Рассказ
Опубликовано в журнале Урал, номер 9, 2004
Лев Борисович Вишня — родился в 1972 г. Поэт, писатель, философ. Живет в Екатеринбурге.
Нобелевскому лауреату по литературе, философу Бертрану Расселу приснилось, что он умер. Его душа воспарила над бренным телом высохшим и костлявым, пахнущим дерьмом и лекарствами… Он увидел свои похороны. Увидел, как его закопали, как пролили над его могилой некоторое количество крокодильих слез, как поделили его имущество и выпустили его книги двадцатитомным отдельным посмертным изданием. Его порядком уже сгнившее еще при жизни тело быстро употребили червяки и бактерии. Его сын разбился на автомобиле, жена нашла молодого ублюдка, которому отдала все его и свои деньги, а сама кончила жизнь в доме престарелых. Его место на кафедре занял его враг…
Все…
— А что дальше? — спросил он себя. И вдруг почувствовал, что его кто-то зовет.
— Бертран… Бертран…
Он огляделся.
— Кто ты?
— Я твое забвение, — услышал он в ответ, и увидел слепую, глухую с зашитым грубыми нитками ртом.
— Мое забвение, — спросил он, — а разве меня можно забыть?
— А ты думаешь, что ты кому-то нужен? Ты думаешь, что твои книги будут переписывать и перепечатывать вечность, что тебя будут штудировать и преподавать в школах? Ты думаешь, что ты первый, кто сказал, что Бога нет? Ты всего лишь очередной маленький мудак, сказавший несколько новых глупостей. Посмотри, Рассел, тебя уже забыли, даже там, где ты преподавал…
И Рассел увидел, что его книги покрылись слоем пыли толщиной в палец. Несколько раз их, правда, брали, чтоб написать какой-нибудь реферат. Но спустя два века за ненадобностью сложили в костер во дворе его любимого Гарварда. В его могилу положили другого человека, потому что некому, как оказалось, было платить за сохранение его останков.
— Вот и все, Рассел, — сказала слепая-глухая-немая.
— А что же дальше?
— А ничего, — сказала слепая-глухая, — дальше я тебя потихоньку съем… Помню, как ела Канта. Какой он сволочь был соленый из-за своей подагры. Пришлось вымачивать… Ты, я смотрю, гаденыш тоже не следил за здоровьем: и язва желудка, и гнилые легкие, и печень, пропитанная спиртом. Ох… как мне надоели философы. Я их уже не перевариваю, но надо… Надо… Надо!
Слепая-глухая подошла к Расселу, поморщилась и откусила кусочек. Рассел завопил — боль была настоящая.
— Не ори, дурак. Помню, как кушала Граммадера, как он орал, как орал сволочь. Вы атеисты все такие, сначала хулите Бога, а потом, когда прихожу я, вспоминаете о нем. Вы просто маленькие поросята.
И слепая, снова поморщившись, откусила еще кусочек.
— Не-е-е-е-ет! — заорал Рассел.
— Чего нет? — спросила немая-глухая.
— Мне больно!
— А мне, думаешь, нет? Помню, как кушала однажды Гегеля. Кстати, ты мне тогда хорошо помог в качестве желудочного сока. Так меня пару раз едва не вырвало от этого сифилитика. Какой он был мерзкий! Ты еще не самый тошнотворный. М-да… — она задумалась, словно что-то вспоминая. — Не самый, это точно! — и откусила еще кусочек.
— А-у-а-а-а! — у Рассела не было уже правой руки до локтя…
— Похоже, надо посолить, — сказала слепая, — ты что ел при жизни? Овощи? Fucking вегетарианцы. По вкусу — одна свинина, а я её, между прочим, не люблю. Давай я тебя посолю чуть-чуть.
И она достала из “ничто” солонку.
— О-а-аоа-а! — прошептал Рассел.
Слепая еще куснула.
Рассел завопил, как только мог.
Глухая закрыла ему рот
— Ты что-то хочешь сказать, — спросила немая.
— А-а-а-а, а-о-о-а, Бо-ог! — наконец нашел философ нужное слово.
— Ага… — кивнула глухая, — ага! — и еще куснула.
— Нет…! А-о-а-о-о-у-а! Меня нельзя есть!
— Ам!
— Я-я-я-я-я-а!
— Ам!
— Не-ет! Я-я-я-а-а-о-а-а ве-рю в Него!
— Ага… Ам!
— Я-а-а-а! … я правда в Него верю, тебя разжалуют, сволочь, если ты съешь верующего!
— Как же, как же! Веруешь? И с какого момента? С локтя или плеча?
— Я всегда верил в Него! Я верил в гармонию, верил в справедливость, верил в рай, верил в благодать, верил в ад, верил в наказание за грехи и вселенскую милость Спасителя!
— Тьфу, твою мать! Какой ты вонючий ублюдок! — слепая поморщилась, так как будто ее сейчас затошнит, и пару раз дернулась, изобразив рвотные позывы. — Ну, почему мне всегда достаются именно такие! Вот моя подружка Изабелла кушает спортсменов. Ей гораздо легче: и мяса больше, и гадостей говорят меньше, и еще кайф от анаболиков. Прямо конфетки с сюрпризами!
Слепая зажмурилась и замечтала…
— Ты не можешь съесть верующего, — прошипел, преодолевая адскую боль, Рассел, — я верую в нашего Господа, ты тварь!
Слепая посмотрела на него проникновенным взором.
— Вот еще один абсолютный козел, — сказала она, — ну, ладно только ради любопытства. Только сначала еще кусну… Ам!
— А-а-а-а-а! — у Рассела вывалились глаза от боли, он с ужасом смотрел на свою мучительницу.
— Пошли, мудак, сейчас проверим, во что ты веруешь. Подожди… Еще кусну на дорожку… Ам!
Слепая повела недоеденного Рассела куда-то по космосу. Философ уже потерял правую руку с плечом и ногу до коленного сустава.
— Значит, так, — сказала немая, — сейчас я покажу тебя Аргусу, он задаст тебе несколько вопросов. Если сумеешь на них ответить, то в таком виде отправишься на выбор либо в ад, либо в рай. Если нет…
— Надеюсь, что тебя стошнит, сволочь! — прошептал Рассел одними губами.
— Я ведь могу и передумать, если будешь ругаться.
— О нет, прекраснейшая!
Слепая кивнула и откусила колено.
— А-а-а-а-а-а!
— Это чтоб ты не расслабился. Продолжим после!
— Итак, Рассел. Что привело сюда такого великого скептика, как ты? — спросил Аргус.
— Я не скептик. Признаюсь, я писал мерзкие книги, полные лжи и атеизма. Я отрицал вселенскую милость Господа нашего и утверждал… что Его нет. Но я успел раскаяться в своих грехах. Перед смертью меня посетил отец Фергенсен, пастырь англиканской церкви, и я принял святое Евангелие, причастился и покаялся во всех своих грехах!
— Это правда, — сказал Аргус, — я вот думаю, куда тебя определить. Нет, скорее всего в геенну огненную… В рай не получается.
— Лучше туда, чем к этой плотоядной стерве!
— Эта стерва — моя сестренка.
— Простите, великий Аргус!
— Не стоит. Она действительно редкостная стерва… Ладно, я задам тебе три вопроса. Если ответишь правильно, то отправишься в ад. Если нет, то извини, Рассел…
— Я отвечу, великий Аргус!
— Хотя бы на половину одного. Итак, первый! Где начало конца?
В голове Рассела, как в компьютере, полетели философские формулы, он быстро нашел ответ.
— Первопричина всех причин есть Бог. Так как любое следствие имеет причину, значит, есть причина причин и первопричина всех причин, необходимая для движения вселенной. Следовательно, это и есть начало бесконечности!
— Угу, а конечности?
— А конечности нет, великий Аргус! Вселенная бесконечна!
— Ох… — Аргус вздохнул и посмотрел куда-то в сторону… — ладно, вторая попытка.
— Как?!
— Вселенная конечна, Рассел. Бедный Рассел!
— Не может быть??!
— Итак, второй. Что есть первопричина?
— Бог! — Рассел просто заорал.
— Опять неверно.
— Как?!
— Трудно вам объяснить, но Бог не может быть первопричиной. Вселенная беспричинна.
— То есть Бога нет??! — пораженный атеист Рассел забыл на секунду о своих откушанных ноге и руке.
— Есть, но не Он ее создал, а она Его на самом деле.
— К-а-а-а-а-а-ак?! — возопил Рассел.
— Бездна… — шепотом произнес Аргус.
— Бездна… — прошептал Рассел, — как я мог забыть!
— Ладно, третий вопрос, самый легкий. Откуда ты взялся?
— Я…
— Подумай, это последняя попытка.
Рассел задумался.
“Курица—яйцо, что раньше, с точки зрения диалектики… с точки зрения материализма… с точки зрения… с точки зрения…”
Он думал почти бесконечность.
— Ладно, — Аргус устал ждать, — у меня еще посетители. Отправляйся пока в ад и додумывай ответ.
Так Бертран Рассел и думает над ответом до сих пор, жарясь потихоньку в геенне огненной. А ответ простой и абсолютно не философский. Но ни один из философов в мире никогда на него не ответит.