Опубликовано в журнале Урал, номер 1, 2005
Алексей Решетов
Из неопубликованных стихов
(1982—2002)
Трехтомное собрание сочинений замечательного уральского поэта Алексея Решетова, надо полагать, обрадует поклонников его творчества — как полнотой, с какой оно представлено в этом издании, так и тщательностью и скрупулезностью подготовки. Заслуга составителей — а это вдова поэта Т.П. Катаева и поэт А.П. Комлев — и издательства (“Банк культурной информации”) несомненна.
Отдельный раздел собрания сочинений составители отвели для стихов, не публиковавшихся при жизни автора. Хотя тираж издания по нынешним временам не назовешь скромным — все-таки 5000 экземпляров, но вряд ли все любители поэзии смогут подержать такие прекрасно изданные томики в своих руках. Поэтому несколько стихотворений из раздела мы решили предложить вниманию наших чтителей. Но прежде — небольшое пояснение А.П. Комлева, посвященное в собрании сочинений этому разделу.
“…Осенью 2003-го, к первой годовщине памяти поэта, вышла первая его посмертная книжка “Овен”, которая составлена из стихотворений, ранее печатавшихся в периодике, но отсутствующих в прижизненных решетовских сборниках, преимущественно же из стихов последних лет по черновым записям А.Р., найденным его супругой-музой Тамарой Павловной Катаевой.
Но вот и после издательского воплощения “Овна” Тамара отыскала еще свыше дюжины тетрадей, блокнотов и блокнотиков, также и разрозненные листки неопубликованного доселе рукописного решетовского творчества. Увы, эти обнаружившиеся тексты отсчитываются только с начала 80-х годов, все предыдущее необнародованное оказалось уничтоженным либо бессмысленными обстоятельствами, либо и самим требовательным автором, чрезмерно, на мой взгляд, суровым к судьбе собственных сочинений (и в стихах А.Р. не раз говорит о сжигавшихся им своих письменах)”.
***
Нам в детстве было очень плохо,
Добро — солдат сухарик даст.
Однако Незнакомка Блока
Нисколько не чуралась нас.
И Неизвестная Крамского
Смотрела грустно со стены.
И что ж тут странного такого,
Что мы в искусство влюблены?
Одна на всех была кровать,
В прихожей снег лежал не тая,
И все же Тучка золотая
У нас любила ночевать.
***
Раньше, чем в самом деле,
И пьянясь, и пьяня,
Мы глазами раздели:
Я тебя, ты — меня.
Я тебя не обижу
Ни потом, ни пока,
Но сквозь платьице вижу
Цвет сосков и лобка.
Сколько будем мы в прятки
С юным чувством играть?
Дни мелькают, как пятки, —
Могут вовсе удрать.
Кто назвал это срамом?
Разве грех целовать
Бело-розовый мрамор
Твоего естества?
И шелковые пряди
Золотистых волос
Разве будут у бляди
Пахнуть лакомством ос?
Разве сока смоковниц
Вместе с пеной морской
На одну из любовниц
Не нашли в мастерской?
Не читайте, детишки
До тринадцати лет,
Мои вздорные книжки —
Мой лирический бред.
А балдейте от жвачки,
От бутылки с ситром —
Не от дрезденской прачки
С лошадиным бедром.
***
Войду в убогую избушку,
На ощупь свечку отыщу
И ненаглядную подружку
Волшебным светом освещу.
Она лежит в моей постели
И детской лапкой трет глаза,
Но утверждать — на самом деле
Или почудилось — нельзя.
***
Отворил я оконные рамы,
За которыми нет уже мамы.
***
Мы еще не сломались,
Не волнуйся, будь спок.
Приносил меня аист,
Увозил “воронок”.
В бесконечных кошмарах
Срок считая, как стаж,
Мы лежали на нарах
Возле грязных параш.
Мы потом выходили
На свободу, но там
Мало что находили
Незнакомого нам.
12 февраля 1996
***
Дождь в Перми идет осенний.
Что ты думаешь под дождь?
Зря зовешься Алексеем —
Не по-божески живешь!
Никакой ты не заступник
За народные права,
Лишь толчешь, как воду в ступе,
Хладнокровные слова.
Не напрасно медный Пушкин
Возле клуба МВД
Говорит: — Снеси-ка в нужник,
Что печатаешь в “Звезде”.
Что же делать, что же делать —
Посоветуйте, друзья,
В этом мире черно-белом,
Если дальше жить нельзя?
И бредешь ты вброд по лужам,
Опечаленный вельми —
Точно так же людям нужен,
Как осенний дождь в Перми.
13 ноября 1996
***
Будто “можно” и “нельзя”
Разорвались, разомкнулись.
Будто небо и земля
Для меня перевернулись.
Что же сделалось со мной?
Я живу, убогий старец,
И печальный голос мой
Вдаль стремится, как скиталец.
Нет, я знаю хорошо:
После долгого страданья —
Все сотрется в порошок
Для иного созиданья.
Только дерево цветет
Дольше нас на этом свете,
Только иволга поет,
Нам свои оставив сети.
***
В стылых лужах кривая дорога,
Молчаливый лесок негустой.
Видно, кончились краски у Бога,
Есть один карандашик простой.
***
Дай мне руку, друг мой новый!
Я свою не замарал
Ни людской безвинной кровью,
Ни о дьявольский металл.
Я своей рукою правой
Лишь молился на Христа
И не выпачкал неправдой
Белоснежного листа.