Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2006
Николай Меркамалович Шамсутдинов — родился в 1949 г. в Яр-Сале Тюменской обл. Член Союза российских писателей. Его стихи публиковались в ежегоднике “День поэзии”, альманахе “Поэзия”, журналах “Новый мир”, “Октябрь”, “Нева”, “Урал”, “Молодая гвардия”, “Студенческий меридиан”. Автор двадцати поэтических сборников. Живет в Тюмени.
***
Невозможная, ты, возвращая ранимость, одна
Склонна не обещать мне тепла…
Море зыблется на
Интонации мифа… в виду волоокой богини,
Выходящей из пены, действительность облучена
Настающим…
Одно
Нам в забвенье открыто окно.
Тени меркнут,
И утро — в лирическом алиби, но
Рок, дистанция боли — не внове найденышу воли
От гневливой тебя,
Ведь на жизни запечатлено
Обаяние зла.
Назидательный шум веретен
Наблюдающих Парок, неисповедимых матрон.
Претворив пробуждение в теплую форму забвенья,
Заблужденью и случаю не подбирают имен.
Прямо в душу простерта сонливая лампа, слепя
Ожидание шторма,
пернатые тени дробя,
И прибой заливает соленою пеной страницу,
Чтоб, мгновенье спустя, из судорог вызвать тебя…
***
Нет жизни сладу с воодушевлением
весны,
с ее брожением,
вторжением
в чужие мысли, замыслы, дела.
Мораль с подобным умозаключением
зеленые резоны отвела.
Нашествие листвы и птиц!
И, следствие,
затворником трактуемых как бедствие,
я, отпирая осени, не звал
ни птичьих стай, ни зелени в предместие,
поскольку в инвективах прозябал.
Пусть проливная девочка,
как водится,
вся в безотчетной радости заходится,
соблазнам открываясь вновь и вновь:
с весною все в беспечной жизни сходится —
ошибки, юность, мытарства, любовь…
Весна же, mon amie, не унимается,
и в сердце, оплетая мир, втирается,
и, обмирая, впору повторить
за ней: судьба, радея, расстарается,
все сбудется… когда бы… может быть…
***
Этой ночью
Воочью в запекшемся лае собак,
Нет, перу не по силам объять эту фабулу — так
Кулаки ураганного, рвущего рвань ее ветра
Месят мирное море,
сбивая в локальный кулак
Нас у жаркой печи…
Нежность, в чем не признаешься ты…
Волны, пена на гальке, притихшие чайки — черты
Оползающей памяти,
то бишь триумфа трюизмов,
Не спешащих принять выраженье врожденной тщеты,
Как и всё здесь,
Но прежде чем влиться, студеная, в речь,
Ночь дает, накренившись над пасмурным городом, течь,
И Улисс, просыпаясь во мне, будит парус затем, что
Рок в сырую щепоть собирает не вас, а предтеч —
При свечении свеч…
Что ж за прок в невеселом огне,
Заклинающем бурю в опешевшем, кротком окне,
Куда месит и бьет?
И, покуда безумствует ветер
В замордованный час, содрогается море во мне…
***
Прогоркла, привкус навыка, досада,
Но, отсылая параллели вспять,
Чтоб в новизне узнать себя — так надо
Себя, в надсаде, брошенным узнать.
Еще не допит в сумерках Уитмен,
Учитель сердца,
Кротких не любя,
Еще неразрешимый предстоит мне
Весь ужас отрезвленья от тебя.
Ноябрь метет промозглыми полями
По нищим душам…
Зарекаясь впредь,
Студеная моя,
Твоими снами
Я тщился одиночество согреть.
Ты ему честно в частностях служила,
И расточима, уличимой, всласть,
Чтоб ослабевшей — от избытка силы —
В привычные объятия упасть,
Ища приюта…
Я, слепец, не видал
О многом, но, забвением храним,
Все случаю молюсь, чтобы победа
Не стала поражением твоим.
Предзимние,
В кровь оседают мухи
И тают в черствой…
В складках пустоты
Слежалось наше прошлое, но слухи
Добрей ко мне, чем, пасмурная, ты.