Опубликовано в журнале Урал, номер 1, 2005
Елена Рождественская — дочь известной писательницы Клавдии Рождественской (1901-1963), которая много лет была главным редактором Свердловского книжного издательства (“Свердлгиз”), а в 1950-е, переехав в Пермь, возглавляла областную писательскую организацию.
У моей мамы, писательницы Клавдии Васильевны Рождественской, работавшей в Свердловске главным редактором крупнейшего в 1930—1940-е годы на Урале книжного издательства, богатейшие воспоминания о Бажове, с которым она сотрудничала восемнадцать лет. Она была его другом и советчиком, с ней он делился своими замыслами. Мне дорого то, что я видела живого Павла Петровича, имела возможность с ним общаться, слышать его тихий голос, ловить добрый и внимательный взгляд. Я была одной из первых читательниц его прекрасных сказов. Любимый из них — “Серебряное копытце”. Его читала мне мама, и я помню все до мелочей, до сих пор люблю дедушку Кокованю, кошку Мурёнку, внучку Дарёнку и милого козлика Серебряное копытце.
Павел Петрович не раз бывал у нас дома, а мы заглядывали к нему в небольшой флигель на улице Чапаева, 11, где нас всегда гостеприимно встречала его жена Валентина Александровна. Многое в жизни Павла Петровича Бажова было связано со Свердловским государственным издательством (“Свердлсовгиз”), где впервые увидели свет его лучшие произведения.
Клавдия Рождественская пришла в это издательство после окончания Ленинградского государственного университета и непродолжительной работы в одном из издательств северной столицы под руководством Самуила Яковлевича Маршака1 . Павел же Петрович в “Свердлсовгизе” уже был редактором. В своих воспоминаниях2 она пишет, что вместе с Бажовым и другими редакторами они сидели в одной большой полутемной комнате. На столе Павла Петровича рукописи всегда лежали аккуратными стопочками. Все книги и плакаты шли через Бажова, а позже он стал редактировать сельхозлитературу. “Это был самый “горячий участок” в издательстве”, — вспоминает моя мама.
В 1936—1939 годах Бажов готовил четвертую очерковую книгу “Бойцы первого призыва” — заказ самого издательства. В ее основе — личные впечатления о гражданской войне, большая работа в партархиве. Эта книга принесла ему немало огорчений. Вот читаем у писателя Бориса Рябинина: “Вскоре после выхода этой книги одного из героев очерка объявили “врагом народа” и посадили. Рикошетом это ударило и по… Павлу Петровичу. Его исключили из партии и уволили с работы” (Б. Рябинин. “К. В. Рождественская — писатель и редактор”, Пермь, 1988 г.) В это трудное для него время Клавдия Рождественская опубликовала несколько его сказов без указания фамилии автора. Для бедствующего писателя это была неоценимая помощь — моральная и материальная.
Чуть позже, в 1938 году, мама организовала выпуск альманаха “Уральский современник” и уже в первом номере поместила два сказа Бажова — “Каменный цветок” и “Малахитовая шкатулка”, написанных в октябре и ноябре 1937 года. “В то время еще не было и речи об издании его сказов отдельной книгой, — вспоминала Клавдия Васильевна, — Да и мало их было: всего восемь. Альманах “Уральский современник”, только что ставший печатным органом Свердловского отделения Союза писателей, давал возможность читателю узнать сказочника Бажова раньше, нежели появились его книги”.
В начале 1938 года появились сказы “Две ящерки”, “Тяжелая витушка”, “Горный мастер” и “Кошачьи уши”. В январе 1939 года “Малахитовая шкатулка”, наконец, была подписана в печать. В нее вошло четырнадцать сказов. Это была та самая “Малахитовая шкатулка”, которая принесла потом Бажову мировую славу. “Многие задумки Бажов обсуждал с Рождественской, — отмечает писатель Борис Рябинин в книге о моей маме. — Я тому свидетель. Ее мнению он доверял. Она была первым редактором “Малахитовой шкатулки”. А известный критик и литературовед Михаил Батин, который много занимался исследованием творчества Бажова, так написал в своей рецензии на воспоминания Клавдии Васильевны: “Ценным и интересным разделом сборника являются “Воспоминания о Бажове” Клавдии Рождественской. <…> Автору довелось в течение ряда лет работать с Бажовым, много беседовать с ним, многое записать из слышанного от него. Рождественская воспроизводит обстоятельства жизни Бажова, в которых зародилась “Малахитовая шкатулка”, и создание первых сказов представляется естественной и понятной частью его биографии”.
В детстве мне посчастливилось увидеть красивейшее подарочное издание “Малахитовой шкатулки” (однажды мама взяла меня с собой на работу в издательство), где в обложку была врезана небольшая малахитовая пластинка, а по ней бежала серебряная ящерка с зелеными глазами-самоцветами. Намек на то, что ящерки — подручные Хозяйки медной горы. Инкрустацию выполнил известный уральский мастер-камнерез Татауров. Один экземпляр этого великолепного издания предназначался Сталину, несколько других книжек шли на международную выставку “Прогресс века” в Нью-Йорке.
“Малахитовая шкатулка” была удостоена Сталинской премии второй степени и полюбилась читателям, навсегда увековечив Урал и его мастеров.
Вернемся, однако, к воспоминаниям Клавдии Васильевны о Бажове. “Однажды, — пишет она, — в один из вечеров я договорилась с Павлом Петровичем, что он подробно расскажет о себе. Близился его юбилей — шестидесятилетие. Мне хотелось написать о нем статью”. Такая встреча состоялась, и 29 января 1939 года в газете “Уральский рабочий” появилась большая статья К. Рождественской о писателе Бажове: “Собиратель народных дум”. Сама же Клавдия Васильевна в это время занимается составлением большой детской книги “Морозко” и включает в нее сказ “Серебряное копытце”, уже опубликованный во взрослом издании — альманахе “Уральский современник”. Работая над составлением “Морозко”, Рождественская сказала Бажову:
— Вот беру “Серебряное копытце”… Надо бы еще сказ или два. Напишите!
Павел Петрович ответил:
— Есть один замысел о Поскакушке, но он еще в дремотном состоянии. Надо бы съездить в Полевское, поговорить со стариками, оживить в памяти то или другое предание…
Только в родных местах черпал он темы для очередных сказов. Еще в молодости, работая учителем, в каникулы он много ездил по Уралу. “Что мне Крым или Кавказ? — говорил Бажов, и эти его слова приводит в своих воспоминаниях Рождественская. — Не влекло. Я люблю свой лес, сосняк. И больше всего я путешествовал по Уралу. Купил велосипед для этой цели. И совершал дальние поездки”.
Вспоминал Павел Петрович и путешествие по Чусовой — где пешком, где на лодках. “Меня, — говорил он, — поразили присловья. Не пословицы, не поговорки — они записаны, а присловья — закрепившиеся слова. Эти побаски и стал записывать. Причем влекли те из них, где слышались отзвуки бурлачества, чусовской вольницы”.
После короткой поездки в Полевское Бажов написал один из лучших своих сказов — “Огневушка-Поскакушка”. Он вошел в сборник “Морозко” и имел большой успех у ребятишек. Вообще-то “Морозко” вобрал в себя не только рассказы, сказки, стихи русских и, в частности, уральских писателей, но и загадки, шарады, пословицы, скороговорки, всевозможные головоломки.
Началась Великая Отечественная война. Прежние планы издательства были свернуты, новые — нацелены на военную тематику. Издательство тогда стало своеобразным центром литературной жизни Свердловска. Павел Бажов к этому времени возглавил областную издательскую организацию, он будет ее бессменным руководителем более десяти лет. Клавдия Васильевна уже стала главным редактором издательства. В Свердловск, в эвакуацию, приехали Федор Гладков, Лев Кассиль, Агния Барто, Анна Караваева, Мариэтта Шагинян, Евгений Пермяк, Илья Садофьев, Ольга Форш, Юрий Верховский, Елена Благинина, Оксана Иваненко, Ольга Высоцкая и многие другие.
С приездом широко известных литераторов свердловская писательская организация увеличилась до семидесяти человек. Все работают, пишут, творят, а издавать книги в тяжелые военные годы непросто. Клавдия Рождественская принимает решение — выпускать иллюстрированные коллективные сборники (помимо альманаха “Уральский современник” и вновь организованного ею детского альманаха “Боевые ребята”, который, кстати, в 1958 году перерос в журнал “Уральский следопыт”). Летом 1942 года решено было к 25-й годовщине Октября издать сборник “Говорит Урал”. В редколлегию вошли П. Бажов, А. Караваева, К. Рождественская, К. Мурзиди, Л. Скорино. Павел Петрович, как член редколлегии, никогда напрямую не вмешивался в дела сборника, не ограничивал ни чьей инициативы, но постоянно явственно ощущалось его присутствие: в нужную минуту подсказывал правильное решение или предостерегал от опрометчивых действий. Делал он это, вспоминает Л. Скорино, незаметно, на ходу, бросив две-три фразы, смягчив их шуткой или заострив лукавой подковыркой.
Обычно литературные разговоры и дискуссии после издательства переносились к нам в дом. Благо, мы жили рядом — у оперного театра. Споры иногда продолжались далеко за полночь. По утверждению Бориса Рябинина, Клавдия Васильевна быстро завоевала авторитет среди приезжих писателей. Она была справедлива в своих оценках, сдержанна, неподкупна и имела твердый характер. Хотя, конечно, не обходилось и без конфликтов, как и при любом коллективном начинании. Так, при составлении сборника “Говорит Урал” приезжие знаменитости настаивали, чтобы печатали именно их произведения, игнорируя местных авторов и писателей, не имеющих всесоюзной известности. Но Павел Петрович взял за основной критерий качество принимаемых рукописей, чем и разрешил спор:
— Отбирать надо просто: написал хорошо — напечатаем. А остальное предоставим потомкам.
В сборнике “Говорит Урал” задумано было рассказать о том, как живет тыл в тяжелые дни военного лихолетья. С очерками о героическом труде уральцев выступили Мариэтта Шагинян, Анна Караваева, Федор Гладков, Нина Попова, Николай Ляшко и другие писатели. Бажов дал в сборник новый сказ, “Железковы покрышки”, — о старых уральских мастерах-умельцах.
Из десяти тысяч экземпляров отпечатанного тиража сборника тысяча разошлась на торжественном вечере, остальные еще находились на складе, когда в издательстве раздался телефонный звонок. Звонили из обкома партии. Кому-то из ответственных работников юмористический рассказ московского писателя Виктора Типота, включенный в книгу “Говорит Урал”, говоря современным языком, “не показался”. Уж слишком много автор пошучивает да посмеивается, а время-то серьезное… Было предложено рассказ заменить. А как? Книга-то уже отпечатана, сброшюрована и полностью готова. Ответственность за издание несет главный редактор, и Клавдия Рождественская советуется с Бажовым, что делать? Приходят к грустному выводу: придется подчиниться, иного выхода нет. Сделать “выдирку” в оставшемся тираже и вставить другой рассказ, равный по объему. Так и поступили. Критик Людмила Скорино, вспоминая этот случай, пишет: “Замену эту (рассказ В. Типота. — Е.Р.) произвела К. Рождественская, назначенная уже главным редактором свердловского издательства”.
А позже, уже после юбилея, 22 ноября 1942 года, едва исправленный сборник “Говорит Урал” поступил в продажу, в газете “Правда” появилась статья, в которой среди прочих произведений отмечался и юмористический рассказ В. Типота, причем с положительной стороны.
Прочитав статью, Павел Петрович от души посмеялся и сказал:
— Что с первым рассказом повеселились, что второй порадовал… Оба печатать стоило. Так что нет худа без добра.
Цензура много сложностей создавала, много нервов потрепала и крови испортила…
Клавдия Васильевна относилась с огромным уважением к Бажову. Но она была и строгим критиком — даже тогда, когда Бажов стал лауреатом Сталинской премии, депутатом Верховного Совета СССР и широко известным писателем. Однажды, вспоминает Борис Рябинин, ему пришлось присутствовать при разговоре, который произошел после опубликования Павлом Петровичем в газете “Правда” очерка “Янкинские огни” о знаменитом стахановце Илларионе Янкине. Очерк решительно не понравился Рождественской, и она без обиняков заявила Бажову:
— Не пишите больше, Павел Петрович.
И он шутливо ответил:
— Не буду, Клавдия Васильевна.
“Речь шла, — подчеркивает Рябинин, — конечно, не о том, чтобы не писать вообще. “Не пишите о современности, она у вас не получается”, — вот что было в подтексте этого диалога. Некоторые писатели фальшиво хвалили очерк, и только Клавдия Васильевна сказала Бажову напрямик и недвусмысленно.
Однажды Павел Бажов принес сказ, воспринятый как большое литературное событие. Это была “Живинка в деле”. Павел Петрович впервые не отмахивался от наших похвал. Но и не радовался. Что-то точило его. Потом сказал очень озабочено:
— “Живинка”-то связала меня по рукам и ногам. Это своего рода синтез. Я берег его к концу жизни. А теперь опять размениваться на исторические анекдоты. Видите, надо опять что-то находить…
В эти годы один за другим выходили коллективные сборники: “Говорит Урал” (1942), сборник очерков о боевых делах фронтовиков-уральцев “Сыны Урала” (1943). Продолжался выпуск книг. Рождественская задумывает и осуществляет выпуск таких сборников, как “Нижний Тагил” (1944), “Свердловск” (1945), и “Золото” (1945), посвященный двухсотлетию золотой промышленности. Бажов специально для этих сборников дал три произведения — это “Хрустальный лак”, “Наш город” и “Золотые дайки”. И в то же время (1946) в областной газете “Уральский рабочий” появляется разносная статья: “Еще один неудачный сборник”. Своим хлестким заголовком автор огульно охаивает не только вышедший сборник “Золото”, но и предыдущие. И тогда Павел Петрович берется за перо и пишет рецензию. Спокойно, аргументировано он дает отповедь автору, одно за другим разбивая положения оппонента. Этот отклик Бажова так и не был тогда опубликован: автор оказался сотрудником газеты.
Недавно, листая книгу “П.П. Бажов. Публицистика, дневнеки, письма” (Свердловск, 1955), составленную литератором Михаилом Батиным и вдовой писателя (книга с автографом автора подарена составителями Клавдии Рождественской), я увидела эту отклоненную редакцией статью Бажова. Спустя почти десять лет, когда писателя уже не было в живых, статья Бажова все-таки пришла к читателю. И мы теперь знаем, в каких условиях “рождались” и “жили” книги, и чувствуем характер Павла Петровича, человека мягкого в обычной обстановке, но обнаруживавшего твердость и решительность, когда требовалось отстоять свои принципы.