Опубликовано в журнале Урал, номер 4, 2006
Максим Калинин — родился в 1972 году. Поэт, переводчик, лауреат премии журнала “Москва” по поэзии (2002). Стихи публиковались в журналах “Москва”, “Октябрь”, “Арион”, переводы — в журналах “Иностранная литература”, “Новая Юность”, “Вестник Европы”. Также опубликованы переводы Дилана Томаса (“Азбука”, 2001) .
***
Пролит на голую рощу
Ветра крутой кипяток.
Сердце зажмурь и на ощупь
Сделай печали глоток.
Месяц скосился недобро,
Над головой проходя.
Сквозь черно-белые ребра
Тянутся пальцы дождя.
Взять и уйти бы, что проще,
Если б не мысль — ты сейчас —
Сердце березовой рощи,
Бьющееся через раз.
С места себя ты не стронешь,
Если, покорен судьбе,
Маленький мокрый лиственыш
Робко прижался к тебе.
* * *
И во мне, как в яблочке-китайке,
Видно душу-зернышко на свет,
Потому — гляжу я без утайки,
Но в одежде нитки белой нет.
Время смотрит грустно и сурово,
Я же исповедую печаль.
Знаю — первосказанное слово
Не со мной рифмуется, а жаль.
Говорят, над головой моею
Видно крестик, как над буквой ять,
Только никогда я не сумею
Смерть свою по имени назвать.
* * *
Она в шесть утра встает,
Подходит к столу и пишет.
Лист, покинув блокнот,
Почерком мелким вышит:
“Помню, люблю и жду.
Три месяца, как три века.
Кормит птиц на пруду
Одноногий калека”.
Он в шесть утра встает,
Подходит к столу и пишет.
Строчка бежит вперед,
Мысли в затылок дышит:
“Помню, люблю и жду.
Три года я не был дома.
Кормит белок в саду
Девочка ростом с гнома”.
Они в шесть утра встают,
Подходят к столу и пишут.
Буквы в глазах снуют,
Мыслей уже не слышат:
“Помню, люблю и жду.
Треть века прошло без толка.
В окна, как на беду,
Хлещет метели челка”.
Я в шесть утра вскочил —
Скрипнул калитки хрящик.
Кто-то мне подложил
Череп в почтовый ящик.
Вспомнил я, как в чаду,
Вспомнить пока был в силах,
Надпись на двух могилах:
“Помню, люблю и жду”.
***
По двору проехала телега.
А котенок был белее снега.
Взгляд идет оралой оробелым —
Белый свет покрылся снегом белым.
В белом видно розовую крапку —
Беленький котенок моет лапку.
Во дворе бодаются сугробы.
Снег метут края больничной робы.
Белый клен над грязной колеею,
Словно препаратор над змеею.
Дымный перст, пощелкивая сухо,
Чешет небу розовое брюхо.
Выйдешь на крыльцо, собаки лают,
А снежинки на лице — не тают.
Ищет взгляд неясный, как спросонок,
Убежал ли со двора котенок?
***
Остролиственный лес моет ноги в реке.
Остромордая лодка плыла налегке,
Только я на подушке из сомкнутых рук
В ней лежал и насвистывал песню. Как вдруг
Кто-то в лодку запрыгнул с горелого пня
И присел на корме, не взглянув на меня.
Я вскочил, и весло задрожало в руке,
Но по-прежнему лодка плыла налегке.
Он, мертвец не мертвец, подсознанья изгой,
Серебристую рыбу лучил острогой.
Так мы плыли вдвоем и молчали вдвоем.
На удачный удар что-то хмыкало в нем.
А когда защербилась на небе луна,
В лодке не было видно под рыбою дна.
И казалось, что плещется в лодке вода,
И домой я теперь не вернусь никогда.
Но вскочил он, и лодка сама, без весла,
Повернулась на брюхе и вспять поплыла.
Он двух мелких рыбешек схватил за хвосты
И запрыгнул под мышку лесной темноты.
Римский сонет
Двух девушек (не полностью одеты)
С тритоном (толстопуз и пучеглаз)
Я видел на боках музейных ваз,
Как прочие античные сюжеты.
Приезд мой не отметили газеты —
Я не достоин италийских фраз.
И, над фонтаном встав последний раз,
В кармане не нашарил я монеты.
Здесь медногласый шествовал Иванов,
Как ранее — угрюмый малоросс.
С Муратовым в обнимку — Комаровский.
Я шаг замедлил возле двух платанов,
От ангелов опрастывая нос,
Со всеми и повсюду — не таковский.
* * *
Вышла из мрака младая, с перстами
пурпурными, Эос.
В темной церкви молятся о чуде.
Ветер бродит по сугробам, бос.
Херувимчик на сервизном блюде
До седьмого ангела дорос.
Песнь без слов у Александра Блока
Выпелась — язык прилип к штыку.
Облики, молчавшие до срока,
В ломаную строятся строку.
Ходит бес, на лапу припадая,
Словно датский дог — трясет хвостом.
Выплыла из сумрака стальная
Эос с багровеющим перстом.
***
Тычется в щеку снег,
Словно котенок носом.
Жизнь перешла на бег
По ледяным откосам.
Плюнул январь в костер,
Чтобы огня не стало.
Ветер метнулся, скор,
К тощим запасам сала.
Но закипает яд
В белых прозрачных склянках.
Белые птицы спят
В белых своих кухлянках.
***
Светлане
Открыть глаза, покорствуя заре,
И выйти в сад, где холод к телу жмется,
Свое лицо в привязанном ведре
Поднять со дна глубокого колодца.
Беседа листьев пробуждает слух,
Слова их недоверчивы и хрупки;
От умыванья так захватит дух,
Что обернешься в поисках голубки.
И снова в дом, без тени на лице
Ночного сна, войти, но только надо
Мгновенье задержаться на крыльце
В награду ожидающему саду.
***
Листают реку пальцы сквозняков.
Лещи — библиотечные печати.
Две утки у затопленных мостков —
Как тапочки у чьей-нибудь кровати.
В глазах у солнца мошки мельтешат.
Высокий небосвод в плечах раздался.
Темнеет. Катышками лягушат
Песчаный ворс на отмели скатался.
От кверху брюхом всплывшей тишины
Бегут круги, кольцуя час заката.
И камушек, чеканящий блины,
Вдоль берега пропрыгает куда-то.
***
Час за часом водяные черти
Прыгали по крышам оробелым,
Отверзали в небе круговерти
И на землю рушились всем телом.
И всю ночь рычало с небосклона,
Замолкало — и опять сначала,
Словно там сражалось два дракона
Или чрево божие урчало.
Поутру погода смотрит другом,
А на лужах солнечная наледь.
Мы сидим на кухне полукругом,
И в стаканы чай небесный налит.
***
Лаянье проливня. Окрик из осени.
Соборование летнего дня.
Небо вверху — наподобье укосины.
Небо внизу — пузырей толкотня.
Голые ходят по улицам пристальным,
Скользкие стекла дрожат от стыда.
Сердце сражается выстрел за выстрелом.
Все унесет дождевая вода.
Радовать нас — у погоды не в правиле.
Дождь из одежды пора выжимать.
Скрутень рубашечный в угол поставили.
Скрутень как палка остался стоять.
***
Неровные ладони луга
С занозами сухих берез.
Лес наступает полукругом,
И ветер дышит через нос.
Потусторонний мир краями
Виднеется сквозь синеву.
Две утки серыми камнями
Упали в желтую траву.
Концы стеблей неуловимо
Дрожат в подсолнечном тепле,
Когда от поступи незримой
Трава склоняется к земле.
***
Февраль по горло в снегу
И ни рукой, ни ногой.
Под жуткое ни гугу
День убегает нагой.
В ночи худая луна
Щелкает желтой клешней.
На речке кто-то со дна
Лед пробивает пешней.
Следы со снега слизал
Ветра шершавый язык
В деревне, где протоптал
Путь босоногий старик * .
***
Сыплет снегом грубого помола
Трижды равнодушная зима.
Щепку солнца поднимаешь с полу—
Опустели света закрома.
Мчится месяц бричкою стоконной,
Тишину со свистом потроша.
В полынью отдушины оконной
Радостно бросается душа.
Тянут целый день собака с волком
Час меж ними — каждый на себя.
Тихо бредит ночь на ложе колком,
Снежные наречья полюбя.