Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2005
Студия “Ступени” при музее имени А.П. Бондина (Нижний Тагил) работает уже больше десяти лет. Из нее вышли такие поэты, как Е. Туренко, Е. Михеева, Т. Титова, Н. Стародубцева. В этой подборке представлено новое поколение авторов: студентки-заочницы Литературного института им. А.М. Горького Ирина Каренина и Анастасия Журавлева, школьница Ольга Грегер и другие студийцы, участники Всероссийского совещания молодых литераторов, которое состоится в Нижнем Тагиле в апреле.
Ольга Грегер
***
К потемневшим ивам
Тянется забор.
Скошена крапива,
И безмолвен двор.
На лесных полянах
Вымокла трава,
А на старых шпалах
Осень прилегла.
***
Наступает рассвет понемножку.
Я на улицу выйду босой,
Где стоит каждый день под окошком
Кривобокая бабка с косой.
Я пройду по мосткам без опоры,
Я согрею в ладонях росу,
Отопру все замки, все запоры —
И воды ключевой принесу.
***
Разрумянилась погода
После рыжего дождя,
И у края небосвода
Дышит негою земля.
На спине кудрявой пашни
Наследили мужики,
Лес стирал свои рубашки,
Люди мыли сапоги.
Ирина Каренина
***
Я спал, как мертвый камень,
И странно жил во сне…
К. Бальмонт
…Помилуй, Боже, мраморные души.
Н. Гумилев
Здесь я живу — как мертвый рунный камень,
Как Галатея до Пигмалиона,
Как древний идол в сумрачном лесу.
Я двигаю ногами и руками,
Встречаю и обиды, и поклоны
И странный крест безропотно несу.
Вдоль портика гулял ты не однажды,
Но не заметил, что колонны — зрячи,
А я стою в ряду кариатид.
Я вижу твои солнечные блажи:
Я холодна, а ты такой горячий,
Что и ледник тебя не охладит.
Но раз за разом ты проходишь мимо
И красоты не видишь в твердом камне
(Вот я — фонтан, алтарь; вот — Муза я).
Но слепота твоя неумолима,
И в мраморе не вспыхнет жизни пламя;
Мое плечо — насест для воробья.
Я скована безмолвием немого,
Оцепеневшая в своем покое,
Который утешенья не мне дал…
Одно твое ласкающее слово,
Одно прикосновение живое —
И я проснусь, я брошу пьедестал!
***
Ничего не останется в мире,
Кроме тусклых окраин судьбы.
Только кот улыбнется в Чешире
Уголком перезрелой губы,
Только глаз перелетных черешня
Прослезится столовым вином.
А скворцы заселяют скворешни
И презвонко поют перед сном.
Только легкость летучая эта
Нагоняет свои миражи…
Как хрустящая корочка света —
Оболочка веселой души.
Обомшелые камни ограды
Не закроют веков колею.
Ты не хочешь ко мне? И не надо.
Как-нибудь я сама достою.
***
Бывают чудеса поинтересней —
Торжественные башни и сады,
И пирамиды — как на них не влезть нам —
И острых гор зубастые гряды,
И драгоценностей цветные груды…
Но кто желает, есть пример другой:
Сидит, лепечет маленькое чудо
И зубик новый трогает рукой.
Любовь Новак
***
Птице нравится расхаживать,
шелуху от тополей
коготками перенизывать,
низко-низко станет ей, —
приземлиться станет проще
в опрокинутый полет…
не летается на ощупь
между сдвинутых широт.
***
Пронзительные окна — словно бред.
Не все ль равно,
куда мне отшатнуться.
Горящий запах пьяных сигарет
капризом чьим-то может изогнуться.
И вскинет крик, тупик дыханью — вдрызг!
И выбредают глупые спасенья.
Мелодия по памяти — каприз,
каприччио над долей вознесенья.
Еще!
Чуть-чуть!
Частичка сентября
привстанет, оторвется и — свобода!
…Слепые воды след посеребрят.
Немые руки вычерпают воду.
***
Маме
Всеобъемлющая вода
через видимое,
земля полоской,
дух захватывает простором,
тянет спрятаться под толщину,
и я прячусь…
Моя молодая мама
зовет,
бегает по берегу песка
в противоположные стороны,
а я — рыба:
вижу из-под воды
тот сон, что приснится
спустя сорок восемь лет,
где мама, уже умершая,
в клетчатом платье своего возраста,
о котором сейчас не знает,
зовет меня, бегая, молодая…
Ни она и ни я не замечаем,
что нет почему-то чаек.
Море запоминает нас,
чтобы потом вернуться.
Николай Семенов
***
За окошком-полочкой
тонко, сгоряча
в слюдяную корочку
заросла свеча.
На кривых растениях
трещинками дня
брызжет невечерняя
капелька огня.
Греясь домовиною
неопрятных сил,
очи вечной глиною
залепляя, жил…
С новою рубахою
мелко вознесен,
крашеными плахами
крепко окружен…
В ледяное морочье
ни о чем молча,
на “живые помочи”
отошла свеча.
***
Воздух
полусладкий, крепленый.
Ясно, жарко
в лимонном блеске
целое количество кленов —
центр живописи перелеска.
За исхоженным
хвойным бором
листьев клена
костры, златницы.
Небольшой подмосковный город —
сам в руке сентября синица.
***
Старинная снежная плоть увядает на склонах
ландшафта “москва”, а дороги повысохли в пыль,
и нежной печалью нездешнего Неба икона
устам проповедует святоотеческий стиль.
Кочуют на север игрушки прочитанных святок:
по городу — яблоки розовых снегирей.
А где-нибудь там и сейчас, в Абиссинию спрятан,
пасхальный и русскоязычный взлетел соловей.
Анастасия Журавлева
***
Ночь. Моя телесная оболочка спит.
Я иду по музею мертвых вещей.
За окном раздается то ли свист, то ли хрип.
Не ходи за мной, если не знаешь зачем.
У меня на грязной кофточке память —
Каждый школьник рад над ней поглумиться.
В животе застряла рваная рана —
Сын мой умер, вряд ли успев родиться.
Среди старых снимков, съеденных тлением,
Я хочу найти себе оправдание.
В этом зале нет даже моей тени.
Мое имя — в тысячах “и так далее”.
Верила в любовь — обрела разлуку.
Ты мне часто снился в прошедшем времени.
Я ждала тебя хоть больным, хоть глупым,
А ты думал: я с тобой ради денег.
Мне теперь осталась самая малость —
Седину в морщины вплести узором.
Неужели созданы мы для разлуки?
Нет, скорее, созданы мы для горя.
Если б мне было суждено убить вещи,
Я расправилась бы с часовым механизмом.
Хочу вечно сидеть на траве, у речки,
Глядя на летящие с неба листья.
Василий Овсепьян
***
N
Последние снега тысячелетья.
И резкие холодные ветра.
Я знаю: мне тебя уже не встретить,
что не к добру и не несет добра.
Душа моя — невольник одиночества —
продрогла, словно брошенный щенок,
которому в подъезд пробраться хочется,
да не пускает кодовый замок.
Расцвечен город золотыми искрами.
Все есть, а вот на счастье — дефицит.
Скажи, в какой цене сегодня искренность
и почему вдруг плачется навзрыд.
***
А.В. Калаганову, прекрасному актеру и другу
Как холодно! Домой тебя везут в “Газели”.
В Казани тишина. В Казани горя ком.
Судьбу не обмануть — она свои дуэли
доводит до конца, а после ни при чем.
Не осуждай меня за выжженные слезы,
за то, что не сумел несчастье упредить.
Заплачут по весне тагильские березы —
кому-то умирать, ну а кому-то жить.
Так было на земле. И так же будет после:
заряжены часы у вечности на всех.
И благо, что еще покаяться не поздно
за гордости свои, за глупость и за грех.
Предательства и зла с избытком в этом мире.
И все ж спасает нас в безрадостной глуши
служение Добру и той заветной Лире,
которая не спит на донышке души.
Как холодно! Домой тебя везут в “Газели”.
В Казани тишина, и свечи, и цветы.
Судьбу не обмануть — она свои дуэли
доводит до конца, но мне поможешь ты…
Ольга Мехоношина
***
Пар крутой, звериный — в правое плечо.
Нынче сказки длинны, стеклам горячо.
Ластится убого к перемычкам слез
Ясный темноокий дедушка мороз.
В белых рамах, детка, белым не кроши.
Это ль колыбелька телу для души?
Раскачав наотмашь подоконник свой,
Полетишь — и охнешь, сказочный, живой.
***
Одинокое синее время до света,
Разносит золу по земле от империй.
За час она остынет до пепла. Снега.
Это несчастные люди, не верь им.
Дождь перестал от неясного стука —
Вьется звезда неочерченным кругом
По закопченной кружке воды.
Страшной бессоннице нравишься ты.
***
Под горой такой шалман на селе —
Избы курят из-под беленых крыш,
Так же кони в стойлах дышат во сне,
Хорошо, когда им в шею молчишь.
И уходишь — а внутри тишина.
Долго слышно, как гудят мужики
И поют, пока не видно ни дна.
И легко уже скрипят сапоги.
***
Босиком, как ангел ходит
Ходоком в крови,
К вечеру весна в погоде —
Птичий черновик.
Загорелыми крылами
Землю обнимай —
Ту, что ты не променяла
На турецкий рай.
Все утробы разметая
Вен, лугов и рек,
Кружит ласточка нагая —
Вольный имярек.