Опубликовано в журнале Урал, номер 1, 2006
Галина Метелева — родилась в 1970 г. в Свердловске. Автор двух книг лирики, “Я здесь своя” и “День”, участник фестиваля поэзии “Тавдинская ветка” и совещания молодых литераторов в Нижнем Тагиле в 2001 г. Член Союза писателей России.
Ресницы
Иду по улице, иду,
несу свои ресницы.
Тяжёлые — будто в меду.
Черны — как перья птицы.
И хорошо мне так идти,
надеяться… На что же?
Что кто-то встретит на пути
и донести поможет.
* * *
Вдохнёшь и выдохнешь легонечко —
Такое море впереди…
Такая тёплая ладонечка
У Бога. Взять — да перейти!
Он мне за батеньку, за маточку.
Он мне и хлебец, и медок.
А я — вприкусочку, вприглядочку,
А я — ни слова поперёк!
* * *
Ю.Н.
Юлечка поранила мизинчик.
В гипсе у неё рука теперь.
Юля опрокинула графинчик,
чтобы не терзала боль, как зверь.
А потом подумала, однако,
что теперь ей долго не вязать,
не держать в руке перо, бумагу,
жить без дел. А как? Легко сказать!
Мы ходили с Юлей в магазинчик,
мы гуляли. Хмурый день не грел.
Юлечкин пораненный мизинчик
тоже где-то у меня болел.
Падал снег и норовил растаять,
будто самого себя забыть.
Ах, какая осень золотая!
И она
болеет, может быть…
Кричалочка
Не попашешь — не поешь.
Не попляшешь — будет плешь.
Я важная птица.
Хочу веселиться.
Вот она — гармошка.
Заплясала кошка.
Палец-серединчик
целует мизинчик.
Ноженьки топочут,
весело хохочут.
А в глаза, а в глаза
залетела стрекоза.
Крыльями махает,
воздух колыхает.
Вылезает хрюшка,
розовое ушко.
За ней — каракатица,
глаза виноградятся,
серые тушканичики
на катамаранчике
и рыбий ребёнок,
маленький рыбёнок.
А как тараканы
лезут в атаманы.
Ой вы, таракашки,
тёмные рубашки,
вы вперёд не лезьте,
дам вам по невесте.
А каждому зайчику
дам по расстегайчику.
Мухи-то, мухи,
бархатные брюхи,
на моём окошке
разминают ножки.
Сильно не бейте,
стёкла пожалейте!
А как пингвины
сели на перины.
Бессердечные пингвины,
пух вылазит из перины.
Всё в пуху, всё в пуху!
Кто тут мелет чепуху?
Чепуху Пуховну,
Шутку Петуховну?
* * *
Подойди,
обними,
поцелуй
и утешь!
Беспричинный мой смех,
будто пряничек, съешь!
Посмотри, —
моё сердце открою тебе.
Там живёт царь-девица
в высокой избе.
Царь-девица,
царь-птица,
царь-колокол в нём,
нитку тянут и
песенку солнечным днём.
А как ночи темны!
А как ночи темны!
И загадок полны и безумия сны!
Тихий месяц плывёт
над кирпичной трубой,
и приходит царевич,
прекрасный собой.
Он правдив, благороден,
горячих кровей.
Он грозится мне с жизнью
расстаться своей.
Я его утешаю
и руку кладу
на его лоб высокий
в горячем бреду.
* * *
Смотрят, смотрят
так пристально, присталь-
но: поверх — как одетая я.
Взгляд плохой,
леденящий, как выстрел.
Разве я — не сестрица твоя?
Разве зла я тебе пожелаю?
Разве ног твоих не оботру?
Так зачем меня взглядом канаешь,
встреченный на дорожном ветру?
Когда радостно мне, не тревожно,
я — одетая в солнечный свет
и собой хороша невозможно —
на земле этой равных мне нет!
А когда от работы устану,
перекатываюсь, как яйцо,
ты зачем растравляешь мне рану
и презренье бросаешь в лицо?
* * *
Я оставила всякую горечь.
Я сочла, что грустить — ни к чему.
Не пишу я печальную повесть,
ведь она не нужна никому!
Не грущу, ни о чём не жалею,
глядя в тёмную, сизую даль.
Не смотрю я на землю сырую
свысока и сурово, как встарь!
А когда станет радость полнее,
а когда будет сердце мудрей,
то исчезнет и страх перед нею —
перед светлой печалью моей.
Галина Метелева — родилась в 1970 г. в Свердловске. Автор двух книг лирики, “Я здесь своя” и “День”, участник фестиваля поэзии “Тавдинская ветка” и совещания молодых литераторов в Нижнем Тагиле в 2001 г. Член Союза писателей России.
Ресницы
Иду по улице, иду,
несу свои ресницы.
Тяжёлые — будто в меду.
Черны — как перья птицы.
И хорошо мне так идти,
надеяться… На что же?
Что кто-то встретит на пути
и донести поможет.
* * *
Вдохнёшь и выдохнешь легонечко —
Такое море впереди…
Такая тёплая ладонечка
У Бога. Взять — да перейти!
Он мне за батеньку, за маточку.
Он мне и хлебец, и медок.
А я — вприкусочку, вприглядочку,
А я — ни слова поперёк!
* * *
Ю.Н.
Юлечка поранила мизинчик.
В гипсе у неё рука теперь.
Юля опрокинула графинчик,
чтобы не терзала боль, как зверь.
А потом подумала, однако,
что теперь ей долго не вязать,
не держать в руке перо, бумагу,
жить без дел. А как? Легко сказать!
Мы ходили с Юлей в магазинчик,
мы гуляли. Хмурый день не грел.
Юлечкин пораненный мизинчик
тоже где-то у меня болел.
Падал снег и норовил растаять,
будто самого себя забыть.
Ах, какая осень золотая!
И она
болеет, может быть…
Кричалочка
Не попашешь — не поешь.
Не попляшешь — будет плешь.
Я важная птица.
Хочу веселиться.
Вот она — гармошка.
Заплясала кошка.
Палец-серединчик
целует мизинчик.
Ноженьки топочут,
весело хохочут.
А в глаза, а в глаза
залетела стрекоза.
Крыльями махает,
воздух колыхает.
Вылезает хрюшка,
розовое ушко.
За ней — каракатица,
глаза виноградятся,
серые тушканичики
на катамаранчике
и рыбий ребёнок,
маленький рыбёнок.
А как тараканы
лезут в атаманы.
Ой вы, таракашки,
тёмные рубашки,
вы вперёд не лезьте,
дам вам по невесте.
А каждому зайчику
дам по расстегайчику.
Мухи-то, мухи,
бархатные брюхи,
на моём окошке
разминают ножки.
Сильно не бейте,
стёкла пожалейте!
А как пингвины
сели на перины.
Бессердечные пингвины,
пух вылазит из перины.
Всё в пуху, всё в пуху!
Кто тут мелет чепуху?
Чепуху Пуховну,
Шутку Петуховну?
* * *
Подойди,
обними,
поцелуй
и утешь!
Беспричинный мой смех,
будто пряничек, съешь!
Посмотри, —
моё сердце открою тебе.
Там живёт царь-девица
в высокой избе.
Царь-девица,
царь-птица,
царь-колокол в нём,
нитку тянут и
песенку солнечным днём.
А как ночи темны!
А как ночи темны!
И загадок полны и безумия сны!
Тихий месяц плывёт
над кирпичной трубой,
и приходит царевич,
прекрасный собой.
Он правдив, благороден,
горячих кровей.
Он грозится мне с жизнью
расстаться своей.
Я его утешаю
и руку кладу
на его лоб высокий
в горячем бреду.
* * *
Смотрят, смотрят
так пристально, присталь-
но: поверх — как одетая я.
Взгляд плохой,
леденящий, как выстрел.
Разве я — не сестрица твоя?
Разве зла я тебе пожелаю?
Разве ног твоих не оботру?
Так зачем меня взглядом канаешь,
встреченный на дорожном ветру?
Когда радостно мне, не тревожно,
я — одетая в солнечный свет
и собой хороша невозможно —
на земле этой равных мне нет!
А когда от работы устану,
перекатываюсь, как яйцо,
ты зачем растравляешь мне рану
и презренье бросаешь в лицо?
* * *
Я оставила всякую горечь.
Я сочла, что грустить — ни к чему.
Не пишу я печальную повесть,
ведь она не нужна никому!
Не грущу, ни о чём не жалею,
глядя в тёмную, сизую даль.
Не смотрю я на землю сырую
свысока и сурово, как встарь!
А когда станет радость полнее,
а когда будет сердце мудрей,
то исчезнет и страх перед нею —
перед светлой печалью моей.