Опубликовано в журнале Урал, номер 4, 2004
Антология современной уральской поэзии. 1997—2003. — Челябинск, Фонд “Галерея”, 2003. (Составитель — Виталий Кальпиди).
В последние годы о жанре антологии литературной критикой сказано было довольно много, что логично, ибо за последнее время этот жанр стал весьма и весьма популярен как у издателей, так и у читателей. Последних понять можно: за предельно динамичным, но при этом характеризующимся малотиражностью современным литературным процессом уследить сложно, а антологии такую возможность предоставляют, пусть и с поправкой на индивидуальный подход составителя. Для этих самых составителей антологии ценны прежде всего, пожалуй, как раз таки тем, что возникает шанс, во-первых, продемонстрировать свой индивидуальный взгляд на текущую литературу или, по крайней мере, на какой-то ее участок, а во-вторых — возникает шанс предстать не просто критиком и систематизатором этого участка литпроцесса, но и, при удачном исходе, его архитектором.
Виталию Кальпиди, безусловно, удается и удалось вновь использовать оба этих шанса на полную катушку, причем если в первой “Антологии современной уральской поэзии” Кальпиди в первую очередь показал себя как талантливый, удачливый и своеобычный интерпретатор и систематизатор, то в Антологии нынешней он показывает себя уже в качестве одного из самых авторитетных “строителей” современной российской поэзии как целостного процесса, в качестве одного из тех немногих, у кого хватает авторитета и желания формировать литературное поле. Я уверен, что не случись в наших краях Кальпиди, сочетающего в себе свойства признанного поэта и организатора одновременно, понятия “уральская литература” в том смысле, в каком оно существует сейчас, не существовало бы. По крайней мере, актуальность этого понятия была бы значительно ниже.
Как известно, первая “Антология современной уральской поэзии” увидела свет (на пару с “Антологией современной уральской прозы”) в 1996 году. Уже тогда неординарность проекта ни у кого не вызывала сомнений, а вызывала лишь зависть литераторов из других регионов, включая столицу. Здесь необходимо заметить, что попытки издать что-либо похожее в принципе предпринимались — коллеги из других городов называют антологию поэзии города Иваново (о которой отзываются как о вполне себе бредовой и в которой преобладала поэзия сильно прежних времен), антологию “Сто лет поэзии Владивостока” (о которой по названию понятно многое) и антологию 1995 года выпуска “Поздние петербуржцы”, составленную Виктором Топоровым. Буквально недавно в Екатеринбурге был выпущен солидный том “Поэзия Екатеринбурга”, составители которого в целом неплохо справились с задачей репрезентовать, а то и презентовать читающей публике екатеринбургскую поэзию ушедшего двадцатого века в развитии, так сказать.
Однако именно труд Виталия Кальпиди уже и в 1996 году был воспринят как труд, возводящий Урал в ранг третьей поэтической столицы. Ситуацию с первым томом антологии хорошо может проиллюстрировать высказывание составителя еще одной беспрецедентной антологии — “Нестоличная литература” (М., НЛО, 2001) — Дмитрия Кузьмина, который писал в предисловии к своей книге: “…составитель счел нецелесообразным повторять материалы единственной в современной русской литературе компетентной и разносторонней региональной антологии — речь идет о подготовленном Виталием Кальпиди двухтомнике…”. Думаю, свежевышедшему тому, охватывающему период с 1997 по 2003 год, также суждено стать важнейшим, этапным, краеугольным etc.
В “Антологию” включены стихи семидесяти авторов — от Юрия Авреха до Нины Ягодинцевой по алфавиту, от родившихся в славном тридцать седьмом до двадцатичетырехлетних, от живущих в главных уральских городах до жителя поселка Горноуральский Алексея Сальникова. От почти классиков Решетова, Рыжего, Кальпиди, Никулиной через звезд сегодняшнего дня Дозморова, Туренко, Тиновскую, Стародубцеву, Санникову и других до практически дебютантов типа Юлии Судьиной и Полины Потаповой.
Редакторская, а точнее — составительская работа видна невооруженным глазом: подборки подавляющего большинства участников Антологии логичны и репрезентативны по крайней мере с какой-либо, в отношении большинства поэтов вполне приемлемой точки зрения. Точку зрения эту, а вернее — некую модель этого своего взгляда, Кальпиди описывает в предисловии так: “на вооружении у составителя была примитивная личная градация: удивление-любопытство-интерес”. Именно исходя из этого подхода составлено большинство подборок — составитель, видимо, отдает себе отчет в том, что читателями Антологии явятся главным образом специалисты: сами поэты, филологи, критики, и расставляет то здесь, то там крючочки, зацепочки, способные вот именно удивить, заставить прочесть представленного автора внимательнее, глубже или хотя бы если не прочесть еще раз, то просто дочитать подборку.
Думаю, уместно сказать несколько слов о наиболее важных, или интересных, или вот именно что удививших меня лично частных моментах Антологии. Пойдем по алфавиту.
Выстраивая блок стихов Олега Дозморова, составитель поместил новые стихи в конец списка, начинающегося с хорошо всем известных восьмистиший 2000-го года. И получается очень важный эффект: перед нами как будто история меняющейся личности поэта, вначале скрывающей свой скептический, безрадостный взгляд на мир за виртуозными, но уже тогда утомленно-восхищенными его описаниями, а ближе к нашему времени, к 2003 году, уже откровенно уставшему от беспросветной нелепости и предсказуемости как поэтического, так и материального окружающего: “Нормально. Из дворика наверняка/ мы выйдем в большую аллею./ Проходит с усилием товарняка/ и вправду товарный за нею”. Или, еще жестче: “Я книг не читаю, стихов не пишу,/ почтительно вялое тело ношу”.
Продолжим беглое чтение с красным карандашом в руке. Всем известно — Андрей Ильенков блестящ. Даже москвич Леонид Костюков в своей опубликованной в “Арионе” статье “Екатеринбургская нота”, в которой, кстати, полно неточностей, упоминает Ильенкова с превосходными эпитетами (с одним но: Ильенков, в последние годы активно, хотя и в меньшем намного объеме, чем того заслуживает, публикующийся в таких авторитетных изданиях, как “Вавилон”, “Уральская новь”, “Урал”, “TextOnly”, назван Костюковым “неведомым”, что заставляет предположить — один из ведущих критиков современной поэзии не очень-то пристально следит за тем, что поделывают поэты, не входящие в круг “Ариона” и “Знамени”. И что позволяет лишний раз привести всем в пример Кальпиди). Можно надеяться, что с прочтением подробнейшей антологии Кальпиди ряд лакун в сознании столичных критиков заполнится. Однако вернемся к Ильенкову. В Антологии дана обширная его подборка, из одиннадцати, что ли, текстов, текстов в большинстве совершенно отличных в обоих смыслах этого слова. “Возвращение в DOS” — одна из безусловных жемчужин Антологии, а значит, уральской поэзии последних лет.
Одним из открытий, сделанных с помощью Антологии, стал для меня молодой пермяк Юрий Куроптев, чьи стихи я до этого момента нигде, кроме одного стихотворения в изданном премией “Дебют” сборнике “Анатомия ангела”, не встречал. Плотное внимание к современной, по мере сил, форме стиха, поиск чего-то нового, время от времени приносящий плоды, вменяемый интертекст… Стихотворение “Фрагменты наставлений начинающему путешественнику” — отличный образчик современной поэзии без скидок на происхождение автора и местожительство его потенциальных читателей.
Челябинский поэт Александр Петрушкин до недавнего времени представлялся мне безоговорочным последователем Бродского — синтаксис, интонации, темы… Из стихотворений этого периода в антологию включено одно — “Египет”, остальные же тексты дают весьма полное представление о развитии автора, об освоении им куда более широкого диапазона деятельности. Особо отмечу стихотворение “или сроки ушли или мягкий живот не надрезан…”.
Еще одним открытием способна стать также жительница столицы Южного Урала Полина Потапова. Некоторое время назад она довольно ярко показала себя на совещании молодых писателей Урала в Каменске-Уральском. С тех пор Потапова совершила вполне осязаемый шаг вперед, к самостоятельной манере, выдержанной при этом в русле общих — как ни парадоксально — тенденций современной русской поэзии. Свидетельство тому — подборка Потаповой в Антологии, составленная практически целиком из текстов 2003 года. Тексты “Би” и “Времена суток” — вполне достойны войти, на мой взгляд, в этакую “символическую сборную” Антологии.
Нельзя не сказать о том, как составил Виталий Кальпиди подборку Бориса Рыжего. Очевидно, что для Кальпиди Рыжий — в первую очередь лирический поэт, и лишь только пара текстов из числа создавших Борису странную репутацию в столицах попала в книгу, несмотря на то, что они как раз-таки очень даже способны вызвать “удивление-любопытство-интерес”. С другой стороны — творчество Рыжего прекрасно известно и многими любимо, поэтому логичный и твердый ход составителя вполне можно приветствовать.
Алексей Сальников, поселок Горноуральский. Главное открытие Антологии и, полагаю, главное открытие в уральской поэзии последнего года. Я лично был свидетелем того огромного впечатления, которое произвела подборка Сальникова в Антологии на маститых столичных критиков. Здесь надо заметить, что следствием публикации в Антологии явилась большая подборка Сальникова в популярном московском альманахе “Вавилон”, причем вавилонская подборка получилась ничуть не слабее, что говорит о стабильно высоком уровне текстов автора.
Стоит отметить, и отметить красным, как говорится, карандашом, подборку теперь уже всем известной каменск-уральской поэтессы Наталии Санниковой. У нее, конечно, только-только вышла замечательная книжка, но без подборки этого интереснейшего автора, ударно начинающейся двумя свеженькими стихотворениями “Узнаю по слезе лицо и по звуку речь” и “Изгои долгого столетья, певцы и пасынки земли”, нельзя было обойтись ни в антологии, ни в этом кратком обзоре.
Четыре представителя теперь уже бесспорно существующей нижнетагильской поэтической школы — Екатерина Симонова, Юлия Судьина, Наталия Стародубцева и Елена Сунцова — похожи не только тем, что все они на букву С, но и во многом общим взглядом на поэзию. Безусловно, наличествует и масса различий, и разница в уровне, однако эта школа важна самим фактом своего наличия. В данный момент времени только лишь наличие этой, повторюсь, школы может являться аргументом в устах тех, кто вслед за составителем Антологии имеет желание повторить, что “Современная уральская поэзия — это единый психогеологический ландшафт и единая климатическая макроэстетика”. Ведь даже мне, человеку, абсолютно несогласному с наличием какого-либо единого уральского поэтического пространства и готовому защищать эту позицию — нечего будет возразить, если спустя пару лет появится еще с десяток крепких поэтов, исповедующих “тагильскую” поэтику, проистекающую от переваренных учителем молодых тагильчан Евгением Туренко метареалистов, получившую заметную дозу крови условно говоря поэтики московских молодых поэтесс из ряда постконцептуалистов. А дело идет именно к этому: ряд молодых или менее интересных поэтов из этой оперы в Антологию не вошли, но в литературе осязаемо присутствуют. Скажем, Елена Коркина из Тагила или Маргарита Еременко из Челябинской области. При этом элементы “тагильской школы” есть в той или иной степени у той же Полины Потаповой, у Наталии Санниковой, у других.
Два екатеринбургских поэта на букву Т — Елена Тиновская и Виталина Тхоржевская — представляют собой две практически полные противоположности. Тиновская — это поздний старт, это всё нарастающая поэтическая мощь, это осознанная работа над традиционными, что называется, формами стиха при достаточно неординарной семантической составляющей. Тиновская замечена многими и активно публикуется. Тхоржевская начинала, наоборот, рано, при этом стихи ее, приведенные в антологии, датированы 1997—99 годами, что наводит на грустные мысли. Тхоржевская занимается (занималась?) поиском инновационных формальных решений в достаточно обжитом пространстве лирической поэзии. Скажем, однако, что увидеть необычные, удивляющие стихи Виталины, сейчас почти не участвующей в литературном процессе, на страницах прекрасно изданной книги, а не в микротиражных сборниках начала девяностых, давно ставших раритетами, — дорогого стоит.
Особняком стоит в уральской поэзии мастер хайку Марина Хаген из Челябинска. В последнее время Марина обратилась также и к верлибру, но к верлибру не повествовательному, более распространенному в данный момент времени, а скорее созерцательному, в духе Бурича, что ей, прошедшей школу созерцательной же поэтики хайку, удается порой с блеском. В антологии представлены как трехстишия, так и верлибры поэта.
Последним из тех, о ком, на мой взгляд, стоит особо сказать, является Дмитрий Шкарин. Автор нашумевшей “Черной бабочки” пишет абсурдистские, “припанкованные” стихи несколько однообразного свойства. На мой вкус, большая форма дается Шкарину гораздо более полно, нежели то же, по сути, самое, в текстах коротких — за счет облагораживающей функции сюжета, диалогов, чего угодно еще. Если же говорить о работающих в где-то близком к Шкарину ключе, то в голову первым делом приходит гораздо, на мой взгляд, более интересный екатеринбуржец Тарас Трофимов, отсутствующий в антологии, несмотря на массу публикаций в Екатеринбурге и в Москве и на тройное подряд попадание в лонг-лист “Дебюта”.
Остается только извиниться, что практически ничего не сказано в этой статье о более маститых авторах, представленных в Антологии. Но, во-первых, объем не резиновый, а во-вторых — такова моя авторская позиция: участь мэтров — академические разборы, сделанные по толстым томам избранного или по ежегодно выходящим книгам стихов. А главная необходимость, испытываемая авторами молодыми — почувствовать себя внутри поэтического пространства, ощутить на себе внимание поэтической общественности, будь то просто читатель, критик или составитель антологии. Здесь-то как раз и будет уместным поблагодарить еще раз составителя антологии за проделанную работу.
Впрочем, говоря об этой самой проделанной работе, нельзя не сказать о полиграфическом и структурном решении книги.
Техническое решение, при всём блеске его непосредственного воплощения в жизнь — а именно: отличная бумага, яркая оригинальная суперобложка, оригинальная гарнитура и тому подобное — вполне можно покритиковать. За избыток, передозировку образности в оформлении того же супера или переплета, за неудачную верстку. При этом если верстка стала таковой, какой стала, надо полагать, из самых лучших побуждений — а именно: из желания вместить как можно больше в ограниченный объем, то некоторые моменты в оформлении книги, отдающие, к сожалению, несколько дурным вкусом, объяснить прагматичностью или требованиями самой книги невозможно. Остается только лишний раз оговорить право составителей на маленькую ложку дегтя в собранной ими же самими по крупицам бочке меда.
Структурное решение Антологии, наоборот, кажется мне почти бесспорным. Несколько лет назад, когда вышла упомянутая “Нестоличная литература”, Виталий Кальпиди в частном разговоре предъявлял к той антологии единственную, по сути, претензию: в ней отсутствовали сведения об авторах, причем для некоторых из этих авторов публикация в “Нестоличной литературе” являлась первой и последней. “Антологию современной уральской поэзии” раздел “Сведения об авторах” открывает, предшествуя даже предисловию составителя. Здесь, впрочем, кроется корень еще одной небольшой накладки: именно в своем предисловии Кальпиди сообщает, что из принципиальных соображений в сведениях об авторах не приводятся сведения премиального свойства. Читая же приведенные еще до предисловия справки об авторах, время от времени ловишь себя на некотором недоумении, не находя известных сведений о том и ином авторе. Да и библиография могла бы быть поточнее — скажем, уместно было бы привести более полно сведения о публикациях авторов в периодических изданиях — а именно: номер и год журналов, в которых авторы публиковались. Именно так принято, например, в зарубежных антологиях, претендующих на соответсвующий уровень.
Завершается книга необычно — подборкой автографов авторов-участников. Сами составители признаются, что это отчасти “полиграфические понты”. Безусловно, отчасти так завершающий фрагмент книги и выглядит. Однако по многим — не по всем — автографам вполне можно делать определенные выводы касательно того, как можно воспринимать творчество того или иного поэта, вполне можно добавить в палитру этого восприятия новые краски.