Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2004
“Завесть железный завод…”
Невьянск, небольшой старинный уральский городок… Есть что-то притягательное в его названии; произносишь, и кажется, всплывают в памяти давно забытые картины, веет из глубины веков заводским дымом, с великим шумом по водостокам бежит вода, стучат молотовые и льется на землю расплавленный металл.
Предыстория Невьянского завода началась летом 1696 года. Сибирский приказ потребовал от верхотурского воеводы сообщить, “в которых местах камень-магнит и железная добрая руда” имеются. Повеление было исполнено быстро; уже в январе следующего года воевода написал в Москву, что “камень-магнит” нашли у реки Тагил, а железную руду — на реке Нейве.
Образцы руд вначале испытали верхотурские кузнецы, а затем столичные мастера. Кроме того, “камень-магнит” был даже отправлен в Голландию. На испытаниях уральская руда получила самую высокую оценку, и правительство приняло решение строить завод.
И отправились на Урал мастера, кто в телеге, а кто пешком в поисках “пригожего” места. Сошлись во мнении строить завод у пустоши возле деревни Федьковки в 20 верстах от Краснопольской слободы. Лучше места не найти: здесь “для железного заводу… плотину построить мочно и угодно”. Неподалеку находилась судоходная река Чусовая.
Так было намечено место для будущего Невьянского завода.
Но время идет, а дело не движется. Вновь мчится на Урал курьер с царским указом “построить и завесть большой железный завод” и “лить пушки и гранаты и всякое ружье”, а также “на том бы заводе делать и лить железо… для продажи в разные города”.
В 1699 году начались работы по “заготовлении лесу для строения железных заводов… и строении изб мастеровым”. Ответственным за строительство нового завода был назначен верхотурский воевода. Расчистку места вели крестьяне из окрестных деревень и слобод.
После того, как подготовительные работы были закончены, возникла надобность в специалистах-металлургах. Мастеров, знающих горное дело, набирали на подмосковных заводах. Их вызывали в Москву и, проверив умение “лить железо связное, прутовое и дощатое”, отправляли на Урал.
Был выпущен соответствующий указ: “В 1700 году генваря в 19 день (Великий Государь) указал мастеров з женами и з детьми для железных заводов послать на Верхотурье, а с Верхотурье в те места, где железным заводам быть пристойно… А на тех заводах горн и домну, и всякие снасти, что на те заводы надобно, построить, а построя, из руд из магниту железо плавить…”.
14 марта 1700 года на строительство Невьянского завода приехали первые мастеровые. История сохранила нам их имена: доменные мастера Яков Фадеев и Филипп Дементьев, меховой мастер Иван Янвер.
Наряду с мастеровыми из центральной России на строительстве продолжали работать местные жители. “Ведать и надзирать” за возведением завода был назначен верхотурский служивый человек Михаил Бибиков. С 16 марта мастерам и крестьянам, занятым на стройке, стали начислять оплату. Именно март 1700 года следует считать непосредственной датой начала возведения Невьянского завода.
Прошло уже триста лет, а до сих пор вызывает удивление стремительность и быстрота взлета уральской металлургии. Но этот взлет был подготовлен всем XVII веком. К тому же удалось соединить три истока: местный опыт рудознатцев, кузнецов с опытом металлургии центра России, а также с иностранным опытом. Слившись воедино, они положили начало мощному промышленному развитию Урала.
Произошло это как нельзя вовремя. Россия переживала трудные времена. Началась война со Швецией, не хватало орудий и боеприпасов. Как сообщал один из документов: “Ныне, в случае сей… со шведами войны, железо не возят,.. которое сыскалось… в цене зело поднялось, и сыскать его… трудно, а Московских. Тульских… и прочих заводов железа хрупки… и тем в промыслах воинских… многая чинилась помеха и остановка”.
Рудные запасы Урала могли спасти положение. Начав строительство Невьянского и Каменского заводов, правительство сделало первый шаг в этом направлении. Решению этой задачи придавалось первостепенное значение. В своих планах создания флота, армии и современной промышленности правительство и лично Петр I отводили Уралу видное место. Не случайно Невьянский и Каменский заводы стали своеобразным символом петровских преобразований.
На первых порах не все складывалось гладко. Невьянский и Каменский заводы одновременно надо было снабжать материалами, рабочей силой, что порождало очень много неудобств. Особенно ощущалась нехватка мастеров. Так, единственному плотинному мастеру Ермоле Яковлеву было предписано работать на обеих заводах “буде возможно”. В результате, пока Ермола трудился на сооружении плотины Каменского завода, стояло дело в Невьянске. Как говорилось в одном из документов, остальные мастера “ни в какое дело без плотинного мастера не вступали”.
При этом, если строящийся Невьянский завод находился в ведении верхотурского воеводы, то всеми делами на Каменском заводе руководил тобольский воевода. Это соперничество не всегда шло на пользу делу. По приказу тобольских властей часть мастеров и крестьяне Тобольского уезда были отправлены на строительство Каменского завода.
Между тем, война со Швецией набирала темп, и из Москвы требовали скорейшего пуска завода и присылки металла, так как “за нынешним воинским случаем… железа в привозе нет”. Недовольство вызывали долгие темпы постройки.
Задержку в пуске предприятия правительство вменяло в вину управителям завода. “Нерадением и многими сварами и крамолами приставников (управителей) чинилось доброму и полезному делу остановка”.
В 1701 году новым руководителем строительства Невьянского завода был назначен московский мастер Семен Викулин, знавший толк в горном деле. Ознакомившись с делами, Викулин потребовал от верхотурского воеводы в дополнение к имеющимся мастерам еще работников, а именно: плотников и каменщиков для сооружения домны и установки чана для литья пушек. Кроме этого, заявил, что на заводе отсутствуют многие необходимые припасы.
Удовлетворить эти требования воевода не мог при всем желании. Верхотурье само нуждалось в опытных мастерах. Кроме трех плотников, четырех каменщиков и трех учеников, послать было некого.
Вскоре Викулин потребовал еще 2000 работников. На этот раз воевода принял экстренные меры. На стройку вновь стали сгонять крестьян, а за ослушание грозили “бить… кнутом нещадно”. Работать они должны были “беспременно”, то есть не сменяясь до конца строительства.
Казалось, что дело сдвинулось с мертвой точки. Новый плотинный мастер Петр Павлов присмотрел подходящее место для сооружения плотины и с помощниками занялся заготовкой леса. По его просьбе верхотурский воевода отправил на завод 200 человек с топорами и веревками, 500 человек с топорами и лопатами и еще 300 человек с лошадьми и телегами. Было заготовлено оборудование, созданы запасы дров и угля. В мае 1701 года присланные на завод крестьяне начали копать котлован под плотину и бить сваи на реке Нейве.
Возведение плотины было важным, но трудоемким делом. После определения места для ее строительства по всей длине отрывали ров до твердого камня, глубиной ниже дна реки. По краю рва, обращенного к пруду, вбивали два или три ряда свай. На сваи уступами настилали реж (бревенчатую решетку), перекладывая места соприкосновения со сваями мохом и забивая промежутки глиной. Реж выводили и по краю, обращенному к заводу. При этом мастера оставляли отверстия для ларевого и вешнякового прорезов.
Основным рабочим элементом плотины были водяные лари. По ним вода из пруда поступала к колесам механизмов. Ширина ларей составляла 1—1,5 м. Вешняковые прорезы предназначались для спуска из пруда лишней воды.
Под прорезами режи выводились во всю длину плотины. Затем ров забивали глиной, трамбуя ее слоями. После возведения корпуса плотины со стороны пруда насыпали глиняную отсыпь. Ее верхний край приходился на середину высоты тела плотины.
Одновременно с плотиной мастера возводили доменную печь, помещение для молотовых, угольные сараи. Вокруг строились избы для мастеровых, которые будут работать на заводе. Возводились подсобные помещения.
Неожиданно осенью на стройке возник конфликт. Плотинный мастер Петр Павлов “сделался противен и непослушен”. На допросе у воеводы он сообщил, что его сдерживает “остановка и всякая поруха”, возникшая из-за того, что доменный мастер Филипп Дементьев в самое неподходящее время отозван на Каменский завод. Другой мастер, Яков Фадеев, уехал после того, как Викулин продержал его в тюрьме. В довершение всех бед в начале октября 1701 года случился пожар, после чего завод, по словам современника, остался “покинут, пуст”.
А из Москвы одна за другой шли грамоты, требовавшие скорейшего пуска завода. В августе 1701 года было приказано “для опыта пушек и фузей, и железа, и уклад, сколько возможно, наделать и по осеннему и зимнему путям прислать к нам”.
Дело кончилось тем, что верхотурский воевода потребовал вернуть доменного мастера, и тот в ноябре прибыл на завод.
Стройка завершалась в беспощадном темпе. В декабре доменный мастер сложил в домне горн. Спешно завершалось оборудование помещений для выковки железа, на склады была привезена первая партия железной руды.
Наступило торжественное событие — пуск завода. Даже официальный документ пронизан пафосом и значительностью этого факта: “Милостею божьею и твоим, в. г. ц. и в. к. Петра Алексеевича, счастием, а нашею, холопей твоих, к тебе, в. г., службою и всеусердным радением твоим, в. г., Верхотурские железные заводы в совершенство приведены, и руда в домну засыпана декабря 11 числа, и мехи дуть почали, а из домны чугун пошел декабря в 15 день”. Эта дата — 15 декабря 1701 года — и считается днем основания Невьянска.
Мастер Яков Фадеев получил первый чугун, а спустя три недели Семен Петров и Аверкий Тумаков выковали первое железо. Это было поистине историческое событие. “Строитель завода Семен Викулин… не забыл об этом записать, а то мы бы и не знали, кто починал наше железко, коим весь край живет столько годов… тут много зорких глаз да умелых рук требовалось”, — писал Павел Петрович Бажов.
В январе 1702 года первое невьянское железо с торжественным рапортом Петру I отправили в Москву на экспертизу. В этом же донесении верхотурский воевода сообщал о планах по дальнейшему использованию нового завода. А планы были грандиозны: предполагалось выстроить вторую домну, сделать “вертельню”, чтобы сверлить пушки, и поставить третью молотовую фабрику. “Можно учинить и держать ево полным и большим заводом… и всяким железом… Московское и Сибирское государство полнить”.
Трудно судить, осуществимы ли были эти планы. Во всяком случае, уральская руда позволяла надеяться на большее. После трех экспертиз в столице сделали вывод: невьянское железо “мягкостью лучше свейского (шведского) самого лучшего железа”. Пока же новый уральский завод по своим размерам и технологии производства мало чем отличался от заводов центра России.
И тут произошло одно знаменательное событие, в корне изменив всю судьбу Невьянского завода.
Демидовы: кузнецы, заводовладельцы, дворяне.
В 1702 году Сибирский приказ получил челобитную: “…бьет челом тулянин, оружейного и железного дела мастер Никита Демидов: на Туле де у него железные заводы… а ныне по именному указу около Тулы дубовых лесов… рубить не велено и… на заводах чинится остановка: великому Государю пожаловать бы его, Демидова, велеть с Москвы отпустить в Сибирь на Верхотурские железные заводы и на тех заводах воинские припасы лить”.
Никиту Демидову давно влекли богатства Урала. Еще несколько лет назад, исследуя привезенную железную руду, Демидов убедился в высоких качествах металла. Теперь же, когда завершилось строительство Невьянского и Каменского заводов, тульский кузнец принялся просить один из них.
Просьба Демидова никаких затруднений не встретила. Возможно, потому, что мастер был лично знаком с царем и числился у него в большом почете. Но громче за него говорило его мастерство: Никита Демидов считался одним из лучших оружейников и кузнецов Тулы, а значит, и России.
4 марта 1702 года Петр I поставил свою подпись под указом о передаче Невьянского завода новому владельцу “для снабжения артиллерию всякими военными припасами”, то есть пушками и мортирами, фузеями и ружьями, а также железом. Поскольку сам Демидов был занят в Туле срочным заказом, для приема нового завода он отправил своего представителя — приказчика Емельяна Ксенофонтова. Он и принял завод “на ходу” в мае 1702 года.
“Неусыпное иметь бы тебе радение, чтобы… пушки, мортиры… и кованого железа изготовить… сколько возможно… чтобы воинские промыслы… не восприняли остановку… И для того вящее приложить к тому делу тщание” — такое пожелание было высказано новому владельцу Невьянского завода.
Никита Демидов был поставлен в трудные условия: необходимо было доставлять на завод железную руду и древесный уголь, оплачивать труд мастеровых и крестьян по существовавшим расценкам. После выпуска продукции надо было позаботиться о ее доставке водными путями в Москву и Петербург, где состоится ее продажа.
При этом Никита Демидов за пять лет должен был расплатиться с казной, а стоил завод ни много ни мало 11 887 рублей 95 с половиной копеек. Кроме этого на заводчика ложилась большая ответственность: во время войны со Швецией, при острой нехватке своего металла и трудностях ввоза заграничного, нужно было обеспечить армию всем необходимым. Надо отдать ему должное, Никита Демидов блестяще справился с этой трудной задачей. Не за пять лет, а за три года расплатился он с казной, поставляя “воинские припасы”.
Интересно, что первоначально в документах Никита Демидов именуется уговорщиком. Передача завода в частные руки не означала устранения правительства от руководства предприятием. На некоторые виды продукции Демидов получал заказы, которые имели характер предписаний или указаний. На первых порах Сибирский приказ участвовал в подборе кадров для завода.
Новый хозяин оправдал ожидания правительства. В 1709 году ему было “велено на Невьянских железных заводах за литье и за поставку к нынешнему воинскому случаю военных припасов быть комиссаром, и ведать ему на тех заводах мастеровых и работных людей и крестьян всякою расправою и управлять всякое заводское дело и воинские припасы готовить”. Чин комиссара (чиновника, по поручению правительства ведающего заводами) укрепил и расширил привилегии заводчика.
Дальше — больше. Последовали новые указы, поставившие Никиту Демидова и его потомков в исключительно выгодные условия. Энергичный кузнец завязал полезные связи с сильными мира сего. Доверительные отношения связывали его с Петром I. Об этом говорит следующий факт.
В августе 1722 года во время персидского похода император прислал письмо Никите Демидову: “Демидыч! Я заехал зело в горячую сторону, велит ли Бог свидеться? Для чего посылаю тебе мою персону: лей больше пушкарских снарядов и отыскивай по обещанию серебряную руду”.
“Персона” — миниатюрный портрет государя, оправленный в золото и украшенный бриллиантами — слишком дорогой подарок для простого кузнеца. Им Петр I жаловал только за выдающиеся заслуги перед государством в военных или гражданских делах. Так Никита Демидов оказался в одном ряду с вельможами и генералами.
Несомненно, покровительство Петра I сыграло определенную роль в судьбе первых Демидовых, но в большей степени успехи в предпринимательской деятельности стали следствием знаний и энергии самих заводчиков и мастерства работных людей.
Об основателе рода Демидовых написано довольно много, и нет смысла повторяться. Замечу, что это действительно был удивительно талантливый человек, искусный кузнец, оставивший о себе память своими делами.
К концу жизни Никите Демидову принадлежало несколько заводов в центре России и на Урале. По свидетельству современников, его ежегодный доход достигал 100 000 рублей, сумма по тем временам весьма значительная. Впрочем, потомки по размеру своего состояния и уровню доходов далеко превзошли основателя своего рода.
Никита Демидов всего на несколько месяцев пережил петровскую эпоху: он умер 17 ноября 1725 года и был погребен в Туле под папертью церкви Рождества Христова, известной еще под названием Демидовской. Его имя навсегда вошло в историю петровской России.
В XIX веке часто публиковался следующий исторический анекдот.
Генерал-адмирал граф Апраксин сказал как-то Петру I:
— Хорошо, если б у тебя, государь, было человек десятка два таких, как Демидов.
— Я счастливым бы себя почел, — отвечал царь, — если б имел таких пять, шесть или меньше.
Может быть, это лучшая характеристика жизни и деятельности Никиты Демидова.
Что же собой представлял Невьянский завод в начале XVIII века?
Сохранился интересный документ — “Описная и отдаточная книга Невьянского завода”, зафиксировавший процедуру приемки предприятия новым хозяином. В нем описаны основные производственные помещения.
Плотина, имевшая в длину 101 сажень (214 метров), была оборудована вешняками и большим ларем с брусьями. Под сильным напором вода проходила через ларевые отверстия плотины и вращала огромные водяные колеса, которые, в свою очередь, приводили в движение оборудование заводских цехов.
Неподалеку находилась караульная изба. Возле плотины была выстроена домна, около нее — амбар, в котором было подготовлено место для второй доменной печи. Для мастеров, подмастерьев и работных людей была построена доменная изба, а также изба для всякого рода припасов.
В молотовых амбарах находились “вал боевой, чем молот подымают”, молотовой стан, чугунная наковальня весом в 41 пуд, два горна, мехи. Рядом расположились два угольных сарая и кузница, где ковали инструмент ручными молотами. Напротив кузницы разместились изба для сушки леса и три сарая для выделки кирпичей.
Кроме производственных зданий в передаточных книгах были описаны постройки служебного и бытового назначения. Это “государев двор” с двумя домами, где жили приказчики, “большая”, “белая” и “черная” избы, сарай, баня, погреб, конюшня. Отдельно были выстроены десять изб для постоянных рабочих и три для приезжих.
Наряду со строениями в передаточных книгах отмечена готовая продукция: 34 278 пудов чугуна и 4 несверленые пушки, а также небольшие запасы руды, дров, угля.
Невьянский завод того времени по своему масштабу и техническому состоянию мог быть приравнен лишь к средним заводам центра страны. Нужна была воля Петра, настойчивость и упорство Демидовых, трудолюбие и смекалка мастеров, что бы с течением времени завод пришел в “совершенное состояние”.
Осенью 1702 года на Урал “для досмотру новопостроенных железных заводов” был послан глава Сибирского приказа Андрей Андреевич Виниус. Необходимо сказать несколько слов об этом человеке.
Голландец по происхождению, Андрей Виниус, выполнив ряд дипломатических поручений и показав при этом известную ловкость, привлек внимание молодого царя. Петр I сделал Виниуса своим доверенным лицом: через него приобретались заграничные покупки, книги и сведения о жизни королевских дворов и европейской политике. Между ними проходила оживленная переписка: Петр писал своему помощнику из-под Азова, из Воронежа и во время своего первого заграничного путешествия.
России нужны были предприимчивые люди, и Андрей Виниус оказался одним из них. “Человек умный и состояния доброго” — так писал о нем историк петровской эпохи Б. Куракин.
В 1694 году Андрей Виниус получил Сибирский приказ, ведавший строительством первых уральских заводов. Одновременно с этим он был назначен начальником Пушкарского приказа.
Не ограничившись ролью стороннего наблюдателя, в 1702 году Виниус собрался в дорогу. Вместе с ним выехал целый штат подъячих и провожатых “для рассылки и осмотру… по разным местам железных руд”. Побывав в Тобольске и на Каменском заводе, в ноябре того же года Андрей Виниус прибыл на Невьянский завод.
Представителя Петра I встречал сам хозяин Никита Демидов. Виниус от имени царя задал ему десять вопросов. Основная их цель: узнать, что нужно для того, чтобы завод давал “довольное” число продукции. Вопросы касались как производства (увеличение количества продукции, разнообразие ее видов, приобретение рабочей силы), так и повседневных нужд заводского поселка (строительство и содержание церкви, устройство ярмарки). В них сказались надежды и ожидания правительства, связанные с деятельностью Невьянского завода и именем Демидова.
Вопросы были заданы 30 ноября, а уже 1 декабря Никита Демидов представил обстоятельные ответы. Проанализировав все недостатки, заводчик дал конкретные предложения по улучшению деятельности завода, качества продукции, о наборе мастеровых.
И как результат обсуждения заводских дел, Виниус составил “Память Никите Демидову”. Хотя ее автором был глава Сибирского приказа, но написана “Память” по указу Петра I. Этот документ, состоящий из десяти статей, надолго определил судьбу Невьянского завода.
В нем, как и в предыдущих грамотах и указах, звучит основное требование: железа! Быстрее, больше и лучше железа! Одна надежда на Урал, где “заводы у таких построены добрых руд, каковы по всей вселенной лучше быть невозможно”.
Это — главная задача, поставленная перед Никитой Демидовым. Он должен был расширить заводское дело на Урале “во умножение всякого железа, крупного и мелкого оружия… чтоб всегда в достатке было”. А чтобы не было недостатка ни в мастеровых, ни в сырье, “владеть ему лесами и землями, угодьями всякими во все стороны по 30 верст”.
Десять статей Виниуса должны были стать руководством для Демидова, который обязан читать их “почасту”. Позднее Петр I своими указами подтвердил положения, изложенные в “Памяти Никите Демидову”.
В январе 1703 года к заводу были приписаны Аятская, Краснопольская слободы и село Покровское. Теперь жители этих слобод должны были выполнять различные заводские работы — добывать руду, рубить лес, жечь уголь, а заводчик за них платил подати, но не деньгами, а железом. Также Демидов получил право суда над приписными крестьянами.
Невьянский завод оказался во главе довольно обширной территории со многими населенными пунктами. В селах и деревнях насчитывалось около трехсот крестьянских дворов и более тысячи душ мужского пола.
Здесь появляется еще один герой нашей истории, благодаря которому Невьянский завод стал “превосходнее протчих”.
Летом 1702 года в Невьянск с группой мастеров выехал старший сын Никиты Демидова Акинфий. С этого времени именно он становится фактическим руководителем нового предприятия. Личность своеобразная, уникальная, с его именем связано развитие промышленности в нашем крае.
“Безжалостный делец”, “хищник”, “эксплуататор” — эти и подобные характеристики Акинфия Демидова можно встретить в исторической и художественной литературе прошлого века. Несомненно, Акинфий был сыном своего времени, когда человеческая жизнь ценилась не слишком высоко. И все же его портрет нельзя рисовать только черными красками. За несколько лет почти на пустом месте создать промышленную державу не каждому по силам.
Совсем еще молодым человеком, в возрасте 24 лет, прибыл Акинфий Демидов на далекий Урал. И развернулось в крае горное дело: поиски минералов, исследование образцов руды, строительство заводов, поставки продукции. Демидовское железо под маркою “старый соболь” ценилось не только в России, но и за границей. Цифра “25 заводов” поражает воображение и в наши дни. Ведь эти заводы нужно было не только построить, но и обслуживать: добывать руду, жечь уголь, обновлять оборудование, содержать мастеровых, платить им за работу, обеспечить сбыт продукции.
Будучи когда-то кузнецом, Акинфий Никитич знал в совершенстве горнозаводское дело и сам наблюдал за деятельностью своих заводов. Начальник горного ведомства де Геннин не преувеличивал, когда говорил: “Такого в заводском деле искусного человека едва сыскать можно”.
Такой знающий, энергичный, предприимчивый человек нуждался в подобных же помощниках. Кто были те мастеровые, которым Невьянский завод обязан своей славой?
Большинство мастеров, работавших на сооружении завода, разъехалось после его пуска. Вопрос формирования рабочей силы стал одним из самых важных для Акинфия Демидова. Приписные крестьяне Аятской и Краснопольской слобод, села Покровского выполняли подсобные работы, в основном заготовку угля. Нужны были мастера, сведущие в заводском деле.
Руку помощи Невьянску протянула Тула. Часть мастеров Демидовы перевели со своего тульского завода. Они составили основу квалифицированных кадров Невьянского завода.
Еще в мае 1702 года на Урал отправились пушечный мастер Степан Баташев, который “может лить всякие пушки по чертежам и размер пушечный знает”, доменный строитель Степан Трегубов, помощники Петр Харитонов и Никита Пантелеев. Весной и летом 1703 года к ним присоединилась новая группа мастеровых.
В подборе заводских кадров Никита и Акинфий Демидовы обращались за помощью к Петру I. Например, в 1716 году царь, посетив Олонецкие заводы, распорядился прислать Демидовым нужных им мастеров. Так на Невьянском заводе появились доменщик Федор Казанцев и дощатый мастер Плечев.
Довольно пестрым было население демидовского Невьянска. Помимо приписных крестьян и тульских мастеров шли на завод старообрядцы, “гулящие люди”, рекруты, беглые крестьяне, солдаты, каторжники. Одни из беглых спасались от “хлебной скудости”, другие — от “пожарного разорения”. Эти люди обживали пустынные ранее земли, искали руду, мостили дороги, строили заводы, плавили металл. Именно они вложили первый камень в основание демидовской “горной империи”.
По переписи 1717 года среди жителей Невьянского завода значились пришлые из Москвы и Тулы, Архангельска и Нижнего Новгорода, с Волги и из вотчины Строгановых. Немалую долю населения составили уроженцы окрестных слобод, пришедшие наниматься на работу на демидовский завод.
Еще сто лет назад по названиям улиц Невьянска можно было проследить исторические корни его жителей. Например, на Большой и Малой Московской жили выходцы из Москвы и Подмосковья, на Тульской — потомки демидовских мастеров. Фокинскую, Шуралинскую, Быньговскую улицы заселили крестьяне из окрестных сел и деревень. И ныне эти улицы тихи и спокойны, как сто, двести и триста лет назад. Проходишь мимо красивых каменных особняков, аккуратных деревянных домиков мастеровых, и кажется, будто время остановилось.
Но вернемся в XVIII век. В 1703 году вешние воды прорвали земляную плотину. Летние “великие дожди” не позволили быстро ликвидировать аварию. Вследствие этого плавка в домне прекратилась, молотовые стояли в бездействии.
Только в следующем, 1704 году Невьянский завод был отремонтирован: демидовские мастера подняли, расширили и укрепили плотину, построили новую домну, соорудили молотовые фабрики. Завод вошел наконец в силу и стал из года в год увеличивать свою производительность. С каждой весной на демидовские струги грузили все больше железа, пушек, ядер.
Еще весной 1703 года первая партия железа и “воинских припасов” была готова к отправке в Москву. На берег Чусовой к пристани крестьяне доставили две пушки, 12 760 ядер 18-фунтовых, 4 475 ядер 12-фунтовых, 532 бомбы 9-пудовых и 995 пудов кованого железа. На заводе готовилась к отправке новая партия. Одного не учли Демидовы — бурного нрава реки Чусовой. В эти годы водный путь оставался чуть ли не единственным средством сообщения с центром России.
Нетрудно представить состояние Акинфия Демидова, наблюдавшего за отплытием судов с изделиями Каменского завода, в то время как своя продукция осталась лежать на берегу. Страшен мог быть гнев государя.
Не слишком удачны оказались и две следующие навигации. Немало судов разбилось и затонуло в Чусовой. Освоить сплав судов по бурным уральским рекам оказалось делом довольно трудным. Как сообщал начальник первого каменского каравана Семен Резанов: “Чусовая река каменистая, быстрая… берега, утесы каменные”.
Надо заметить, демидовские мастера довольно быстро освоили эту “дорогу”. Как писал Гр. Спасский: “При вступлении в управление заводами через особенное старание Акинфия Никитича восстановлен был судоходный путь по реке Чусовой, открытый почти за 120 лет перед тем Ермаком”.
В 1706 году семь демидовских судов благополучно достигли Москвы. Сохранилась опись товаров, что вез этот караван. Это 26 пушек, 4 мортиры, 3 350 ядер, 7 400 бомб, 27 400 гранат и 18 925 пудов полосового железа. Пушки Невьянского завода на Пушечном дворе были “стрельбой опытованы, от той стрельбы устояли и впредь к стрельбе годны”. Правда, вскоре Невьянский завод, отказавшись от выпуска пушек, стал специализироваться на изготовлении металла.
Со временем увеличилось количество поставляемых “воинских припасов”. Если в 1706 году было отправлено 7 судов, в 1723 — уже 13, а десять лет спустя — 37. Весь путь по рекам Чусовой, Каме, Волге и Оке занимал около 9 недель. То есть, отплыв весной, в середине лета продукция могла быть доставлена в Москву.
После проведенных испытаний на Пушечном дворе “воинские припасы” отправляли в армию. Железо поступало на тульские оружейные заводы, где из него изготовляли мортиры, фузеи, ружья. Как сообщал один из современников, “сибирское железо дает такие хорошие ружейные стволы, которые на примерной стрельбе всегда выдерживают тройной заряд безо всякой опасности”.
Так было положено начало крупной металлургии Урала. Не случайно поэт В. Жуковский назвал Невьянский завод “дедушкой уральских заводов”.
“Дедушка уральских заводов”.
Сталь подчиняется покорно,
ее расплющивает молот.
Ее из пламенного горна
бросают в леденящий холод.
И в этой пытке многократной
рождается клинок булатный.
Эти строки как нельзя лучше характеризуют технологический процесс на Невьянском заводе в XVIII веке. Само производство начиналось не на заводе, а за много верст от него в лесах, где жгли древесный уголь, и в горах, где добывали железную руду.
Согласно описанию, составленному по приказу В. Н. Татищева, в начале 30 годов XVIII века железную руду мастеровые Невьянского завода получали с двух рудников. Один из них — Поперечный, найденный заводским обывателем Алексеем Тамакулом, находился в 8 верстах от завода. Другой рудник — Бродовской, где добывали магнитную руду, был расположен в 30 верстах.
В 20 годы часть руды привозили с горы Высокой. Кроме этого был известен медный Погорельский рудник, найденный крестьянином Аятской слободы Федором Головиным.
Способ добычи руды приводится в “Книге мемориальной” приказчика Григория Махотина. В этом документе, написанном в 60 годы XVIII века, детально описано современное ему заводское хозяйство и технологический процесс, основы которого уходят в начало века.
Несколько десятков рудокопов собирали руду и накладывали в кучи. Обжиг продолжался 40 дней, после чего в течение двух с половиной месяцев руда остывала. Затем ее разбивали молотами.
Тем временем с марта по октябрь в лесах проходила рубка леса на уголь. Эту работу выполняли отдельные партии приписных крестьян. Укладку дров в кучи, покрытие их дерном, обжиг производили заводские рабочие. В 1718 году при угольном деле состояло 6 мастеров и 48 рабочих. Еще 11 человек занимались перевозкой угля на завод.
Именно здесь разворачивалось основное производство. С утра до вечера груженые подводы с железной рудой и древесным углем поступали в доменный корпус — “сердце” Невьянского завода.
Доменный цех уральских заводов в XVIII веке представлял собой корпус квадратной или прямоугольной формы, в котором находились 1—2 домны. Доменные корпуса первоначально строились из дерева, позднее их заменили каменные строения. К доменному корпусу примыкали различные вспомогательные постройки, образуя единый комплекс. Неподалеку размещался литейный двор.
Верхние части доменного корпуса и плотины соединялись деревянным мостом. По этому мосту лошади взбирались на верхнюю площадку, где руду, уголь и флюсы загружали в колошники печей. При этом строго соблюдались пропорции — уголь поступал в ящиках, объем которых составлял куб, а руду и известняк перед загрузкой в домну взвешивали.
Не был исключением и Невьянский завод.
Первая домна Невьянского завода, как сообщали документы, была “складена из женого кирпичю с известью… в вышину четыре сажени от подошвы”, то есть девять с половиной метров. Неподалеку находился доменный амбар с водяным колесом и мехи, окованные железом.
В 1702 году, по словам Никиты Демидова, суточная производительность невьянской домны составляла 240 пудов чугуна. Это примерно в два раза больше, чем давали продукции доменные печи центра России. Вскоре было построено еще три домны. В 1716 году Федор Казанцев сложил первую в России доменную печь круглого сечения.
В 1742 году, по словам ученого-путешественника И. Г. Гмелина, на заводе находилось две доменных печи, из них одна действовала постоянно.
Еще больших высот в доменном деле невьянские мастера достигли в 40 годы XVIII века. Тогда “старанием приказчиков Федора и Григория Махотиных” была сооружена “царь-домна” высотой 13,5 м. На нее были установлены две фурмы для дутья, за счет чего производительность повысилась до 1200 пудов чугуна в сутки.
Последователей невьянского опыта не нашлось, так как строительство второй фурмы и обслуживающих ее воздуходувок требовало слишком много затрат и большого количества воды.
Но вернемся к технологии производства.
После выплавки чугуна в домне вступали в действие молотовые фабрики. По словам того же Гмелина, на заводе действовало три молотовых с пятью молотами и тремя горнами, из которых один двойной. Еще одна молотовая с двумя горнами использовалась для обжига железа.
Главными устройствами, используемыми при этой технологии, были кричный горн, размерами больше кузнечного, и вододействуемый молот.
Прежде чем приступить к производству, мастер готовил горн: очищал его от шлака, насыпал на дно угольный мусор, затем немного древесного угля и начинал укладывать чугун. Поместив в горн около 10 пудов чугуна, сверху его засыпали углем.
Начиналась плавка металла. Во время нее мастер следил за ходом процесса, перемешивая жидкий чугун и шлаки, по мере надобности добавляя уголь. Постепенно на дне горна образовывалась густая масса — “полукрица”. Мастер пробовал ее ломом, и если она была еще жидкой, то добавлял шлаку или спрыскивал водой. Все эти работы мастер проводил на глаз, надеясь на свой опыт.
После дальнейшего накаливания железо окончательно очищалось и сформировывалось в виде очень густой массы — “крицы”. Такая масса считалась готовой, если к ней прилипал железный лом. Тогда дутье останавливали и “крицу” доставали из горна. После этого ее подвергали еще одному испытанию. Если “крица” при ударе давала светлые искры, значит, процесс выплавки прошел качественно.
Готовый металл поступал под обжимку на молоте. Под ударами молота примеси и шлак выдавливались, а капли металла уплотнялись, превращаясь в однородную массу. Обжатую “крицу” мастер специальным топором рассекал на части.
После этого куски уже готовой “крицы” вновь помещали в горн между фурмой и новой порцией чугуна. Накалив такой кусок металла до белого цвета, его проковывали под молотом в полосы или бруски необходимого размера.
На переработке чугуна работали бригады — две рабочие тройки (мастер, подмастерье и работник) “на двух огнях под одним молотом”. В 12-часовую смену обычно готовили две “крицы”. Недельная производительность бригады составляла 150—200 пудов.
Пройдя такой технологический процесс, железо приобретало особую мягкость и прочность. На готовую продукцию ставили клеймо “Сибирь” с изображением соболя. Название говорило само за себя: поверхность металла была гладка и мягка, как мех этого сибирского зверька.
В начале 20 годов XVIII века Невьянский завод выходил на первое место не только по количеству, но и по качеству продукции. Завод по праву считался образцовым предприятием: невьянский опыт перенимали другие заводчики, невьянскими изделиями из металла и железом торговали в Петербурге, Москве, Нижнем Новгороде и “прочих местах, куда сколько требуетца”. Современники в один голос отмечали качество продукции.
Выполняли Демидовы и правительственные заказы. Так, в 1713 году поступил большой заказ на поставку боеприпасов. Такого рода продукция была хорошо знакома заводчикам, Никита Демидов еще на Тульском заводе занимался изготовлением ружей и ядер. Не оплошали Демидовы и на этот раз. В результате казна получила изделия по цене значительно ниже, чем у других заводчиков.
В эти же годы невьянские мастера выполнили большой заказ на фонтанные трубы для строящихся дворцов и садов Петербурга.
В 1715 году Никите Демидову было поручено организовать поставку железа для Адмиралстейства. Как известно, Петр I немало заботился о создании военно-морского флота, не жалея для этого ни денег, ни припасов.
Заводчик справился с порученным делом, о чем свидетельствует следующий документ: “В 1718 году июля в 5 день в. г. Петр… будучи в канцелярии, указал именным… указом тулянину Никите Демидову с Невьянских заводов железо к Адмиралстейству ставить по образцам… с июля месяца впредь повсягодно”. С других же заводов железа “за негодностью принимать не велено”.
Это самая лучшая оценка качества демидовской продукции.
Но, пожалуй, главной заслугой Демидовых стал выход на международный рынок. В 1724 году, “учинив с Никитой Демидовым договор, сколько он может поставить своего железа для заморского отпуска”, Петр I провел переговоры с иностранными купцами. Демидов обещал присылать ежегодно по 50 000 пудов железа.
Так невьянский металл стал завоевывать Европу, а затем и Америку. Как сообщали английские купцы: железо “демидовское делается гладко… весьма ровно пропорцией, и в доброте и отделке состоит лучше”. Не случайно первенство при покупке изделий из металла стали отдавать невьянской продукции.
Таким образом, уже в первой четверти XVIII века Невьянский завод превратился в крупное и образцовое предприятие России. Недаром в указе Берг-коллегии отмечалось, что “таких заводов не токмо в Швеции, но и во всей Европе не обретается”.
В 20 годы XVIII века была заложена основа будущей “демидовской империи”. Возводились новые заводы, села, деревни, в Нижнем Новгороде, Коломне, Твери началось строительство постоялых дворов и складов, на Волге и притоках появились пристани. Было создано, по выражению историка Б. Б. Кафенгауза, “грандиозное дело”: появились целые флотилии судов, десятки пристаней и складов, сложная система шлюзов, каналов и сотни мастеров своего дела.
На карте Урала 1736 года обозначены границы огромной территории, не уступающей по размеру некоторым европейским странам. В центре — надпись: “Ведомство Акинфия Демидова”. Влиянию и могуществу Акинфия Никитича могли позавидовать первые вельможи государства.
В эти годы в “ведомство Акинфия Демидова” входила территория по рекам Нейве, Тагилу и Чусовой. На востоке демидовские земли граничили с вотчиной Строгановых, на севере — с Казанским уездом, с запада и юга располагались земли казенных заводов.
Демидовское “горное царство” включало в себя около 100 населенных пунктов: заводы, слободы, села, деревни. Поселения связывали между собой лучшие в России дороги: на ровную площадку были уложены бревна и доски из лиственницы, с двух сторон сделаны канавы для отвода воды. От пристаней, устроенных на реке Чусовой, в навигацию выходили караваны судов с заводской продукцией. И все эти селения и заводы окружали огромные лесные богатства.
Это было настоящее государство — свои подданные, свои законы, свой суд, войско и крепости с пушками. Столицей “ведомства” и резиденцией Акинфия Демидова стал Невьянский завод.
“При том заводе, — докладывали горному начальнику В. Н. Татищеву в 1721 году, построено четыре домны, десять молотовых амбаров, а в них молотов: шесть колотушечных, шесть кричных, пять досчатых, один, которым делают молоты, один же молот, которым руду разбивают…” На заводе работало свыше четырехсот специалистов: молотовые, доменные, дощатые мастера, подмастерья, работные люди.
Невьянский завод превратился в настоящую кузницу кадров: на демидовском производстве работные люди других заводов постигали сложности профессии. Часто демидовские мастера принимали участие в возведении казенных заводов. Например, плотинный мастер Леонтий Злобин был одним из руководителей строительства плотины на Верх-Исетском заводе.
Во втором десятилетии XVIII века “железное дело” Акинфия Демидова вступило в следующую стадию своего развития. На Среднем Урале стали появляться новые чугуноплавильные предприятия.
В 1720 году был построен Верхнетагильский завод с двумя домнами и четырьмя молотами, началось строительство Нижнелайского завода. В 1722 году был пущен Выйский медеплавильный завод. Но особенно большие надежды Акинфий возлагал на Нижнетагильский завод. Все заводские устройства и механизмы сооружались по лучшим русским и европейским образцам. Надежды Демидова оправдались: Нижнетагильский завод стал крупнейшим в России, встав в один ряд с Невьянским.
Возведение новых заводов было обусловлено производственной необходимостью. С пуском Нижнетагильского завода доменное производство стало превышать передельное. Появилась потребность в дополнительных молотовых заводах.
И они появились. Неподалеку от Невьянского завода были возведены Шуралинский, Быньговский, Шайтанский железоделательные заводы. На них привезенный чугун мастеровые переделывали в железо.
Стремительное развитие металлургии в петровской России весьма показательно. Уже во втором десятилетии XVIII века страна перестала закупать металл и оружие за рубежом, полагаясь на собственные силы. Урал в этом сыграл решающую роль. Годовая продукция уральских домен в 20 годы XVIII века была выше английских и превысила 50 000 пудов. Большую долю в этих показателях давали демидовские металлургические заводы.
Например, в 1720 году на всех демидовских заводах было выплавлено 362 000 пудов чугуна. С 1718 года заводы Демидовых превысили казенные заводы по производству железа.
Свой вклад в развитие “демидовской горной империи” внес и Невьянский завод. Поражают темпы производства. Так, в 1734 году на заводе было выплавлено 86 699 пудов чугуна, железа получено 30 000 пудов.
Кроме этого на заводе существовал ряд вспомогательных производств: действовали фабрики по производству медной посуды, якорей для Балтийского флота, колоколов. В 30 годы началось производство башенных часов по образцу английских. Еще в XX веке такие часы можно было увидеть во многих бывших заводских конторах демидовских заводов.
В эти же годы на Быньговском заводе была открыта одна из первых в России “косная” фабрика. Вначале за дело взялись мастера из Саксонии. Первый опыт вышел неудачным: косы не резали, а мяли траву. Только спустя некоторое время уже русские мастера нашли для изделия идеальную форму. Следом за Быньговским производство кос появилось еще на некоторых заводах России.
Очень разнообразны были экономические связи в “ведомстве Акинфия Демидова”. Заводы и окружающие их села связывали надежные дороги, по которым крестьяне везли муку, мясо, молоко, получая взамен промышленные товары, столь необходимые в быту.
Особо тесные отношения связывали Невьянский завод с Далматовым монастырем. Именно на демидовские заводы монахи и монастырские крестьяне сдавали большую часть урожая, благодаря чему было налажено бесперебойное снабжение хлебом и другими товарами работных людей. На территории монастыря на средства Демидова был построен амбар для хранения зерна.
Такое сотрудничество шло на пользу и той и другой стороне: на завод поступала сельскохозяйственная продукция, в монастырь — промышленные товары. В 1738 году Невьянский завод получил товаров (пшеницы, муки, мяса, рыбы) на сумму 377 рублей 54 копейки. В ответ из завода в монастырь было доставлено: два колокола, 10 пудов железа, наковальня, всего на сумму 1328 рублей 3 1/2 копейки. Акинфий Демидов и сам неоднократно бывал в монастыре. Кроме участия в службах он сделал ряд покупок на сумму 585 рублей.
На Невьянский завод монахи наносили ответные визиты. Здесь на ежегодных ярмарках они могли приобрести различный сельскохозяйственный инвентарь, предметы домашнего быта.
Хорошие контакты были налажены со старообрядческими общинами, многие староверы посещали демидовские заводы. Торговые отношения связывали невьянских купцов со многими центрами торговли.
Таким образом, демидовские заводы во второй четверти XVIII века образовали компактную группу, объединенную производственными и экономическими связями со многими регионами России.
Демидовский завод вызывал удивление современников. Например, вот каким увидел Невьянск участник Великой Сибирской экспедиции Иоганн Георг Гмелин, посетивший предприятие в 1742 году.
“Невьянский завод стоит на реке Нейве, являясь самым значительным чугунолитейным заводом статского советника, господина Акинфия Демидова… Завод работает на воде из Нейвы, запруженной для этих целей плотиной… На левом берегу реки, как раз напротив плотины, расположена деревянная четырехугольная крепость… В крепости семь башен”. Внутри находится “старая деревянная Спасо-Преображенская церковь с двумя приделами: Успения Богородицы и святых апостолов Петра и Павла, на месте которой должна быть построена каменная церковь… За пределами крепости насчитывается около 800 дворов… Дома выстроены в линии, образующие в большинстве своем широкие улицы… чистые во все времена года, несмотря на то, что не имеют мостовых… в определенных местах сделаны канавы со стоками, а некоторые улицы подняты над уровнем земли за счет насыпей из крупного песка”.
Видимо, хорошие дороги так удивили Гмелина, что он еще не раз в своих записках о путешествии обращался к этой теме: “Надо отдать должное господину Демидову: он старается всегда делать поблажки своим людям, и не так уж легко встретить где-нибудь лучшие дороги, чем в его области”.
“Безспорно, что между всеми Сибирскими железными заводами Нейвянской важнее и превосходнее протчих”, — отмечал другой путешественник, П.С. Паллас.
Эти свидетельства не единичны. Значение Невьянского завода в деле создания металлургии на Урале отмечал начальник горного ведомства В. де Геннин.
Таким заводской поселок виделся современникам. А что из себя представлял сам завод в эпоху своего расцвета?
Ответ могут дать официальные документы. Сохранилась “Ведомость Невьянского завода”, написанная в 1746 году, вскоре после смерти Акинфия Демидова. Стоит ее немного процитировать.
“Деревянной оного господина Демидова дом под одною крышкою 1. В них апартаментов: в нижном апартаменте покоев 8… двои сени, в том числе заводская контора 1, в верхнем апартаменте покоев 8, над оными покоями вновь построенные апартаменты, в которых жилых покоев 2 и при них двои сени.
Каменная казенная кладовая полата с погребами 1. Возле той же полаты связь каменная о дву партам ентах… В той связи с краю от вышеписанной кладовой кладовая ж полата 1, под нею погреба; за тою полаткою в нижнем аппартаменте конюшна 1, каретной сарай 1… возле… 4 покоя жилых.
Между тою связью и другой каменной же связью под каменными сводами ворота; над теми воротами каменная полата… Другая каменная ж связь с нижним подземным апартаментом, крыта тесом…”
Кроме этого на заводе выстроены фабричные здания, вспомогательные постройки, а в заводском поселке — дома мастеровых, торговые лавки, церковь и знаменитая наклонная башня.
Авторов “Ведомости” в первую очередь интересовали заводские постройки, а вот информацию о заводском оборудовании, технологии производства можно почерпнуть из другого документа с длинным названием, составленного в том же 1746 году. Это “Описание, где сколько при заводах умершаго действительного статского советника Акинфея Демидова каких фабрик, в них горнов, молотов и протчаго”. Судя по нему, Невьянский завод того времени был немалым предприятием, с большими производственными мощностями. Производимая продукция была самая разнообразная: от “воинских припасов” до предметов бытового назначения.
Из Невьянска Акинфий Никитич руководил своим обширным хозяйством. В демидовскую столицу регулярно поступали детальные отчеты со всех предприятий. Небольшое письмо приказчику от 30 января 1732 года очень характерно в этом отношении: “Репорты я от тебя… получил: о доменной плавке чугуна, и литье досок, и молотовой работе, и о колотушке… А обозжена ль роштейна — того от тебя не показано…”
Был Акинфий превосходным психологом, что видно из всех его распоряжений и писем. В управлении заводами он использовал разнообразный арсенал средств. В инструкциях, данных Акинфием Никитичем своим приказчикам, чередуются советы и указания, похвалы и недовольство, шутки и насмешки.
Живой, образный язык, которым написаны письма, дает представление о ярком характере Акинфия Демидова, его энергии и целеустремленности. Вместе с тем его деловая переписка содержит массу практических указаний, свидетельствующих о знании рудного, плавильного и молотового дела.
Переписывался Акинфий Никитич с князем А. Меншиковым, кабинет-секретарем И. Черкасовым, другими влиятельными вельможами. При посредстве кабинет-секретаря Алексея Макарова сыновья Никиты Демидова и их потомки получили жалованную грамоту на дворянство. При этом они освобождались от всех дворянских служб.
Со временем Акинфий Демидов получал все новые льготы и привилегии: освобождение его дворов от постоя, а грузов — от пошлин и сборов. К концу жизни Акинфий Никитич достиг высшего пика своей деятельности: получил звание действительного статского советника и личное покровительство императрицы Елизаветы Петровны.
“Понеже он Демидов… многия Нам верныя свои службы показал: того ради повелеваем Нашему Сенату как в Берг-коллегию, так и в прочия места дать Наши указы, с наикрепчайшим подтверждением, ежели где до него Акинфия Демидова будут касаться какие дела, или от кого будет в чем на него челобитье, о том наперед доносить Нам, понеже Мы за его верныя Нам службу в собственной протекции и защищении содержать имеем…” Единым росчерком пера Акинфий был вознесен на вершину государственной власти.
Но, даже став важным вельможей, проживая в особняке в Петербурге, участвуя в торжественных приемах во дворце, Акинфий Демидов не забывал о своем призвании. Вся заводская переписка проходила через его руки, его слово было решающим при развитии горного дела.
Жизненное кредо Акинфия Никитича выражено им самим в письме к Меншикову: “…завод, яко детище малое, непрестанного требует к себе доброго надзирания”.
Сохранившиеся документы, заводское наследство (22 завода на Урале и 3 на Алтае), оставленное Акинфием, позволяют судить о нем как о крупном специалисте в области горного дела. Акинфий Демидов, наряду с мастеровыми и работными людьми, и сам был настоящим творцом и мастером своего дела.
На этой ноте мы завершим знакомство со старым Невьянским заводом, деятельными заводчиками Никитой и Акинфием Демидовыми и талантливыми мастеровыми.