Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2006
“…И все прекрасное разве не силою прекрасного бывает прекрасно?”
Юрий Новоженов. Адаптивность красоты. Социобиологический анализ прекрасного. — Екатеринбург: Банк культурной информации, 2005.
Фразой, которую я вынес в заголовок, платоновский Сократ (в диалоге “Гиппий Бoльший”) начинает завлекать в свои логические сети самонадеянного оппонента, который полагает, будто ему доподлинно известно, что такое прекрасное, и будто он легко может изложить это знание Сократу (“а то на что бы я тогда годился?”). Серией лукаво-наивных вопросов Сократ загоняет собеседника в тупик, однако же своего толкования прекрасного тоже не дает, так что в этом знаменитом диалоге, кажется, впервые в истории эстетики прекрасное как теоретическая проблема приобретает “странно ускользающий характер заколдованной неясности” (как выразился один из современных авторов, процитированный Ю.И. Новоженовым в книге, которая послужила поводом для моих заметок). Сущность прекрасного и по сей день “странно ускользает” из ловушек теоретической мысли, и, как обычно бывает в подобных случаях, это обстоятельство только раззадоривает исследователей: а ну как, дескать, у меня получится то, что до сих пор не получалось у других?
Нынче из трактатов и монографий о прекрасном можно составить уже обширную библиотеку, и выглядит актом интеллектуальной смелости, едва ли не авантюры, любая новая попытка вмешаться в извечный спор. А тут вдруг появляется не просто “еще одна” книга, а огромный том (почти 500 страниц большого формата, плюс к тому еще десятки страниц полноцветных иллюстраций на вклейках). Нарядный переплет, плотная белая бумага, обилие интересных иллюстраций, четкая печать придают книге праздничный вид. Такая книга уже самим обликом своим предназначена не для того, чтобы, будучи однажды прочитанной, занять место “до востребования” на дальней полке книжного шкафа, а чтобы всегда быть на виду, под рукой. Чтобы можно было к ней в любой момент обратиться — отыскать нужные сведения или просто прочитать несколько страничек на досуге. Вы, очевидно, замечали, что восприятие текста немало зависит и от того, как он подается, — так вот, известное на Урале издательство “Банк культурной информации” сделало, как мне кажется, все, что от него зависело, чтобы фундаментальный труд профессора Ю.И. Новоженова “Адаптивность красоты” читался не только специалистами, но и самой широкой публикой.
Однако, представив широкой читающей публике этот фундаментальный труд, его автор явил даже не просто смелость, но двойную смелость, ибо свою попытку прояснить “заколдованную неясность” красоты он предпринял на “чужой территории”: эстетика (которую многие представляют себе именно как науку о прекрасном) — не его специальность, он даже не философ, а биолог самого широкого профиля: энтомолог, эколог, генетик, социобиолог. Но для дерзкой атаки на одну из самых сокровенных тайн бытия Юрий Иванович весьма основательно подготовил “тылы”: его сочинение содержит в себе столь полный свод систематизированных и документированных фактов, относящихся к проблеме прекрасного, что я даже затрудняюсь назвать какие-то аналоги ему хоть у нас, хоть за рубежом; по-моему, таковых просто не существует.
Между тем научная специальность автора — биология в разных ее ипостасях — при погружении в эстетическую проблематику приносит, оказывается, свои дивиденды. Дело в том, что заниматься разгадыванием тайн красоты, не касаясь вовсе законов жизни на биологическом уровне, вероятно, просто невозможно, и в любом трактате о прекрасном вы найдете рассуждения на биологические темы. Но специалисты по эстетике чувствуют себя в этой области знаний не очень уверенно (она ведь за пределами их компетенции), а Юрий Иванович как раз об этих вещах пишет обстоятельно, увлеченно и увлекательно, поскольку тут он “у себя дома” и, к тому же, хорошо владеет пером.
Наверно, последнее утверждение стоило бы подкрепить парочкой цитат, но я подумал — и не стал этого делать: к каким-то особо выразительным словесным краскам автор, как правило, не прибегает, повествовательная манера его проста, так что одна-две вырванных из контекста фразы ничего читателю не докажут. Но откройте этот большой том наугад, на любой странице (исключая, однако, обширное введение, о котором надо говорить отдельно), — и текст вас мгновенно затянет, поскольку, хоть речь идет, может быть, о практически вам совсем не нужных сведениях, но как же интересно все то, о чем рассказывает ученый!
К примеру, вам не случалось задумываться, почему животные мезозойской эры (динозавры, ихтиозавры и прочие птерозавры) были оснащены всевозможными рогами, клювами, костными гребнями и иными выростами на черепах? Оказывается, эта тема с давних пор является предметом научных дискуссий, существуют разные гипотезы на этот счет, и Юрий Иванович с искренним увлечением, причем очень конкретно, в ясной и живой, доступной неспециалисту манере разъяснит вам суть спора и аргументирует свою точку зрения. А что вы знаете, скажем, о Мессалине, чье имя с античных времен стало таким же нарицательным, как много позже имена Дон Жуана или Дон Кихота? У Ю.И. Новоженова история этой распутной римлянки — со всеми перипетиями ее судьбы и сопутствующими именами — занимает почти целую страницу. А вот еще занятная история — как чуть более полувека назад консервативный нравственный уклад старой Европы был буквально взорван появлением пикантного пляжного ансамбля — бикини. Не так давно, кстати, юбилей этого события был отмечен новостными программами всех ведущих телеканалов — такое, оказывается, это было событие мирового масштаба. Но что вы даже после юбилея помните об этом чуть ли не “поворотном пункте” европейской истории? Между тем в книге Новоженова вы найдете и портрет создателя экстравагантного купальника Луи Реара, и фотографию юной Брижит Бардо в бикини — очарование этой актрисы стало, как гласит молва, едва ли не главным аргументом, примирившим общественное мнение с таким нескромным, как поначалу считалось, нарядом.
Эти примеры я взял из книги Ю.И. Новоженова, что называется, “навскидку”; равнозначные им встретятся вам буквально на каждой ее странице. Читать о подобных вещах — все равно что смотреть по телевидению старый “Клуб кинопутешественников” с Юрием Сенкевичем или “В мире животных” с Николаем Дроздовым. Но у профессора Новоженова этот поток не очень актуальных, но увлекательных сведений служит утверждению серьезной мировоззренческой мысли — о том, что в мире, где все взаимосвязано, существование любого живого организма (от амебы до человеческих индивидов, занимающих заметное место в обществе) зависит от того, насколько он сумеет приспособиться (адаптироваться — отсюда ключевое понятие книги: адаптивность) к окружающей среде. Адаптироваться — значит, получить возможность жить, развиваться и размножаться во взаимодействии с этой средой, утвердиться в структурах своей популяции, успешно противостоять агрессии со стороны других видов и популяций. Адаптивностью Ю.И. Новоженов объясняет и “рога и копыта” доисторических животных, и свободные нравы римлян, и бикини Брижит Бардо, а также и причудливую расцветку тропических птиц, и ритуальную татуировку туземцев Океании и маргиналов Нового Света, и рыцарское служение прекрасной даме в средневековой Европе, и разнообразие художественных стилей, и…
Впрочем, нет нужды перечислять примеры адаптивности, которые рассматривает автор книги, — их бесконечно много; достаточно понять определяющий принцип, которым руководствуется ученый: “Материя формируется и эволюционирует по законам адаптивности…” (тут я пока что прерву цитату). Это не “теорема”, которую автор собирается доказывать, а мировоззренческий постулат, провозглашенный им в самом начале своего обширного труда. Как и все постулаты, лежащие в основе теоретических конструкций, его можно принять или не принять — оттого будет зависеть ваше отношение к возведенным на его базе теоретическим построениям. Я-то постулат Ю.И. Новоженова об адаптивности принимаю с готовностью, поскольку он, на мой взгляд, гораздо более убедительно, тонко и конкретно объясняет эволюцию живого и разнообразие видов, нежели признание существования некоего разумного творящего начала, ставшего причиной мироздания и мирового порядка. В сущности, все бесчисленные примеры, приведенные на страницах книги “Адаптивность красоты”, подтверждают этот постулат.
Однако же, как вы помните, чуть выше я прервал цитату. Полностью та фраза выглядит так: “Материя формируется и эволюционирует по законам адаптивности, то есть по законам красоты” (курсив мой). Вот тут разделить позицию автора для меня затруднительно, тем более что совсем непросто ее уразуметь. С одной стороны, как явствует из только что приведенной цитаты, адаптивность и красота для него — одно и то же. Но, пардон, в таком случает название обсуждаемой книги можно интерпретировать как “красота красоты” или “адаптивность адаптивности”. Какой в том смысл? “Прекрасное бывает прекрасно силою прекрасного”? Но это же платоновский Сократ так иронизировал над Гиппием. Но Ю.И. Новоженов, с его всесторонней эрудицией и склонностью к исследованию нетривиальных проблем, — отнюдь не Гиппий, простой тавтологией он удовлетвориться не может. И если судить по другим эпизодам его текста, соотношение понятий “красота” и “адаптивность” он мыслит как-то иначе, но вот как именно — никак не могу взять в толк. В одном месте он собирается “применить к красоте параметр адаптивности”, в другом рассматривает адаптивность “как категорию прекрасного”, дальше утверждает, что “красота… приносит человеку эмоциональную, интеллектуальную и психологическую адаптивность”, а еще: “Красота создается природой и человеком и воспринимается им, так как она адаптивна”… И такие вот “миражи пустыни или летающие неопознанные объекты” (так сам Ю.И. Новоженов характеризует категории “философской” эстетики) — по всему 70-страничному тексту “Введения”. Потому и заметил я выше, что о “Введении” надо говорить отдельно: тут иной язык, иная ступень достоверности и убедительности, нежели в основных разделах книги.
Объяснение этому стилистическому перелому я вижу в том, что во “Введении” Ю.И. Новоженов совершает обширный экскурс в “философскую” эстетику — в область, как с первых абзацев выясняется, столь же ему, биологу, чуждую и непонятную, как специалистам по эстетике — биология. Ему кажется, что “эстеты” (так он почему-то все время называет эстетиков, хотя слово “эстет” — загляните в любой словарь — имеет совсем иное значение) за две с половиной тысячи лет совсем не продвинулись в познании феномена красоты. “Эстетика, — утверждает он, — в ее претензиях стать наукой, пока еще определила лишь предмет своего изучения — красоту. Где-то поблизости грезятся цели и задачи этой науки, но еще совсем не просматриваются методы ее исследования и какие-либо парадигмы”.
Сам я далек от намерения восхвалять достижения эстетики, но имею достаточные основания утверждать: положение о естественных, в частности, биологических, основах прекрасного, догадка о существовании которых натолкнула автора на мысль применить к исследованию эстетической проблематики методологию естественных наук и подвигнула к созданию книги “Адаптивность красоты”, — это положение активно и всесторонне обсуждалось специалистами в этой области знаний еще в 19 веке. И в советской эстетике у этой “парадигмы” было немало сторонников — равно как и противников, поскольку “официальных марксистских представлений о красоте”, о которых пишет Ю.И. Новоженов, никогда не существовало, а существовали, по меньшей мере, три совершенно отличных друг от друга точки зрения (помнится, их сторонников называли “природниками”, “общественниками” и “аксиологами”), жесткая полемика между которыми началась еще где-то во второй половине 50-х годов и продолжалась едва ли не до конца 80-х, но так и не привела к достижению общей позиции. С этой полемикой Юрий Иванович (судя и по обширному, а все ж недостаточно “репрезентативному” списку использованной им литературы) просто не знаком, именно поэтому, я думаю, он не воспринимает слабостей своей, биологической, методологии применительно к “заколдованной неясности” проблемы прекрасного. Вряд ли рецензия в популярном журнале — подходящее место для углубления в научные споры, однако обратить внимание читателя на два-три момента, я думаю, имеет смысл.
Во-первых, категория адаптивности ровно ничего не объясняет относительно красоты неживой природы — например, самоцветного камня, горного пейзажа, да хоть бы и натюрморта на холсте живописца.
Во-вторых, не объясняет она и бесконечно широкий разброс мнений о красоте природы живой и в особенности — человека. Конечно, соблазнительно решить вопрос безальтернативно: все не правы, а кто-то один прав; только очень уж бросается в глаза социальная (в том числе историческая, национальная, “корпоративная”) обусловленность представлений о красоте. Опять-таки, если связывать красоту, например, женщины с “адаптивностью”, то непонятно, почему таким бездушным и холодным выглядит телесное совершенство топ-модели с обложки глянцевого журнала, а иной женщине, не очень щедро одаренной природой, но неглупой и со вкусом, удается так “организовать” свой облик, что она начинает выглядеть настоящей красавицей, однако при этом красива она красотой неповторимой, индивидуальной, обаятельной и совершенно не похожей на красоту других женщин.
Вообще-то говоря, и сам Ю.И. Новоженов считает телесную конституцию топ-моделей “неадаптивной”, но, право же, до смешного наивной и, безусловно, надуманной выглядит его попытка объяснить эту “неадаптивность”: дескать, устроителям шоу высокой моды нужно не модель показать, а модную одежду. Да ведь не одежда (в которой, как правило, та же топ-дива за пределами подиума вряд ли решится появиться), а сама топ-модель и, хуже того, — витринные манекены становятся образцами для подражания для не обремененных чрезмерным интеллектом девчонок, которые, чтоб походить на эти “эталоны красоты”, истязают себя всякими диетами и голодом, вызывая протесты медиков.
Не проясняет идея “адаптивности” и такую, например, проблему: как могут одновременно быть красивыми какая-нибудь буддийская пагода, православный храм, католический собор в стиле барокко и, скажем, собор “Sagrada familia” в Барселоне, рожденный буйным воображением архитектора Антонио Гауди, которого Ю.И. Новоженов тоже не обошел своим вниманием.
Наконец, новоженовская “адаптивность” ровно ничего на дает для понимания природы украшений и, если сделать шаг чуть дальше, — для понимания красоты “чистых” форм: изгиб линии, колористическая гамма, гармония звуков, объемов и т.п.
Так что не вижу я никаких оснований ни для отождествления адаптивности и красоты, ни для определения красоты через адаптивность! И обширное введение, призванное, судя по всему, подвести теоретическую базу под общую конструкцию книги, не прояснило для меня ситуацию: используемые здесь понятия очерчены нечетко, логика сбивчива, направление движения мысли трудноуловимо. Ну не дается биологу, с его “методологическими экивоками”, эстетическая проблематика!
В одном, правда, месте автор оговаривается, что “назначение данного исследования не в том, чтобы привнести что-то в эстетику, а в том, чтобы понять роль эстетических ощущений в эволюции природы, человека и культуры”. Но если на самом деле у автора было намерение двигаться именно в эту сторону, то зачем ему понадобилось “Введение” аж на 70 страницах и с обильным цитированием источников на русском, английском и немецком языках? Достаточно ведь было на каких-нибудь полутора страничках сказать, что существует “странно ускользающее” от теоретического скальпеля понятие красоты, смысл которого, однако, интуитивно осознается каждым. При всех социально и психологически обусловленных особенностях его истолкования, оно отражает (непосредственно или извращенно в силу многих причин) объективно формирующееся — под влиянием адаптационных процессов — совершенство всего сущего. И это совершенство само выступает действенным фактором эволюции, что мы и наблюдаем в разных областях жизни. Думаю, такого вступления было бы вполне достаточно для того, чтобы не только широкий читатель, но и самый придирчивый “эстет” (употреблю это слово вслед за Ю.И. Новоженовым) правильно понял и должным образом оценил то уникальное собрание фактов, которые систематизированы автором в трех основных разделах книги (“Красота природы”, “Красота человека”, “Красота искусства”).
Валентин ЛУКЬЯНИН