Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2006
Юринов Александр Владимирович — родился в 1968 г. Окончил Ленинградский институт точной механики и оптики, инженер-исследователь. Печатался в коллективных сборниках и периодических изданиях “Антология тишины”, “Гармония контрастов”, “Вестник культуры”, “День и ночь”. Автор сборника стихов “Где течет вода”. Живет в Екатеринбурге.
***
Утро. Запах родины и теста.
Распростерла покрывало Божья мать.
И хватило всем святого места.
Ни о чем не хочется мечтать.
На столе вчерашняя газета.
Осеняет крестным образом рука.
Все вокруг исходит тихим светом —
Руки матери, деревья, облака.
А когда доверчивая птица
Прилетит сегодня на крыльцо,
Я спрошу: “Видала ль ты, синица,
Там, за тучей, Господа лицо?”
Итальянская кухня
Сегодня поэт признается в любви к Сан-Марко,
ряженым, Перголези, говорит, что любит лангуста
с белым вином. В петрбургском парке
под его топтуном ветка не вспомнит хрусты
от других натюрмортов. Вдали от источника
снятся лагуны, лангусты, детали Ван Эйка,
Комарово, Васильевский, реже — Песочная,
комната с рыбками, канарейка.
Я тоже люблю Италию, ихние макароны и пиццу.
С грустью глядит на звезды за неименьем себя в природе
на одном из римских холмов бронзовая волчица,
и красивые итальянки смеются, одетые не по погоде.
***
Пришла зима — и нечего хотеть.
Пришла внезапно — так, что облысеть
В моем окне не удосужилась сирень;
Стоит, удивлена, отбрасывая тень, —
Еще кудрявая, но в белом порошке.
Ну, ладно, друг, не будем о печальном,
Ведь кто-то высоко играет на рожке —
Невидимом, хрустальном.
Играет и поет. Таинственны слова.
На письменном столе тетрадь, а в ней: глава
Восьмая; сад и та, что под фатой,
Идущая тропою за водой, —
Идиллия. Пейзаж. И даже змея нет.
В ветвях белеет голый торс Адама…
— Сынок, сынок, уже остыл обед!
— Уже остыло сердце, мама!
Отрывок
Деревянные домики, вытянувшись вдоль дороги,
Забыли свой хутор. Пыль поднимают дроги.
Кулаки в лагерях, трудодни учтены. Война
Пришла оттуда — где солнце садится — из сна.
Черными призраками они заходили в дома,
Шаря в ящиках, в печке, заглядывая автома-
тической ясностью в детский лубочный мир.
“У меня тоже остался ребенок”, — говорил командир.
Отец не вернулся, погиб старший брат… Земля
покрылась ямами — будто лист проедала тля.
Солнца не было, то есть — не вспомнить о нем.
Лишь горела деревня, охваченная огнем.
А потом на сожженной земле прорастала трава.
Вечерами в землянке заплаканная вдова
укрывала девчушуку; засыпала сама у порога.
И смягчалось лицо ко всему равнодушного Бога.