Опубликовано в журнале Урал, номер 9, 2004
Петрушкин Александр Александрович — родился в 1972 г. в Челябинске. Учился в Челябинском институте культуры. Публиковался в журналах и альманахах “Уральская новь”, “Аврора”, “Урал”. Автор сборников стихов “Оборотень”, “Улитка дыхания”, “Флейта Искариота” “Рекпол”. Частный предприниматель. Живет в Челябинске.
***
По — рыбьей чешуей
укрывшейся — столице
мы меряем себя,
болотным сапогом
Черпаем слово, но …
пора остановиться …
гляди скорей: по небу,
за нами идет бог.
Натянута струна —
и кажется, что тройка
давно развезена
на зябких воронках
по тем слепым домам,
где — что кричат — негорько …
и где кипит в стаканах
балтийская вода.
Чинарик докурив,
добей стакан с портвейном.
Нам совесть — на беду:
толченый анекдот
меня терпел как жизнь,
как вилы в тили-тесто,
чтоб мы кривили черный
беззубый хора рот.
На сурдопереводе —
замри, поранив небо.
Не бойся, а просить
корявою строкой —
нам как-то не в язык:
а боги мимо тела,
а лужи прячут лица
под жестяной ногой.
Мы спим с тобой, птенец,
устав от пьяных лавок,
Иуда поспешает
в Исакия собор,
где он сыграет в прятки,
а до утра растает
и истечет, как ангел,
из незабитых пор.
Под кожею твоей —
тобой несжатый пепел
снимает посекундно
свободы урожай.
Мы сбудемся, коль время
не упадет до встречи
на этот лед дощатый
сквозь кружевную шаль.
Мы дышим неспеша
и оседает сажа:
картавой речью нам
не прорасти в пожар,
чья участь частью стать
незримого пейзажа,
где сфинкс песчинке вслед,
век восклицает “Жаль!”.
И так — изнанкой крыш
мы проникаем в семя
твоих холодных рыб
в абракадабре снов,
и так идем на дно,
где нам оставит время
две крохи на столе
и каменный засов.
***
это наступает на лапти осень плюс
стремятся воды в тело которое минус
все птицы летят на Север который Юг
это на твоем жестком шебуршится вирус
это в Челябе крест накрест летят дожди
и конунг отпускает котов на войны
некто тот который сидит в тени
не видит разницы между письмом и бойней
в бойнице Йорика или Гамлета королева
пишет странные вещи или дрянной ботаник
блядует слева вправо — или как идиш — справа налево
впрочем это уже в коллекции был бы чайник
а мозги вскипятят речью почти любого
кто решит понимать то что понимать не стоит
но это слова уже не твои а того другого
который дрожит рядом с печью которая воет
это почти слова без логопеда
не обойтись поскольку снежная крошка
это твои сочельник имам и веды
пара книжек каблук таежная мошка
это почти привычка подниматься мимо
летать как гусеница после ненадежной смерти
только дата дарит повод для пантонимы
надраться выше ушей на последней трети
все птицы летят на Север который Юг
стремятся воды в тело которое вирус
это наступает на лапти осень плюс
на твоем жестком минус
Низкая вода
То и говори что непонятно — пишешь как НС из Н.Тагила
Двух Туренко в небе не бывает — распечатай тело и заплачешь
Посмотри как плавают трамваи в самой распоследней из небесных
Неимперий — этими ль волнами воздух нас закинет в вертикали
Ангелов и прочего — не Риму траекториям твоим я шлю приветы
Если замечаешь — значит встрянешь в разговоры между черной ямой
Низкою водою в которой ангел тихо отразившись пролетел
Так и жил бы черно-белой солью протекая тонкие ладони
Сохранив для неба диалекты этой неприкаянной болезни
Наши речи внятные немногим плавленый сырок под воскресенье
Черствые сухарики меж крыльев тающих на солнце под водою
Ледяною кромкою пройдешься и чирикнешь как новорожденный
Догорят слепые наши речи
Полетишь прозрачным чик-чирик
***
Ты проснулся беременным — значит прыщи все исчезли:
Это просом весна рассыпается по полу. В пол-
Шестого почувствуешь, как пошевелится (сын ли?
Дочь?), обнимет тебя изнутри. Ты положишь на стол
Две сухие ладошки, обнимешь потерянный воздух,
Ощущая иглу, что тебя разгибает насквозь.
Ты проснулся беременным. Все остальное — неврозы.
И ты слышишь, как их (там, в тебе) оплавляется ось.
***
Я спал со смертью,
играл с ней в кости
своих друзей,
приходил с ней в гости
к тебе. Если ты
уходила на —
я глядел тебе вслед
и не видел дна.
Поиграв с тобою
в такие игры
я ждал младенца —
его родили
незнакомые люди
в такой пустыне,
где язык скорей никакой,
чем синий.
Я одним морозом
дышал со смертью
и когда шел пар
из ноздрей их, дети
обретали невинность
в его засосах
и чертили путь
из облома в посох.
Я с виной расстался
Поспав со смертью,
расчесал ей косы
и заплел их в петлю.
И глазел из нее
на чужое время,
где росло из меня
(вырастая) семя.