Пьеса в одном действии
Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2006
Действующие лица:
Аленка — 10 лет
Отец Аленки
Мать Аленки
Осиповна — одноглазая повитуха
Танька — соседская девочка
Кот
Домовой
Шишиги
Родители Аленки во дворе запрягли коня ехать на рынок.
Деревенская хата: полати, русская печь, деревянные лавки.
Аленка в длинной рубашке, не причесана, ходит за матерью.
Аленка. Не продавайте! Не продавайте!
Мать. Разнылась!
Отец. Аленка!
Мать. Разнылась-то!
Отец. А кто сказал, что мы его продавать? Мы твоему гусю мир покажем и назад привезем!
Мать (выглядывает в окно, выходит на крылечко). Да где же она запропастилась, повитуха эта одноглазая!
Аленка. Мама! Заплети меня!
Мать. Повитуху во всем слушайся, без спроса не уходи никуда. Даст бог, мы к утру вернемся…
Входит горбатенькая старушка в синей косынке.
У старухи нет правого глаза.
Мать. Здравствуйте, Осиповна, как здоровье? Есть хотите?
Повитуха. Хочу!
Мать. Аленка, тащи кашу!
Девочка ставит на стол котелок каши, повитуха уплетает.
Отец. Мы на рынок…
Мать. Вы за ней до утра присмотрите, а там мы приедем, пшена привезем, тем и заплатим.
Повитуха. Пшано — это хорошо…
Отец. Аленка, принеси бабушке хлеба.
Мать. Ты что, Аленка, ты ее боишься? Да она же не злобная! Она людям помогает, лечить может!
Повитуха. И правда, чего ты шарахаешься? Я же у твоей мамки тебя и принимала на свет божий! (Жадно ест, изо рта падает.)
Мать. Ты спроси у бабушки, какие она сказки знает! Она много сказок знает!
Отец. Вы наелись?
Повитуха. Наедаюсь!
Отец. Аленка, горшки потом отскреби, избу вымети.
Мать. Не скучай, Аленушка.
Отец. До свидания, Осиповна.
Повитуха. В добрую дорожку!
Аленка. Заплети меня, мама!
Мать. Бабушка заплетет!
Родители уходят.
Повитуха. Что у тебя, Аленка, еще есть?
Аленка. В этом году, кроме гороха, ничего у нас не уродилось!
Повитуха. Неси горох! (Ест, нахваливает.) Ох, ясочка ты моя, ой, мать… Эх-х-х…
Девочка гладит кота.
Повитуха. Че молчишь?
Аленка. Можно, я пойду в чулан посижу?
Повитуха. В чулан? Нельзя! Че, спрятаться от меня решила? От меня не спрячешься! А про чулан-то знаешь? (Суеверно оглядывается.) В темных углах, да по закоулкам, под кроватями, в чуланах… Особенно в чуланах! Живут шишиги!
Аленка. Какие еще шишиги?
Повитуха. Такие. Шишиги! У них лохматые длинные волосы, они волосами обматывают все тело. Да что там тело, — тельце, знаешь, до чего неприятное, мерзкое такое, навроде мертвечиного… Еще у них кривые острые когти, такие острые, что они постоянно сами себя боятся ими поранить! Шишиг этих видимо-невидимо, кишмя кишат. И если ты пойдешь без спроса, куда я тебе не разрешала, ты обязательно с ними встретишься! И тут я тебе не помощник — голодные шишиги набросятся. Раздерут в клочья и сожрут! Давай, я тебе волосы-то заплету!
Аленка. Не надо! Я буду горшок скрести! Вы наелись?
Повитуха. Наедаюсь!
Повитуха (достает из-за пазухи фляжку, глотает, поет).
Эх! Восемь я люби-и-ила !
Девять позабы-ы-ыла!
Одного Иванушку
Забыть я не могу-у-у!
Аленка (кормит объедками кота). Ешь, Васька, ешь!
Повитуха. Кто там у тебя? (Коту). Ф-ф-ф!
Ух ты, зверь ты, зверина,
Ты скажи свое имя,
Ты не смерть ли моя,
Ты не съешь ли меня?!
Еще и шипит на меня, погляди-кась! На, Аленка, вымой горшок.
Аленка скребет горшок, кормит кота шкварками.
Аленка. Ешь, Васька, шкварочки, ешь…
Повитуха мотает пустой фляжкой.
Повитуха. Че молчишь? Какая-то ты несмелая девочка!
Аленка (резко). Осиповна, а почему у тебя одного глаза нет?
Повитуха. А птичка выклевала! Я была такой маленькой девочкой, как ты. Пошла ставню закрыть, а тут птичка прилетела. Да как клюнет в глаз! С тех пор никто меня замуж не берет, и детей своих гнет. Хожу вот, чужим сказки рассказываю, тем и живу, поняла? А хочешь, я тебе сказку расскажу? Что это у нас, а? (Сдергивает с испуганной Аленки шерстяной носок.) Что это, Аленка, а?
Аленка. Осиповна! Можно я Таньку-соседку ночевать позову?
Повитуха. Чего? Обойдетесь! (Вертит дырявый носок.) Аленка, что это? А?
Аленка. Ну, носок…
Повитуха. Был носок! (Надевает на руку.) А теперь будет это у нас бабка! А это будет дедка! (Достает с печи валенок.) Жили-были дед с бабкой, бабка говорит: “Ой, дед, мяса хочу! Сходи ты в лес. Принеси мне мяса!” Пошел дед в лес на охоту…
Аленка. Осиповна, можно я сбегаю, Таньку позову!
Повитуха. Молчи давай, слушай! (Продолжает разыгрывать сказку.) Пошел дед на охоту и случаем провалился в медвежью берлогу. Плакал он, плакал, горемычный, да только видит — медведь спит беспробудным сном. Зимой-то они, медведи, в спячке. Тогда дед отрубил медведю одну ногу и принес старухе. Бабка обрадовалась, давай варить медвежье мясо, топить медвежье сало. А медведь в берлоге проснулся от боли и ну реветь, как узнал, что с ним случилось. Сделал себе вместо ноги деревянную колодку и пошел в деревню. Идет медведь и ревет:
Скрипи, нога, скрипи липовая,
Все по селам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит,
На моей шерстке сидит,
Мое мясо варит,
Найду — задеру!
Ворвался медведь к старикам в избу и еще пуще заревел:
Скрипи нога, скрипи липовая,
Все по селам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит,
На моей шерстке сидит,
Мое мясо варит!
Задеру!!!
Заплакали дед с бабкой: “Прости нас, медведушка, бедных да больных. Старые мы стали, немощные, оголодали совсем, по хозяйству не управляемся!” Пожалел медведь стариков и остался с ними жить, помогать по хозяйству. И втроем они зажили счастливо, еще лучше прежнего. На том конец моей сказке. Да что сказке! Говорят, это и правда было, только не в нашей деревне.
Аленка. Осиповна, отпусти к Таньке!
Открывается дверь, входит сама Танька — девочка на два года старше Аленки.
Танька. Здравствуйте…
Повитуха. Проходи, раз пришла. Че пришла-то?
Танька. Вязать пришла.
Повитуха. Садись, вяжи.
Танька садится на лавку у печки, раскладывает свое вязание.
Повитуха (Аленке). И ты давай, вяжи, давай, тоже.
Аленка. Не умею толком…
Повитуха. А ты учись давай. Танька-то вяжет, и ты вяжи!
Танька. Твои на рынок до утра уехали, сказали. Я с тобой ночевать буду. Чтоб не страшно…
Аленка находит клубочек, вяжет.
Повитуха. Чего ей страшно, она же со мной!.. А ты можешь домой пойти себе…
Аленка. Осиповна! Танька с нами будет! (Путается в нитках.)
Повитуха. У, неумеха, как спицы-то держишь! Смотри на Таньку! (Достает из-за пазухи фляжку — фляжка пуста.) Так, девки. Пойду я схожу по делу. Лекарство скончалось. Я туда-обратно, не скучайте тут. Зелья подбавлю и вернусь.
Танька. Идите, идите, бабушка. Мы скучать не будем.
Повитуха. Аленка! Матери ни слова, что я уходила. Я туда-обратно! А если вы ляжете спать, то клубки просто так не бросайте. Понятно? Помнишь, кто такие шишиги? Клубочки — это ихние детки! Увидят — утащут. Поняла? Я туда-обратно! (Уходит.)
Танька. Осиповна — ведьма! Ведьма одноглазая!
Аленка. Мать сказала, что она людей лечит…
Танька. Вчера в деревне мертвый ребенок родился, так она его унесла, и никто не знает, куда унесла. А одна баба моей матери сказала, что ребенка этого Осиповна сама и умертвила, когда роды принимала. Она и повитуха, потому что детским мясом живет — ни кола, ни двора. Мы вчера залезли в ее сарайчик, а там целая корзина маленьких костей! Кости все белые — аж светятся. И еще у нее лук в чулке висит, Ленка говорит, что это не лук, а детские головы, поняла? Дай бог, чтоб мы с тобой до утра живыми остались!
Аленка. А что делать-то?
Танька. Давай под порог соли насыплем, ведьмы соли боятся.
Аленка. Соль-то последняя осталась…
Танька. Высыпай всю! Жизнь дороже! Ты все окна запри, а я дверь хорошенько закрою! Пусть только попробует войти, хищница одноглазая!
Запирают окна и дверь на засовы, баррикадируют коромыслом, лопатой, лавками, сами прячутся на печи.
Аленка. Как вязать будешь — не видно же ничего!
Танька. И керосинки нет!
Аленка. Ты не знаешь, кто такие шишиги?
Танька. Кто?
Аленка. Осиповна рассказывала, что в темных углах живут какие-то шишиги…
Танька. Ее родственники, наверное. Это кто-то вроде вурдалаков или мертвецов…
Аленка. Родственники? А что, если она их с собой привела и прячутся где-нибудь…
Танька. Давай в печке уголек поищем, зажжем хоть лучинку…
Голос повитухи за дверью.
Скрипи нога, скрипи старая!
Все по селам спят,
По деревням спят,
Аленка не спит,
Носки вяжет!
Открывай!
Аленка. Как мы ей не откроем?
Танька. Ага, пусти ее, ведьму! Сейчас время к полночи подойдет, так она нами и полакомится!
Повитуха. Открывай, говорю! Открывай! Ты что, забыла, кто такие шишиги?
Аленка. Откроем!
Танька. Не смей!
Повитуха. Вот курицы конопатые! Удрали или закрылись? Или удрали? Где ж искать-то теперь? Курицы! Поубиваю! (Колотит в дверь ногами.)
Аленка. Открывай!
Танька. Молчи!
Аленка. Что я завтра матери скажу!
Танька. Стой! Куда ты, дуреха, стой! Дурында!
Танька вцепляется Аленке в волосы, Аленка вырывается, обе падают с печи.
Аленка. Откроем! Откроем! (Разбирает баррикады из лавок, коромысел. Открывает дверь.)
За дверью тишина. Ночь. На крыльце никого нет.
Танька. Закрой дверь, пожалеешь потом!
Аленка. Нет ее тут. Мне от матери по первое число влетит.
Танька. Это мне от своей матери влетит.
Аленка. Тебе-то с чего?
Танька. С того, что я одну спицу в подпол уронила! Из-за тебя, кстати! Достань ее теперь, попробуй! Между половиц проскользнула — и в подполе!
Аленка зажигает в печи лучинку. Танька открывает крышку погреба, берет лучинку, спускается в подпол.
Аленка. Не оступись! Осторожнее! Я топать буду, где спицу уронили! Где топаю — туда и ползи!
В погребе темно, сыро, пахнет прошлогодней капустой и плесенью.
У картофельной ямы, прямо в земле, сидит человек, покрытый волосами, весь в паутине и пыли.
Домовой. Ты никак чего потеряла?
Танька. Спицу потеряла…
Домовой. Крикни Аленке, чтоб не прыгала там — пыль сыплется…
Танька. Аленка!!!
Домовой. Не слышит… Как ты догадалась, я хозяин этого дома, я — Домовой. Спицу твою я подобрал. На, возьми. А сама ты, девочка, собирайся домой, отчаливай. Ты мне сразу не понравилась… Пришла тут, со своими порядками… мне здесь такие не нужны. Давай, прощайся с Аленкой и дуй восвояси! Все понятно? Не то… задушу… И погаси ты свою лучинку!.. Так и норовит в глаз! (Отбирает у Таньки лучинку, зарывает в землю.)
Становится совсем темно. Танька выбирается из погреба в дом.
Аленка. Что так долго? Я же тебе топала!
Танька. Лучинка погасла… (Собирает спицы, сматывает вязание.)
Аленка. Ты куда это намылилась?
Танька. Голова разболелась. Я домой пойду.
Аленка. Ты ведь со мной обещала, чтоб не страшно…
Танька. А ты закрывайся и спать ложись. Никто тебя не унесет, не бойся… (Уходит.)
Аленка. Танька! Танька!.. (Гладит кота.) Ну вот, Васька… Остались мы с тобой вдвоем…
Голос из подпола. Втроем! Втроем!
Открывается крышка погреба, и в дом карабкается Домовой.
Домовой. Не пугайся, Аленка! Я за тобой послежу… Я ваш дедушка-суседушка, в беде не оставлю.
Аленка. Какой же ты дедушка? Почему ты такой черный?
Домовой. Я семьдесят шесть лет в земле лежал!
Аленка. Это в нашем доме?
Домовой. А где же еще! Я ведь потому и Домовой! Я вот что тебе сказать хочу… Отца предупреди, чтобы коню на ногу днем подорожник привязал, а на ночь бараний жир приложил, запомнила? И так две недели.
Аленка. А это зачем еще?
Домовой. Ты, главное, запомни. Я про ваш дом все наперед знаю. Мне тут каждая пылинка знакома.
Аленка. Тогда расскажи мне, кто такие шишиги!
Домовой. Кто? Да на что они тебе сдались-то? Век бы их не видеть! Пустомели!
Аленка. Говорят, они в темных углах живут…
Домовой. Света наш брат не любит!..
Аленка. А я бы хотела на них взглянуть… Хоть разок…
Домовой. На что они тебе!
Аленка. Любопытно…
Домовой. Я их лет десять назад того… В погреб всех… Вроде пока не высовывались…
Аленка. Это в наш погреб?
Домовой. В наш, в наш.
Аленка. Покажи мне их, а? Покажи!
Домовой. Чего привязалась — покажи да покажи! Десять лет прошло, я уж не помню, где я их точно… А ты что, правда хочешь посмотреть?
Аленка кивает.
Первый раз таких людей вижу, чтоб со мной в погреб к шишигам!..
Аленка. Только мне, правда, к вам страшновато…
Домовой. А чего нас бояться!.. Еда у тебя есть?
Аленка. Горох только… Есть тыква, но тыква гнилая совсем…
Домовой. Валяй! Берем с собой и спускаемся!
Спускаются в погреб.
Это раньше шишиги твои по темным углам скрывались, а теперь я их всех, того… арестовал. Где же это место? Здесь, кажется. Чего стоишь? Рой землю!
Домовой и девочка раскапывают в погребе яму, из земли выскакивают шишиги.
Домовой. Ну не деритесь, не деритесь, всех откопаю!
Шишиги кричат, спорят, кому первому откопают голову, кому руки, кому ноги.
Домовой (Аленке). Ты еду им сразу не показывай, они невоспитанные, да и кормлю я их редко.
Шишиги. А где гостинцы?
— Чего ты нас откопал?
— Где угощение-то?
— Он нас отпустит! Он нас отпустит!
Домовой. Цыц! Аленку привел… На вас пришла посмотреть.
Шишиги. Посмотреть пришла!..
— Цирк здесь, да?
— Мы цирк?
Аленка. Что такое цирк?
Домовой. Вот он, цирк, полюбуйся. Аленка вас покормить пришла, ведьмы поганые.
Шишиги. Да! Мы такие!
— Я поганая!
— Я самая поганая!
— Я самая поганая!
— Давай угощение!
— Угощение!
— Какая красивая лохматая девочка!
— Такая же лохматая, как мы!
— А давайте ее причешем!
Домовой. Ешьте, ешьте!
Высыпают горох, шишиги набрасываются на еду.
Шишиги. Вкусно!
— Мелкий горох!
— Ну вот поужинали, теперь можно и позавтракать!
— А тыква-то ваша гнилая!
— Тыква-то гнилая!
— Это кто нам принес гнилую тыкву!
— О!
— Настоящая гнилая!
— Гнилая тыква!
— Чур, я колдую! Шамраш-Тамараш!!!
Одной из шишиг возлагают тыкву на голову, вокруг нее затеивается пляска.
Шишиги. Что будем есть?
— Пусть она станет медвежатиной!
— Курятиной!
— Брюквы!
— Соковухи!
— Шамраш-Тамараш!
Тыква превращается в груду съедобного, радостные шишиги продолжают пиршество.
— Позавтракали, теперь можно и пообедать!
— Федора-обжора!
— Федора-обжора!
— Глаз циклопа!
— Кому глаз циклопа?
Аленка. Дедушка, что такое циклоп?
Домовой. Циклоп? Древнее животное.
Аленка. Тетенька, вы чье мясо едите?
Шишиги. Твой страшный сон!
— Мы едим его, чтобы тебе никогда больше не было страшно!
— Кого больше боишься, того и едим!
Домовой. Посмотрела? Пойдем, Аленка, пойдем…
Шишиги. Повитуху боишься? Повитуху?
— Бабы! Жри повитухино мясо!
Аленка. Не надо! Осиповна! Не ешьте ее! Не трогайте!
Домовой. Пойдем, нечего здесь больше делать.
Аленка. Не ешьте! Отдайте! Осиповна!
Шишиги. Аленка будет новой повитухой!
— Аленка будет новой повитухой!
— Птица-птица! Выбей глаз!
— Хочу молоденьких хрящиков!
— Пообедали, можно и поужинать!
— Бабы! Жри девчонку!
— Обморок! Обморок!
Домовой. Ну хватит, черти, перепугали до обморока! А ну, в землю! Вот и корми вас после этого! (Загоняет шишиг в яму, засыпает землей, берет Аленку на руки и возвращается в дом. Метет избу, наводит порядок, ворчит.) И тут земля! Вот черти!..
Позднее утро. Родители Аленки уже давно вернулись. Аленка спит на лавке. Повитуха и мать перебирают конопляное семя, размалывают в ступке.
Повитуха. Все ясно. Ведьма у вас соседка, тут даже говорить не о чем. Нельзя ей с Танькой играть.
Мать. Аленка горит вся… Порча, может?
Повитуха. Знаю один заговор. Я буду говорить, а ты отвечай: “Нет, не болят”. “Пойду в чисто поле под красное солнце, под светел месяц. Месяц Булат, у тебя есть брат Игнат? Не болят у Игната зубы?…” Ну!
Мать. Нет, не болят!
Повитуха. Не болит буйная головушка?
Мать. Нет, не болит.
Повитуха. Не болят ли быстрые ножки?
Мать. Нет, не болят.
Повитуха. Так и у Аленки не болят! Открывай окно, пусть ее свежим ветром протянет!
Мать открывает окно, у окна прыгает птица. Аленка приходит в себя.
Аленка. Мама, закрой скорее окно, не то птица мне глаз выклюет!
Повитуха. Помогло! Очухалась!
Мать. А мы с Осиповной подумали, что на тебя кто порчу навел…
Аленка. Бабушка? А разве вас шишиги не съели?
Повитуха. Не помню такого…
Мать. Аленка! Гуся твоего так и не продали! Вон он — по двору ходит. Беда случилась — конь ногу поранил, так отец не знает, что и делать.
Аленка. Как не знает! Надо подорожник днем привязывать, а на ночь бараньего жира приложить. Недели две так лечить.
Повитуха. Да она не хуже всякой ведьмы, оказывается, знает!..
Мать. Сплюньте, Осиповна. Ты, Аленка, молодец, и горшки вымыла, и избу вымела. Садись теперь с нами — соковуху варить будем. Отец вернется — обед уж готов!
Повитуха. Я буду листья отсеивать, а ты матери помогай толочь. Молоком зальем — и в печь! Такая похлебка от всех болезней. Толки конопляное семечко, толки конопляное семечко…
Эх! Восемь я любила!
Девять позабыла!
Одного Иванушку
Забыть я не могу!
На полу разложен полог, женщины обрабатывают семена, толкут в чугунной ступке.
На печи молчит кот.
Конец