Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2006
К 60-летию режиссера театра и кино В.К. Лаптева
Среди авторских театральных плакатов Владимира Лаптева один занимает меня особо. На нем — чемодан, вроде бы ничем не примечательный. Почему он стал предметом изображения и что там внутри — рубашка, зубная щетка, полотенце и домашние тапочки? Но может, это — шутейный символ творческого багажа режиссера, перепробовавшего театр, кино, телевидение? А вдруг чемодан полон парадоксов художника, чей меткий язык, щедро их рассыпая, являет игру острого и язвительного ума. В любом случае загадочный чемодан — это и художественный образ, и образ жизни (в основном в разъездах) самого Владимира Кирилловича.
Возьмем главный парадокс: Лаптев верен реализму во времена моды на театр абсурда и “реалити-шоу”, где проще добиться известности — пусть и скандальной. Уж он-то смог бы… Ан нет, не захотел. Он утверждает: “Единственно, чем я всегда интересовался, — жизнь и натура русского человека. И потому мне близок метод реализма. Реализм — такое широкое понятие, что опробовать все его грани невозможно”. Ясно, что влечет его не бескрылый реализм — “бытовой, вялый, вызывающий зевоту, образчики которого провоцируют творческого человека на крайности формотворчества, часто оборачивающиеся пустотой”. Но другой — “искрящийся, одушевленный, бесконечно увлекательный и окрыленный в своём любовном человековедении. Только такой реализм имеет право на жизнь”. Истоки стремления режиссера докопаться до сути вещей, используя неисчерпаемые возможности реализма, можно проследить уже в детском его опыте.
Володя родился в 1946 году в Колпашево — центре Нарымского края, с царских времен заслужившего печальную славу места ссылки политзаключенных. Маленький городок с полусельским-полугородским укладом быта отличался своим не простым народонаселением. Наряду с коренными жителями здесь проживали ссыльные: немцы, литовцы, латыши, евреи, армяне, бывшие дворяне, артисты императорских театров, крупные ученые… И родители Володи тоже были из ссыльных крестьян. Их дом стоял на берегу Оби — напротив тюрьмы, где расстреливали заключенных. На скорую руку, пропитав тела специальным бальзамирующим составом, тут же, за высоким забором, их зарывали в землю. (Много позже, в 1988 году, город содрогнулся: Обь подмыла высокий берег, и по реке поплыли мумифицированные останки казненных.) Но тогда в городке об этом мало кто знал. И все же нельзя было не ощутить жутковатую ауру этого места.
Но были в жизни и широта Оби, и пьянящий воздух сибирских просторов. И детство — с его радостями, открытиями и неуемной жаждой новизны. И шли по Оби пароходы — знак иной, яркой, наполненной жизни… Нечто подобное мальчик чувствовал на спектаклях и репетициях народного театра, которым руководил выпускник Щукинского училища Валентин Пикалов. Уже в восьмом классе Владимир организовал в школе свой театр. Московский критик, увидав его спектакль по пьесе В. Розова “В добрый час”, предложил поступать в столичный театральный вуз. Не вняв совету и бросив школу, нетерпеливый юноша в поисках призвания рванул на Урал. Здесь на Свердловской киностудии художником-мультипликатором работал его дядя. Вечернюю школу с золотой медалью окончил, работая монтировщиком декораций на фильме Ярополка Лапшина “Игра без правил”. А работа в Свердловском отделении Бюро пропаганды советского киноискусства дала возможность познакомиться со многими теоретиками и звездами кино.
Шел 1968 год. В актовом зале университета Володя Лаптев представлял Татьяну Самойлову — невероятно популярную, молодую, экзотически-красивую. Володя тоже неплохо смотрелся на фоне кинозвезды: высокий, с копной золотых, из кольца в кольцо волос, похожий на актера Виталия Соломина. Владимир учился в УПИ и руководил молодёжным театром “Юность” ДК станции Свердловск-Сортировочный. Он зажигал других своим горением и влюбленностью в театр. Захваченный идеей постановки пьесы К. Чапека “Разбойник”, он так зримо рисовал словесный образ спектакля, что и меня, вовсе не бредившую сценой, на миг увлек мечтой об актерской стезе.
Оставив УПИ, Володя поступил на философский факультет Уральского государственного университета, став лидером студенческого киноклуба “Логос”, куда устремились молодые интеллектуалы. В студенческом театре УрГУ под руководством Юлии Черняк был поставлен спектакль по пьесе Ж. Ануя “Жаворонок” с блестящим трио: Г. Беланович (Иоланта), И. Коростелев (Король) и В. Лаптев (Бордикур). Юные актеры пленяли утонченно-ирончной, эксцентрической манерой исполнения, были психологически убедительны. Здесь раскрылся актерский талант Володи. Энергия и воля к самоутверждению выплескивались через край. И он создает в Лесотехническом институте свой студенческий театр “Парадокс”.
Распределившись на кафедру философии УЛТИ в 1974 году, он руководит сразу двумя самодеятельными театрами. В ДК железнодорожников ставит пьесы В. Розова “В добрый час”, И. Штока “Старая дева”, а также трилогию одноактных комедий по рассказам А.П. Чехова “Предложение”, “Медведь”, “Юбилей”. О спектакле “В добрый час” газета “Вечерний Свердловск” писала: “Спектакль может выдержать самую принципиальную критику… Режиссера отличает тонкий вкус, проявляющийся в оформлении спектакля, в точной работе с актерами, в глубоком прочтении каждого образа”. И сам режиссер исполнил в водевилях роли Попова (“Медведь”) и Шипучина (“Юбилей”).
Интерпретация Чехова в духе реализма — со скатёрками, париками и костюмами — смотрелась не бытово, натуралистично, а была праздничной, лёгкой, озорной, искрящейся импровизациями и очень смешной. При простоте антуража и мизансцен атмосферу жизненной правды генерировал эмоциональный заряд молодого режиссёра, его способность вести за собой. В. К. Лаптев: “Я прежде всего добивался правдивости и естественности актёров на сцене. Это вызывало ответный отклик у зрителей, поскольку в ту пору, в профессиональном театре царил дух казёнщины и заидеологизированности…”
Режиссер исследует возможности реализма, работая с разными жанрами в театре “Парадокс”, где ставит трагическую мелодраму по “Жестокости” П. Нилина, мюзиклы “Обратная связь” Е. Юрандота и “Божественная комедия” И. Штока, философский триллер “Физики” Ф. Дюрренматта — пьесу о пробуждении совести и ответственности каждого за судьбы страны и мира. Ученый задумался о последствиях своих научных открытий для человечества и испугался. Здесь образный язык был доведен до предельного заострения. Сам Дюрренматт говорил о пьесе: “Подобное повествование является гротеском, но оно не абсурдно”. Пресса отмечала актерские удачи, лаконизм, выразительность и современность режиссуры и сценографии. Режиссер вновь доказал, что самодеятельный коллектив способен поставить остро современный, умный спектакль.
На сцене Владимир был настоящим универсалом: подбирал музыку, строил декорации, придумывал костюмы. Сценографией увлекся еще студентом. Его афишам, плакатам, эскизам декораций присущи были высокая энергетика, оригинальная манера, эмоциональная наполненность. Это небольшие, но выполненные твердой рукой, четкие по рисунку, композиционно и драматургически выверенные работы, где несколькими штрихами он создавал характер персонажа, образ спектакля. В 1974 году В.К. Лаптев успешно дебютировал как художник-постановщик в профессиональном Ирбитском драматическом театре им. А.Н. Островского.
В 1976 году (год смерти писателя, актера и режиссера Василия Шукшина) Владимир ставит с “Парадоксом” его сатирическую сказку “До третьих петухов”. В.К. Лаптев: “Горе было всеобщим. Оно соединилось с чувством какой-то обездоленности”. Спектакль выразил эти настроения. Он ставил животрепещущие и больные вопросы. Что такое русский человек? Почему вызывает противоречивые чувства восхищения, веры, отчаяния, ненависти, любви? Чего от него можно ожидать? Спектакль не давал простых ответов, но предлагал зрителю, смеясь и плача, переходя от отчаянья к надежде, вместе с героем сказки Иваном в его мытарствах по добыче справки, что он вовсе не дурак, пройти путь прозрения. Хороши были исполнители ролей Бабы-Яги, трех голов Змея Горыныча и особенно — Ивана (С. Сметанин). Произошло редкое совпадение пассионарности исполнителей, пафоса режиссера и настроя зрителей. Эта постановка стала общей победой, дав бесценный опыт самовыражения, свидетельствуя, что режиссер Владимир Лаптев — художник со сложившимся мировоззрением. Спектакль стал театральным событием в городе.
Парадоксально, но оказался сюжет этот пророческим, предвосхитив судьбу режиссера. В поисках “Справки” о творческой состоятельности пустился он, подобно Ивану, в непредсказуемые странствия “дебрями” театра, кино и телевидения. Все было у него для построения театральной карьеры, а он поступает на Высшие курсы сценаристов и режиссеров при Госкино СССР. Учился у Михаила Швейцера, Глеба Панфилова, Никиты Михалкова, Марлена Хуциева. В 1978 г. снятым на Свердловской киностудии фильмом “Вещь чистого золота” защитил диплом. Но театр не отпускал, не отпускала тема. На сцене “Парадокса” характер русского человека Владимир препарирует (теперь уже в пародийном и гротесковом ключе) в спектакле по пьесе Сухово-Кобылина “Смерть Тарелкина”. Острый психологический рисунок, очерчивающий истинную суть героев, режиссер создает, пользуясь всей палитрой сатирических красок — иронии, гротеска, гиперболы, сарказма!
Главное в Тарелкине — бездуховность, зыбкость, неуловимость. Но нет сомнения в реальности этой фигуры: она узнаваема. Тарелкин всегда “впереди прогресса”, при этом ни за что не желает платить и нести ответственность, убегая от кредиторов, “ближних”, самой жизни. Безжалостная, но меткая пародия на распространённую разновидность русской интеллигенции — выражение художественной интуиции, философских, мировоззренческих позиций режиссера — она оказалась предупреждением, проекцией в не столь отдаленное будущее. Публицистическое звучание спектакля усиливалось точно выверенной сценографией. Так, на высокой ноте прервался “театральный роман” Лаптева. Кино заполнило жизнь, планы и мечты.
Первый же полнометражный фильм “На чужом празднике” (1981) выявил основные подходы Владимира Лаптева к изображению жизни на экране: актуальность темы, интерес к непростым судьбам, нравственным и социальным проблемам, лиризм, мягкий юмор. В фокусе его внимания не формальные эксперименты, а исследование людских характеров испытанными средствами реализма. Подобрался сильный состав актеров: М. Левтова, В. Талызина, Л. Дьячков, В. Леонтьев. Художественным руководителем был Ярополк Лапшин. ТВ несколько парадоксально, но активно использует картину, в начале каждого курортного сезона предлагая ее зрителям как “пособие” по профилактике подростковой проституции. Многое переменилось, но фильм будит добрые чувства, подкупая искренностью и теплотой сопереживания режиссёра его героям. Может, поэтому фильм и “работает” четверть века. Потом был трехсерийный телефильм “Впереди океан” (1983) о строителях БАМа. Жанровая специфика “производственного” фильма — отклика на злобу дня — во многом определила его достоинства и недостатки. Но “изюминкой” картины стал образ бригадира проходчиков Басаргина (арт. В. Рыжаков), в котором угаданы новые черты, явно и жестко обозначившиеся ныне в характере современного “делового человека”. Его сильное волевое начало служит, главным образом, достижению материальных благ, позволяющих “красиво жить”. Не обремененный сомнениями, ради этой цели он не щадит ни себя, ни окружающих его людей.
Особое место в судьбе режиссера занял фильм “Залив счастья” (1987), посвященный русским морским офицерам-первопроходцам. В. Лаптев: “Этот фильм — поэтическая элегия о русском патриоте, судьба которого плотно завязана в мировую историю, её конфликты, смысл которых он тогда еще не мог осознать во всей глубине. В безвестности и забвении он честно нёс свой крест, храня верность Отечеству”. Прообразом героя стал адмирал Г.И. Невельской (арт. С. Сазонтьев) — фигура яркая и трагическая. В ходе научной экспедиции им была нарушена инструкция министра иностранных дел Нессельроде, готовившего колонизацию дальневосточных земель в пользу иностранных государств. Благодаря этому “противоправному” поступку адмирал совершил великое географическое открытие, доказав, что Сахалин — это остров, а река Амур впадает в Тихий океан. Открытие послужило толчком к интенсивному освоению Дальнего Востока. Присоединенные в ходе мирной научной экспансии громадные дальневосточные территории по Айгуньскому договору 1857 г. перешли под юрисдикцию России. Но Невельской, своим ревностным служением поставивший интересы России как бы вне правового поля, был отправлен в отставку и до конца жизни был в опале.
Вокруг фигуры Невельского до сих пор не утихает международный спор. Драматична и судьба фильма. Министерство иностранных дел требовало завуалировать факт нарушения инструкции, дабы не привлечь к нему международного внимания.
В.К. Лаптев: “Я тогда твердо заявил, что картину переделывать не буду, потому что переписывать историю и фальсифицировать факты не могу”. Режиссер отстоял “Залив счастья”, но в результате картина вышла малым тиражом и без рекламы. Фильм вновь был востребован во время перестройки.
Парадоксально, но иногда фильмы с годами становятся более злободневными, чем в момент создания, набирают глубину, обрастают новыми смыслами. Так случилось с самым популярным фильмом Лаптева — приключенческой лентой “Охота на единорога” (1989). Картина широко прошла по стране, набрав 17 млн зрителей, но с распадом кинопроката все прекратилось. Ныне фильм постоянно показывают по ТВ в дни государственных праздников… Видеопираты вычислили его жанр: “русский триллер”, но смысл его много серьезней и глубже. Действие происходит в учебном концлагере, где в качестве живых мишеней фашисты использовали самолеты, пилотируемые пленными советскими летчиками. Молодому и отважному лётчику Тесленко выпал шанс совершить побег. К нему обращены любовь и надежды узников. Он вырывается из фашистского плена, побеждает! Но пронзительный финал фильма ошеломляет: уже в советском концлагере герой идет на верную гибель, отказываясь повиноваться охраннику, и тот стреляет. Последнее, что видим мы — взгляд Тесленко, от которого — мурашки по коже! Этот самоубийственный вызов Системе есть защита человеческого достоинства: не всё можно стерпеть. Но тем самым он “предаёт” товарищей, завещавших ему выжить. Прав ли герой? Тут нет и не может быть однозначного ответа, но есть трагическое дыхание жизни…
На Свердловской киностудии режиссером снято семь игровых картин: историческая, военная, лирическая и психологическая драма, триллер, комедия… В них заняты яркие актеры: А. Соколов, В. Ивашов, И. Дмитриев, М. Голубкина, В. Смирнитский, И. Мазуркевич, Е. Леонов. Одну из первых ролей в кино сыграл А. Домогаров. Среди киногероев режиссера — молодежь, подростки, адмирал, бригадир, рабочие и еще лишь зарождающийся тип “нового русского” в не слишком удачной, на мой взгляд, комедии “Сыскное бюро “Феликс” (1993). Интеллектуальный багаж, профессионализм, творческие и организаторские способности — все послужило тому, что за эти годы Владимир Лаптев стал одним из ведущих ее режиссёров. Но было уже начало 90-х… Свердловская киностудия вошла в полосу кризиса. Остановилось производство игровых фильмов. Начался отток кадров. И Лаптева позвала манящая, но, увы, непостоянная муза телевидения. В.Л: “Телевидение мне показалось особенно интересным тем, что дает возможность каждодневного пристального наблюдения за жизнью, встреч с очень разными людьми”.
В роли главного режиссера и художественного руководителя Свердловской государственной телерадиокомпании Владимир Кириллович окунулся в производство телевизионных передач и документального кино, где смыкаются жизнь и искусство. Увлекательным был опыт совместной работы с известным драматургом и режиссером Николаем Колядой (программа “Черная касса”) и тележурналистом Натальей Горбачевой (“Дом художника” и “Палитра”). В них были как раз те герои, что вызывали интерес режиссера — простые люди на ветру эпохи: шахтер, а ныне ассенизатор (“Золотарь”), актер захолустного театра Владимир Пермяков и “прославивший” его персонаж плутовской рекламы “МММ” Леня Голубков (“Звездная пыль”).
Кровная связь с театром, тоска по кино и скромные финансовые возможности СГТРК породили, на мой взгляд, утопическую идею перевода спектакля “Горное гнездо” Нижнетагильского драмтеатра по пьесе Мамина-Сибиряка в шестисерийный телефильм.
Экспериментируя на ТВ, он хотел доказать прежде всего самому себе, что творческий человек везде утвердится в этом качестве. Давало ведь и телевидение образцы не только трансляции, но и настоящих феноменов телевизионного искусства. Ныне его фетишами стали информация и “формат”. А в искусстве нет и не может быть никакого формата. СГТРК уже полным ходом свертывало художественное вещание и кинопроизводство. Телевизионная стезя оказалась тупиковой. Но опыт не бывает напрасным.
К тому же ему было куда вернуться — в театр. И снова — чемоданы, разъезды, напряженный поиск, эксперимент. Работая в профессиональных театрах городов Урала и Западной Сибири, Владимир Кириллович не изменяет и самодеятельному театру, занимается педагогической деятельностью. В круг его интересов входит не только классика: А.Н. Островский, Г. Гауптман, Ж.Б. Мольер, но и пьесы современников: Н. Коляды, В. Сигарева, С. Лобозерова, И. Муренко, А. Архипова.
“Каждая река знает свой путь к морю”. Не все задуманное удается осуществить. Но тут Владимир Кириллович перед многими даже в выигрыше: у него есть сценография, дающая выход творческой энергии. Невоплощенные на сцене замыслы обретают жизнь в сценографических работах, где полет фантазии не ограничен ни экономическим фактором, ни возможностями коллектива, ни даже его отсутствием. Мерилом служат лишь вкус, чувство меры, художественная целесообразность и правда жизни — не равная правдоподобию. Потому работы его, исполненные в реалистическом ключе, всегда остроумны и изобретательны, выразительны и экспрессивны, а порой стильны, экстравагантны, аллегоричны. Экспозиции его работ привлекают зрителей и профессионалов.
И наконец, рискуя накликать праведный гнев Владимира Кирилловича, скажу: если бы он — Иван — обратился за Справкой ко мне — Бабе-Яге, то я, как повелось, в пух и прах изругала бы кое-какие его работы, но выдала ему Справку, в которой написано: “художник в пути”!