Пьеса
Опубликовано в журнале Урал, номер 12, 2006
Павел Казанцев — студент второго курса ЕГТИ, отделение “Литературное творчество”. Пьеса “Герой” вошла в десятку лучших пьес конкурса “Действующие лица” (Москва).
Герой
2006
Мне тогда только двадцать исполнилось. А я уже был настоящий герой, президент меня награждал, по телевизору показали, орден дали. Меня ранило осколком, и я ехал домой. Так, ничего особенного. Зато шрам красивый остался на спине, — девчонок удивлять. А так как я был Герой, мне государство выдало целую кучу денег. Да и не только…
ЛЕТО
Вокзал. Звучит “Прощание славянки”. Из вагона поезда выходят парни в военной форме. В толпе встречающих женщина кричит и машет руками: “Егор, Егор!” Егор в такой же форме, что и остальные, обнимается с матерью.
На сковороде в масле шкворчат котлеты. Мать возится у плиты. Егор за столом что-то аппетитно уплетает.
ЕГОР. А еще у нас был Васька Барыкин, — пельмень. Он мог зубами, без ножа, вообще без всего, банку тушенки открыть. Сам толстый, круглый такой. Жрал всегда и все подряд. Там на горе здание было, ДК, что ли, какое-то. Наемники засели и обстреливают вокруг все подряд. Хотели сперва из танка их вымести оттуда, а командование говорит: нельзя, мирные жители, типа, с ними там. Стали так штурмовать. Короче, когда туда зашли уже помещение прочесывать, пельмень на входе коробку с консервами увидал и давай, куда есть, рассовывать. А боевики эти поняли, что им, ну, все уже. Здание у них по периметру заминировано было, и они это все как рванули. Всех и накрыло. А Пельмень выжил. Ему позвонок сломало. Если б консервы не стал брать, и его бы накрыло. А так домой отправили, на инвалидной коляске. По мне, так лучше, чтоб накрыло, чем всю жизнь на коляске.
Клуб
Мигает свет, грохочет музыка. Много людей. Егор и два его друга: Славян (крепкий, среднего роста, короткая стрижка) и Кудрявый (высокий, щуплый, со светлыми, длинными, вьющимися волосами). Пробираясь сквозь толпу, выходят на улицу, охранники ставят им на руки печать. На улице подходят к парню в спортивном костюме.
КУДРЯВЫЙ (сзади толкая парня в плечо). Давно тут?
ПАРЕНЬ. Ну, вы че? Я, блин, вам звоню уже полчаса! Вы чего, блин, трубу не берете.
СЛАВЯН. Ладно, ты не нервничай, там глушняк такой, ничего не слышно.
ПАРЕНЬ. Епрст, ты на вибратор ставь!
КУДРЯВЫЙ. Ну, ладно, ладно, пришли же. Разволновался, оратор-вибратор.
СЛАВЯН. Короче, это… Давай. Сколько?
ПАРЕНЬ. Восемьсот.
Егор из руки в руку передает ему деньги. Парень сует руку с деньгами в карман олимпийки. Вытаскивает руку из другого кармана, передает что-то Славяну.
Эти же трое курят по кругу в переулке туго набитую папиросу.
КУДРЯВЫЙ. Вот, говорил же, что через Чеха лучше брать.
СЛАВЯН. Я уже это… Я пока не буду.
ЕГОР. Меня когда в Грозный только направили, там один грязь из-под ногтей какую-то принес. Мы это с табаком покурили, всю ночью казалось, что небо на землю падает.
КУДРЯВЫЙ. А ты это, правда президента видел?
ЕГОР. Вот как тебя сейчас.
КУДРЯВЫЙ. И как он?
ЕГОР. Такой опрятный весь, наглаженный и говорит так, как по бумажке читает. А еще там пресса, фотографы вспышками сверкают, аж глаза болят, а он даже не моргает, прикинь?
КУДРЯВЫЙ. Привык, сука.
ЕГОР. Чего это он сука?! А? Чего вообще, попутал, что ли?! За базаром следи!
СЛАВЯН. Да ладно тебе, это он так, любя.
ЕГОР. Любя…
Пауза
ЕГОР. А это… Ну, девок щас можно где-нибудь снять?
Славян начинает беспрерывно чихать, парни над ним смеются.
Ночь, спальня, полумрак. Егор на кровати с какой-то девушкой. Девушка громко кричит, обвивает Егора ногами. Кудрявый на кухне смотрит телевизор, курит, пьет чай. Крики из спальни прекращаются. На кухне в трусах появляется Егор.
КУДРЯВЫЙ. Ты ее чего там, прикладом бил?
ЕГОР. Где сигареты? За два года и сразу — такое!
КУДРЯВЫЙ. Как она?
ЕГОР. Как слышал, прием. (Приглушенно смеются.) Мертвого подымет. Давай, пока она еще теплая, иди!
КУДРЯВЫЙ. Чего-то мне страшно как-то. (Стягивает штаны, футболку, сдавленно смеется.) Ладно, я пошел. (В трусах, шлепая по линолеуму, уходит с кухни.)
Утро.
Егор, одетый, за столом. Спокойно пьет из стакана пиво. Кудрявый, нервно сотрясаясь, ходит кругами по кухне.
КУДРЯВЫЙ. Ну, шалава, проститутка поганая. Нет, там бабки, золото, телефон это я еще понимаю. Гитара, на хрена ей понадобилась гитара? Она ее никому не сдаст. Эту гитару весь город знает. Выцеплю ее, до пасти порву.
ЕГОР. Нет, а все-таки в постели она замечательная.
КУДРЯВЫЙ. Да она гитару мою унесла! Какая замечательная?
ЕГОР. Кудрявый, да сядь ты, успокойся. Вон, пивка попей. Хочешь, я тебе новую, такую же куплю. Даже лучше.
КУДРЯВЫЙ. Она одна такая, как ты не поймешь. Это как любимая женщина, такую вообще нигде не найдешь, а если и найдешь, знаешь, сколько она стоит?
ЕГОР. Сколько?
КУДРЯВЫЙ. Полторы штуки! Баксов полторы штуки!
ЕГОР (вынимает из кармана пачку денег и бросает на стол). Посмотри, я не знаю, тут хватит?
Кудрявый замолкает, подходит к столу берет деньги, теребит их.
КУДРЯВЫЙ. Откуда?
ЕГОР. От верблюда. Бери, у меня еще есть.
КУДРЯВЫЙ. А тебя она чего, не это, не обчистила?
ЕГОР. Я их, как пришли, в туалете за бачок положил.
КУДРЯВЫЙ. Ты чего, знал? Зачем?
ЕГОР. Не знал, конечно, так, на всякий случай положил, и вот…
Кудрявый медленно садится, смотрит на Егора, берет его стакан, пьет пиво. Егор довольно улыбается.
***
Давно не действующий карьер, заполненный водой. По краю карьера вдоль кромки леса бежит Егор. Спускается к воде, раздеваться, прыгает в воду и плывет. К тому месту, где он бросил одежду, подходит девушка. Смотрит ему вслед.
Фыркая и отряхиваясь, как собака, Егор выходит из воды.
ДЕВУШКА. Привет.
ЕГОР. Здорово.
ДЕВУШКА. Ты тоже тут бегаешь?
ЕГОР. Почему тоже?
ДЕВУШКА. Просто я всегда здесь бегаю и часто вижу тебя. То есть никого больше не вижу, в смысле, кроме меня и тебя, тут никто больше не бегает.
ЕГОР. Да?
ДЕВУШКА. Да. (Протягивает руку.) Меня Соня зовут.
ЕГОР. Егор.
***
Голый Егор лежит животом вниз на диване. Рядом сидит Соня, его голова у нее на коленях. Соня гладит пальчиком шрам на его спине.
СОНЯ. Больно было?
ЕГОР. Наверно, я не помню. Сознание потерял, а когда очнулся, осколок уже достали, спину зашили.
СОНЯ. Я когда в новостях про войну смотрю, мне кажется, что это все не по-настоящему, что ли. Ну, в смысле, там танки, солдаты, разрушено все, каждый день стреляют, на улицу выйти страшно. А ты сидишь у телевизора, ешь большой бутерброд с колбасой и с сыром и просто смотришь на это. Просто. Тебе на самом деле все равно, чего там, как. Смотришь и не видишь, слушаешь и не слышишь. У тебя за окном солнце, у тебя не стреляют.
ЕГОР. По новостям… (Усмехается.) У меня друг был там, еще с военкомата, там и познакомились. Мы сперва вместе только вдвоем и были. Он все не понимал, как это? Дают приказ, и стреляешь, в кого, за что, почему? Говорил мне: “Вдумайся, мы убиваем незнакомых нам людей, которые ничего нам не сделали. Просто тупо, по приказу. За что?” А я ему отвечал: “За родину”. Вообще, неправильно, что такой человек туда попал. Он просил меня ногу ему прострелить, чтоб его домой отправили. Говорил, что не понимает, за что он тут воюет. Я ему ответил, если он еще раз такое мне скажет, то я ему яйца отстрелю, а он заулыбался, до самых ушей расплылся. А потом, когда ему легкое прострелили и я его тащил, он признался, что любит меня.
СОНЯ. В смысле, он был…
ЕГОР. Да. Говорит и улыбается, как тогда, до самых ушей. Так и умер. Я тоже думал, это все не про меня, все где-то. Представляешь, он мне друг и…
Пауза
СОНЯ. Хочешь есть? Может, в кино сегодня пойдем?
ЕГОР. Нет. Мы на футбол с пацанами идем.
СОНЯ (вдруг). Тихо! Слышишь?
ЕГОР. Где?
СОНЯ. Рексом вставай, одевайся! Это мама идет! Быстрее, быстрее постель еще убрать надо!
Оба соскакивают, суетятся.
***
Стадион. Идет футбольный матч. Славян, Егор и Кудрявый на трибуне, уже поддатые, орут: “Оле, оле, оле! Россия вперед!”
***
После матча идут от стадиона.
СЛАВЯН. Не, ну как можно было во втором периоде такой мяч пропустить, это каким инвалидом надо быть, чтоб пропустить такое? У меня бы мама его поймала!
КУДРЯВЫЙ. Да, жалко, у них в команде твоей мамы нет.
СЛАВЯН. Не, ну серьезно. С его руками только дрочить!
КУДРЯВЫЙ. Славян, ну, проиграли, проиграли, чего так переживать? Даже если б они выиграли, у тебя чего, прибавилось бы, что ли?
СЛАВЯН. Нет, ты не понимаешь!..
КУДРЯВЫЙ. Да, я не понимаю, какой мне лично толк от того, выиграли они или проиграли?
СЛАВЯН (останавливается). А ты на футбол чего вообще ходишь?
КУДРЯВЫЙ. Пива попить, провести время.
СЛАВЯН. Да ты че!..
ЕГОР. Все, пацаны, стоп. Успокоились, надо уйти куда-то, отлить, выпустить пар.
***
Кирпичная стена внутри дворов. Все трое отливают.
КУДРЯВЫЙ. Я один раз в кино решил в полторашку сходить. Гляжу, там уже не хватает. Короче, оно все как брызнет в разные стороны. Я им там все мочой залил, охранники меня, суки, в мусарню сдали. Вот уж не думал, что могу полтора литра нассать.
Из-за угла появляются двое милиционеров. Останавливаются и, сложив руки на груди, ждут, пока парни свое дело сделают.
1-Й. Что же вы, пацаны, делаете?
КУДРЯВЫЙ. Письками меряемся.
2-Й. Ты щас у меня в другом месте будешь шаги мерить.
ЕГОР. Мужики, ну правда, куда еще тут податься?
2-Й. Вы, как собаки, что ли, где захотели, там и поссали?
КУДРЯВЫЙ. Да тут все ссут…
1-Й. Нас все не волнуют. Ты за себя отвечай.
2-Й. Подошли все сюда. Из карманов все на землю выкладывайте. Наркотики, оружие, колющие, режущие предметы имеются?
КУДРЯВЫЙ. Конечно, кокс по пятьсот, белый по триста пятьдесят, трава по двести за корабль, больше трех если будете брать, по сто пятьдесят отдам.
Егор дает ему подзатыльник.
1-Й. Документы, удостоверяющие личность, имеются?
Егор протягивает паспорт, Славян — студенческий.
2-Й (Кудрявому). А у тебя что, умник?
КУДРЯВЫЙ. Такая же байда, только фотография другая.
Егор и Славян с укором смотрят на него. Милиционеры изучают документы, переписывают данные в протокол.
КУДРЯВЫЙ. Поганая у вас профессия…
1-Й. Поганая, а что поделаешь?
КУДРЯВЫЙ. Да что угодно, не по дворам же ссущую молодежь вылавливать, протоколы марать. Че, если мы этот штраф заплатим, гадить тут перестанут, что ли? Козлячья у вас работенка, как вы так, как вам самим не стремно?
2-Й. Ну, что, пацаны, все-таки пройти придется, мы хотели по-хорошему, а товарищ у вас болтливый сильно.
ЕГОР. Да давайте лучше я ему сам стукну, и мы пойдем. Он дятел просто, его даже в армию из-за этого не взяли.
2-Й. А ты служил?
ЕГОР. В Абхазии, дембельнулся неделю назад.
2-Й (заглядывает в паспорт. Егору). Это тебя, что ли, награждали в Кремле?
ЕГОР. Меня.
Пауза. Милиционеры переглядываются.
1-Й. Ну, ладно, стукни.
***
Выходят из-за стены. Все трое смеются. Кудрявый держится за глаз.
СЛАВЯН. А я и не знал, что с ментами можно так базарить.
КУДРЯВЫЙ. Мог бы и не так сильно.
ЕГОР. Мог бы и помолчать.
КУДРЯВЫЙ. Да не могу я, когда ментов вижу и когда женщин бьют.
***
Во дворе трое парней избивают девушку.
СЛАВЯН. Ничего они ее, жестко так.
Парни, не говоря ничего, ввязываются в процесс. Оттаскивают нападавших от девушки. Раскидывают в разные стороны всех троих. Егор выламывает кусок скамейки, движется на них. Нападавшие отступают и убегают прочь. Закрывая разбитое лицо руками, девушка сидит на земле и плачет. Кудрявый и Славян с открытыми от удивления ртами подходят к ней. Егор выбрасывает палку.
ЕГОР. Ты как, нормально?
Девушка кивает головой.
ЕГОР. Ты, где живешь? Может, скорую вызвать?
Девушка отрицательно мотает головой. Все трое стоят около нее и смотрят.
ДЕВУШКА (заикаясь от плача). С-с-спаси-сибо!
ЕГОР. Пожалуйста. (Протягивает ей руку.) Вставай, давай. За что это они тебя так?
Всхлипывая, девушка подымается с земли, опираясь на Егорову руку.
ДЕВУШКА. Не з-з-зна-а-аю.
Она убирает волосы с лица. Это та же девушка, что была у Кудрявого ночью и украла у него гитару.
КУДРЯВЫЙ. Ах ты, сука! (С кулаками бросается на нее.) Проститутки кусок! Падла, где моя гитара?
Егор и Славян стоят и смотрят, как Кудрявый избивает девушку.
СЛАВЯН. Это… Может, оттащим его?
ЕГОР. Не, не надо, пускай уже…
В общем, все начало немного съезжать с катушек. Я думал, что вернулся в нормальный мир. У меня были друзья, которые меня понимали и уважали. Появилась любимая девушка. Конечно, помимо Соньки мы иногда цепляли и каких-то на стороне. Но тем не менее Соню я любил. Мама у нее ездила по бесконечным командировкам. Мы от нее пряталась. Ближе к концу лета я устроился механиком в авторемонтную мастерскую, и вроде бы все должно было складываться хорошо, но наступила…
ОСЕНЬ
Егор и Соня в постели. Долго и нежно целуются.
ЕГОР. Ты бы вышла за меня замуж?
СОНЯ. За тебя? Ни за что.
ЕГОР. Правда?
СОНЯ. Конечно, нет! Просто я думаю, пока не надо с этим спешить.
ЕГОР. А что, думаешь, подвернется более приличный вариант?
СОНЯ. А ты думаешь, не подвернется?
ЕГОР. Я серьезно. Тогда мы сможем нормально вместе жить. Конечно, мы и так почти живем, просто тогда мы будем иметь на это право…
СОНЯ. Давай сперва закончим университет.
ЕГОР. Но ты только на первом курсе. Это еще пять лет?
СОНЯ. Ты тоже можешь поступить куда-нибудь на заочное.
ЕГОР. Нет, это не по мне. Я школу-то еле закончил. Я дебил.
СОНЯ. Так и будешь всю жизнь ходить в мазуте и ковыряться в машинах?
ЕГОР. Почему, нет.
СОНЯ. А что тогда?
ЕГОР. Там видно будет. Ты после учебы откроешь свой бизнес, а меня техничкой в офис возьмешь. Возьмешь?
СОНЯ. Нет, правда. Мы ведем с тобой разный образ жизни. Формируем себя по-разному. Нам уже сейчас даже не о чем с тобой поговорить. Ты пьешь после работы пиво, или со своими, или у телевизора. Я занимаюсь в это время политологией и учу английский язык. Ты сам говоришь, что в компании моих друзей тебе скучно. Как ты их называешь, заумными?
ЕГОР. Наш майор говорил, если начинаешь много думать в бою, то обязательно умрешь. Ты…
СОНЯ. Успокойся, Егор. Ты не на войне, тут нет майоров, боевиков, бетеэров. Тут никто не отдает тебе приказы. Тут надо жить, а не выживать. Ты постоянно твердишь мне про войну, про армию. Оторвись уже от той жизни, начни другую, новую.
ЕГОР. Ты не понимаешь…
СОНЯ (перебивает). И не хочу понимать. Мы приходим с тобой в театр, на лучший спектакль, на который билеты просто не достать. И через пять минут, запрокинув голову, ты в буквальном смысле храпишь на весь зал. Скажи, что мне тут не понятно?
ЕГОР. Я люблю тебя.
СОНЯ. Отойди от того мира, попробуй стать другим. Наверное, это нелегко? Я помогу тебе, правда, только скажи как?
ЕГОР. Как?! Задом об косяк! Война — это не поход в горы с инструктором, это не сплав под гитару по реке! Это червь, вирус, он поселяется здесь, в голове, навсегда. Это нельзя забыть, когда человек, с которым ты утром разговаривал, ел, курил, вечером лежит с оторванной головой и собственным членом во рту! Все это делает тебя таким, какой ты есть! И поэтому, когда какой-то пидороподобный пряник рассказывает мне со сцены поставленным голосом, что такое смерть и как надо убивать, я сплю! Я спать хочу! (Встает, одевается, выходит.)
Соня смотрит в потолок.
***
Рок-клуб. На сцене Кудрявый и его группа. Исполняют что-то шумное, тяжелое, панк. Вокруг сцены публика скачет “пого”. Песня заканчивается.
КУДРЯВЫЙ (кричит в микрофон). Ну, что, блядь, понравилось, крошки-и-и?!
Публика взвывает в ответ, под этот крик музыканты уходят со сцены.
***
За кулисами Кудрявый упаковывает гитару в чехол. Егор стоит рядом, курит.
КУДРЯВЫЙ. Ну, как тебе?
ЕГОР. А чего так шумно? Я ни слова не разобрал, непонятно.
КУДРЯВЫЙ. Не шумно, а плотно. И понимать тут не хрен, тут чувствовать надо, волну ловить. Понял? Я ж тебе не Розенбаум.
ЕГОР. Домой щас, что ли?
КУДРЯВЫЙ. Ну, конечно… Пойдем, знаю тему, где сегодня заторчать можно.
Уходят.
***
Днище ложки, подогреваемое зажигалкой. В ложке что-то кипит. В шприц с комочком ваты на конце иглы выбирается содержимое ложки. Человека, который это делает, зовут Жуля. Высокий, сутулый, худой, редкие длинные волосы, кожа серого, землистого цвета. Протягивает шприц Кудрявому.
ЖУЛЯ. Сам или помочь?
КУДРЯВЫЙ. Сам попробую.
ЖУЛЯ (Егору). Тебе сколько?
ЕГОР. Не, я пас.
СЛАВЯН. Правильно, Егорка, лучше водку жрать или курить, на худой конец колеса, чем на вашей этой беде залипать.
КУДРЯВЫЙ. Ты, алкоголик, заткнись. Это самый чистоган. Ты же в этом ничего не понимаешь.
ЖУЛЯ. Заткнитесь все, а? Приход не обламывайте.
Все замолкают. Кудрявый и Жуля успешно проводят инъекции и, расслабляясь, почти одновременно ложатся на диван.
СЛАВЯН. И так четыре-шесть часов. (Пауза.) У меня осталось там, может, покурим пойдем?
ЕГОР. Все наемники тоже на этом сидят. Это правда, что все безразлично становится?
КУДРЯВЫЙ. Все кудряво становится. Ничего не волнует, ничего не боишься.
ЕГОР. И смерти не боишься?
КУДРЯВЫЙ. Да, не боишься.
ЕГОР. Как же жить тогда, если смерти не боишься?
ЖУЛЯ. Не грузи, а?
СЛАВЯН. Да, лучше не трогай их, а то они злиться начнут. Пойдем лучше на кухню, покурим.
ЕГОР. Чего-то не хочу я ничего. Домой пойду.
***
Егор выходит из подъезда, идет по улице. Заходит в дешевое кафе. Заказывает водки и пельменей. Сидит один, пьет и ест. Походит старик синюшного вида.
СТАРИК. Сынок, помоги мне, старому, Христа ради, пожертвуй рубликов десять, тридцать.
Егор достает деньги, протягивает старику.
СТАРИК. Ну, дай бог тебе, сынок. Дай бог здоровья. (Поворачивается, уходит.)
ЕГОР (окликает). Эй, отец! Старик!
СТАРИК. А?
ЕГОР. Посиди чуток со мной, выпьем.
Старик торопливо возвращается к столу. Егор наливает ему водки, выдвигает на середину стола пельмени. Старик выпивает водку, не закусывает. Смотрит на Егора, молчит. Какое-то время молча смотрят друг на друга.
ЕГОР. Отец, ты ж воевал?
СТАРИК. С фрицами-то? Было дело. Два шага до Берлина не дошел. (Смеется.)
ЕГОР. Скажи, а ты их, ну, фрицев, ненавидел?
СТАРИК. Шут его разберет там. Мы ж за родину воевали. Ура, и вперед, в тебя стреляют, и ты стреляешь, а кто если упал впереди, перескочил через него и дальше. В плен попал, все, предатель. Я их и видел-то издали, живых. (Смеется.) Не до того было. Пожрать бы да поспать. В госпитале ходить только сам стал, бабу свою ночью прижал в кабинете. Царство ей небесное. Так и познакомились. Дралась, не хотела, но и не орала… (Смеется.)
ЕГОР. Войну забыл легко?
СТАРИК. Не знаю. Мы ж с победой вернулись, победителями. Вся Европа, весь Союз вышли нас встречать. Война, она и есть война, как ее забудешь? Мы победой гордились.
ЕГОР. Спасибо вам, отец, спасибо, что победили.
СТАРИК. Я, сынок, водочки еще налью. Без нее же, родной, окаянной, некуда. Если б не фронтовые сто грамм, может, и не победили бы. (Смеется.)
ЕГОР. Пей, пей, старик.
Старик выпивает.
СТАРИК. Вот ты в Бога веришь?
ЕГОР (пожимает плечами). Верю. В своего бога верю.
СТАРИК. Верит он… А ты его видел, а? (Разливает еще.) Видел, спрашиваю тебя, или нет?
ЕГОР. Нет. Не видел.
СТАРИК (выпивает, наклоняется к Егору, тихо так, заговорщически). А я вот, как выпью, бога видеть начинаю. Ты только не думай, что я умом тронулся. Понимаешь, я не мужика с бородой вижу… (Крестится.) А бога вижу я. Вот смотрю на собачку ничейную и бога в ней вижу. На алкашей этих смотрю, и в них бог. Бог даже в столе этом. (Стучит по столу ногтем.) И мы с ним разговариваем. Я знаю, тут все эти считают меня сумасшедшим. Мол, хожу, сам с собою или еще с кем разговариваю. А я с богом. Понял? С бо-гом! (Смеется.)
ЕГОР (выпивает, снисходительно улыбается). Понял. И о чем же вы с ним говорите?
СТАРИК. О смерти. Ну, о смерти я его прошу, чтоб он забрал меня. Болит, говорю, все, сил здесь маяться нет. А он не забирает, говорит, что нужен я тут еще. Смеется надо мной он, он вообще много смеется. Говорит: “Бил ты, бил, дед, фрицев, а всех не перебил”. Как же так, говорю, в сорок пятом до Берлина дошли, а всех не перебили. Неужто, говорю, спрятался кто где? А он смеется мне в ответ, прям заливается. И показывает мне вот так. (Показывает пальцем Егору за спину. Егор оборачивается, сзади никого нет. Старик смеется.)
Девушка в замусоленном светлом переднике сгребает в мешок со столов грязную одноразовую посуду.
ДЕВУШКА. Закругляйтесь, закрываемся уже.
***
Поздний вечер. Идет дождь. На остановке скопление народа. Подъезжает троллейбус. Люди, стекаясь к дверям, образуют давку. Все хотят залезть. Закрывающиеся двери вдавливают застрявших на подножках пассажиров внутрь. К троллейбусу подлетает та самая девушка из кафе, молотит кулаком в дверь, машет водителю. Троллейбус уезжает. На остановке остаются лишь Егор и девушка.
ДЕВУШКА. Козел!
ЕГОР. Вам куда? Хотите, я вас на такси подвезу?
Девушка молчит, смотрит то троллейбусу вслед, то в ту сторону, откуда он приехал.
ЕГОР. Нет, правда. Этот последний был. (Пауза.) Хотите, вместе сложимся на такси? Вам куда?
ДЕВУШКА (помедлив). В центр. А вам?
ЕГОР. Мне, значит, тоже в центр.
ДЕВУШКА. Почему тоже?
ЕГОР. Мне некуда идти. Зайду до утра куда-нибудь.
Останавливается машина, поверх опустившегося стекла высовывается лицо кавказкой национальности.
ЛИЦО. Слишь, куда нада, ни дорага, паехали?
Егор уверенно направляется к машине, открывает дверь, садится. Девушка, помедлив, садится следом. Уезжают.
***
Раннее утро. Туалетные кабинки в кинотеатре. Егор и девушка, запершись в кабинке, страстно целуются. Егор стаскивает с нее штаны.
ДЕВУШКА (задыхаясь, шепотом). Нет. Стой! Давай не здесь, не хочу, чтоб как собаки. Я живу тут, недалеко. Пойдем ко мне…
***
Открывается дверь. Зажигается свет в прихожей. Обстановка свидетельствует, что здесь живут весьма не богатые люди. Едва закрывается дверь, Егор бросается к девушке, целует, прижимает ее к стене. Она, смеясь, вырывается.
ДЕВУШКА. Да подожди ж ты… Подожди. Иди пока на кухню, я сейчас приду.
Егор проходит на кухню, садится, ждет
Встает. Смотрит в окно. Ждет. Ждет. Ждет.
Идет по коридору.
ЕГОР. Люд? Люда, ты где?
Открывает дверь, заходит в комнату. Вдруг замечает, на старой софе лицом вверх, укрывшись одеялом так, что только голова торчит, лежит парень примерно такого же возраста, как и Егор. Ничего не говорит. Его большие глаза пристально смотрят на Егора. Егор выходит из комнаты, прикрывает дверь и возвращается на кухню. Появляется Люда, переодевшаяся, с влажными волосами. Видимо, из душа.
ЛЮДА (берет за руку Егора). Пойдем.
ЕГОР. Кто это у тебя там в комнате?
ЛЮДА (помедлив). Это мой муж.
ЕГОР. Муж???
ЛЮДА. Успокойся ты, он нам не помешает. У него паралич ног.
ЕГОР. И ты…
ЛЮДА. …я понимаю, понимаю! (Пауза.) У меня уже два года никого не было…
Егор застывает на несколько секунд, а потом наотмашь дает Люде пощечину, потом по другой щеке, потом бьет кулаком в лицо, потом в живот. При каждом ударе Люда взвизгивает.
До этого момента я никогда не ударил ни одной девушки или женщины. Наверное, просто не за что было, вот я и не думал об этом никогда. Так и оставил ее там, на кухне. Помню, только спустился вниз и куда-то быстро, быстро пошел. Было утро, все куда-то шли, все шли навстречу. Меня всего прямо разрывало изнутри. Хотелось взять автомат и кого-нибудь убить. Я вжался в кусты какого-то палисадника и занялся онанизмом.
ЗИМА
Егор с закрытыми глазами стоит у окна. За окном крупными хлопьями валит снег. За его спиной Кудрявый ходит по кухне взад-вперед.
КУДРЯВЫЙ. Егорка, ну чего ты. Ну сто, ну хотя бы сто.
ЕГОР. Я же сказал тебе, нет у меня. Ничего я тебе не дам
КУДРЯВЫЙ. Да я верну послезавтра, край — в четверг. Я не пойму, тебе жалко, что ли?
ЕГОР. На это жалко. Водки, если хочешь, вмажу с тобой. А на это не дам.
КУДРЯВЫЙ. Да какой, на хер, водки?! Ты чего, блин, вконец охренел?! Я же сейчас сдохну! Вот прям вот здесь у тебя на полу возьму и сдохну! И чего, всю жизнь будешь мучиться? Что не дал мне триста рублей? Ты понимаешь, что мне в любом случае без этого никак, мне по-любому надо.
Егор достает из кармана деньги, швыряет на пол.
Кудрявый кидается их собирать.
КУДРЯВЫЙ. Ну, наконец-то, чувак! Ну, наконец-то! Я до четверга тебе по-любому отдам. Слушай, накинь еще на шефа полтинник, а?
Егор поворачивается к нему, пожирает его взглядом.
КУДРЯВЫЙ. Ну, полтинник, там, больше, меньше.
ЕГОР. Знаешь, у моджахедов такая пытка есть. Возьмут в плен командира или офицера какого-нибудь и этим твоим говном ширяют. Кого неделю, кого месяца два. И если тот им ничего не рассказывает, то перестают ширять. А если все рассказывает, то тоже перестают. Ясно?
КУДРЯВЫЙ. Егор, ну полтинник еще, а?
Егор достает купюру, протягивает ему и, когда тот хочет взять, отдергивает руку, не дает, смеется над ним.
КУДРЯВЫЙ. Да ты чего такая тварь?! (Обидевшись, разворачивается, уходит прочь.)
***
Медленно летит снег. Долгие телефонные гудки. Два голоса.
ОНА. Алло.
ОН. Соня…
Трубку кладут, короткие гудки. Летит снег. Тонер набора номера, длинные гудки. Долгое время трубку никто не берет. Затем отвечает мужской голос.
ГОЛОС. Да, кто это? (Пауза.) Ну, что молчим? Алло!
Егор вешает трубку. Короткие гудки. Он стоит на кухне перед окном, за окном идет снег.
Появляется его мать в ночной рубашке.
МАТЬ. Вчера чего натворил, не стыдно?
ЕГОР (холодно, без эмоций). Не помню я.
МАТЬ. Еще бы… Шары так залить. Ладно бы раз, а это ведь каждый день. Каждый день! Дождался, что уже и с работы выгнали. И правильно сделали, никто не будет терпеть такое. Ты посмотри на себя, уже совсем как шаромыга стал. На кого похож? Ведь ты все пропиваешь напрочь, все! Смех, кому сказать, столько зарабатываешь и сапог себе не можешь купить. Что надо, не пойму? Здоровый, молодой парень. Все есть: и работа, живи, радуйся, одевайся, с девками гуляй, хочешь — учись, хочешь — путешествуй. Нет, надо эту водку жрать с утра до ночи. (Пауза.) Чего пристыл, молчишь там? Стыдно?
Егор медленно поворачивается, идет к матери, хочет обнять ее. Мать отходит, не дается.
Не надо обнимать меня! Стыдобище такое. Как твой, отец хочешь быть? Лучше б погиб ты там, прости меня, Господи, чем вот так вот по дворам шароебиться! Нянчитесь с ним тут все, приехал, герой!
Егор медленно удаляется с кухни.
***
Толкучка, блошиный рынок. Егор идет по ряду, где торгуют антиквариатом, монетами, значками и прочей коллекционной “бижутерией”. Подходит к одному из лотков.
ЕГОР. Слушай, это… орден возьмешь?
ЛОТОЧНИК. Чего там у тебя? Покажи.
Егор протягивает орден, замотанный в платочек.
ЛОТОЧНИК. Нового образца, что ли?
Егор кивает.
ЛОТОЧНИК. У кого скоммуниздил-то?
ЕГОР. Мой. Ни у кого…
ЛОТОЧНИК (посмеиваясь). Заслужил, что ли?
ЕГОР. Ну, ты чего? Возьмешь, нет?
ЛОТОЧНИК. А что-нибудь с Афгана или Отечественной есть?
ЕГОР. Нету. Такой только есть, бери, он новый, нормальный орден.
ЛОТОЧНИК. Мне, парень, антиквар нужен. Чем старее, тем ценнее. Ты с этим лет через сто приходи.
ЕГОР. Да ладно тебе. Коллекционерам каким-нибудь продашь. Сейчас мало у кого есть такие.
Лоточник задумался, разглядывает орден.
ЛОТОЧНИК. Я тебе за него сотню, не больше дам.
ЕГОР. Давай сто пятьдесят?
ЛОТОЧНИК (протягивает ему обратно орден). Не, не, не! Сотня.
ЕГОР. Ну, ладно, давай!
***
Центр города, валит снег. Купив в магазине бутылку водки, Егор спускается в переход. В переходе у стены на каталке сидит парень, на шее у него кусок картонки, небрежная надпись: “Война лишила меня ног”. Егор проходит мимо, затем возвращается, узнав в парне сослуживца Ваську Барыкина.
ЕГОР (подходя). Толстый, ты, что ли?
Парень молча смотрит на него.
Василь, это же я, Егор, ты чего, меня не узнаешь?
ТОЛСТЫЙ. Узнаю.
ЕГОР. А я смотрю, что-то лицо знакомое вроде. Думаю, ты, не ты. Ты же вроде в деревне какой-то жил?
ТОЛСТЫЙ. Жил.
Пауза.
ЕГОР. Ты сейчас как вообще, где?
ТОЛСТЫЙ. Как видишь.
ЕГОР. У меня вот тут есть, может, выпьем где, посидим?
ТОЛСТЫЙ. Я не пью.
ЕГОР. А-а-а. (Пауза.) Значит, бросил.
ТОЛСТЫЙ. А ты как?
ЕГОР. Да вот… Живу потихоньку. А ты теперь в городе, значит?
ТОЛСТЫЙ. В городе.
ЕГОР. А это, ну, живешь где?
ТОЛСТЫЙ. В гости, что ли, собрался?
ЕГОР. Ну, если позовешь.
ТОЛСТЫЙ. Не позову.
Пауза.
ТОЛСТЫЙ. Отойди, ты мне табличку загораживаешь.
ЕГОР (отходит в сторону, достает из кармана деньги). На вот, возьми. Тут немного, но это все, что есть.
ТОЛСТЫЙ. В жопу себе их засунь!
ЕГОР. Толстый, ты не прав. Я же тебе от души, по-человечески. Что я сделал?
ТОЛСТЫЙ. Что ты сделал?! Ты подвиг совершил! Россию, можно сказать, спас! Всех, блин, мирных и невинных!
ЕГОР. Толстый, да я не специально… В самом деле. В смысле, просто само все как-то так получилось. Я не хотел.
ТОЛСТЫЙ. И я не хотел! Я тоже, блин, не хотел! А оно вон как получилось, одним ордена на грудь, другим инвалидные коляски. Тебе премии, а мне милостыня! Иди давай, радуйся жизни, радуйся, что посрать можешь без посторонней помощи. От души он, скотина!.. Пожалел он меня. Мне и без тебя тут жалости хватает, понял?! (Прохожие оборачиваются.) Ну, чего стоишь? Давай, давай иди!
Егор медленно, спиной вперед отходит, смешивается с толпой, растворяется в ней.
***
Этой весной мне бы исполнилось 21. Спустя неделю я снова отправился на контрактной основе служить в горячую точку. А еще через неделю после этого от передозировки умер Кудрявый. Славян подружился с Соней и стал много читать, у них завтра свадьба. А я вот только что героически погиб.
КОНЕЦ