвет, тишина стояла такая, что даже давило на уши. Спрыснул дождик. Егерь шепнул, что если раздождится, то может не запеть. “Запоет, должен запеть”, — думал Сема.
Пока шли, подшумели шипуна (молодого глухаря).
Егерь шепнул:
– Как бы снова не сорвалось.
– Не сорвется. — Сема это уже знал.
И вот первые четкие щелчки — Сема наконец-то услышал глухаря. Егерь показал, как, куда и когда идти, и Сема двинул. Пару раз петух чуть не поймал Сему, останавливая песню, но Сема взял себя в руки и все делал, как по инструкции. Вот уже видна огромная сосна, откуда льется песня. Это, конечно, была не песня, а треск и щелчки, но для Семы эти звуки были желаннее песен райских гурий.
Каждый неверный шаг заставлял напрягаться мозг. (“Ну что ты, Сема, как медведь”.) После того как нога попадала на сучок или на старую листву, сердце сжималось — только бы не спугнуть. Он понимал, что птица не слышит, но не верил в это. Минуты растягивались, как в армии — когда встал за минуту перед утренней побудкой и превращаешь ее в вечность, пытаясь отодвинуть подъем. Сема вспомнил, что профессионалы не советуют идти напролом: птица-то не слышит, а видит хорошо, и он стал забирать вправо.
Затрещала сорока. “Вот, зараза, только спугни, я с тобой разберусь”.
Сема вспомнил, как недавно саданул из своей пневматической “Дианы” сидевшую на антенне у дома сороку, тогда, в принципе, он ничего против нее не имел, но знал, что, когда сорока летает у дома, это не к добру. Потом его друг подтвердил это, пережив лично горе и утрату. После того случая Сема начал стрелять сорок при первом удобном случае, и они ему отвечали такой же стойкой нелюбовью. Та сорока вроде бы слетела с антенны после выстрела далековато, метров пятьдесят, но, когда Сема вышел со двора, увидел ее, битую, на дороге. “Красивая, зараза”, — рассмотрев ее, подумал Сема и отдал вечно голодным соседским котам.
Ее товарка, видимо, поняв, что Сема, хоть идет на первого глухаря, истребителем сорок уже стал, решила ретироваться. Сема почти вплотную подошел к сосне. Пробираясь сквозь молодые побеги малины, он ободрал в кровь руки, но даже не почувствовал этого. “Где же глухарь, неужели на другом дереве?” Сема искал его на верхних ветках и начинал нервничать. “Спокойно, спокойно”, — тормозил свои эмоции Сема.
И тут он увидел: на толстой нижней ветке сосны, распустив хвост и раскрыв крылья, сидела величавая птица. Она пела. Сема повторил про себя, как молитву, прочитанное вчера: “Иди под песню, готовься под песню, стреляй под песню”. Он медленно под трещотку поднял ружье, под следующую трель снял предохранитель. Сколько раз он попадал с этим автоматным вариантом, на охоте забывая, что в руках не ТОЗ-34, а “Сайга”. Но сейчас, как на экзамене, все сделал правильно, быстро и бесшумно.
Следующая песня стала для птицы последней. Сема четко, как в тире, сделал выстрел. Он видел, куда попала пуля, и, решив, что птица бита, не спеша пошел к ней. Но у глухаря тоже еще был шанс, пуля, разбив кость на крыле, ушла рикошетом, и, очнувшись от болевого шока и неожиданности, глухарь дал деру. Сема вспомнил, как гонялся за подранками в детстве, тогда он четко усвоил: не поймаешь — осмеют, и можно получить затрещину. Глухарь бежал очень быстро: еще чуть-чуть — и под корягу, а там, может, и не найдут. Семе нужен был этот трофей, поэтому он несся, как на главных соревнованиях в жизни. Двадцать, десять, пять метров… Догнал. Сгоряча Сема пальнул чуть не в упор, но уже ключом бил адреналин, руки изрядно потряхивало, — мимо. Глухарь забился в корни дерева, повернулся на Сему и готов был сражаться. Сема растерялся, хотел сначала ударить того прикладом, но остыл и, удивившись, что он, здоровый мужик, на секунду испугался гордой и смелой птицы, просто подошел и взял глухаря за длинное толстое горло под самую голову и с торжеством понес к месту, где ждал егерь.
Этот момент он уже когда-то видел или чувствовал. Ах да, сегодня ночью, во сне.
Егерь был несказанно рад, увидев Сему с добычей. За три года, пока они вместе охотились, они успели подружиться. Вообще-то у Семы, как у настоящего банкира, друзей почти не было. Но в последнее время он пересмотрел свои требования к друзьям, и жизнь подкинула новых хороших знакомых, и он довел количество друзей до четырех.
Егерь рассказал Семе обо всех ошибках, которые тот совершил при подходе, похвалил за трофей и взял птицу из дрожащих рук Семы. “Вот так их носят”, — егерь перевернул глухаря, взяв его за ноги.
Что делать с трофеем, Сема не знал, и по общей договоренности они оставили его хозяйке егеря — мастерице на все руки. Через три дня у того был день рождения, и стол, за которым нашлось место и Семе, украшал вместе с жареным поросенком печенный в русской печи глухарь с моченой брусникой. “Эх, и хорошо жить в деревне, — думал Сема, уплетая домашние разносолы, — никаких тебе склок, стрелок, вливаний. Послать бы все к… и в тайгу”.
11. Решение
— Мы поднимаемся?
— Нет! Напротив! Мы опускаемся!
— Хуже того… мы падаем.
— Выбросить балласт!
— Последний мешок только что опорожнен!
— Поднимается ли шар?
— Нет!
— Я как будто слышу плеск волн!
— Корзина — над водой.
— До моря не больше пятисот футов!
В воздухе раздался властный голос:
—Все тяжелое за борт! Все!…
Сема и сам сразу не понял, отчего это вдруг в его сознании всплыла страница из старой детской книги. Но более всего Сему поразило другое: властный голос принадлежал У.Е.
Слово “кидать” в наше время обрело новое, не ведомое словарям Даля и Ожегова значение. А ведь неплохо получилось. Балласт скидывали из корзины воздушного шара, взбунтовавшиеся матросы выкидывали офицеров за борт корабля. Так что слова “кидняк”, “кидалово”, “кинуть” здорово подошли к реалиям современного российского бизнеса.
От ненужных людей в “Призме” избавлялись постоянно. Способов было несколько. Один из них — система оплаты труда. Она была простой, но продуманной. К ней шли первые несколько лет. С сотрудником заключали контракт на сумму чуть больше минимального размера оплаты труда (МРОТ), а платили в пять-семь (а руководству в десятки) раз больше. Зато если неугодного нужно было убрать — нет проблем. Зампред начинал получать меньше водителя и мирно удалялся искать лучшей доли по собственному желанию.
Другим видом “кидняка” было предложение перейти в коммерческие структуры. Почти всех предложение смущало. Кому же захочется менять банк на какое-то ООО? Однако после того, как назывались суммы компенсаций (годовой оклад) и предлагалось удвоение оплаты на новом месте, сомневающихся не оставалось. Вот только все эти ООО вскоре преобразовывались, меняли статус и спустя недолгое время исчезали.
Кроме того, неугодных сотрудников легко ловили на компромате. Все люди грешны. Петечку Душицкого, главного экономиста банка, засекли на связи с конкурентом. Леонид Семенович Ясногорский был высокопоставленным сотрудником одного из региональных банков, конкурентов “Призмы”, и любовником Петечки. Хотя связь их была не деловая, а романтическая, “доброжелатели” Душицкого воспользовались ситуацией. На Петечку возложили вину за утечку информации и уволили, свалив на него чужие грехи.
На этот раз “кидняк” вышел на другой уровень. Шефы кидали всех.
С утра Ведьма определила задачи на день. Переговорить с Васей Котовым, понять, чего хочет этот хитрюга. Потом компьютерщик Лугов. На него она была зла: это его новшество — интернет-банк — принесло только вред “Призме”. Пришлось вложить в программы и оборудование три миллиона долларов, потом выяснялось, что нужны огромные суммы на сопровождение программ, на обновление только вчера купленного оборудования и так без конца. А доходы от всего это — слезы: внедряли систему больше для того, чтобы потешить самолюбие Еврика.
Пришел Вася Котов, как всегда неопрятный, в старом джемпере, ворот рубашки протерт еще до дефолта, без галстука. Больше никому не позволялось так выглядеть. Ведьма периодически снимала стружку с подчиненных за внешний вид. Раньше она давала премии на прикид, но их тратили не по назначению, потом вводила униформу, а затем просто начала наказывать рублем за нарушение правил одежды, разработанных ею лично. Помогло только последнее.
Котов последнее время был в силе. Недавно она сама вдовое увеличила ему зарплату, так как Вася организовал утечку, что его зовут в один из московских филиалов управляющим. Так много, как Вася, получали теперь в “Призме” только трое (не считая ее с Евриком). Как начальник СБ Котов знал почти все. Последнее время, в связи с переговорами о продаже банка, Котов получил дополнительные полномочия. Он постарался воспользоваться моментом и, без ведома шефов, организовал прослушку и на них.
Теперь У.Е. вынуждена была делится (дать 50—70 тысяч зеленых) — но как предложить? Все оказалось проще и сложнее одновременно.
Котов начал набивать цену.
– Ситуация очень серьезная, и если не принять меры, сделка не состоится. Мы с отделом разработали операции по нейтрализации говорунов у нас и вброс разных версий в деловых кругах города, пока все разберутся — сделка состоится. Однако я и моя команда должны быть уверены, что о нас не забудут, и мы хотим гарантий вперед. Мне нужно 100 плюс выкуп моих акций и для команды 30.
– Вася, это много, побойся Бога.
– Это вы побойтесь, Ульяна Евгеньевна, я язычник. А насчет “много”, я знаю, у кого сколько будет — я же разведчик.
Она продолжала торговаться:
– Сначала решим вопрос с Луговым. У тебя есть предложения?
У Котова предложения были.
– По моим сведениям, за систему интернет-банка подрядчик заплатил, как это и положено, два процента, это шестьдесят. Если Лугов умный, то уже свое получил, если дурак — то нечего ему платить. А вот Мурков уже начал сдавать вас первый. Послушайте. — И Вася, вытащив диктофон, включил воспроизведение.
Ведьма узнала голоса начальника СВК Муркова и одного из главных клиентов “Призмы” — сетевика Брунштейна, которому Мурков советовал вывести обороты как можно быстрее.
– И все-таки, Вася, не много ли тебе?
– Я не хочу работать, буду ловить рыбу и отдыхать. Причем, заметьте, не в Аргентине — иначе попросил бы больше, а в родной Мордовии. Поверьте, Ульяна Евгеньевна, то, что я отдам взамен, стоит миллион, но вы же знаете — я скромный. Просто я хочу при жизни воплотить мечту простого русского парня — Иванушки-дурака: “Не хочу работать, но хочу, чтобы все было и мне за это ничего не было”.
– Мне нужно посоветоваться с президентом. — В трудную минуту она всегда называла мужа официально.
Вася улыбнулся:
– Здесь и сейчас.
– Опять запишут твои холуи, — возразила У.Е.
– Нет, — сказал Вася. — я все отключил.
Он достал из кармана пульт управления системой прослушки в кабинетах шефов.
– Впрочем, можете сходить к шефу, я подожду. Но решение нужно сейчас, а суммы сегодня.
Еврик крыл матом, как сапожник:
– Пригрели змею.
Но сделку санкционировал в обмен на записи прослушки.
Позже Еврик вызвал начальника аналитического отдела из управления экономической разведки, который занимался прослушкой. Спец сообщил, что запись вел по заданию Котова, якобы с ведома руководства, для контроля за переговорщиками.
Когда шеф спросил о деньгах, аналитик долго отпирался, но потом назвал 10 тысяч.
Еврик сдал Васю (тот хотел скрысятить двадцатку), потом предложил 30 тысяч зеленых аналитику за все материалы с гарантией от копирования. Через десять минут в тайной комнате аналитика сделка состоялась.
Шеф лично проверил отсутствие копий (кроме Васиной), в свое время он не поскупился на такую систему, забрал микрокассеты и рассчитался.
– Было бы хорошо, если бы вы уволились с работы за пару недель до сделки, — сказал он аналитику.
Тот не возражал и передал шефу давно заготовленное заявление на увольнение без даты. Оба остались довольны.
Деньги Вася получил после обеда, кидать его не стали — слишком много знал, но расписку взяли на всякий случай. Вася, довольный, отдал весь имеющийся у него компромат, получив тринадцать пачек стодолларовых купюр. У него еще оставались акции банка тысяч на семьдесят. Он ликовал.
За обедом в комнате для приема гостей, которая находилась на том же этаже, где и их кабинеты, шефы скупо и зло обменялись мнениями. Постановили больше никому ничего не платить.
После обеда Ведьма составляла матрицу для принятия решения. Она никогда не пользовалась компьютером и не стала заносить информацию на бумагу — после демарша Котова лучше не раскрывать своих ходов. За долгие годы работы она научилась запросто создавать целые таблицы в голове, четко представляя себе каждую графу, и даже производила сложные вычисления в уме, никогда не ошибаясь.
Итак.
“Локомотив-банк” продался капиталистам.
“Обруч-банк” обошел “Призму” в переговорах с олигархами.
“Городской” ищет крышу.
“Параллелепипед” и “Круг” продались еще в том году.
“Копилка” вытягивает на холдинге.
УКВ и СБР содержат пайщики.
Монстры покупают средних, мелкие объединяются. А сам финансовый бизнес чем дальше, тем больше требует и меньше дает.
Все бы ничего, если бы еще и мой политик не ляпнул на съезде своей партии “об особенности видения “Русской партией” финансовых схем развития общества и несоответствия мировых банковских правил менталитету русского народа”. Любая его инициатива приносит вред “Призме”. Уж занимался бы, например, философией или романы писал. Капиталисты-то обиделись, что теперь будет.
Позвонила секретарь Арина:
– Ульяна Евгеньевна, к вам Пригожин.
Никита Пригожин был зампредом из молодых. Всем было ясно, что Пригожин далеко пойдет. Уже сейчас шефы доверяли ему настолько, что иногда даже оставляли на него банк во время командировок (которые фактически были отпускными поездками). Пригожин был парень неглупый, знал себе цену, периодически сливал информацию, что его хотят перекупить, и всегда получал доплату за лояльность (он и Васю научил своей придумке, знал бы он, как Котов этим воспользуется). Кроме Пригожина и его жены в структурах “Призмы” работали брат Никиты — у Аркаши Плотского и тетка — в ревизионном отделе, так что Пригожины имели от “Призмы” хорошее, как он выражался, “бабло”.
Пригожин снова пытался обрадовать У.Е. ростом непроцентных доходов (как будто они росли по ночам), но не уточнил, что рост в общей доле мизерный, а розница вообще падает.
Пользуясь случаем, он решил наехать на своего вечного оппонента — старшего зампреда Видова. Время было самое подходящее: Видов удалился в элитную клинику с очередным весенним обострением “синдрома кризиса”. Синдром Видов заработал после дефолта, когда его бросили обманывать клиентов, внушать им, что у банка все хорошо, а парень был честный и надломился.
Пригожин аккуратно закинул информацию, что конкуренты опережают “Призму” в кредитных проектах, а куратор проектов, Видов, отлеживается.
Ведьма не повела и бровью:
— Видов — отработанный материал. А ты, Никита, выправляй ситуацию сам, я же тебе дала вчера полномочия. Займись, например, потребительским кредитованием.
– Тогда мне нужен новый офис и переоборудование действующих, на все 30 тысяч баксов выделите и дайте указание Свистунову, чтоб сделал быстро.
Ведьма поморщилась:
– Денег дам, а Сема начал себя неправильно вести.
Пригожин понял, это уже наезд, и решил: нужно выкручиваться хотя бы самому. Он выложил на стол служебную записку Семы о выведении из банка непрофильных активов и о том, что все рабочие трудятся в бизнесе Плотского, народ сачкует, а медики и бармены в кафе уже давно работают на себя. Делали они записку вместе, но Пригожин ее пока не подписал, а Сема никогда не осторожничал. Было время, когда это прощали. Но не сейчас. Ведьма, молча прочитав опус Семы, отдала его Пригожину без комментариев.
– Все, мне нужно работать.
Пригожин понял: Семе конец.
В конце дня пришла Надежда Ивановна Заплаткина, начальник отдела труда и заработной платы. Это была женщина неопределенных лет с постоянной озабоченностью на лице. Вертясь, как гадюка, она сумела высидеть на своей собачьей должности (резать всем зарплату) долгие десять лет и, будучи специалистом со средним образованием, завалила полдюжины более достойных претендентов на свое место.
Надюша считала, что если Ведьма кому и доверяет, так только ей. Но, во-первых, У.Е. не верила даже себе, и во-вторых, не любила женщин.
— Ульяна Евгеньевна, какой коэффициент ставить на заработную плату? — спросила Заплаткина.
— Как народ отнесется к снижению? — поинтересовалась Ведьма.
— Наверно, было бы можно… Но, учитывая обстоятельства, может, не будем? — ответила Заплаткина.
— И какие у нас обстоятельства?
— Как же, только ленивый не говорит о продаже! Работать не хотят, старые кадры нервничают, я ухожу с работы последней, веду разъяснительную работу, только поэтому пока и нет ЧП.
“Редкостная дура”, — подумала Ведьма и уже вслух сказала:
— Ну, хорошо, Надя, делай сама. Но не выходи за бюджет. И имей в виду, тебя я не обижу. Если и случится то, о чем говорят, ты получишь долю. Я рекомендую тебя новым учредителям. Замолвлю словечко. Так что без работы ты не останешься…
Заплаткина не ушла, улетела от Ведьмы. Здорово, у нее все будет хорошо! Ведьма же подумала:
“Словечко-то я за тебя замолвлю, а вот какое, это уже другой вопрос!”
“Итак, — продолжала свои размышления Ведьма, — надо взвесить все “за” и “против”. Партнеры, приближенные, которых она бросала на произвол судьбы? Это были именно ее люди, команду Еврика она методично уничтожила. Всех к черту. Трудно будет без дела? Создам параллельный бизнес. Куш слишком велик. Если вычесть откаты и налоги и поделить на все годы борьбы и даже на них с Евриком (другие останутся ни с чем — кому потом будут нужны акции сотрудников), то по миллиону в год выйдет. Неплохо.
Торг организовали профессионально — это Ведьма умела. Был устроен аукцион, благо, что желающие нашлись, а тут еще появился богатый клиент, который готов был платить как угодно, хоть в чемоданах.
Фиктивным покупателем выступал банк из Сибири, но настоящий покупатель сообщил, что он из восточного государства СНГ (богатого и закрытого) и они выстраивают сеть движения денег в России. Уже прикупили банки в Москве, Сибири, на Дальнем Востоке — и вот Зауралье, группа носила общее название “Альянс”, но название “Призма” решили менять не сразу. Пусть утихнут сплетни о продаже банка.
Понимала ли Ведьма, что на родине покупателя ничего не производят и там ничего не растет, кроме хлопка и конопли?
Да, несомненно.
Понимала ли она, что его родное государство еще недавно выгоняло русскоязычных соотечественников, отбирая нажитое годами?
Да, безусловно. Если и были у Ведьмы сомнения, то она их отбросила:
– Я просто продаю БАНК, — сказала она себе.
Сема зашел в банк за документами и расчетом. Одни шарахались от него, как от зачумленного (как бы завтра не поперли за нежелательные связи), другие здоровались от души и трясли руку, желая удачи. Сема вылетел из банка с мокрыми глазами. Сема миновал свою припаркованную машину и медленно двинулся по Адмиральской. Навстречу шли какие-то молодые люди, ели мороженое, весело переговаривались. И вдруг обида и растерянность куда-то отступили. Сема представил себя восемнадцатилетним. Сема был тогда молодым шалопаем, ходил в джинсах “Монтана”, куртке “Пармалат” и испанских полусапожках со скошенным каблуком, он мог склеить практически любую девчонку, а дружил с Ольгой, медсестрой из простой многодетной семьи. У них, по мнению всех знакомых Семы, не было никакого будущего, но они встречались, и она ждала ребенка.
Сема не собирался жениться так рано, но, видимо, судьба решила по-другому, и они скромно расписались и отметили это событие вчетвером со свидетелями.
Дочка родилась, как и папа, 13 числа. Сема в ту ночь проснулся от ударов грома, посмотрел на будильник — 2 часа 30 минут ночи, удивился, откуда гром зимой, решил посмотреть в окно: может, что случилось. В распахнутом окне полыхнула неоновым светом змееподобная молния, и еще раз по-весеннему громыхнуло.
Дочка родилась, как записали в приемном журнале, в 2 часа 30 минут, вместе с ударом этой шальной молнии.
Жить пришлось в общежитии, и Семе, сыну бывшего партийного работника, это было в диковинку, но он не отчаивался и пытался, как мог, наладить быт. Однажды даже покрасил окна в комнате, правда, белой краски не достал, а купил голубую; когда выкрасил окна, они получились синими (даже и хорошо, что не голубыми). Вот так и жили.
Дочка получилась на зависть всем, весь роддом ходил смотреть на красотку. Сема горбатился на трех работах, но у дочки все было самое лучшее, от коляски до комбинезона или шубки. А через два года родилась вторая.
Сема все шел по Адмиральской. Начался снег. Сема помнил тот декабрьский день, когда они с Ольгой познакомились, помнил ее маленькое, розовое от мороза ушко с девичьей сережкой, вязаную шапочку, смешные мохнатые варежки. На душе у Семы стало тепло и спокойно. Он не заметил, как свернул на Главный проспект. На деревьях уже были развешаны разноцветные лампочки. Город готовился к новогодним праздникам. И тут Сема вспомнил, что уходящий 2004 год был високосным. А вот следующий, 2005-й, непременно будет удачным.
1 Банки, фирмы, предприятия и действующие лица, встречающиеся в книге, являются плодом вымысла. Любое совпадение с реально существующими физическими или юридическими лицами является непреднамеренным и случайным.