Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2004
Владимир Денисов — родился в Свердловске. Служил в армии, работал водителем троллейбуса, художником, журналистом. Член Союза писателей России. Его поэтические книги выходили в Свердловске, Москве, на Сахалине и в Уфе. Стихи публиковались в “Урале” “Уральском следопыте”, “Литературной учебе” “Нашем современнике”. С 1993 г. живет в Уфе.
Муза
В этой фазе вращенья земли,
На полночных долготах планеты
Бизнесмены считают рубли
И скрипят авторучки поэтов.
Где-то поздний трамвай голосит,
Проседают колеса на стыках.
Тихо-тихо любимая спит —
Ну и снов ей хороших и тихих!
Спит береза в морозном окне,
Спит, печаля израненным телом…
Каждой ночью приходит ко мне
Невеселая девочка в белом.
И в нехитрой своей красоте
Мне она не печаль, не обуза,
Состоящая в дальнем родстве
С музой Блока и пушкинской музой.
Я пишу, что трамвай голосист,
Что береза стоит оробело…
И всю ночь у окошка стоит
Невеселая девочка в белом.
Ван Гог начинается
…Горный мел,
В нем цвет и глубина,
В нем тепло земли и холод неба.
Что нам ваши нежные тона,
Если жизнь черства, как корка хлеба!
Горный мел на гипсовых богинь
Я не тратил и не стану тратить.
Лучше уж
На потаскух нагих,
На картофель
Их нехитрых трапез.
Вы крестьянский видели обед?
Лица из угля, а не из ваты!
Гипсовых людей на свете нет,
А живые люди — грубоваты.
В этих людях — тоже красота,
Надо, чтоб они узнали это…
На квадрате серого листа
Происходит таинство портрета.
Этой же рукой, которой он
Набросал крестьянку на листочке,
Некогда изящный Аполлон
Был разбит на мелкие кусочки…
Стихи
А там, в Москве, в пучине мрака,
В шинели он смотрел на свет,
Не понимавший Пастернака
Суровый жесткий человек.
Наум Коржавин
В разбухарившихся газетах,
В журналах, руганных зело,
Стихи неизданных поэтов
К нам проступают тяжело.
Они похожи на паяца,
Который тем и знаменит,
Что как-то раз не убоялся
Царя в убийстве обвинить.
От их надтреснутого слова
Не защищали до конца
Ни кунья шуба Годунова,
Ни френч недавнего “отца”.
Они верны другим заветам
И не меняют образа,
Как эти смелые газеты,
Что смотрят преданно в глаза…
***
Стучат соседние века
В пустую душу человека…
Растекся Пушкин,
Как река,
В стихах Серебряного века.
С тех пор поэзия нища:
То тела нет, то духа мало.
Душа страдает, путь ища
Во тьме
Вселенского кошмара.
Она рубцовскою строкой
Сквозь мутный символ Кузнецова
У мира просит:
Успокой
Недоклассическое слово.
Верни ему живую плоть,
Вложи в него холодный разум,
Чтобы всевидящий Господь
Нам подмигнул веселым глазом.
Чтоб не устал он
Мир любить,
В каком страдают человечки,
Чтоб смог кого-то
Наградить
Слепым свинцом у Черной речки…
Жизнь
Россия!
Как сладко весной
На гальке прибрежной усесться,
У малой излуки речной
Проматывать в пуговки детство.
А в юности — жить за двоих,
Зачеты сдавать и бутылки,
В автобусах низких твоих
Держать потолок на затылке.
В армейских шагать сапогах,
Вносить чье-то имя в наколки,
В высоких твоих поездах
Разглаживать верхние полки.
Бессонно — аж веки болят! —
Подслушивать каждый твой шорох
В твоих широченных полях
И в узких твоих коридорах.
А в старости, жизнь вороша,
Над песней гореть лебединой
И знать, что, уж если п р о ш л а, —
На этой земле, на любимой…
***
Россия, небесные своды,
Родные мои соловьи!
За давний глоток несвободы
Отдам половину любви.
Другую отдам половину
За близость далеких морей,
За то, чтобы дочке и сыну
Не знать несвободы моей.
Но что-то тускнеют скрижали,
Туманна
России судьба…
Не слишком ли крепко нажали,
Выдавливая раба,
Купив на чужую монету
Начало иного пути, —
Поскольку того, чего нету,
У нас невозможно найти…