Что знают правнуки о подвиге военного поколения?
Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2005
В человеческой памяти заключен опыт пережитого и инструмент созидания будущего, поэтому историю иногда называют политикой, опрокинутой в прошлое. Политика всегда была и, видимо, пребудет впредь ареной столкновения интересов, и не удивительно, что в любое (а тем более в наше нестабильное) время находятся желающие вновь и вновь переписать историю. К сожалению, у многих нынче это получается: коллективная память, увы, поддается манипуляциям. Но существует еще память семейная — она достоверней, поскольку мало зависит от политической конъюнктуры и опирается на живое ощущение характеров и событий. У автора этих строк есть весомое основание так думать: мой отец был репрессирован как “враг народа”, но никогда в семье не возникало даже тени сомнения в его невиновности; ни разу за годы детства и юности, вплоть до его реабилитации, мне не случалось столкнуться с попыткой со стороны тех, кто знал отца по жизни, хотя бы предположительно, с оговорками, оправдать расправу над ним.
Думаю, в семейной памяти сохраняется и более достоверный образ ветеранов Великой Отечественной войны. Он не вполне таков, каким являлся на “уроках мужества” в школе, когда целый класс (а потом уже и целый актовый зал) ребятишек, нетерпеливо ерзая под строгим присмотром наставниц, вполуха выслушивал несколько казенный (от сознания своей ответственности) и малопонятный им рассказ пожилого человека с целым “иконостасом” орденов и медалей на потертом кителе или пиджаке. Он тем более не таков, каким его воспринимали юные подонки середины 90-х годов, которым кто-то внушил, что победа советского народа над фашизмом лишила их удовольствия родиться в “свободной” стране и с младых ногтей пить не жидкое жигулевское, а густое баварское пиво. Пожалуй, он и не таков, каким предстает в историко-публицистических работах нынешних авторов, стремящихся восстановить всю “неприкрашенную” правду о войне.
Прошедшей зимой ученики некоторых екатеринбургских школ — да-да, конечно же, по заданию учителей — написали на основе семейных преданий сочинения о родственниках-фронтовиках. Для них теперь это чаще всего уже прадедушки и прабабушки, но не чужие, а свои, непосредственно повлиявшие на жизнь папы, мамы, на собственную жизнь авторов этих сочинений. Не отвлеченные носители государственной идеи, а близкие люди, без участия которых семейная жизнь развивалась бы как-то иначе. Отфильтрованные толщей лет и памятью сменившихся поколений, предания о военном времени сохранили в себе самое существенное: опыт отечественной истории, ставший опытом рода и семьи.
Предлагаем читателю небольшую подборку из этих сочинений.
Валентин Лукьянин
Прадедушка пропал без вести
He помню, где я слышала эти стихи, но эти строчки врезались мне в память и в душу… Они, мне кажется, и о моем прадедушке тоже:
Мы кричим! Мы просим! Бьем в набат!
Защитите память тех солдат,
Что погибли без вести в бою,
Защищая родину свою.
Без вести пропавшие в бою —
Не предали Родину свою!
Я держу в руках пожелтевший от времени хрупкий листочек, как бесценное сокровище хранимый моей бабушкой Нэлей Яковлевной Новожиловой. Это письмо с фронта ее отца, Щипанова Якова Яковлевича. Последнее… Датировано 16 июля 1942 года.
“Здравствуйте, незабвенное мое семейство, шлю вам сердечный привет: Тоне, Нэле, Люсе и сыну Юрочке. В моей жизни есть кое-какие изменения в положительную сторону, т.е. служба идет на хорошо и отлично, присвоили мне звание ефрейтора — 1-й чин звания младшего комсостава. За отличную службу предлагают мне вступить в ряды партии ВКП(б). На днях, скоро, пойдем воевать с германским фашизмом. Нас как воинов проверял лично тот командир, который имеется в нашей квартире на портрете, и сказал: “Подготовка хорошая, лучше, чем у других”, — но и подметил недостатки. Война идет к развязке, скоро наступит конец разгрома гитлеровской армии: 2/3 фашистской армии загнаны в гроб, еще осталось 1/3 добить, а там лопнет вся гитлеровская ржавая машина, как зловонный нарыв мертвого трупа, и после чего быстро будет очищена вся оккупированная территория нашей земли. Нет никакого сомнения, что фашисты будут биты, но нет никакого сомнения, что эта победа потребует больших жертв с нашей стороны. Для нас сейчас наступил критический момент наших усилий, требуется еще больше стойкости, мужества, ничуть не падать духом, не хныкать, не вдаваться в панику, не слушать сплетни болтунов и всякой чепухи. Я глубоко уверен, что вы живете в бодром настроении. Напишите мне, как ваше здоровье, закончила ли Нэля 9-й класс учебы? Целую вас всех несколько раз”.
Письмо поразило меня патетикой и вызвало в какой-то степени подозрение в неискренности автора. Я посоветовалась по поводу своих наблюдений и сомнений с очевидцами, участниками Великой Отечественной войны. И вот что я узнала: существовала такая служба, которая проверяла всю корреспонденцию фронтовиков и письма к ним. Она называлась военной цензурой.
Мои подозрения и наблюдения подтвердились тогда, когда я услышала рассказ своей бабушки Ани, которой во время войны было 8-10 лет: “Мой старший брат Сережа (1923 года рождения) был на фронте, и по каким-то каналам мама узнала, что он тяжело ранен и лежит в госпитале в городе Минске. Мы голодали, но, несмотря на это, вся деревня помогла собрать гостинцы для брата — корзину ягод и сухари. Когда мама, увидев раненого сына, заплакала, то Сережа сказал: “Не плачь, мама, я рад, что меня ранили, я хоть отдохну от того ада, в котором мне довелось быть”. Так что я поняла, что прадедушка не мог описать все тяготы, выпавшие на его долю, поняла, почему его письмо было таким оптимистичным, бодрым.
С начала войны мой прадедушка добровольцем ушел на фронт, было ему 46 лет. Он был также участником первой мировой войны с 1914 по 1918 годы. Когда вернулся с первой мировой, сразу же женился на моей прабабушке, маме моей бабушки Нэли Яковлевны, получив в придачу двух ее младших сестер шести и двенадцати лет, так как мама невесты умерла, родив 12-го ребенка.
В 1919 году семья прадеда поселилась в Екатеринбурге. Прадедушка работал грузчиком, подсобным рабочим на стройках города. И в то же время учился в вечерней школе. В 1935 году окончил строительный техникум. С его большим участием в городе была построена больница скорой помощи (где потом проходила врачебную практику его дочь, моя бабушка Нэля, и работала медсестрой моя мама).
“Отец, — вспоминает бабушка, — был человеком честным, добрым, не терпел ни в коем случае разгильдяйства, был требователен к нам, своим детям”.
Детей прадедушка очень любил…
Бабушка Нэля вспоминает, как он на общественных началах заливал во дворе каток для соседских ребят, а на Новый год ставил елку, и ее наряжали всем двором.
…Известие о том, что прадедушка пропал без вести 18 сентября 1942 года под Сталинградом, пришло в 1945 году. Прабабушке выплатили компенсацию 400 рублей, потом оформили пособие на младшего сына, брата бабы Нэли, ему было 7 лет.
В последующие годы попытки родных бабушки Нэли узнать что-либо о прадедушке оказались безрезультатны…
У моего прадедушки нет боевых наград, да я уверена — не думали те, те воины, что остались лежать растерзанные на минных полях и при бомбардировке с самолетов, те, что утонули в болотах, на переправах — не думали они о наградах! Они шли в бой за Родину, за своих жен, детей, сестер, братьев, стариков. И чтобы жили мы с вами. И они не виноваты, что им довелось погибнуть безвестными. Они, как и все погибшие, — жертвы той войны.
Прабабушкина семья, в которой было трое детей, потеряла отца-кормильца, испытывала нужду, бедность, сиротство. И только помня наказ отца всего добиваться своим упорным трудом, своим умом, все дети прадедушки старались хорошо учиться, стали уважаемыми людьми. Бабушка Нэля стала врачом и проработала по специальности более сорока лет.
В сердце бабушки до сих пор щемящая боль за отца, за всех безвестно павших героев, участников Великой Отечественной войны. И только наша с вами благодарная память о них — им награда…
Вспоминаются строки Сергея Баруздина:
Я б перепись провел на всех убитых
На всех, скончавшихся от старых ран,
Чтоб не было средь нас людей забытых,
Которым в Вечность вечный пропуск дан…
(Вера Новожилова, школа № 204, 8-й класс)
Семья не представляла ничего особенного
С точки зрения простого обывателя, моя семья не представляла ничего особенного в те тяжелые годы, однако, с точки зрения истории, она уникальна. Все четыре прадеда, каждый на своем месте, приближали победу, а прабабушки в это время растили детей — моих бабушек и дедушек. И что интересно, жили все в разных уголках Советского Союза — в Белоруссии, на Волге, на Урале и в Сибири.
В 40-е годы прошлого столетия моим прадедам было как раз по 20 лет или чуть больше. И все они подлежали призыву на фронт, но лицом к лицу с врагом сражался только мой волжский прадед Гаврила Прокудин. Его призвали, когда он с семьей жил на Волге в городе Куйбышеве. Воевал он в пехоте. Прошел от Волги до Европы. Там был ранен — ему оторвало ногу. Госпиталь и возвращение домой…
Историческая правда о репрессиях 1937 года стала известна лишь в конце прошлого столетия. Но моя семья о сталинских репрессиях узнала не из газет. Мой прадед по отцовской линии Иван Авдеев, живший в глухой сибирской деревне, был признан “врагом народа”, японским шпионом. По ложному свидетельству его арестовали и сослали на Колыму на 13 лет. Что началась война, конечно, знали, но на фронт их не пускали: Родине нужно было золото. И особенно в годы войны. Это золото шло по лендлизовскому соглашению (о поставке Соединенными Штатами странам-союзницам по антигитлеровской коалиции в аренду вооружения, боеприпасов, стратегического сырья, продовольствия) напрямую в США. Так что вклад моего прадеда, к примеру, в известный теперь, благодаря Валентину Пикулю и российскому телевидению, “караван PQ-17” вполне очевиден.
В самом начале войны, в 1941 году, в оккупированной немцами Белоруссии оказался мой прадед Ефим Сидоренко. До войны он работал продавцом в сельском магазине. Уйти в лес он не мог, потому что тогда расстреляли бы семью, но с партизанами был тесно связан. Все три года он помогал партизанам продовольствием, одеждой (он хорошо шил одежду и даже обувь). Мой дед рассказывал, что немецкие солдаты, которые первыми вошли в деревню, людей не расстреливали, лишь требовали у них еду, жилье. Но вслед за армией шли каратели. Вот их-то боялись. Именно они сжигали людей целыми деревнями, расстреливали их за любовь к Родине. Когда Белоруссию освободила Советская армия, прадед вместе с ней ушел на фронт. Погиб он в Польше, где-то под Варшавой.
Однако все боевые действия не могут происходить без поддержки тыла. На фронт по железной дороге шли эшелоны с техникой, военными, оттуда — эшелоны с ранеными. На железной дороге в Зауралье работал и мой прадед Павел Гагаркин в должности дежурного по станции. По воспоминаниям моей бабушки, ехавших на фронт встречали с цветами. Поезда шли строго по расписанию. Существовали литерные эшелоны, которые везли технику. Их надо было пропускать вперед и, не дай бог, где-то в чем-то ошибиться. За это наказывали как изменников Родины. И мой прадед не ошибался, все выполнял четко по инструкции. И за то, будучи в тылу, заслужил фронтовую награду — орден Боевого Красного Знамени.
Это действительно была Отечественная война. И каждый способный стоять у станка или держать в руках оружие делал все, что мог. Как мои прадеды.
(Михаил Авдеев, гимназия № 9, 9-й класс)
Все они начинали с финской
По странному стечению обстоятельств, все мои предки-герои войны начали ее с финской — у линии Маннергейма.
Мой прадед со стороны мамы участвовал в финской войне и был удостоен звания отличника боевой и политической подготовки, а также за особую меткость при стрельбе получил значок “Ворошиловского стрелка”. Лыжин Владимир Евгеньевич командовал отделением снайперов — это единственная информация, которую можно почерпнуть из немногочисленных оставшихся документов. Прадед считается погибшим при военных действиях еще до начала Великой Отечественной войны — 13 февраля 1940 года. Долгое время никто из нашей семьи ничего не знал о нем, даже его дочь — моя бабушка. Осталась только одна-единственная фотография его среди бойцов отделения.
Другой мой прадед — по линии отца — Иван Иванович Векшин, также участвовал в финской войне, пройдя трудный путь от ее начала до конца Великой Отечественной войны. Он был удостоен нескольких наград, каких именно — достоверно неизвестно. Ему довелось участвовать в рукопашных боях. Известно также и то, что он был героем первых дней войны и участником боевых действий в блокадном Ленинграде. Скончался он от ранения уже на родине, в своей деревне Ларино, откуда и берет начало моя родословная. По воспоминаниям 90-летней моей прабабушки. Пелагеи Михайловны, муж вернулся с войны с чувством удовлетворения и огромной радости от победы над врагом.
Еще один мой прадед — дед Петро (отчество, к сожалению, мы не знаем) также участвовал в боях у линии Маннергейма. Он приходится мне прадедом со стороны матери моего отца. Он также погиб при военных действиях Его смерть стала ударом для семьи — мать и дети потеряли своего единственного кормильца. Дети росли без отца, моя бабушка Мария имела жесткий твердый характер, сформировавшийся из-за тяжелого детства.
Многие мои родственники — бабушки и дедушки (родители моих родителей) — даже не видели своих отцов, но, несмотря на это, гордятся ими: ведь они были настоящими героями, их имена остались в памяти моих предков, их имена помню и я и горжусь ими.
(Лариса Векшина, школа № 151, 11 класс)
Я скажу так о войне: это плохо!
Меня зовут Женя. Мне 9 лет. Я родился 21 марта 1995 года.
У нас большая семья: мама, папа, я, мой брат Гоша, бабушка Галя, дедушка Володя, бабушка Люда, дедушка Женя, бабушка Вера, собака Султан, кошка Даша. Я люблю читать, играть, заниматься спортом, гулять.
Я хочу стать полицейским или летчиком.
Что я думаю о войне? Я скажу так о войне: это плохо! На ней погибает много людей. Я хочу, чтобы война закончилась в тот день, когда я стал это писать. Я думаю, что солдаты не хотят идти на войну! Но они защищают нашу Родину. Прощайте, солдаты! Я жду вас живыми. Желаю вам удачи.
Исчезнут ли в будущем войны? Все хотят, чтобы войны исчезли! Люди должны договариваться! Не будут стрелять ни русские, ни чеченцы! Большинство людей не хочет воевать! Вот у моего дяди Ромы, которому сейчас 20 лет, погиб на войне лучший друг. (Поэтому дядя много курит). Я очень надеюсь, что в будущем войны исчезнут навсегда.
Великая Отечественная война коснулась и нашей семьи. Мои прадедушки и прабабушки участвовали в этой войне. Прадедушку Диму я не видел, он умер, когда не было и моей мамы. Во время войны он освобождал много городов и дошел до Берлина. У дедушки Димы было много медалей.
Другой прадедушка Ваня еще жив, ему 90 лет. Во время войны он был старшим лейтенантом. Во время боя, когда погиб полковник, прадедушка его заменил, довел бой до победы, за это он был награжден орденом Кутузова. Это очень высокая награда. В нашем городе было два таких ордена. Про моего прадедушку Ваню много раз писали в газетах. У нас в семье хранятся вырезки из этих газет. У прадедушки Вани много медалей. Прабабушка Аня во время войны была медсестрой. С прадедушкой Ваней они познакомились на фронте.
А бабушка Наташа работала во время войны. Ее наградили медалью “За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны”. Я очень их всех люблю!
(Женя Исупов, школа № 168, 3-й класс)
Фашисты разбомбили детский дом
Мой дедушка Корягин Анатолий Иванович — ветеран Великой Отечественной войны. Он прошел всю войну. Воевал во многих сражениях и был очень храбрым воином.
— Дед, а как ты попал на войну?
— Мне, внучек, было 28 лет, когда летом 1941 года я добровольцем
списался на берег Кольского полуострова в действующую армию.
Был направлен в отдельный разведывательный батальон, в котором
провоевал до весны 1945 года.
— А по званию ты был кем?
— По званию я был старшиной торпедного катера.
— Дедушка, а ты когда-нибудь был ранен?
— Весной 1945 года в жестоком бою за освобождение Польши был
контужен разорвавшимся рядом со мной снарядом. Затем был
доставлен в госпиталь в город Кенигсберг. Победу 9 мая 1945 года я
встретил в этом госпитале.
— Что тебе больше всего запомнилось за годы войны?
— В 1941 году в городе Великие Луки мы заняли оборону. Нам было
приказано удержать этот город. Все было хорошо, пока не появились
немецкие самолеты — бомбардировщики. Фашисты выбросили со
своих самолетов бомбы прямо на детский дом. Мы принялись
эвакуировать детей, которые остались в живых. Это было жуткое
зрелище. Среди развалин детского дома мы находили израненных ребятишек. Кто-то плакал и просил о помощи, кто-то еле дышал. Но живых было мало — почти все дети погибли от фашистской бомбардировки.
Дедушка замолчал, у него появились слезы на глазах. Он вообще не очень охотно вспоминает годы войны.
Дед имеет боевые награды, среди них орден Красной Звезды и медаль “За отвагу”. Сейчас моему деду 88 лет.
Самый дорогой для него праздник — 9-е мая. 60-ю годовщину Великой Победы он ждет с нетерпением.
(Данил Лихачев, школа № 9, 6-й класс)
Мой прадедушка делал танки
Меня зовут Лена Пестрикова. Мне 8 лет, я учусь в 3 классе.
Моя мама работает бухгалтером, а папа занимается рекламой.
Я люблю играть на компьютере, читать и рисовать. Иногда мне лень помогать родителям по дому, но я стараюсь быть лучше.
Когда я вырасту, то хочу быть певицей. Ночью, когда мне не спится, я читаю книжки, рассказы и сказки. И решаю кроссворды от Гоши. Иногда рисую, пишу, но чаще читаю свою любимую книгу “Драконы среди нас”. И тогда я засыпаю.
Мой прадедушка Пестриков Павел Григорьевич во время войны был мастером и делал танки. Он не воевал, а делал оружие для защиты нашей Родины. На фронт его не пускали, потому что он был очень нужным мастером. В течение пяти лет каждый день он работал по 18—20 часов в сутки. У прадедушки много медалей и орденов. Мы его помним и любим.
Война — это самое плохое, что происходит в мире! Одни люди убивают других, а это очень плохо!
Причина войны — жадность, зависть и злоба. Некоторые люди хотят управлять другими людьми. Из-за своей жадности и зависти они хотят сделать других бедными, своими рабами.
Если люди будут любить друг друга — все войны исчезнут. Доброта, дружба и взаимовыручка будут править миром!
(Лена Пестрикова, школа № 168, 3 класс)
Рассказ бабушки
Моя бабушка, Кузьмина Надежда Андреевна, тоже принимала участие в войне, но не на фронте, а в тылу. Вот что она рассказывала:
— Когда началась война, мне было 13 лет, я перешла в 5-й класс. Жили мы на Репина, дом 20, в бараке. Жили бедно. Одна мать, отца не было, а нас трое. Мать работала на “Свердмашприборе”, в войну там делали медно-асбестовые кольца к самолетам и танкам. Там много работало молодежи. Вот и меня мать туда же устроила.
Работали мы сутками, еды не было — лишь какая-то похлебка из консервной банки, одежды тоже не было, на ногах — опорки. Спали несколько часов. Потом в 1943 году нас, молодежь, командировали на Вторчермет. Туда, по-моему, из Киева переехал военный завод. Мы перегружали на вагонетки снаряды для “Катюш”. Их нужно было катить по рельсам туда, где заключенные их упаковывали в ящики для отправки на фронт. Мы работали в паре с Аней из Госбанка. Она высокая, а я маленькая.. Вагонетку. нужно было до определенного места докатить и толкнуть. Дальше запретная зона. А мы зазевались и заехали в запретную зону. Когда возвращались, нас задержали военные с ружьями в руках.
— Стой! Ни с места! Стрелять будем!
Пришлось в зоне пробыть часов шесть. Директор завода хлопотал, доказывал, что мы не заключенные, а рабочие завода. Напугались тогда, помню.
Там мы работали года полтора. Хлеба, правда, давали 800 граммов, но работать было тяжело. Да зачастую пешком отсюда до Вторчермета: в 4 часа утра выходишь и в 10 вечера дома, да еще какие-нибудь досочки, обрубки, стружку, чтобы дома затопить печь, согреться, несли в узелке. Вот так было трудно!
Бабушка, вздохнув тяжело, закончила свой рассказ.
(Сергей Болтрукевич, школа № 168, 10-й класс)
Маленькие узники
Моя бабушка, Обвинцева Надежда Петровна, была малолетней узницей в немецком концлагере. Сама она плохо помнит свое детство, но ей о многом рассказала ее старшая сестра Даша, которая заменила ей маму, воспитала ее. Теперь обо всем, что знает о своем детстве, она рассказала мне.
— Родилась я в 1934 году. Когда началась война, мне было 7 лет. В семье нас было десять детей, мама, папа и бабушка. Жили мы в Новгородской области, в деревне Самокража. Деревня находилась на берегу озера Ильмень. Старшие жили в городе, учились там, работали.
Когда началась война, те, кого не забрали в армию, приехали в деревню. Мы надеялись, что успеем переправиться через Ильмень к русским, которые были на той стороне, но не успели. Я была десятая в семье, папе уже было за 50 лет, поэтому он был негоден для службы в армии. У меня было семь братьев, трое из них погибли на войне. В августе из Новгорода на мотоциклах и машинах приехали немцы. Все население деревни выгнали из домов и заняли их. Кто-то жил в сараях, а многие, как и мы с мамой и бабушкой, жили в землянках. Папа у меня был рыбак, его и остальных мужчин сразу заставили ловить рыбу. Уходя на рыбалку, мужики переплавлялись на другую сторону озера и связывались с русскими. В деревне часто появлялись партизаны. Кто-то из деревенских донес о связях с партизанами, папу забрали с несколькими мужчинами и угнали под Псков. Вся остальная семья скрывалась по деревням, так как нас хотели расстрелять. Всех, кто был с папой, расстреляли, а его из плена освободили партизаны. Он отыскал нас.
На протяжении двух лет в деревне постоянно менялись части, то немцы, то испанцы. Я хорошо понимала испанский язык. Поэтому меня использовали как переводчика. Испанцы требовали привести лошадей, но мужики их не понимали. Тогда меня взяли за шкирку, привели к ним. Они говорят мне:“Переводи!”, а я забыла, как переводится это слово. Испанец вытащил пистолет, наставил на меня, уже собирался выстрелить, а я тут же вспомнила перевод нужного слова. Это был первый случай, когда я стояла перед лицом смерти.
В 1943 году нас снова выдали. Я до сих пор не знаю, расстреляли ли мою маму и бабушку либо они умерли своей смертью, все рассказывали по-разному. Ночью меня, папу, сестру Дашу с ребенком и брата Ивана скидали на повозку и увезли в Новгород. Там нас погрузили в вагоны и угнали в Ригу, в пересылочный лагерь. На улице, за колючей проволокой, без еды мы прожили где-то месяца три. Нам давали только воду, но находились порядочные и добрые местные жители, которые ночью, чтоб никто не узнал, бросали в лагерь овощи, фрукты, куски хлеба. Ивану было лет 15, он сбежал из лагеря и остался в Латвии. Там он пошел служить в армию, а после войны вернулся в Новгород.
Затем нас угнали в Германию. С 1943 года по 1945 год я находилась в семейном концлагере города Цвайбрюкен, а рядом был лагерь женщин — одиночек. Мы часто слышали команду из их лагеря: “Строиться без последнего!” Раздавался стук колодок и женские крики, ведь того, кто добежал последним, секли, часто убивали. Когда нас туда привезли, то заставили проходить санобработку. Это нам тогда так сказали, но на самом деле мы проходили “отбор на выживание”. Немка, которая смотрела нас, взяла меня за волосы (а у меня были роскошные волосы), сказала “гут” и отставила в сторону. Сестра Даша объяснила ей, что она моя сестра, и ее поставили рядом со мной. Таким образом, благодаря моим волосам, я спаслась во второй раз от смерти, и мы не попали в газовую печь, а попали в концлагерь.
Режим там был невыносимый. Взрослых и детей старше 10 лет угоняли работать на заводе с утра до ночи. А мы находились в лагере, занимались уборкой. Из заключенных часто выкачивали кровь — видимо, для раненых. До сих пор при виде шприца я могу потерять сознание. Ели мы помои, все болели дистрофией. Бывало, увидишь чужие помои, возьмешь, потом побьют. Меня спасала Даша, она работала на заводе, добрые немцы давали ей хлеба, а она приносила его мне. Конечно, иногда находили у нее хлеб, отбирали, да еще и били за это. Наш лагерь часто хотели взорвать, подкладывали бомбы, бросали гранаты. Однажды меня один немец повел в баню, началась опять стрельба, он уронил меня на землю, сам лег сверху, накрыв меня телом. Когда громыхание утихло, я попыталась пошевелиться, вылезла из-под немца. Он был мертв. В него попала пуля или осколок снаряда, а я осталась жива. Он меня спас.
Начальники лагеря часто менялись. Кто-то из них вообще не пускал нас на улицу, но я помню, что был один добрый немец, который поднимал проволоку и пускал нас в город, где мы просили милостыню. В апреле 1945 года, при наступлении советских и американских войск, нас погнали на мост через реку Рейн. Немцы отступали. В колонне прошел слух о том, что пленных сгоняют на этот мост с той и другой стороны, а потом мост взорвут. Это было ночью, пленные стали разбегаться кто куда. Мы сбежали в подвал разрушенного дома, только так остались живы. А утром нас освободили американцы и увезли в город Гамбург, где была американская зона.
Аж до сентября нас держали в Гамбурге, там мы и встретили день Победы. Нас часто агитировали отказаться от СССР, предлагали жить в Америке. Но моя сестра отказывалась, мне тоже говорила: “На родину, только на родину!” В конце концов нас обменяли на немцев. По понтонному мосту через реку Эльбу они бежали на американскую сторону, мы на русскую. Всех погрузили в машины и довезли до Пскова. Мы ехали через Польшу, Чехословакию. Нам опять повезло, ведь нам попался такой добрый шофер. Он отставал от колонны, останавливался около какого-нибудь поля, чтобы мы не умерли с голоду. Мы ели все: помидоры, сырую картошку… А вот от Пскова до Новгорода добирались сами, кто как мог. В Новгороде нас опять посадили за колючую проволоку, пока шло следствие. Когда нас отпустили, Даша, старшая сестра, пошла работать на хлебокомбинат, папа стал рыбачить, а мне разрешили пойти в школу.
Учиться я пошла сразу в 3 класс, в деревянных колодках, в кофте, которую сестра сшила из парашюта, в юбке из гимнастерки. Больше одежды не было, да и это было подарком. Когда мы проезжали какую-то станцию, а были мы все в полосатой одежде, я пошла за водой и встретила солдат, которые ехали домой, вот они и дали мне гимнастерку и ткань от парашюта.
Я окончила школу, затем Ленинградский обувной техникум. Приехала в Кунгур по распределению на обувную фабрику. Вышла замуж за свердловчанина, который служил в армии в Кунгуре. В 1957 году я приехала в Свердловск и до 1992 года проработала на фабрике “Уралобувь” на руководящей должности. У меня дочь и двое внуков. Я благодарна судьбе, что прожила такую долгую жизнь. Ведь у многих, кто был рядом в годы войны, она оборвалась очень рано…
(Анна Рыжикова, гимназия № 2, 11-й класс)
Дети войны
Во время войны мой дедушка был маленьким. Его папа и мама целыми днями работали для фронта, для Победы. Дедушка со старшими братьями ходил иногда на вокзал. Там часто проходили военные эшелоны. В них перевозили раненных солдат и много умерших от ран солдат снимали с эшелонов на станции. Там всегда было много народа, была суета. Солдаты с котелками бегали на станцию за кипятком. Местное население встречало эшелоны, надеясь узнать от солдат что-нибудь о своих сыновьях, отцах и мужьях. Многие шли на вокзал к военным эшелонам, чтобы заработать что-нибудь покушать. Мой дедушка ходил на вокзал петь песни, чистить солдатам сапоги. За это ему давали талоны на суп, кашу и на хлеб. Один раз солдат дал дедушке банку каши. Он поставил кашу на ступеньку товарного поезда. Пока дедушка пел для солдат, эшелон тронулся, и каша поехала. Дедушка долго бежал за ней, бежал, плакал, падал и бежал, но так и не догнал. “Было очень обидно”, — рассказывал дедушка, и на глазах его блеснули слезы…
Дедушка видел много эшелонов. Одни шли на фронт, другие — с фронта. Много детей уезжали с солдатами на фронт.
(Лада Куянова, школа № 168, 3 класс)
Семейные предания
Из воспоминаний моей прабабушки.
Мы жили на северном Урале. Я работала в начальной школе. Муж преподавал в старших классах математику и параллельно учился в Свердловске в пединституте. В июне 1941 мы с годовалой дочкой проводили его на летнюю сессию. 22 июня объявили по радио, что началась война. Стало очень страшно: муж призывного возраста, дочери годик. Мы пели: “Красная Армия — всех сильней”, но на Германию работала вся покоренная Европа.
Муж до дома не добрался. Его мобилизовали прямо в Свердловске, на вокзале, 23 июня. А мне он передал через знакомых только чемодан с книгами.
И потянулись тревожные дни. Мужчин в поселке почти не осталось, всех их заменили женщины. Паек становился все меньше и меньше. Учителя, получавшие служебные карточки, стали уходить на завод, где давали рабочие карточки (по ним продуктов полагалось в два раза больше).
А я смотрела на моих учеников: бледных, с синими кругами под глазами, плохо одетых по суровым морозам, и думала: “Как же я их оставлю? Ведь только в школе они — дети. Дома они няньки и первые помощники матерям. У Саши вчера получили похоронку, и слегла мать. От горя он сегодня ничего не слышит. А Вася уже стал улыбаться. Отец погиб месяц назад. У Лизы нет писем от брата уже три месяца. И так почти у всех”.
Каждый день на большой перемене давали по чайной ложке сахара, а по субботам по маленькому кусочку мыла, чтобы мыться не только щелоком. Школу топили дровами. Их было мало. Но в домах не было и этого, и ребятишки отогревались в школе. Ощущение того времени: очень холодно и все время хочется есть.
Прабабушка рассказывала это и плакала.
Из воспоминаний моей бабушки.
Я родилась 12 мая 1940 года в поселке Кытлым на севере Урала. Все лето были видны сверкающие снежные вершины приполярного Урала. Была война. Мама работала в школе. Я жила в трех километрах от Кытлыма у бабушки и дедушки.
В поселке был детский садик, я в него ходила. Я хорошо помню, как мы увидели первого солдата без ноги. Он шел по деревянному настилу. Мне запомнилось его очень бледное лицо. Теперь я понимаю, что он еще не вполне оправился после ранения. Все дети прильнули к забору в немом молчании и страхе: уже тогда мы понимали, что к каждому из нас мог прийти вот такой же израненный отец или брат. Помню дикий плач, который раздавался из дома, куда принесли похоронку. Каждый вечер мы с бабушкой возвращались из садика и проходили мимо столба, на котором висела тарелка громкоговорителя. Около него всегда было много народу. Мы, дети, конечно многого не понимали, но всегда умолкали у этого столба, ощущая тревогу или радость взрослых, слушающих сводки с фронта.
Потом наступил мир. Но отец вернулся только зимой 1945-го. Однажды вечером открылись двери, и в клубах морозного воздуха появился военный. Мама и бабушка бросились к нему. Я поняла, что пришел мой отец. (Я же его совсем не помнила, когда началась война, мне был всего год). За его плечами был солдатский рюкзак, а грудь вся в орденах. Долгие годы потом он что-то кричал по ночам по-немецки или разговаривал со своими фронтовыми друзьями.
(Вячеслав Кочетков, школа № 168, 8-й класс)
Я смотрю на фотокарточку
Я смотрю на красивую, цветную фотографию.
На ней изображены моя прабабушка Тая, прадедушка Гриша, моя сестра Полина и я. Мне в тот момент было девять лет, а сестре три года. Прабабушка сидит на скамейке и держит на руках Полину, которая одета в шорты. Прабабушка сидит рядом с прадедушкой, а между ними стою я.
Они жили на Кубани в своем доме в поселке, во дворе фруктовый сад. На фотографии мы сидим в саду под яблоней. Над головой у нас висят красные яблоки. Между ветвями пробиваются лучи солнца. Такая красота!
Я улыбаюсь, а прабабушка смотрит вдаль. Глаза у нее очень мудрые, красивые. Немного улыбается. Прадедушка смотрит в сторону. Он очень красивый был у нас. Красивый и внешне, и внутренне. Они оба красивы, хотя, им по восемьдесят лет.
Наш прадедушка был участником Великой Отечественной войны, у него очень много наград. Он был почетный гражданин поселка. Очень молодым он ушел на войну и вернулся с победой. У него в то время не было семьи, а у прабабушки муж погиб на войне, и осталось у прабабушки двое детей: мальчик и девочка. Теперь этот мальчик Валера — наш дедушка.
Когда у прадедушки во время войны умирал от раны командир, он дал всем солдатам наказ: “Воспитайте детей-сирот, отцы которых погибли на войне”. Вот прадедушка и воспитал моего деда, который живет сейчас здесь, в городе. Прадедушка Гриша очень любил детей и никогда никто не думал, что это не его дети. Он был очень справедливый, и чувство юмора у него было огромное.
Мы часто к ним ездим летом отдыхать. Он всегда с нами играл в разные игры. Чего только он не придумывал! С ним всегда было интересно. Прадедушка много рассказывал о войне, а мы всегда слушали его с большим вниманием. Мне казалось, что он никогда не уставал от детей. Он мог играть с нами целыми вечерами.
Два года назад прадедушка Гриша умер. Не хочется верить до сих пор, что его нет с нами. А несколько дней назад и прабабушка умерла. Они прожили вместе более пятидесяти лет. Это была очень красивая и дружная пара.
Трудная жизнь была у них, но интересная. Я их очень любила и, глядя на фотографию, с большой любовью вспоминаю их. Они мне очень дороги.
(Дарья Коробко, Новоуральск, школа № 58, 9-й класс)
Как выживали
— Баба Тамара, ты помнишь войну с фашистами? — спросил я у своей бабушки.
— Помню… Мне было одиннадцать лет. Я закончила четыре класса с
похвальной грамотой.
— А что ты помнишь про войну? — спросил я снова.
— Был жаркий день 22 июня. Родители ушли рано утром в лес рубить
дрова, на зиму делать запас. В 12 часов дня выступил Молотов и сказал, что
фашисты напали на нашу страну без объявления войны. Начали бомбить
наши города в 4 часа утра, когда все крепко спали. Для нас это было
неожиданно. Через 3 дня в селе не стало мужчин. Все ушли воевать.
Появилась песня: “22 июня ровно в четыре часа Киев бомбили, нам объявили, что началась война…”
Война — это страшно. Голод и холод!!! И это в тылу. В глубоком тылу, в далеком уральском городке. Все для фронта! Все для победы! Собирали и сдавали все: деньги, одежду, продукты. И, как в наказание, год 1942 был дождливым. Все лето дождь лил круглые сутки. Все сгнило в земле. Овощей не было, хлеба не было.
Я была в семье старшая. Огород обрабатывала сама. Дед Иван мне помогал копать, а полоть огород я не любила. Приходила баба Мария помогать, начинала петь старинные песни. Так мы с ней и работали. С тех пор я знаю много старинных песен. С бабушкой мы ходили в лес собирать грибы и ягоды на зиму.
Два брата были еще малы, ходили в детский сад. И все-таки начался голод. Голод страшнее холода. В магазинах ничего не было. Война.
Счастье, что у нас была корова. Оставит мама молока пол-литра на каждого на день — пей хоть сразу или в два раза. Молока нам тоже не хватало. Просто из него нужно было делать масло. Надо было сдать два килограмма масла для фронта. Четыре года мы не ели сахара. Малыши очень тосковали по сладкому, а я была уже взрослая, 12-13 лет, на фронт собиралась санитаркой. Но мама испугалась: как она останется одна с малышами? И утаила ответ мне из военкомата, да еще пожаловалась отцу, написав ему письмо на фронт. Так я на войну и не попала.
Начали приходить “похоронки”. Мало кто вернулся домой. Единицы. Меня бабушка научила ворожить на бобах. И я ворожила: кому скоро письмо придет, к кому сам боец вернется.
Из дома мама все унесла в другую деревню, все-все, чтобы сменять на картошку. Ходили пешком за 50 километров. Ко дню Победы квартира у нас была пустая, ничего не осталось. Одежду, постельное белье, посуду, даже сундуки отдали за еду. Мама старалась сберечь троих детей. Теперь я понимаю, что она совершила подвиг. Как и все матери. Только почему-то про это никто не помнит. Ведь все женщины работали без выходных и отпусков все четыре года на производстве. И при этом все мысли были о детях! Смерть была рядом. Многие умирали.
А холод? Летом маму не отпускали в лес заготавливать дрова на зиму. И мы с шестилетним братом шли в лес одни, спиливали большое дерево, обрубали сучья, пилили на куски и везли домой. С горы санки с дровами я спускала одна — крутые горы в тех местах, опасно было. Однажды подпилили дерево со всех сторон, а оно не падает. Качается наше дерево на ветру. Мимо шли женщины. Завопили, что опасно, чтоб мы отошли скорей. Помогли нам, а меня наругали за бесшабашность всякими словами.
Одеты все мы были очень плохо. Хуже нищих, бездомных. Но — все для фронта, о себе никто не думал. И вдруг… пришли подарки из Америки: красивые платья, шубы и куртки зеленые всех размеров. Стали мы как солдаты — все в зеленом. А еще привезли сыр и коричневый сахарный песок-сырец. Это было уже в 1944 году. По одному килограмму на семью.
Много было горя и слез, но мы остались живы. Спасибо маме.
В Екатеринбурге в 2002 году на центральной площади микрорайона Компрессорный установлен памятник скорби, посвященный женщинам, которые трудились в тылу во время войны. Изящная женщина, молодая и мудрая одновременно, много пережившая и готовая жить дальше. Потери не сломили ее. Женщина скорбит, но в ней нет ненависти и желания отомстить. Этот образ светлый и печальный.
(Савва Панкин, гимназия № 9, 6-й класс)
Дедушка был маленьким
В годы Великой Отечественной войны мой дедушка Игорь был совсем маленьким, ему было 6 лет. Жил он недалеко от Львова в городе Золочен.
22 июня дед и его брат смотрели в окно и видели облака пыли, это были взрывы. Потом они отошли от окна к печке. Вдруг мина полетела прямо в окно, и осколок стекла пролетел между братьями. Отец моего дедушки, мой прадедушка Иван Степанович, сказал, что нужно скорее уходить.
Так началась война для моей семьи.
Прадедушка был железнодорожником и в первые же дни войны ушел на фронт. Мама дедушки Устинья Ивановна взяла немного одежды, еды, и они двинулись к вокзалу. Скопилось много народа, все хотели уехать. Дедушке удалось сесть в поезд, но в пути им пришлось пережить очень много страшного и неприятного. Поезд не раз бомбили по дороге. Детей сначала положили на нижние места, а после бомбежек на тех местах, где лежали дети, зачастую виднелись дырки от пуль.
Дедушка не помнит всей дороги. Однажды поезд дальше не пошел. Им с мамой пришлось долго идти пешком. В какой-то деревне под Сталинградом их пожалела пожилая женщина и предложила им остаться у нее. Советские войска почти в тот же момент вошли в деревню, и стало возможным вернуться обратно. В это же время Сталин подписал указ о возвращении всех железнодорожников из армии для восстановления железных дорог. Прадедушка нашел свою семью и перевез их домой. Таким образом, дедушка обошел почти всю Украину и вернулся обратно в свой родной город Золочев.
Дедушка Игорь хоть и был маленьким, но страшные картины войны помнит до сих пор.
(Настя Лобова, гимназия “АРТ-ЭТЮД”, 7-й класс)
Мы будем помнить о них
Ax: война, война,
сорок первый год.
Где мой дед погиб,
Смертью храбрых лег…
Эти стихи написал мой папа, когда ему было семь лет.
Мой папа рассказывал, что его дед, а мой прадед Семен Чугунов погиб при страшной обороне Москвы и похоронен в могиле Неизвестного солдата на Красной площади.
Что такое “неизвестный солдат”? У каждого солдата есть мама, папа, братья и сестры, родные и близкие. Как могло случиться, что солдат стал неизвестным? Какая должна была быть страшная битва, какие огромные потери человеческих жизней? Ради чего все это? Для того, чтобы погибших после боя солдат, не имевших ни документов, ни орденов, собрали в кучу и похоронили бы в одном месте?
Воевать — значит убивать, лишать людей жизни, а их близких — счастья. Лишать миллионы людей их родственников, любимых и дорогих им людей. Все это очень печально и горестно, но, к сожалению война — часть нашей жизни, часть нашей истории. Люди воевали, воюют и будут воевать на протяжении еще многих веков.
Но у каждой войны есть какая-либо причина, цель, ради чего все это произошло. Мой дедушка сражался и воевал за Родину, за Россию, за тех, кого он любил, и за то, во что верил. Все солдаты были очень храбрыми и мужественными. И каждый из них воевал ради своей Родины, своих близких, своих будущих внуков. И каждый из них пытался сделать для России что-то значительное, важное. Каждый пытался этого добиться. И всем вместе им удалось сделать для Родины значительное и очень важное — МЫ ПОБЕДИЛИ! И ради этой победы нашим дедам и прадедам пришлось погибнуть, но погибнуть с честью и достоинством.
Многие из нас не видели своих дедов и прадедов, но мы всегда будем ими гордиться. И пускай прошло целых 60 лет, но мы всегда будем помнить об их подвиге. И каждый, раз приезжая в Москву, мы идем к могиле Неизвестного солдата с цветами и вспоминаем о дедушке.
(Арина Лейзерова, гимназия № 5, 7-й класс)