Опубликовано в журнале Урал, номер 4, 2006
***
Здравствуй, птица,
мне не спится,
нет согласия в судьбе.
Отчего, ночная птица,
вдруг не спится и тебе?
Скрипнув, как закрыли ставни,
улетела. Шорох крыл.
Ни своей загадки давней,
ни твоей я не открыл.
***
Во время детства моего, во время оно,
порхало бабочек несчетно во дворе
и даже редкий траур махаона
торжественно являлся детворе.
Не стало в городе прекрасных махаонов
с их нежной, пальцы красящей пыльцой,
а также средь прохожих миллионов
так редко встретишь доброе лицо.
***
Россия, Лета, Лорелея…
О. Мандельштам
Волшебная строка. Тупея,
ее перевираю я:
Россия, лето, портупея.
Да, офицер запаса я.
Я призван. Я болтаюсь в танке.
Мои танкисты — в вечной пьянке.
Я их по мордам бью, зверея.
Россия, Лета, Лорелея.
Разиня, лапоть, лотерея.
***
Однажды я пред Господом предстану.
Скажу ему: “Малы мои труды.
Все годы я ленился неустанно,
чтоб написать поменьше ерунды.
А мог бы — больше всех других людей!
Как видишь, я лентяй, но не злодей”.
Памяти Слуцкого
Однажды я приперся к Слуцкому,
тогда — известному поэту.
И это оказалось к лучшему.
Я рад припомнить встречу эту.
Сказал спокойно он и вежливо,
что я пишу вполне прилично,
но нет ни дерзости, ни свежести —
всё напечатают отлично.
А я-то думал, что бунтую,
что свеж, и дерзок, и прекрасен,
разоблачаю, протестую
и этим для властей опасен!
“Простите, я вас не порадую,
у вас неведенье счастливое:
то, что у вас в Свердловске храброе,
в Москве уже почти трусливое”.
Я вышел с ощущеньем бездари,
уразумел, что я бездарен,
и жизнь разверзлась черной бездною,
я шел как обухом ударен.
Прошли года. Случалось разное:
печатали и запрещали.
Но те стихи, как было сказано,
явились книжкой без печали.
И дальше жизнь пошла обламывать
в своем, тогда известном стиле…
Спасибо вам, Борис Абрамович,
Что вовремя предупредили.
***
Коричневые дети,
сочувствую судьбе.
Кто притащил вас, дети,
сюда из Душанбе?
Сидят на тротуаре
с протянутой рукой…
Божественные твари,
я говорю с тоской.
Зачем народ старинный
из кишлаков удрал
на русские равнины,
на чуждый им Урал?
За милосердной данью
уселся, весь продрог.
Нездешнее созданье,
коричневый зверек.
***
Был бы я чудила,
вроде Пастернака,
я бы тоже жизнь сестрой
посчитал, однако.
Вроде Маяковского,
был бы неврастеник,
тоже застрелился бы
утром в понедельник.
Если б, как Есенин,
был бы я гулякой,
я людей бы не любил,
а дружил с собакой.
Был бы я талантом,
вроде Михалкова,
как и он бы, прожил жизнь
более толково.
***
Да, у меня не все сегодня дома.
С приветом я. В чем состоит привет?
Бывает, слышу ржанье ипподрома,
а ипподрома уж полвека нет.
Я жертва презабавных провокаций:
в июне явно чую аромат
заполонивших наш проспект акаций!
Их вырубили двадцать лет назад.
И голос моего поэта-друга
порой мне слышать явственно дано.
А он от нас, из дружеского круга,
давно ушел. Бог знает, как давно.