Размышления по поводу одного посвящения
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2006
Анатолий Константинович Лядов был щедр на посвящения. В собрании его фортепианных сочинений “безадресные” пьесы являются немногочисленными исключениями. Большая же часть произведений имеет авторское посвящение кому-нибудь из родственников, близких друзей, композиторов и исполнителей-современников А.К. Лядова. На нотных страницах встречаются имена М.А. Балакирева, В.В. Стасова, А.Г. Рубинштейна, Ф.М. Блуменфельда, А.И. Зилоти, Г.О. Дютша, Н.С. Лаврова, И.А. Помазанского и других, известных многим или только узкому кругу специалистов, людей.
По списку адресатов можно составить если не исчерпывающее, то, во всяком случае, вполне определенное представление об окружении А.К. Лядова, о его личных и творческих связях, отражением которых являются посвященные конкретным лицам музыкальные сочинения. Ключ к ответу на вопрос о том, каков был характер этих связей, может дать музыковедческая и биографическая литература, эпистолярное наследие композитора, воспоминания о нем. За годы, прошедшие после смерти А.К. Лядова, такой литературы издано немало.
Но, как оказалось, нужный ключ к ответу обнаруживается не всегда. Безрезультатными остаются пока поиски точных фактографических данных, способных пролить свет на взаимоотношения А.К. Лядова и выдающегося отечественного ученого А.П. Карпинского. Ему — геологу, академику — посвящена одна из жемчужин фортепианного наследия композитора — фа-минорная “Мазурка”, изданная в составе опуса 57 под № 3. Эта крохотная сорокатактная пьеса, по словам исследователя творчества А.К. Лядова М.К. Михайлова, — “одна из обаятельных его миниатюр, в которой тонкая одухотворенность содержания воплотилась в безукоризненно совершенную форму при мудрой сдержанности средств и величайшем изяществе — основных качествах лядовского стиля” (1).
Имя А.П. Карпинского появилось на нотной странице, конечно же, не случайно. Сохранившийся черновой набросок “Мазурки” А.К. Лядова относится к концу XIX века, а впервые это произведение было издано, как известно, только в 1906 году. Академик А.П. Карпинский отмечал в тот год свой шестидесятилетний юбилей. Возможно, посвященное юбиляру музыкальное сочинение явилось своеобразным подарком дружески расположенного к нему композитора.
Хочется надеяться, что размышления о двух крупных представителях русской культуры помогут выявить нити, соединявшие их судьбы в действительности.
* * *
Анатолий Константинович Лядов (1855 — 1914) — коренной петербуржец, потомственный музыкант, предки которого многие годы исправно служили столичной Мельпомене. Отец будущего композитора, как и его дед, был дирижером, работал в Мариинке. Деятельность других родственников также имела непосредственное отношение к музыкальному театру. Стихийное, лишенное систематичности воспитание, сопровождавшее детство А.К. Лядова, росшего с шести лет без матери, тем не менее не помешало в дальнейшем раскрыться его природной (унаследованной, вероятно, на генетическом уровне) музыкальности. Пройдя консерваторский курс под руководством Н.А. Римского-Корсакова, А.К. Лядов довольно скоро приобрел известность как композитор. Его сочинения звучали в программах “Русских симфонических концертов”, проводимых по инициативе М.П. Беляева, и концертов Императорского русского музыкального общества. А написанные им фортепианные произведения включали в свой репертуар лучшие пианисты — А.Г. Рубинштейн, Н.С. Лавров, Ф.М. Блуменфельд, А.Н. Есипова, С.И. Танеев.
Высокий авторитет А.К. Лядова-композитора дополнялся признанием его выдающихся заслуг в дирижерской и педагогической деятельности. В родной консерватории и в Певческой капелле, продолжая традиции педагогической школы Н.А. Римского-Корсакова, он воспитал немало одаренной молодежи.
Жизнь Александра Петровича Карпинского (1847 — 1936), на первый взгляд, протекала в ином пространстве — геология и горное дело далеки от музыки так же, как экспедиции и научные конгрессы — от консерваторий и концертных залов. Не было в роду будущего академика и профессиональных музыкантов.
Однако А.П. Карпинский, хоть и не являлся, подобно А.К. Лядову, коренным жителем столицы, но все же имел все основания называть себя петербуржцем. Впервые он попал в северную столицу летом 1858 года одиннадцатилетним мальчиком. Вместе с другими детьми-сиротами горных инженеров юный Саша Карпинский был препровожден с Урала в Петербург для учения в Горном кадетском корпусе, где и пребывал, постигая “энциклопедию” горнозаводского дела, в течение семи лет.
Окончив это учебное заведение с малой золотой медалью и дипломом инженера и прослужив непродолжительное время на Южном Урале, он вновь оказался в Петербурге, с которым практически уже навсегда связал свою жизнь, многообразную научную, педагогическую и общественную деятельность. Здесь молодой адъюнкт, а позже маститый профессор Горного института А.П. Карпинский передавал свои знания новым поколениям геологов и геодезистов, здесь он стал академиком, а затем и президентом Российской Академии наук.
Так Петербург А.К. Лядова стал и Петербургом А.П. Карпинского. И именно этому города оба они были обязаны соединившими их судьбы нитями. В Петербурге пересеклись их жизненные пути, состоялась первая встреча, приведшая к сближению и укрепившимся впоследствии дружеским отношениям. Основой же их, без сомнения, явилась взаимная симпатия композитора и ученого.
Иначе и не могло быть. Мягкий, “мимозный” А.К. Лядов был обаятельным и остроумным далеко не всегда и далеко не со всеми. Лядовские “странности”, известные многим современниками композитора, проявлялись в его уходе в себя “при столкновении с нетактичными (или казавшимися ему такими) попытками вторжения в его внутренний мир”, в его мнительной настороженности “к малейшим проявлениям неискренности и фальши” (2).
Но А.К. Лядову были присущи и другие черты, о которых также знали окружающие. Его разносторонне одаренная натура (дававшая о себе знать в литературных и поэтических опытах, в рисовании) была жадно устремлена к познанию: композитор много читал, интересовался философией, этикой, эстетикой, историей, естествознанием, любил живопись. По свидетельству А.В. Оссовского, Анатолий Константинович вечно “горел каким-нибудь новым увлечением — книгой ли, художником ли, новым ли знакомством с интересным человеком” (3). Помимо консерватории и Певческой капеллы, а также концертов, на которых он дирижировал, композитора можно было встретить среди кучкистов (в пору существования “Могучей кучки”), в домах В.В. Стасова и Н.А. Римского-Корсакова, на “пятницах” у М.П. Беляева и на собраниях Русского литературного общества.
В каком-то из этих мест А.К. Лядов встретился с А.П. Карпинским, и, вполне возможно, эта встреча состоялась не без участия их общих знакомых. У А.П. Карпинского, как и у А.К. Лядова, были тесные отношения с М.П. Мусоргским, В.В. Стасовым, А.К. Глазуновым, И.Е. Репиным.
Профессор Горного института, академик и будущий президент Российской Академии наук, А.П. Карпинский, по словам его биографа, был воплощением социетета — содружества наук и художеств (4). Обладатель высоких научных регалий, наград и премий, присужденных ему авторитетнейшими отечественными и зарубежными академиями и обществами, он всегда был близок к делам, связанным с искусством. В свое время он входил в комиссию по вопросу об авторском праве на литературные, музыкальные и художественные произведения, являлся почетным членом Всероссийского литературно-драматического и музыкального общества имени А.Н. Островского.
Искусство, как и наука, составляло неотъемлемую часть жизни А.П. Карпинского. Он был знатоком и тонким ценителем живописи, любил литературу и театр. Но пальму первенства среди искусств бесспорно отдавал музыке.
В Петербурге А.П. Карпинского знали как постоянного посетителя оперных театров. Причем, по словам дочери ученого, “он прекрасно помнил, когда шла какая опера и в каком составе, помнил голоса исполнителей и качество исполнения” (5). И оперную музыку он знал не хуже иного специалиста. Однажды, рассказывал геолог А.П. Герасимов, А.П. Карпинский “оказался единственным, кто помнил конец одной арии из оперы “Норма” и пропел его” (6). Это произошло в Риме, на обеде, посвященном памяти композитора В. Беллини.
Оперные певцы, и в их числе особенно близко друживший с А.П. Карпинским прославленный тенор Н.Н. Фигнер*, охотно посещали гостеприимный дом академика. Здесь часто устраивались концерты, обычно заканчивавшиеся разговорами об искусстве, в которых живейшее участие принимал хозяин дома, чье мнение всегда высоко ценилось. Один из гостей подобного вечера у А.П. Карпинского так передал свои впечатления: “…За чашкой чая Александр Петрович живо вспоминал любимых композиторов, больших артистов, их арии, образы героев пьес, давал тонкий анализ их исполнения, как психолог, как музыкальный критик, и поражал всех разносторонностью и глубиной своих знаний; всем нам казалось, что не геолог, не президент Академии наук, а маститый маэстро, великий дирижер или артист говорил с нами, и мы, очарованные, смотрели и слушали” (7).
Добавим к сказанному, что Александр Петрович, обладавший хорошим голосом, нередко и сам присоединялся к выступавшим артистам и исполнял какой-нибудь из своих любимых романсов П.И. Чайковского или других русских композиторов.
В более узком, семейном, кругу он пел с молодости. Вместе с женой, родственниками и товарищами — горными инженерами — он любил проводить вечера с исполнением отрывков из опер. Арии и ансамбли из “Руслана и Людмилы”, “Русалки”, “Фауста” дети в семье Карпинских знали буквально наизусть, так как с ранних лет постоянно слышали их дома.
Насколько богато музыкальными впечатлениями было собственное детство академика — точно сказать трудно. Известно, что до кончины отца и отъезда на учебу в столицу, он жил в Екатеринбурге. Из поселка Турьинские рудники — родины Александра Петровича — семья Карпинских перебралась в горную столицу Урала, когда маленькому Саше было всего несколько месяцев.
Екатеринбург конца 1840 — первой половины 1850-х годов уже нельзя было назвать глухой музыкальной провинцией. Здесь существовал театр, в котором ставились и оперы. Сюда наведывались гастролеры. В екатеринбургском обществе устраивались балы и маскарады, не уступавшие, по отзывам приезжих, столичным.
Но все это наполняло мир, пока еще не доступный детскому восприятию. У Карпинского-ребенка встречи с музыкой, о которых можно говорить с уверенностью, происходили в родном доме. Музицировать любила мать, Мария Фердинандовна, и ее сестры — тетки будущего ученого. Все они, кстати, происходили из потомственного инженерного рода, состояли в близком родстве с известным металлургом П.П. Аносовым.
Проснувшийся, безусловно, еще в раннем детстве интерес А.П. Карпинского к искусству развился на благодатной петербургской почве. Горный кадетский корпус с его профессионально ориентированным образованием и полувоенными порядками тем не менее предоставлял своим воспитанникам возможности для общения с искусством. Давней традицией этого учебного заведения было внимание к музыкальному развитию учеников. “Устав” 1805 года гласил: “Музыка особенно полезна в том отношении, что по выпуске воспитанников из корпуса может приятным образом занимать их в свободное от должности время, особенно в удаленных местах Сибири, куда они службою предназначаются…” (8).
Музыкальная “прививка”, полученная будущими горными инженерами в период обучения в корпусе, сохранялась долгие годы. Достаточно вспомнить выпускника 1817 года, отца великого русского композитора Илью Петровича Чайковского — флейтиста-любителя и страстного почитателя театра. И таких музицирующих инженеров в прошлом было множество.
Мемуары А.П. Карпинского, сохранившего только “благоприятные воспоминания” о корпусе в целом, подтверждают, что и в годы его учения приведенные строки “Устава” являлись не формальным пожеланием, а основой осуществляемой в действительности практической деятельности учебного заведения. Воспитанников корпуса обучал игре на фортепиано и других инструментах дирижер оркестра Михайловского театра Бетц. Регент Падалка занимался с ними сольным и хоровым пением. В свободное от занятий время ученики устраивали театральные представления (однажды была поставлена даже оперетта “Дон Алонзо”, текст и музыка которой принадлежали соученикам А.П. Карпинского), разыгрывали инсценировки эпизодов из учебников и хрестоматий. В корпусе существовал созданный силами воспитанников небольшой оркестр.
Свежие музыкальные впечатления, которые пополняли слушательский опыт А.П. Карпинского в период обучения в старших классах, были связаны с механическим органом, находившимся в трактире “Палермо” на Большой Итальянской улице. Там он впервые услышал марш из оперы Р. Вагнера “Тангейзер”, еще не шедшей в Петербурге. К тому же времени относится увлечение А.П. Карпинского оперным театром. “Я лично, — вспоминал он много лет спустя, — часто предпочитал два дня не обедать, чтобы раз на галерее послушать оперу” (9).
Юношескую увлеченность сменила преданная любовь к музыке. И это чувство ученый пронес через всю свою жизнь.
* * *
На карте нашей страны без труда можно отыскать город Карпинск, горную вершину на Северном Урале, вулкан на Курильских островах, бухту у полуострова Таймыр, названные в память об Александре Петровиче Карпинском — ученом, выдающемся деятеле отечественной науки.
Нотные страницы лядовской “Мазурки” — тоже знак памяти, памяти о духовных связях, соединявших академика и композитора.
И еще. Эти страницы напоминают о том, что А.П. Карпинский — не только ученый, но и представитель русской культуры, для которого высокая наука и высокое искусство были всегда неразрывно связаны, являлись единым пространством мыслей, чувств и деятельности.
1. Михайлов М. А.К. Лядов. Очерк жизни и творчества. Изд. 2-е. Л., 1985. С. 67.
2. Там же. С. 42.
3. Там же. С. 34.
4. См.: Кумок Я.Н. Карпинский. М., 1978.
5. Толмачева Е.А. Карпинский в жизни // А.П. Карпинский. О жизни и деятельности основоположника советской геологии. М., 1937. С. 46.
6. Черноусов Я.М. Академик А.П. Карпинский. Свердловск, 1962. С. 31.
7. Крыжановский В.И. Великий образ // А.П. Карпинский. О жизни и деятельности основоположника советской геологии. М., 1937. С. 55.
8. Научно-исторический сборник, изданный Горным институтом ко дню его 100-летнего юбилея. Спб., 1873. С. 95.
9. Карпинский А. Краткие воспоминания о Горном институте за период 1858—1866 гг. // Записки Горного института. 1928. Т. VII. Вып. 2. С. 13.