Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2005
Станцев Венедикт Тимофеевич — родился в 1922 г. в деревне Родионовке Саратовской обл. На фронт ушел добровольцем. Фронтовая биография связана с Уральской 3-й гвардейской стрелковой дивизией. Повоевал на многих фронтах: Волховском, Ленинградском, Сталинградском, 4-м Украинском, 2-м Прибалтийском. Был серьезно ранен. Войну закончил в Кенигсберге.
Дивизионная газета “Боевая гвардейская” изредка публиковала стихи В. Станцева. Это и определило его дальнейшую судьбу. В сентябре 1944 г. стал штатным сотрудником дивизионки. После войны работал в газетах “Красный воин” (МВО), “Советское слово” (Берлин), “Красный боец” (УралВО).
Награжден орденами Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды и многими медалями.
В. Станцев — член Союза писателей с 1965 г. Автор 10 поэтических сборников и документальной повести. Живет в Екатеринбурге.
Мои награды
Я принял их из рук войны
за кровь врага, как ни суди,
они, тут молодость вини,
легко лежали на груди.
А нынче, в годы седины,
былые возвращая дни,
тяжелой памятью войны
мне давят на сердце они.
22 июня
Вставал на цыпочки рассвет
с улыбкой робкою спросонок,
как не хлебнувший еще бед
в объятьях матери ребенок.
А день уже наотмашь бил,
взрывая небеса и долы,
и души падали без сил,
как износившиеся пчелы.
В траншею прятался закат,
в сон уходил, забыв молитвы,
как настрадавшийся солдат,
живым оставшись после битвы.
Утро
Проводя гудят, как нервы перед боем,
натянутые, как провода.
Мы устало окопы роем:
скоро танки придут сюда.
Звон лопат, не слыхать разговоров,
не лезет в горло никакая еда:
танки скоро, танки скоро,
скоро танки придут сюда.
Мало толку от длинноствольных ружей,
еще меньше — от хваленого штыка.
Глубже в землю, глубже, глубже:
слышен грохот издалека.
Дрожат от нетерпения дула орудий,
слезинкой скатилась на поле звезда.
Что ж вы не молитесь, люди!
Скоро танки придут сюда…
Полмоста
Убить человека не просто,
если даже приказ…
У немцев в руках полмоста,
и, ясно, чуть меньше у нас.
От ухарства — шаг до погоста…
Надо прямо сказать:
они боялись сдать полмоста,
а мы, естественно, взять.
Атака не любит осечки,
но не о том сейчас…
У них кровь стекала в речку
и, само собою, у нас.
Убить человека не просто,
если даже война.
Кровь — двумя струйками с моста —
мирно смешивала волна.
Госпитальные сны
Сестра опять мне ставит хрупкий градусник,
Золушка, покинувшая бал, —
а я веду куда-то белый парусник
и все боюсь, что на девятый вал.
Летит мой парусник, летит, как перышко,
в плач сестра: “Там смертная гроза!..”
А я кричу: “Не убивайся, Золушка,
ты мне крепить мешаешь паруса!..”
Открыл глаза: ни парусов, ни Золушки,
только боль гудит на полверсты
да ночь чернеет, словно горе-горюшко,
да белые, как паруса, бинты.
К вопросу о смерти
Ходила смерть — легка в походке —
на фронте рядышком со мной,
и я привык к ней, как к винтовке,
как к неизбежности самой.
Я — в бой, она — в зловещий клекот,
но в наступлениях сквозь мглу
я обгонял ее на локоть
и, может, выжил потому.
Утро Победы
Блестела роса,
упавшая этой ночью,
травы плели
чистой зеленью вязь,
легко раскрывались
клювы бархатных почек,
цветом сиреневым становясь.
Сыпал в окопы
звенящие зноем бусы
хрустальный жаворонок
из облака-скалы.
Гремела музыкой
из самых лучших музык —
тишина, набившаяся в стволы.
В это утро весеннее,
пройдя пол-Европы,
почерневшая
в сражениях лютых,
пришла Победа
прямо в окопы
без праздничного салюта.
Смотрела Победа
солдатам в глаза,
сбросив на бруствер каску,
на вид — как они:
на ногах — кирза,
на поясе — гранаты связкой.
И сколько было в окопе ребят,
ее свидетели первые,
каждый в Победе узнал себя,
увидел свое бессмертие!
В тосте торжественном
сдвинулись тысячи кружек,
и были солдатские лица
от счастья светлы.
Гремела музыкой
из самых лучших музык —
тишина,
набившаяся в стволы…
Ожог
Я вышел живым из боя,
вернулся на отчий порог,
но не дает мне покоя
на сердце войны ожог.
Память острей от ожога:
зову я мальчишек седых,
молясь по заветам Бога
за мертвых и за живых.
О Господи, Боже правый,
горю я желаньем одним:
всем павшим — законной славы,
прозрения — всем живым.