Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2005
Сергей Александрович Парфенов — родился в 1955 году в Курганской области. Работал учителем. Служил в армии. Окончил Уральский государственный университет им. А.М. Горького. 20 лет проработал в областной газете “Уральский рабочий”. Был главным редактором общественно-политического еженедельника “Уральский меридиан”. В настоящее время возглавляет информационное агентство “ИНВУР” Уральского федерального округа. Лауреат премий журнала “Урал” (2003), Минпромнауки РФ (2004), Организации Объединенных Наций (2004), Министерства образования и науки РФ (2005), администрации города Сочи (2005). Автор пяти научно-популярных и документальных книг. Заслуженный работник культуры Российской Федерации. Живет в Екатеринбурге.
Что имеем? Как храним?
По официальным оценкам экологов, сегодня 50—60% (по другим данным — 80) граждан Российской Федерации вынуждены потреблять жидкость, абсолютно не соответствующую санитарно-гигиеническим требованиям!
Подозреваю, что подобный масштаб экологической угрозы стране можно осилить лишь на бумаге. Ибо в обиходе, едва речь заходит о природе, водоемах, рыбалке, вспоминается, конечно, речка нашего детства. У меня — небольшая, тихая, какая-то уютная и домашняя, с покатыми берегами, в небольших коряжных перекатах, в легкой утренне-молочной дымке. И я вместе с ней — босой, в рубахе поверх штанов, с самодельным ивовым удилищем в руке…
Но что, собственно, мы, уральцы, знаем о своих реках?
Как поведали доктор экономических наук, директор РосНИИВХа (г. Екатеринбург) Надежда Прохорова и ее коллеги, общие среднемноголетние ресурсы местного речного стока по Уральскому округу составляют 380 кубических километров, причем наибольшее количество, около 90%, сосредоточено в Тюменской области (включая Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий автономные округа), что, конечно, обусловлено обильной водоносностью Оби. Наиболее бедна водными ресурсами южная часть территории — прежде всего Курганская область, где средние многолетние ресурсы оцениваются всего около 1 куб. км.
Особого дефицита водных ресурсов в целом по УрФО и регионам нашими учеными, впрочем, не отмечается, но в маловодные годы проблема во весь рост встает в створах Екатеринбурга, Нижнего Тагила, Челябинска, Магнитогорска. В такие сезоны “засуха” обычно наблюдается и в Первоуральске, Серове, Каменске-Уральском, Кургане, Златоусте, Миассе и Южноуральске.
Статистика также гласит, что на поверхностные источники в нашем крае приходится 76% объема забора свежей воды, на подземные — 24%. А наибольшая антропогенная нагрузка по использованию влаги падает на территории Челябинской и Свердловской областей, где сосредоточена тяжелая промышленность и проживает около 70% населения округа, поэтому использование свежей воды здесь составляет 70% от общего объема забора — 1,27 км3 (26,5%) и 2,13 км3 (44,6%) соответственно.
Так вот, из общего объема забранной воды, равной 4,8 км3, используется 79 % (3,8 км3), а сточных вод сбрасывается 68% (3,2 км3). Почти столько же! Следует отметить, что более половины (53%) сброшенных сточных вод относится к категории загрязненных, и 90% из них опять-таки поступает с территорий Челябинской и Свердловской областей. Соответственно и “призовые” места этих регионов среди субъектов Российской Федерации по сбросу загрязненных сточных вод, мягко говоря, не самые почетные — 7-е и 5-е.
Теперь рассмотрим, какие характеристики имеют наши водные объекты по комплексному показателю.
Возьмем Зауралье. На качество воды рек Курганской области влияет перенос загрязняющих веществ из соседних регионов. Собственная же хозяйственная деятельность существенного влияния на питьевые ресурсы не оказывает, тем не менее река Уй характеризуется как “чрезвычайно грязная”, Исеть (“спасибо” Екатеринбургу и Каменску-Уральскому!) — “грязная”, Тобол и Миасс (тут несомненный “вклад” казахов и Южного Урала) — “очень грязные”.
Воды и донные отложения рек Теча и Исеть загрязнены радионуклидами (после известной аварии на ПО “Маяк”), и водопользование из Исети, например, сегодня существенно ограничено. Ее ресурсы, и то в небольших объемах, используются только на технические нужды. Основным же источником питьевого водоснабжения областного центра, южных и восточных районов региона остаются Курганское водохранилище и река Тобол. К тому же обильное развитие фито- и зоопланктона в водохранилище требует предварительной очистки воды на микрофильтрах.
В бессточной же зоне Тобол—Ишимского междуречья, охватывающей территорию восьми восточных районов области, речная сеть вообще отсутствует, крайне ограничены и подземные воды, пригодные, правда, и для хозяйственного, и питьевого снабжения.
Южная часть Зауралья более тридцати лет жила за счёт Пресновского группового водопровода, питаясь водами Тобола и Ишима. Но в последние годы вода из Казахстана, по сути, не поступает. Из Тобола вода подается в количестве 16,3 тыс. м3/сут при проектной мощности водопровода 60 тыс. м3/сут.: аварийное состояние сетей приводит к потере 63% забранной воды. Естественно, потребовались другие источники водоснабжения. В КПР области сейчас прикидывают, как использовать подземные воды (для питья) и ресурсы близлежащих озер (для технических и бытовых нужд).
Но — не парадокс ли? При таком существенном дефиците в здешних местах периодически возникает избыток воды. Речь идет о весенних наводнениях, наблюдающихся на всех основных реках (Тобол, Исеть, Миасс). Да и как иначе? Здесь отсутствуют водохранилища глубокого многолетнего регулирования. Поймы рек широкие и пологие, и в годы высокой водности затопляются не только прибрежные территории, но и населенные пункты, важные объекты экономики.
Так, в 2000 году уровень воды вТоболе был на 3,5 м выше средних многолетних значений, в Исети и Миассе — на 1,1—1,7м. В зоне затопления и подтопления тогда оказался 41 населённый пункт с населением 5,9 тысячи человек.
И — самое огорчительное: реки области загрязнены органическими, азотосодержащими веществами, цветными и тяжёлыми металлами и не удовлетворяют даже требованиям рыбохозяйственного водопользования.
Ничего завидного нет, например, и у курганцев, хотя город и расположен на Тоболе. Верхнее его течение маловодно, сток в створе города равен 0,4 м3/с, а сброс сточных вод в этом же створе составляет 2 м3/с. Следовательно, объемов для разбавления сточных вод практически нет. Река превращается в настоящую помойку! На территории Казахстана — Каратамарское, Верхнетобольское, Джилкаурское и другие водохранилища. Но транзит их водных запасов нашими южными соседями и партнерами по СНГ с завидной регулярностью срывается. Вода становится стратегическим товаром!
Тюменская область тоже страдает от соседей: загрязняющие вещества поставляют ей одиннадцать субъектов РФ и Республики Казахстан! Ее водные ресурсы также соответствуют классу “грязных” и “чрезвычайно грязных”, высок и средний уровень загрязнения нефтепродуктами — до 85 ПДК!
Проблема областного центра — такая же: как обеспечить население чистой питьевой водой? Проблема хозяйственно-питьевого водоснабжения особенно обострилась здесь начиная с 1965 года, в связи с открытием месторождений нефти и газа, созданием в крае крупнейшей нефтегазовой провинции. Приток населения и широкий размах промышленного, гражданского и жилищного строительства привели к тому, что основной источник водоснабжения — река Тура — перестал удовлетворять потребности городского населения. Сейчас для питьевых целей используется дополнительный и более надежный ресурс — подземные воды. Но… В этом “но” все и дело: многие водные объекты постепенно становятся резервуарами отходов и источником заболеваний населения, поскольку жители продолжают активнейшим образом использовать их как места отдыха и рыбной ловли. Например, одно из крупных озер — Алебашево — уже напрочь загрязнено сапробной органикой, солевым аммиаком, нефтепродуктами, солями тяжелых металлов. В реку Туру также идет регулярный сброс отходов пятнадцати крупных предприятий города. Основной ее загрязнитель — ТУМП “Водоканал”, затягивающий строительство второй очереди городских очистных сооружений.
Состояние водопроводного хозяйства в области вообще неважнецкое: доля инженерных систем, лишенных сооружений по очистке воды, равна 40%, не имеющих зон санитарной охраны — 36%, не имеющих обеззараживающих установок — 32%. Кроме того, инженерные сети крупных городов и населенных пунктов юга области имеют износ до 70%, что приводит к значительным потерям (до 40%) уже очищенной воды, к повышению уровня грунтовых вод, из-за коррозии и осаждения примесей эти магистрали превратились в источник вторичного загрязнения водопроводной воды. Не случайно потребление влаги из подземных источников достигло уже 30% от суммарного водозабора.
Но и тут беда: эти воды повсеместно имеют повышенное содержание железа, марганца, аммиака. Поэтому при организации централизованного водоснабжения за счет подземных вод требуется применение специальных методов обработки: обезжелезивание, деманганирование, фторирование, реже обескремнивание. А это снова деньги. И немалые. По официальным данным, в 30% проб норматив по железу оказался превышенным в пять раз.
Для населения юга Тюменской области влияние водного фактора на состояние здоровья вообще имеет исключительное значение: 29% случаев соматических заболеваний у местных жителей напрямую связано с этим фактором.
“Переедем” теперь в Челябинскую область. Реки Юрюзань, Большая Сатка, Уфалейка, Уй, Сим, Урал от истока до Магнитогорска, верховья реки Ай, Троицкое и Магнитогорское водохранилища характеризуются как умеренно-загрязненные, река Увелька — загрязненная, Ай ниже Златоуста и река Миасс — грязные, а вот вода Верхнеуральского, Аргазинского и Шершневского водохранилищ характеризуется пока как чистая.
Внутригодовое распределение стока рек в пределах этого региона неравномерно, и не обойтись было без создания сети местных прудов и водохранилищ. Создать-то их создали, а где взять денег на ежегодные (!) ремонтно-восстановительные работы? Удивительно ли, что гидроузлы Миньяра, Сатки, Златоуста, Верхнего Уфалея, Нязепетровска, Миасса, Челябинска сегодня в аварийном состоянии и представляют огромную опасность для населения.
Выход-то вроде бы нашли — строительство хозяйственным способом небольших гидроузлов (плотин, дамб). Но делается это чаще всего без всякого инженерного контроля, поэтому пропуск паводковых расходов не обеспечивается, сами сооружения довольно быстро разрушаются, а водотоки заиляются и загрязняются. К примеру, сегодня более 90 гидроузлов сельскохозяйственного назначения на Южном Урале требуют капитального ремонта и реконструкции.
Дефицитными по воде в засушливые годы в Челябинской области обычно оказываются Чебаркульский, Магнитогорский, Златоустовский, Миасский, Карталинский, Кыштымский промузлы, а также южная часть региона.
Но люди страдают не только из-за этого. Качество воды в большинстве поверхностных водных объектов области не отвечает нормативным требованиям. Чаще всего это связано с недостаточным финансированием: денег на строительство и реконструкцию очистных сооружений и систем канализации не хватает.
Дошло до того, что из 46 крупных населенных пунктов Южного Урала в 22 водоснабжение осуществляется только за счет подземных вод. Но при этом в восьми районах области они имеют повышенную минерализацию, содержание железа более 1 мг/л. Другая опасность — подтягивание загрязненных радионуклидами подземных вод заборными скважинами — существует в поселках, расположенных в долине Течи. А загрязнение вод нефтепродуктами установлено в районах расположения Челябинской, Троицкой, Магнитогорской и Бердяушской нефтебаз. Факты бактериологического (куда уж дальше!) загрязнения выявлены в Челябинске и Каслях, а также в поселке Еманжелинка.
Ну о каких санитарно-гигиенических нормативах тут говорить, если около 3,3 млн человек (89% населения области!) обеспечивается водой из централизованных систем водоснабжения, около 1 млн из них потребляют воду, не соответствующую стандарту по органолептическим показателям, а бактериально загрязненную — более 700 тыс. человек!
Да и Свердловская область недалеко ушла. Эта территория, как известно, характеризуется высокой концентрацией предприятий добывающей и перерабатывающей промышленности, и шесть рек Среднего Урала (Чусовая, Исеть, Пышма, Тагил, Нейва, Салда) даже включены в список наиболее опасных водных объектов Российской Федерации, так как не свободны от загрязняющих веществ: соединений железа и меди, легкоокисляемых веществ, нефтепродуктов, аммонийного и нитритного азота. Загрязнению здешних водных объектов способствуют многочисленные техногенные образования, включая шламохранилища, отвалы горных выработок, свалки промышленных и бытовых отходов, размещенные на водосборных территориях.
Но основной проблемой остается качество питьевой воды. Та, что сейчас подается на хозяйственно-питьевые нужды, практически не соответствует гигиеническим требованиям: по органолептическим (для 2,5 млн человек), санитарно-токсикологическим (для 2,6 млн), бактериальным (более 2,05 млн человек) показателям. Около 1 млн жителей используют для питьевых целей воду нецентрализованных источников, но ее качество также не отвечает гигиеническим требованиям по санитарно-химическим (37% случаев) и эпидемиологически опасным показателям (31%).
Свердловская область имеет значительный запас подземных питьевых вод, но, увы, они используются пока нерационально и далеко не полностью. Проблема проблем — качество этих вод в восточных районах. Минерализация их достигает тут 2,5 г/л, систематически регистрируются повышенные концентрации железа, бора, брома, мышьяка, лития и других ингредиентов.
А как чувствует себя население Ханты-Мансийского округа? Все поверхностные воды здесь (шила в мешке не утаишь!) загрязнены веществами промышленного происхождения: к примеру, средняя концентрация нефтепродуктов, включая случаи экстремально высокого загрязнения, составляет 40 ПДК, железа — 20 ПДК, меди — 8, цинка — 5, марганца — 22 ПДК!
Ямало-Ненецкий округ в этом плане может чувствовать себя едва ли не именинником: по качеству воды местные реки Пур и Надым оцениваются как среднезагрязненные, остальные — как слабозагрязненные.
Страдания Великой Оби
Мне возразят: да, проблема действительно существует, но не надо, мол, “гнать пургу” — у нас же есть чистейший Байкал, все северные реки находятся в девственной, практически не тронутой цивилизацией экологической зоне. Не пропадем! Но так ли это на самом деле?
Когда я работал над этим очерком, то, как писал Владимир Маяковский, “перелопатил тонны словесной руды”. И представьте, в открытой печати нигде ни разу не встречал: а какого же качества вода в Оби, Енисее, Иртыше, захотят ли ее, случись что, получать бытовые потребители?
Обратимся к фундаментальному исследованию, проведенному сотрудниками ФГУП “Российский научно-исследовательский институт комплексного использования и охраны водных ресурсов” (РосНИИВХ, г. Екатеринбург). Передо мной — так называемая “Стратегическая программа действий интегрированного управления водными ресурсами для обеспечения устойчивого развития социально-эколого-экономического комплекса Нижней Оби”. Звучит, согласен, весьма наукообразно, для нормального слуха — даже коряво, но ведь для нас важна суть, верно?
Так вот, цель этого проекта — разработка разумной, общеприемлемой программы действий по устойчивому водопользованию в бассейне Нижней Оби. А ее базовый принцип — интегрированное управление богатейшими водными ресурсами Урала и Западной Сибири.
Опять, скажете, управление? Даже водой. Сколько можно! Но поверьте, наше махровое российское чиновничество здесь совсем ни при чем. Актуальность управления ресурсами огромной сибирской реки не вызывает сомнений: во-первых, Обь имеет выход в международные воды, во-вторых, огромный и уникальный бассейн испытывает все возрастающую антропогенную нагрузку, обусловленную прежде всего развитием мощного нефтегазового комплекса. В итоге на нашем “благополучном” Севере источников комплексообразующих ионов металлов четвертой группы (Fe, Mn, Cr, Ni), несущих гибель всему живому, скопилось уже под самую завязку.
Сегодня ученые едва ли не в голос ревут: ухудшение экологической ситуации в этом регионе — прямое следствие экстенсивных методов хозяйствования. Именно они, эти методы, приводят к не оправданному ни с экономической, ни с экологической точек зрения разрушению сложившихся, часто — очень хрупких экосистем, именно из-за них добываемые ресурсы используются нерационально и накапливаются отходы, в результате чего происходит тотальное загрязнение и воды, и в целом окружающей среды.
Конечно, главная сложность современной экологической обстановки связана с тем, что человечество не может отказаться от достижений технического прогресса и использования природных ресурсов. Более того, при быстро увеличивающейся технической вооруженности общества воздействие на окружающую среду имеет явную тенденцию к росту! К тому же глобализации экологических проблем в большой степени способствует подвижность как атмосферных, так и водных масс.
Словом, загрязнения распространяются даже на те регионы мира, которые пока не заселены человеком! Приводятся данные, что во льдах Антарктиды, которые мы считаем нетронуто-чистыми, зарегистрировано (где ваши таблетки?) наличие более 200 тонн широко применявшегося в 50—60 годах прошлого столетия пестицида ДДТ. Сегодня им в той или иной мере загрязнены практически все океанические воды нашей планеты. Нефтяной пленкой, по различным данным, покрыто 15—25% поверхности Мирового океана. Еще большую опасность представляет радиоактивное загрязнение вод. Атомные испытания, ядерные реакторы на морских судах, контейнеры с радиоактивными отходами и химическими боеприпасами на дне морей и океанов!.. Стоит ли удивляться?
Другой фактор из этого же ряда: в процессе переработки сырья и внедрения современных достижений науки возникает множество новых веществ. Установлено, к примеру, что человек умеет производить около 55 тысяч наименований изделий, но при этом аж 90% (!) исходного сырья неминуемо попадает в отходы. Таким образом, за последние 100 лет возник еще один механизм мощного давления на окружающую среду — выброс продуктов антропогенного воздействия.
Замкнутых же экосистем, как известно, не существует. Поэтому Обь и ее ближайшие реки-сестры также, увы, уязвимы.
У Оби среди рек России самая большая площадь бассейна, но по водности она, между прочим, уступает Енисею и Лене, хотя и сбрасывает в Карское море в среднем около 400 кубокилометров воды в год.
Основное количество обской влаги используется на производственные нужды — и главным образом в нефтедобывающей промышленности: на поддержание так называемого пластового давления тратится воды огромное количество. Никто даже и не считал!
Смотрим дальше. Каждый год в бассейн Оби отводится 10—12% суммарного количества наиболее загрязненных вод России. К чему это приводит, каждому станет ясно, если добавить, что эффективность очистных сооружений в бассейне невероятно низка.
По выкладкам РосНИИВХа в общем объеме водоотведения доля загрязненных сточных вод составляет 43%, из них неочищенными сбрасываются 12%, недостаточно очищенными — 88%. Беда, что эти загрязнения накладываются на естественный фон, который и так уже значительно превосходит ПДК, в частности, по железу. По предварительным оценкам накопления металлолома на Ямале и в Югре составляют около 8 млн тонн, ежегодный прирост — около 600 тысяч тонн. И главное: из-за климатической и биологической коррозии около 2% этой массы (около 150 тысяч тонн) ежегодно переходит в водные растворы и проникает в реки, болота и глубинные питьевые горизонты.
“Богато” русло Оби и органическими веществами, азотом и фосфором, нефтепродуктами и фенолами (во всех исследованных пунктах Обской губы фенолы обнаружены в повышенных концентрациях — от 4 до 10 ПДК), в ее бассейн попадают многие тяжелые металлы и ядовитые вещества: свинец (6,98 тонны в год), цианиды (1,14 тонны), ванадий (1,17 тонны), висмут, кадмий (1,04 тонны), ртуть. В больших количествах в реку сбрасываются жиры и масла — ежегодно 2525 тонн. И как она, бедная, все это терпит!
На территории дельты Оби, как уже говорилось, действует мощный нефтегазодобывающий комплекс. Площадь нефтегазоносных земель — около 2 млн кв. км. Я как-то глянул на этот северный пейзаж с борта вертолета и ужаснулся. Земля изуродована напрочь! Лесоболотные ландшафты, до 60-х годов совершенно не тронутые промышленным освоением и практически не изученные, в наши дни на сотни километров рассечены трубопроводами, дорогами, ЛЭП, усеяны буровыми площадками, “замазучены” разливами нефти и нефтепродуктов, покрыты гарями и вымоченными лесами.
К тому же следует учесть, что Западная Сибирь, как ни один другой регион в мире, изобилует реками, озерами и болотами. Само собой, они активно способствуют миграции всех этих загрязнений, и Обь выносит их в Обскую губу и далее в Ледовитый океан, подвергая опасности многие экосистемы, даже удаленные от районов нефтегазового комплекса на сотни километров.
В этих местах, что далеко не секрет, то и дело происходят аварии на газо- и нефтепроводах (за год, свидетельствуют ученые, в регионе регистрируется до 3000 аварийных утечек нефти, вызываемых повышенной коррозией топливных магистралей). А ЧП, как мы убедились, никогда не проходят бесследно.
Нет нужды бить в себя в грудь и доказывать: серьезные экологические проблемы, возникшие еще в 70—80-е годы минувшего века, связаны исключительно с деятельностью геологов и буровиков. Так, обширные площади оленьих пастбищ и охотничьих угодий были значительно нарушены тяжелой техникой, некоторые озера отравлены промышленными стоками и буровыми растворами, нарушилась среда обитания зверей и птиц, популяциям которых нанесен уже непоправимый ущерб.
Еще один “враг” Оби — водный транспорт. На протяжении более 16 тысяч километров здесь установлены габариты судового хода. Гарантированные глубины в реках бассейна изменяются от 2—3 метров на магистральных путях до 0,65—0,8 метра на второстепенных притоках. И, если взять лишь Тюменскую область, предприятия речного флота сбрасывают сточных вод около 0,8 млн кубометров в год, из них более 95% — недостаточно очищенные.
В результате загрязняется не только обская вода, но и отложения поймы, русла, в которых нефтепродукты, радионуклиды, соли тяжелых металлов напоминают уже промышленный концентрат. А все это, вместе взятое, приводит к вторичному загрязнению речных вод. Пожалуй, скоро здесь можно будет снимать фантастические триллеры в духе “Сталкера” и фильмы ужасов о противных мутантах…
Сегодня в устье Оби, говорят ученые, содержание стронция-90 вдвое выше, чем даже в поверхностных водах Карского моря, а в донных осадках Новоземельской впадины — почти четырехкратное превышение этого опаснейшего элемента. Содержание плутония в верхних слоях донных осадков тоже в два-три раза выше среднего по Карскому морю. Это и не удивительно: в 60—70-е годы, когда работали все ныне остановленные промышленные реакторы по производству плутония в “Красноярске-26”, “Томске-7” и на челябинском ПО “Маяк”, радиоактивное загрязнение Енисея и Оби должно было быть весьма и весьма значительным.
Стоит обратить внимание и еще на одно обстоятельство: средняя концентрация цезия-137 и стронция-90 в Карском море более чем в два раза выше, чем в Восточной части Баренцева. Это можно объяснить лишь одним: не обошлось без влияния рек, впадающих в Обь.
Установлено и другое: потенциальное распространение загрязнений из Оби и Карского моря может легко осуществляться вдоль континентального шельфа Арктики в восточном направлении — в море Лаптевых, откуда одна часть направляется к Северному полюсу вдоль подводной скалы Ломоносова, другая же продолжает свой путь в Центральную Арктику и затем вокруг Чукотского плато.
Ну как, впечатляет? Напоим цезиевой водицей наши сельскохозяйственные угодья? Пустим стронцевую струю в кухонные краны уральцев?..
Ни сига нам не видать…
Беда-то на самом деле куда страшнее. Нарушив качество среды, водный режим и баланс в Обь-Иртышском бассейне, в качестве еще одного, так сказать, продукта мы можем получить глобальное нарушение всей экосистемы Урало-Сибирского региона. Обь-Иртышский бассейн сегодня — это Ямало-Ненецкий и Ханты-Мансийский автономные округа, Тюменская, Свердловская, Курганская, Челябинская, Оренбургская, Томская, Омская, Новосибирская, Кемеровская области, Алтайский край. Во как!
Но при этом, что самое удивительное, “чистоплюй” и “князь”, коим считается сибирский (обский) осетр, освоил почти все реки этой огромной территории. Правда, численность ценной рыбы с каждым сезоном угрожающе падает. В Оби границы осетрового обитания — от мыса Дровяного в Обской губе на севере до слияния рек Бия и Катунь на юге, то есть на всем ее 3680-километровом протяжении. В Иртыше осетр также обжил все протяжение реки, наслаждается волей и в его притоке — Тоболе, в “вассалах” Тобола — Туре и Тавде. Здесь и нерестится, и дает потомство, откладывая икру на глубине 5—9 метров на песчано-гравийном грунте.
Между прочим, сибирский осетр, и в частности, его обско-иртышская популяция, уникален по своей природе. Он один (из вида) за свой век достигает веса 210 килограммов. Из всех осетровых посостязаться с ним в весовой категории могут разве что амурская калуга да каспийская (волжская) белуга, способные нагуливать и тонну, и полторы веса, давая до 2,5 центнера деликатесной икры. Обский осетр, конечно, до таких рекордов не дотягивает, но три ведра отборного лакомства дородная самка может дать запросто.
Зато мясо сибирского осетра — вне конкуренции. Весь просвещенный мир, понимающий толк и в мясе, и в рыбе, в очереди стоит именно за сибирским осетром. Он ценится выше породистого арабского рысака, и наши высшие официальные лица, случается, дарят пару таких рыбин, в знак особого расположения, руководителям других государств.
Но мы и сами с усами. Мы его никому не отдадим, мы его сами съедим. Или изведем. Вот печальная статистика.
В 30-е годы в СССР ежегодно ловили по 9—14 тысяч центнеров обского осетра.
В 1940—1952 гг. — по 1,3—4,4 тысячи центнеров.
С 1953-го по 1967-й ежегодный улов составлял 4,1—7,5 тысячи центнеров. Надо учесть, что это был период активного молевого сплава леса, в том числе по нерестовым рекам Урала и Сибири. Рыба, как могла, сопротивлялась уничтожению со стороны отечественных дровосеков, но…
Катастрофический перелом наступил после очередного народнохозяйственного натиска на природу. На этот раз решили перекрыть железобетонной плотиной саму Обь и построили при ней Новосибирскую ГЭС. Веселись, народ, — электричество идет! О рыбе даже не подумали. Ну а каскад водохранилищ на Иртыше, обеспечивших водой беспутный, нерентабельный канал Иртыш — Караганда, только добавил жертв в нашу общую “победу”.
И в 1995 году (как раз 45 лет назад была перекрыта Обь — прошел срок, равный среднему возрасту осетра) его улов по Обскому бассейну в целом составил… лишь 115 центнеров.
В те же годы к заслуженной славе ирригаторов и гидростроителей в качестве соавторов триумфа над природой присоединились… браконьеры: в том же 1995 году эта шустрая и не страдающая моралью братва выловила и реализовала, получив весомую прибыль, 2500 центнеров осетринки, включая, естественно, и черную икру, примерно 20 центнеров.
Дармовое добро ели ложками. А в Соединенных Штатах Америки, между прочим, унция (28,34 грамма) черной русской икры в базарный день стоит 100 долларов. Нетрудно посчитать, что браконьерская икра с обским адресом в одном лишь 1995 году могла дать нашей стране более 8 миллионов долларов дохода. А ведь есть еще и байкальский, и ангарский осетр, енисейский; есть деликатесная рыба нельма, муксун обской прописки, ленок, таймень, есть иртышская стерлядь, вкуснее которой вряд ли отыщешь.
Но при всей жизнестойкости осетр, выживавший в условиях интенсивного сплава леса, других хозяйственных безобразий в местах его нагула и нереста, не терпит перемен, отличаясь потрясающим консерватизмом в привычках, которые стали уже миллионнолетним инстинктом, передающимся из поколение в поколение на генном уровне. Осетр нерестится только при сумме постоянных условий, на которые реагирует его наследственный механизм. Среди них первостепенное значение имеют место нерестилища, строительный материал, из которого оно возведено, химический состав и температура воды, скорость ее течения, глубина потока и насыщение его кислородом.
Увы, все они, осетровые, уже занесены в Красную книгу России как виды наиболее ценных рыб, которым грозит физическое уничтожение. Заметьте, государство это аккуратно регистрирует, но управы на варваров не находит. Так проще? Выгодней? Основные истребители рыб сегодня хорошо известны — интенсивный (читай: бесконтрольный) вылов, в первую очередь браконьерский, современное производство с неандертальтской психологией и как следствие — резкое ухудшение экологической ситуации.
Бухгалтерская ошибка “Газпрома”
Между тем при уважительном, ответственном отношении к природе, ее ресурсам на реках Обь-Иртышского бассейна за 10—15 лет, говорят специалисты, можно создать сеть рыбоводных заводов, чтобы восстановить стада осетровых и добывать 14—15 тысяч центнеров рыбы в год, получая по 25—30 миллионов долларов прибыли!
Обь с ее многочисленными притоками и пойменными водоемами — действительно уникальная и самобытная экосистема, и обладает она не только огромными осетровыми ресурсами. 70% запасов наиболее ценных белых пород рыб планеты приходятся, например, на Ямало-Ненецкий автономный округ! И все это благодаря уникальному экологическому состоянию и тому, что здесь достаточно зоопланктона и бентоса (кормовых объектов рыб).
Скажем, в Обь-Тазовском бассейне ежегодно добывается до десяти тысяч тонн ряпушки, пеляди, муксуна, чира, пыжьяна, тугуна, осетра, омуля и нельмы, почти половина улова сиговых рыб в России и треть в мире. Промысел ведется в основном в пойме Нижней Оби. На долю Ямала при этом приходится четвертая часть добычи. В Ханты-Мансийском автономном округе улов идет главным образом в Березовском районе. Видовой состав на 80 процентов состоит из сига (в просторечии — белая рыба).
Сегодня, однако, экологи в панике: уловы существенно снижаются. Об этом очень живо и предметно рассказал заместитель директора Института экологии растений и животных Уральского отделения РАН, доктор биологических наук Владимир Богданов. В заключение же без обиняков заявил: да, обстановка почти критическая, популяция обского осетра действительно включена в Красную книгу, а уловы по пеляди, которые прежде доходили до семи тысяч тонн, сейчас — не более тысячи.
Ученые знают, о чем говорят: ежегодно они проводят учет численности покатной молоди (это личинки, которые вылупляются из икры, развившейся в течение зимы на нерестилищах). И что же? В последние три-пять лет наблюдается очень сильная депрессия количества личинок чира. Если численность его генерации раньше достигала 150 миллионов личинок, то теперь 10—15 миллионов. Другими словами, вылавливали две тысячи тонн, теперь — не более 600 килограммов. Резкий спад идет и по остальным видам. Скажем, пыжьян в Северной Сосьве практически исчез. Значительно снизился вылов нельмы, тугуна, пеляди.
Основные факторы падения численности сигового стада (тут особо и думать не надо!) все те же — массовое загрязнение Оби, интенсивный промысел, разработка месторождений нефти, газа, обустройство новых поселков, широкомасштабное и неуправляемое браконьерство.
Ко мне частенько заезжает в гости сокурсник по Уральскому университету, известный журналист из Тобольска Владимир Свалов — между прочим, заядлый, умелый рыбак. И всякий раз, едва мы разложим на столе привезенные им дары Тобольского рыбзавода и откроем по бутылочке “Сибирского мельника”, он горестно сокрушается о будущей судьбе подобных даров. Вот и в недавний свой приезд он не смог не поделиться своими наблюдениями.
— Ты послушай, что сделали с Собью? В течение пяти лет со дна этой речки местные предприятия выбирали гравий для строительства причалов Ямбурга. Хотели, как лучше, а получилось… Ведь в результате-то вместе с камнем вывезли все нерестилища тугуна и ряпушки! А это остатки ледниковой эпохи, сиговые рыбы могут нереститься только в здешнем привычном, обжитом грунте! Такая же история приключилась и с муксуном: пару-тройку лет назад он до Томской области, слышал, вообще не дошел. Его добыли там не более ста килограммов, хотя в свое время улов этого деликатесного лакомства достигал тысячи тонн. Да чего там! Нерестовых рек на Севере вообще почти не осталось… Всего шесть — Северная Сосьва, Сыня, Войкар, Собь, Харбей, Ланготюган, Щучья. Думаю, скоро и их угробят…
Такое уже бывало. Старики припоминают: когда к концу 60-х годов численность нерестовых стад значительно уменьшилась, последовал жесткий запрет на применение тралов во всей Обской губе. А ходило в ту пору около 30 траулеров. Лишь спустя десятилетие численность сиговых рыб начала восстанавливаться, с огромным трудом положение удалось исправить. Но сегодня только административными мерами не обойтись. Никого не испугать Красной книгой, не остановить браконьерство запретами. Ибо масштабы черного рынка уже вполне сопоставимы с легальным.
На берегах Обской губы сосредоточено большое количество населенных пунктов, так или иначе имеющих отношение к добыче газа. Взять тот же Ямбург. Это огромный комплекс с терминалами, компрессорными станциями, подъездными железнодорожными путями и т.д. и т.п. Так вот, с появлением этого города, а вернее, разработок газового месторождения, сразу же, как по мановению “черной” волшебной палочки, в округе началось резкое сокращение сиговых стад.
Куда же, спрашивается, смотрит охрана? А ни для кого не секрет, что рыбная инспекция сейчас испытывает острейший недостаток и в финансах, и в кадрах, в технике. Огромные пространства, сложный рельеф, непроходимые леса, суровый климат затрудняют борьбу с браконьерством. Редкие экспедиции вооруженных отрядов не способны изменить ситуацию в целом. Необходимо укрепить техническую базу инспекции, привлечь кадры со стороны — с юга Уральского федерального округа. Местный рыбинспектор, к сожалению, уже не может эффективно противодействовать беззаконию. Но главное, конечно, чтобы организации “Газпрома”, другие пользователи недр сполна компенсировали ущерб от своей деятельности.
А то, не дай Бог, конечно, можно дожить и до такой поры, что обскую рыбу будет невозможно употреблять в пищу! По имеющимся данным с юга Ямала, концентрация остаточных количеств общего ДДТ в печени щук достигла уже 0,844 мг/кг, а у окуня — 3,755 мг/кг (эти пробы были получены в конце июня, в период активного нереста сибирского ельца, когда окуни в значительной степени переходят на потребление его икры); близкого значения она достигала в тканях краснозобых и чернозобых гагар.
Пока нет точных сведений об изменениях ихтиофауны района, но ясно, что негативные изменения численности, продуктивности и пространственного распределения многих видов рыб, имеющих особую промысловую ценность, весьма значительны. Если так называемый перелов стал сказываться на состоянии рыбных ресурсов края уже давно (с 20—30-х гг.), то в последние три-четыре десятилетия резко возросло воздействие различного рода загрязнений, в первую очередь — нефтяного. А вымывание нефти и нефтепродуктов в воды Карского моря создает опасную перспективу как для его обитателей, так и для их потребителей по цепям питания.
Но, оказывается, даже выделяемые деньги идут на компенсацию причиненного природе и ее обитателям ущерба не полностью. А требуется ни много, ни мало — целевое финансирование проектов по искусственному воспроизводству рыб. План такой компенсации Институт экологии растений и животных УрО РАН разработал лет десять назад, но, к сожалению, он так и не реализован.
Хватит рубить сук, на котором мы сидим! Необходимо прислушаться к мнению ученых и срочно начать строительство современных рыборазводных предприятий. Пока же действуют заводы в Тобольске, Абалакский — на Иртыше, очень небольшой цех в Ханты-Мансийске. Имеются нерестовые реки, где чистейшая вода и выживаемость рыбы достигает 90 процентов, а есть водоемы, где икра гибнет полностью. Чем севернее реки, тем хуже условия для ее развития. Вывод: надо серьезно заняться развитием искусственного воспроизводства рыб! К примеру, на реке Собь стоит поселок Харп, где имеются все технологические условия: строительный комбинат, теплоэлектросети, дороги. Тут бы и построить современный рыбозавод, инкубировать икру чира и пыжьяна. Это место очень удобно своим географическим положением — в том числе близостью к месту выпуска молоди.
Известно, что проблема сохранения рыбных запасов связана с проблемой бурения на Обской губе. Нужен строгий запрет на подобный нефтегазопромысел! “Газпром” же предполагает добывать углеводородное топливо прямо со дна Обской губы. Уже ведутся и разведочные, и поисковые бурения. Причем вышки будут размещаться не где-нибудь, а аккурат в местах зимовки ценных рыб. Хоть кол на голове теши! Что же это такое?
Обская губа — место, уникальное по своей природе. Она имеет свойство “гореть” — так называют состояние водоемов при полном отсутствии кислорода. И тогда рыба, выживая, скапливается на “пятачке” протяженностью аж в сто километров. И как раз тут хотят “воткнуть” буровые вышки! Оценили бы сначала предполагаемый ущерб. Но пока длится согласовательная работа с документами, рыба уже будет выловлена браконьерами. Они-то ждать точно не станут! Законы не успеют войти в силу, а водоемы уже опустеют…
Впрочем, ученые надеются: есть еще время и возможности, чтобы сохранить уникальную экосистему Нижней Оби. Как? Нужно расширять сеть охраняемых территорий. Дело в том, что на севере Уральского региона нет заповедников и мало федеральных заказников, зато есть региональные. А они, как правило, превращаются в отраслевые вотчины ведомств. И за примерами далеко ходить не надо: в Ямальском заказнике благодаря все тому же “Газпрому” рыбы за десять лет уже почти не стало.
Поэтому, говорят умные люди, необходимо создавать, и как можно быстрее, ихтиологические, специализированные заповедники. Ведь есть же хорошие примеры — государственный Верхне-Тазовский заповедник в Ямало-Ненецком автономном округе. Сделано обоснование для создания охраняемой территории и в верховьях Северной Сосьвы.
Больше чем уверен, что мизерные суммы, выделяемые “Газпромом” на восстановление природных ресурсов, — это какая-то бухгалтерская ошибка. Регион ведь принес колоссальные деньги государству, пора бы подумать и о будущем Севера, рек, их питомцев. Иначе катастрофы нам точно не миновать. Когда нерестилища будут окончательно разорены, прощай, рыба! Навеки. И завейся горе колечками…
Не верите? Давайте посмотрим. Муксун созревает за 10—12 лет. Если сегодня Обь не трогать и приступить к его спасению, то все равно потребуется 30—50 лет, чтобы восстановить уничтожаемую популяцию. Неужто всех одолела слепота? Ведь иначе почиет в бозе и промышленный лов — да не только муксуна, но и чира. Причем всего через четыре-пять лет. К слову, лов осетра уже прекращен, огромное количество озер на Ямале осталось без рыбы. В других субъектах Уральского федерального округа — примерно такая же картина. И это неизбежная расплата за нашу медлительность…
Голос предков
Трудно не согласиться с тем, что качество наших водных ресурсов напрямую зависит от состояния экономики. И, конечно, проблемы водопользования значительно усугубляются из-за отсутствия оформленного института водного хозяйства регионов и России в целом, из-за неразвитости законодательной основы водоохранной и водохозяйственной деятельности.
Между прочим, сохранение здоровья наших граждан гарантируется Конституцией РФ, это — одна из приоритетных целей деятельности органов государственной власти. Но разве качественная питьевая вода — не непременное условие комфортной жизнедеятельности населения? Как же это совместить с тем, что потребление влаги, не соответствующей требованиям ГОСТа, все возрастает и возрастает? Разве оно не сказывается на сокращении продолжительности жизни людей? Эта стройная цепочка пока разорвана. Отсюда и массовый рост заболеваемости гепатитом, кишечными инфекциями, пагубное воздействие на организм человека канцерогенных загрязнений и т.д.
Уральские ученые, среди прочих факторов, выделяют несоответствие водоисточников требованиям, предъявляемым к объектам питьевого назначения, моральное и физическое старение основных фондов водопроводно-канализационного хозяйства, низкий технический уровень эксплуатации сооружений, нерациональное использование питьевой воды и пр., и пр. А в ряде субъектов Федерации воды просто не хватает. Именно неравномерность ее распределения на территории УрФО вызывает столь знакомый в последние годы кризис водообеспечения.
Добавим, что износ основных водохозяйственных фондов в УрФО давно превысил пороговые значения, снизилась исполнительская дисциплина при эксплуатации ВХС и, как следствие, возросли частота и количество техногенных аварий. Это мы видим не только у себя на Урале, но и в Якутии, в Краснодарском крае, Калмыкии…
Как же жить дальше? Во что превратится родная земля?
Прогноз дальнейшего развития событий у нашей науки, конечно, имеется. Как и перечень неотложных (часто уже хирургических) “методов лечения” водоемов, всей основательно загаженной природы-матушки. Только кто их сейчас, бедняг, слушает! Вот и бьются ученые мужи как рыба об лед. А мы с вами сообща — о стенку: выхода нет, выхода нет…
Самое время — черпать мудрость наших предков. 16 мая 2005 года Президент РФ Владимир Путин побывал на экскурсии по научно-ландшафтному музею-заповеднику “Аркаим”, что на Южном Урале. Главу государства поразили там многие вещи. И среди них известие о том, что Аркаим уже в те далекие времена (III—II тысячилетие до нашей эры!) был полностью экологически чистым городом — с системой фильтрации воды, ливневой канализацией, системой колодцев. Грязные стоки не попадали в окружающие реки, как это сплошь и рядом творится сейчас. Ученые даже полагают, что древнее поселение располагало эффективными способами переработки и вторичного использования бытового мусора. То есть каждый из элементов планировки и функционирования древнего городища находился в единой связи с целым. Люди старались жить в гармонии с природой!
А мы?