Опубликовано в журнале Урал, номер 4, 2006
Александр Петрушкин. Анатомия: Стихи 2005 ода. — Изд. 2-е (испр. и доп.). — Челябинск: Издат. дом Олега Синицына, 2005. — 72 с. (Серия соврем. поэзии “Неопознанная земля”).
В тридцать три года… Сей возрастной рубеж принято у нас выделять особо и наделять особыми мистическими полномочиями — так что скажем лучше по-другому: к тридцати с небольшим челябинский поэт Александр Петрушкин стал автором шести сборников стихов, приобрел, что гораздо важнее, известность и авторитет в определенных литературных кругах. То есть, успешно заявив о себе, он продолжает писать, со временем, как и положено поэту, осваивая все новые грани реальности и средства языка.
Итак, стихотворения 2005 года автор собрал в новый, шестой по счету, сборник, озаглавив его “Анатомия”, что вызывает ассоциации с миром сугубо внутренним, по определению — потаенным и хорошо защищенным, если и вскрываемым, то уж по сугубо научной необходимости. Анатомия — структура живого. Понятая и принятая с должным почтением, она — апология; для полемически настроенного ума — вечная антиномия, царство увечий-противоречий .
У меня лично по прочтении книги сложилось впечатление, что Александр Петрушкин анатомирует и препарирует прежде всего (рискну сказать — только и всего) слово, язык, самосознание говорящего и пишущего человека. И воспринимает их в единстве, более того — в тотальной взаимообусловленности, герметически изолированной от внешнего мира. Любое движение — центростремительно, любое стремление — неподвижно:
Здесь, связанные в гроздь, в небесный негатив, —
Висят на всем слова, наброшенные вяло
На очертанья их. И — как срамной мотив —
В нас падает словарь, сгорая как попало.
Согласно этой “анатомии”, человек есть вместилище, полость, анфилада пустот: акустически — безупречная, практически — вообще, быть может, бесполезная, бесконечно чуждая окружающей среде.
Я знавал человека — без губ, и без рук, и без чрева —
Он стоял, где стоит, и внимал не своим голосам…
Таким образом, все, что у нас есть, все, что мы есть — блуждающие звуковые образы, голоса, обрывки мелодий, живущие лишь миг, а остальную вечность — просто “буквы, потраченные в сокасанье воздуха и языка”. Но — не только. Лирический герой А. Петрушкина — поэт, для него звуки и буквы суть анатомия Слова, а он сам сродни средневековому естествоиспытателю, восхищенному натурфилософу, сначала наблюдающему физический процесс в естественных условиях, но потом — и это для него главное! — пытающемуся воспроизвести его своей волей, своими силами. Словесное творчество, по мысли автора, находится в самой непосредственной близости от тайны Творения, от Начала Начал. Поэт знает, как “бьется форма, лишенная смысла, у краешка рта”, и в программном, на мой взгляд, стихотворении, одном из лучших в книге, —
Намывающий нить — он поставлен в ночи неспроста.
Отделяющий свет от его оборотной обложки —
Он стоит у реки, а верней — у созданья моста,
Собирая на связках ее угловатые крошки.
Намывающий нить из дыханья прошедших тот мост…
…………………………………………………………….
Намывающий нить из — бегущей на месте — реки…
Нить из воды, веревка из песка — родственные образы чего-то… бытующего в несбыточности, невозможного для человека, но необходимого поэту: совершенной формы, исключающей всякое умопостигаемое определение и практическое применение.
Вся данная книга — разветвленный и одновременно безнадежно замкнутый в самом себе поиск формы, перебор слов и вызываемых словами ассоциаций. Отсюда — многословье, ритмические вольности, путаные метафоры, сложные умопостроения… на грани и за гранью бессмыслицы, да и безвкусицы тоже.
Ребриста, как бумага, дробь,
летящая с хулы на память…
— это о чем?
День стоит на стержнях по-младенчески мягкой горы…
— это как?
Смотрит кожа вовнутрь и себя узнает в удивленье…
— страсти какие, прости Господи…
…разрывая покровы, пернатые руки
из костей начинают наружу расти… —
уж росли бы они внутрь, что ли, неудобно как-то на людях. Тем более что приоритет в этом триллере ухватила уже некая рука, серьезно озадачившая персонажа Ю. Гальцева: “…волосатая такая, и растет не из меня…”. Что такое — “колченогая стрела” или “вой Куликовской, записанный кожей на ране”? Как может быть “запястье разжато? — “не долетая до смерти четыре шага”, что ли? (Курсив мой. — Е.И.)
Обидны такие вот промахи, обидно огромное количество грамматических ошибок на страницах “издания второго, исправленного и дополненного”. Стыдно мне рекомендовать такую книгу читателю, а ведь — хотелось бы, поскольку в ней есть талантливые стихи и оригинальные образы, есть психологическая достоверность, есть поиск своей философии и новых возможностей самовыражения, есть искренность, драматизм проживания и повествования — в наглядной трудности сочинения миров и сочетания словес:
Так горек голос твой, что и молчанье с ним
Рядом не встанет в ряд, что половины нет.
Бьющиеся края глиняных горловин
Скомкают глотку в дым, перерождаясь в свет.
Явление Света подразумевает духовное усилие. Анатомия — автономия внутренней логики и гармонии на любом временном и пространственном “жидком перекрестке” (А.П.). Основа всего. Прочный остов для дальнейших умо- и жизнепостроений. Были бы, как говорится, кости, “мясо” — богатство смысла и красота формы, умение и понимание — еще нарастет. Будем надеяться.
Евгения ИЗВАРИНА