Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2006
Юлия Золоткова. Птичьи тропы: Стихи и переводы 1995—2005 гг. — Екатеринбург: Уральское литературное агентство, 2005.
Что такое первая книга поэтессы? Праздник, который она ждала долгие годы? Поцелуй судьбы или счастливая случайность? Удачная встреча автора и книгоиздателя? Вопросы риторические, и Юлии Золотковой их задавать не стоит. Зато стоит сказать о том, что выход этой маленькой, изящной книги (с ее скромным, почти интимным тиражом) оправдан уже самим “поэтическим стажем” автора.
Что такое эти “Птичьи тропы” — чисто женская, душещипательная лирика? Благодарственные стихотворные шифры спутнику жизни в память о первой встрече? Полупризнания, полуответы прошлой любви? Попытки обретения себя в стихах после упорного труда со Словом? Не то или не совсем то. Большинство стихов из “Птичьих троп” самодостаточны и замкнуты собственными темами, ощущениями, звуками. Некоторые из них ритмически чётко выстроены, у других размеры довольно-таки извилистые. Но нигде в стихах у Ю. Золотковой форма не угрожает содержанию, скорей уж наоборот. Осторожно (или настороженно) следуя по строчкам “Птичьих троп”, замечаешь, что через несколько страниц ты уже заблудился, но блужданье это тебя нисколько не тяготит.
На мой взгляд, эти стихи по-настоящему лиричны, несмотря на некоторую наивность, которая возникает иной раз из-за безоглядного подбора лексического материала (“…Я утром поджарю себе покупных карасей”, “…то странной музыкой закованный, // замрёт котёнок ошарашено”). Зато отдельные строки так чувственно напряжены, пронизаны упрямым “жизненным порывом”, с такой силой устремлены за границы обыденного, что возникает ощущение: просто или походя так сказать невозможно. Ну хотя бы: “…этой жизни, с упрямством конвоя // приковавшую здесь, // ощущаю неумолимую и // безысходную боль”. В стихах Ю. Золотковой часто присутствуют обращения к другому или иному, и речь здесь, мне кажется, идёт не только о каком-то поэтическом поиске. Эти другое и иное не имеют конкретных пространственно-временных очертаний. Оттого, может, в стихах Юлии появляется даже некоторая таинственность, та особая сила умолчания, которая доступна только истинным поэтам: “только угол стола заставляет куда-то идти // и упрямо пространство искать, где совсем по-другому”, “Теперь же, когда я гуляю // меж старых знакомых дворов, // минута, внезапно звуча, обжигает // дыханьем других городов”.
Неправда, что у женщин память коротка, — поэтическая память Ю. Золотковой длинная и глубокая, как, наверно, у жизни самого поэтического языка — метафор, эллипсов, сравнений. Но затем ведь книга и писалась, чтоб привести внимательного читателя в сад расходящихся поэтических тропок и показать их бесконечность. Чтоб дать почувствовать ему, как “в высоте рождаются прозренья, когда под языком молчат слова”. И эту строчку можно смело отнести к поэтическому кредо поэтессы.
В этом сборнике мы видим Память не тоскливую и плакательную, как это часто бывает у юных стихотворцев, и не раздражённо ностальгическую со старческим душком (чего не смог избежать даже Набоков). Это память светлая, упругая, воскрешающая и преобразующая. Она живёт силой настоящих чувств, и ей открыты все двери ко всему поэтическому наследию. “Я восторг и покой над рекой вспоминаю едва // и счастливую сладкую грусть получаю в наследство”. Или: “На столе, что гвоздями сколочен, исчерчен, залит, // по которому память скользит до последних пределов, // придавив свою тень, осязаемо ложка лежит. // И пришит Петербург к моей памяти заледенелой”, — уж не Бродским ли продиктованы эти строки?
Нельзя не сказать хоть немного о собственно поэтическом языке поэтессы. Стихи “Птичьих троп” — кстати сказать, все безымянные — полны свежих, точных метафор и нетривиальных сравнений. В этом смысле название сборника можно прочесть по-разному. Буквально — как замысловато прочерченные птичьи следы, что сравнимы с поэтической мыслью. И в лингвистическом смысле, поскольку ведь термин троп означает и вбирает в себя весь набор поэтических средств. Это метафора и эллипс, синекдоха и сравнение, оксюморон и перифраз. То есть “Птичьи тропы” — это будто бы поэтический язык птиц, который улавливает тонкий слух поэтессы. Я предпочёл бы второй вариант прочтения. И вот несколько поэтических находок: “А ручьи родниковые чистые, // как струящийся лёд”. Не правда ли простое, но превосходное сравнение? Или: “И старый дом, как маленький корабль, // к задворкам города прибитый, // стоит облупленный, полуоткрытый, // испытывая радость и печаль”. Какую поэтическую нужно нежность испытывать, чтобы так обласкать страшилище сталинского барака.
Сильны у Ю. Золотковой “климатические” и так называемые “биологические метафоры”, в которых отчётливы семы роста, прорастания и всех знаков, с ними связанных. Однако они спровоцированы не столько флорой или фауной, сколько поэтическим видением и ростом самого автора. К примеру, как живописно сплетаются упорство жизни колокольчика, его бытие в самой строфе, о нём повествующей, и упрямое “прорастание” поэтессы через собственный текст в мир: “Проросший в метель колокольчик, // Повеяло чтобы весной, // На мир, поглядевший меж строчек, // И я прорастаю с тобой”. Этому мужеству прорастания противостоять не может никакой камень, никакая душевная боль и утрата: “И, наверное, я прорасту, // продышу, как трава сквозь гранит, // от негромкой какой-то души // буду вновь возрождаться…”.
И всё же “Этот город мне на вырост, мне на вырост…”, где “вырастает, испытаньями согрета, // и дышать пытается душа”, — скажет в оправданье поэтесса.
Что ж, будем следить за этими душевными движениями Юлии Золотковой и ждать, когда вырастет ее вторая книга.
Игорь ТУРБАНОВ