Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2004
Лариса Григорьевна Ушакова — родилась в 1958 г. в Норильске. Образование среднее. С 1993 г. живет в Арамили, работает корреспондентом в газете “Арамильские вести”.
— Дэушк, а дэушк, какой ты красывий. Садысь, подвезу, — слышу где-то за спиной мужской голос с сильным восточным акцентом. “Вот зараза, — думаю я, — опять какой-то нашу девушку клеит”. Поворачиваюсь и с удивлением обнаруживаю, что на остановке, где я стою, кроме меня, больше никого нет. А из окна раздолбанной “копейки” на меня, слащаво улыбаясь, смотрит парень лет двадцати ярко выраженной азиатской внешности. Я начинаю недоуменно оглядываться по сторонам. Никого. С большим трудом, но до меня все же доходит, что обращаются именно ко мне.
— Слушай, милок, я даже если очень сильно напрягусь и то вряд ли вспомню, когда девушкой была, а уж тебе-то и вовсе в бабушки гожусь. Да тебе чего надо-то?
— Хочу с хорошей дэушкой познакомиться. Недавно в ваш город приехал.
— Откуда?
— Из Таджикистана.
— Понятно. Приехал сюда работать, а жить негде, вот и пристраиваешься к какой-нибудь бабе. А молодых почему не ищешь?
— Слушай, молодые сами ищут, к кому бы пристроиться. А потом от них ничего не дождешься.
— Работу нашел?
— Да. Я водитель, а здесь буду работать в автомастерской, машины чинить.
— А в Таджикистане машины чинить что, нельзя?
— Да там забыли, как бензин пахнет. Ни топлива, ни работы. Таджики на ишаках ездить начали. В России лучше. Женщину-то одинокую найду здесь?
— Найдешь. Этого добра полно.
“Запад есть Запад, Восток есть Восток. И вместе им не сойтись”, — сказал английский классик, наверное, даже смутно не представляя, что есть на планете место, где две эти несопоставимых цивилизации все же сходятся и где официально проходит граница между Западом и Востоком. И даже памятный столбик на этом месте поставлен (правда, о качестве плода от соития двух могучих континентов лучше промолчим, оно давно известно, по крайне мере тем, кто там живет). Называется это место, разумеется, Урал.
Особенно ясно начинаешь осознавать, что мы живем на границе Европы и Азии, когда смотришь в лица прохожих на улицах уральских городов. Потому что чаще всего кроме людей привычного, славянского типа внешности встречается здесь ярко выраженный татаро-башкирский национальный тип. А кроме этого человека, впервые попавшего на Урал, поразит большое число людей финно-угорского типа — рыжих, веснушчатых, курносых, со светлыми глазами.
За давностью лет никто уже не разбирается, кто здесь коренное население, а кто пришлое — все россияне, все уральцы. Но в последнее время все чаще на наших улицах стали появляться граждане непривычной кавказско-азиатской внешности. Вначале, когда их были единицы, они сразу бросались в глаза, сейчас же мы почти перестали их замечать, они стали непременным атрибутом любого русского селения. И число их увеличивается не то что с каждым годом, а, похоже, с каждым днем. Сегодня, спеша утром на работу, мы с удивлением обнаруживаем, что толпа людей, также спешащих вместе с нами, уже почти на четверть состоит из смуглолицых “гостей Востока”.
Точное число мигрантов, въехавших в нашу страну хотя бы за последние пять лет, не знает никто. По официальным данным, только за 2002 год их было 2,26 миллиона. Сколько из них вернулось обратно на родину, сколько осталось в России — неизвестно. Судить об этом нельзя и по цифре зарегистрировавшихся в паспортных столах: многие из них не проходят регистрацию и проживают на территории страны нелегально. Если к армии гастарбайтеров добавить еще и беженцев, слетевшихся в Россию из бывших советских республик, то цифра будет очень внушительной. Недавно власти вдруг проснулись и с притворным ужасом, совершенно неожиданно для себя, обнаружили, что число мигрантов начинает превосходить все разумные пределы в то время, как количество коренных русских катастрофически уменьшается. Проще говоря, русские как нация вымирают со скоростью примерно 1 млн человек в год. Уже более десяти лет смертность вдвое превышает рождаемость. Услужливые социологи тут же подсчитали, что если эта тенденция будет продолжаться, то к 2015 году население, к примеру, Свердловской области сократится вдвое. В то же время численность мигрантов из Ближнего Зарубежья (а в нашей области, в силу ее географического положения, это будут в основном выходцы с Востока и Кавказа) возрастет настолько, что практически каждый пятый житель Свердловской области будет “лицом кавказской национальности”. А такая перемена национального состава может привести к совершенно непредсказуемым последствиям для страны — изменению менталитета, социального состава, а в результате этого и самой власти (думается, это обстоятельство и встревожило больше всего политиков и чиновников).
Придется еще больше огорчить горемычных представителей власти и сказать, что они либо слегка запоздали со своими переживаниями, либо сознательно искажают факты. Потому как цифры говорят об обратном. Например, в нашей маленькой, провинциальной Арамили в 2002 году, по данным паспортного стола, было зарегистрировано 2189 иностранцев (хочется напомнить, что общее количество коренного русскоязычного населения, согласно последней переписи, 16 тысяч человек). Если к этой цифре официальных мигрантов добавить выходцев с Востока, постоянно проживающих в Арамили и давно принявших российское гражданство, жителей Дальнего Зарубежья, прошедших регистрацию в екатеринбургском ОВИРе, и нелегалов, вообще не регистрирующихся, то картина получится интересная. Тогда выясняется, что обещанный политиками национальный конец света для нашего города наступил еще в прошлом году, поскольку приблизительно каждый пятый арамилец был мигрантом с Кавказа или из Азии. По крайне мере, летом, когда регистрируется самый большой наплыв иностранцев, так и было. Но в начале весны нынешнего года эти цифры стали еще больше, ведь, следуя тенденции последних лет, поток гастарбайтеров с Востока ежегодно возрастает на несколько процентов. Так что не будет ничего удивительного, если выяснится, что летом нынешнего года уже каждый четвертый житель Арамили был приезжим с Востока. Единственное, что может обнадеживать коренных арамильцев, так это то, что прибывающие для временного проживания иностранцы не имеют права голоса при выборе местных властей, иначе глава нашего муниципального образования уже давно приветствовал бы своих сограждан словами “салям алейкум”.
Шутки шутками, но число мигрантов растет не по дням, а по часам, и уже нельзя презрительно отмахиваться от них и не замечать их присутствия. Они прочно вписались в нашу жизнь, и, наверное, настало время повнимательнее присмотреться к ним и попробовать их понять, хотя бы затем, чтобы знать, чего от них ждать и как жить вместе дальше.
Основная причина, которая гонит их с родины, — безработица. Национальные революции в той или иной форме произошли во всех бывших советских республиках. Результатом этого стало их отделение от России и полное национальное самоопределение. Кроме этого бывшие руководители бывших республик и новоявленные радетели за национальные интересы быстренько списали собственные ошибки и просчеты на надоевшую всем КПСС и на тотальный контроль со стороны России. Незадачливым национальным реформаторам вдруг показалось, что они отдают России гораздо больше, чем получают от нее, и что их национальные интересы и права ущемлены. Следствием стала откровенная дискриминация русскоязычного населения республик и отъезд последнего в Россию. Даже не отъезд, а бегство. Побросав работу, дома, имущество, нищими бомжами возвращаются на родину инженеры, врачи, учителя, ведь не секрет, что именно русские были основными специалистами, на которых держалась экономика союзных республик. Не выдержав перехода на рыночные рельсы, рухнули в молодых восточных государствах производство, сельское хозяйство, здравоохранение. И неожиданно выяснилось, что Россия нужна вновь народившимся, гордым, самостоятельным государствам гораздо больше, чем они ей. Во многих республиках Кавказа и Средней Азии у власти остались прежние коммунистические руководители, которые вместо председателей верховных советов стали называться президентами и пользоваться всеми преимуществами власти. А президенты мусульманских республик, воспользовавшись молчанием и покорностью своих подданных, и вовсе сделали эту власть абсолютной. Например, в названии должности одного из бывших “верных ленинцев” сейчас официально внесены слова “подобный солнцу”, второй всерьез примеривает на себя титул падишаха, и все, как один, стремятся сделать свою власть наследственной. Мрак средневековья опустился на посткоммунистическую Среднюю Азию — безработица, нищета, голод и узаконенный беспредел власти чиновничества. Единственной надеждой, как и в средние века, осталась Россия. И первые мигранты, отчаявшись найти работу на родине, робко и заискивающе потащились к своим недавним врагам, так сказать, на разведку, посмотреть, как отнесутся к ним русские, не поступят ли с ними так же, как и сами азиаты в пылу националистического угара поступали со славянами, то есть без лишних разговоров с позором выгонят обратно. Но русские со свойственной им привычкой всепрощения и жалости отнеслись к бывшим советским гражданам вполне терпимо, старые грехи им в вину не ставили, работу и жилье давали. И понеслось…
Теперь давайте поближе рассмотрим представителей основных национальностей, плотно заселивших Арамиль.
Армянская диаспора самая многочисленная в Арамили. Существует она уже более десяти лет, со времени землетрясения 1988 года. Большинство тех, кто тогда приехал в Арамиль, сейчас уже имеют российское гражданство, прописку, дома, свой бизнес или работу. Вторым потоком армяне поехали в Россию после начала армяно-азербайджанского конфликта в Нагорном Карабахе, произошедшем в начале 90-х годов теперь уже прошлого века. Это был первый официально признанный вооруженный конфликт на постсоветском пространстве. Тогда из Армении побежали не только мужчины призывного возраста, скрывающиеся от призыва в действующую армию, но и русские, много лет прожившие в республиках Кавказа и давно считающие его своей родиной. Именно бегство из Карабаха стало началом великого исхода русских из республик бывшего Советского Союза.
Аракси — 45 лет. Она приехала в Арамиль год назад к мужу, который живет и работает здесь уже четыре года. 18 лет она проработала на вагонном заводе, имела звание “Почетный строитель”, правительственные награды. Два года назад завод закрылся, а был он последним работающим предприятием в городе. Не стало работы, не стало хлеба. Аракси закрыла дом на замок и уехала с сыном в Арамиль к мужу. Снимают комнатку, работают где придется, гражданство не меняют, надеются вернуться обратно.
Надеждой вернуться живут все недавние мигранты из Армении, о родине говорят как о земле обетованной, но и Россию не ругают, побаиваются. На все вопросы о том, как им здесь живется, осторожно отвечают — хорошо, Армения — прекрасная страна, Россия — еще лучше, и вообще все замечательно. Короче, сор из избы не вынесут. У них это называется вежливость, у нас лицемерие. Армянские семьи живут согласно древнему национальному укладу, никакие современные веяния их не коснулись. Сексуальная революция, разрушающая по статистике каждую вторую русскую семью, институт армянской семьи почти не затронула, древняя мораль оказалась прочнее и устояла под напором перемен. На вопрос “Где работаете?” глава армянской семьи чаще всего отвечает: “На строительстве”. А на вопрос “Где работает ваша жена?” отвечает: “Она занимается детьми и домом, у нас женщины не работают”. “А у нас давно уже наоборот”, — вздыхают русские женщины. Постоянное присутствие в доме женщины-хозяйки делает его уютным, чистым, с присмотренными детьми и вовремя приготовленным обедом. Самое ветхое и грязное жилье (а другого в Арамили уже давно не снять) армянская женщина превращает в образцовый теплый дом. Но горе тому руководителю, который возьмет на работу армянку, потому что чаще всего работница из нее никакая, все ее мысли заняты только семейными делами, она старается кое-как, наспех, исполнить свои обязанности, чтобы скорей бежать домой. Кроме этого, армяне, пожалуй, одна из самых гостеприимных наций из всех проживающих в Арамили. Здесь всегда накормят гостя, поделятся с нуждающимся. И именно к армянам предъявляют самые большие претензии коренные арамильцы. “Они со своим уставом в чужой монастырь лезут”, “Ведут себя по-хамски, в очереди никогда не стоят”, “Поведение у них вызывающее, неуважительное”, — чаще всего говорят о них, не делая никаких скидок на воинственный национальный характер и буйный темперамент, которым наградила их природа.
Второй по численности национальной диаспорой иностранцев, живущих в городе, являются азербайджанцы. Их также пригнала на Урал война. Причем одной из особенностей национального нашествия на Арамиль является контингент прибывающих. Если в Екатеринбург часто приезжают люди образованные и квалифицированные, словом, жители крупных городов и промышленных центров, то к нам, в глушь, приезжают в основном такие же провинциалы, как мы сами.
Р. приехал в Арамиль в самом начале перестройки. Занимался челночной торговлей. Однажды встретил здесь светловолосую, статную русскую красавицу. Женился и переехал к жене в ее дом в Полетаевке. Одним из первых соорудил в огороде теплицу и засадил ее незнакомыми местным жителям растениями. Любопытные полетаевские бабки, частенько собираясь вместе, судили и рядили, теряясь в догадках, что же растет у соседа в огороде? Однажды в конце лета азербайджанец выбежал из дома с ружьем в руках. Посмотрел вокруг дикими одурманенными глазами и начал палить в “белый свет, как в копеечку”. Бабки до вечера залегли в огородах. Диковинная травка оказалась невиданной тогда еще коноплей…
Большинство арамильских азербайджанцев — бывшие жители Армении, а армяне, наоборот, беженцы из Азербайджана. Когда начались национальные войны и этнические чистки, не только русские почувствовали себя неуютно в бывшей дружной “семье кавказских народов”: вспыхнувшая рознь согнала с насиженных мест представителей других национальностей. Лишними стали вдруг осетины и абхазцы в Грузии, ингуши в Ичкерии, и тысячи людей неожиданно для себя стали беженцами. И хотя времена открытых национальных конфликтов отошли в прошлое, арамильские армяне и азербайджанцы до сих пор недолюбливают друг друга и на родину не спешат. Азербайджанцы в силу своего национального менталитета занимаются в основном торговлей. А еще в городе они известны как нелегальные производители “паленой” водки.
— А что делать? — уныло спрашивает пожилой азербайджанец. — Я на родине был директором школы, всей моей месячной зарплаты хватало только на то, чтобы купить мешок муки. А у меня жена и трое детей. Здесь деньги на водке зарабатываю и домой отвожу, детей-то поднимать надо.
— Хочу вернуться домой, — говорит другой, живущий в Арамили больше десяти лет и давно женатый на русской, — здесь меня иначе как “чурка” не называют. А еще, на мой взгляд, русские какие-то странные, никогда друг другу не помогают, наоборот, обманывают друг друга, обворовывают, радуются чужому несчастью. У нас все по-другому, если с кем-нибудь несчастье, мы все помогаем, бросить своего в беде — большего греха нет…
М. 26 лет, он торгует на городском рынке. Сюда приехал к тетке, которая первой застолбила торговое место в Арамили и вскоре вызвала сюда около двадцати своих близких и дальних родственников. Торговля пошла бойко, узбеки поснимали дома, расселились по всему городу и зажили большой дружной семьей. Раз в полгода они ездят на родину: мужчины отвозят деньги в свои семьи, женщины закупают товар. Да и новости о жизни родного Узбекистана узнавать надо. К сожалению, никаких обнадеживающих перемен там не происходит. Жители деревни, из которой прибыла вся разношерстная компания, за копейки батрачат на выращивании хлопка, зарплату им выдают редко, иногда натурой, а надсмотрщики норовят за малейшую провинность оштрафовать. Так что, когда наконец приходит день получки, можно еще и самому оказаться в должниках. А если все же получишь деньги, прожить на эту сумму месяц нереально. Невесело живется простому труженику в свободном, демократическом Узбекистане. Кроме своих начальников и богатеев как саранча налетели сюда бизнесмены из сопредельных государств: Турции, Ирана, Китая и даже Индии, да и немцы с голландцами наведываются регулярно. Скупают предприятия, дома, землю, технику. Открывают свои производства, магазины, офисы. Рвут на куски по дешевке то, что когда-то принадлежало всем.
Арамильская община узбеков живет закрытым кланом: браки совершаются только между своими, национальные обычаи соблюдаются строго Если кто-то попал в беду, община поможет. Тетка-первооткрывательница железной рукой правит своим закрытым мирке. У М. мало надежд вернуться на родину, он давно уже смирился с мыслью, что, скорее всего, родиной для него станет когда-то немилая Россия.
— Здесь хорошо, — говорит он, — только русские очень много пьют…
Среди арамильских киргизов самое большое число людей с высшим образованием. На рынках торгуют врачи, инженеры, учителя, технологи. Перемены в Киргизии произошли по знакомому среднеазиатскому сценарию — разрыв с Россией, развал экономики, безработица, нищета и вынужденная миграция в поисках заработков большего числа трудоспособного населения. Единственные, кто оказался нужен демократической родине — крестьяне. За нищенскую зарплату они от рассвета до заката горбатятся на полях новоявленных плантаторов. Заводы остановились — рабочие оказались на улице. Зарплата бюджетников — врачей и учителей — составляет 200—300 рублей на наши деньги. Прожить на это невозможно, вот и уезжает интеллигенция. Турки, афганцы и китайцы становятся собственниками фабрик и заводов. Несколько раз недовольство народных масс выливалось в многотысячные митинги и манифестации. Демонстранты требовали отставки нынешнего президента Аскара Акаева и улучшения жизненных условий. В результате жизненные условия не изменились, а Аскар Акаев благополучно баллотируется на третий срок и, естественно, так же благополучно будет избран. Думается, даже единогласно.
Саре 30 лет, у нее трое детей и муж. В Киргизии она жила в таком же маленьком городке, как и наша Арамиль. По профессии техник-технолог мукомольного производства. Долгое время была безработной. В наш город ее позвала сестра, которая живет здесь уже много лет, торгует на рынке, вышла замуж за русского, получила гражданство. Сара несколько раз приезжала к ней в гости, присматривалась к людям, к городу. В один прекрасный день, два года назад, она собрала детей, оставила мужа и уехала в Арамиль навсегда. Здесь сменила несколько работ, отправила детей в школу, пытается наладить жизнь, зовет мужа переехать в Россию.
— Я на родине дружила с русскими, работала с ними и думала, что знаю их, — говорит она, — но здесь они совсем другие. В Киргизии они все были культурными, вежливыми людьми. В России же постоянно вижу пьяных, почти все девушки курят, ведут себя развязно. Меня это удивляет. А еще просто поразило меня ваше неуважение к старшим, к родителям. В Киргизии старики самые дорогие и уважаемые люди, а здесь наоборот. И все же я хочу жить в России, хочу чтобы мои дети были русскими. Здесь у них есть перспективы на будущее, возможность получить образование. Да и Россия более свободная, более по-европейски цивилизованная страна, чем Киргизия.
Таджики — самая массовая национальная группа, проживающая на территории муниципального образования. Впрочем, такая ситуация характерна не только для Арамили, аналогичным образом дело обстоит по всей России. По данным статистики, за пределами своей республики трудится на сегодняшний день 800 тысяч таджиков и 80 процентов из них — в России. Только за последние полгода они перевели в банки Таджикистана почти годовой бюджет республики, при этом не заплатив и копейки налогов российской стороне. Экономическое положение в Таджикистане даже не одно из самых тяжелых среди бывших советских среднеазиатских республик, а самое тяжелое. Год назад там официально не работало ни одно промышленное предприятие. Работа есть только в сельском хозяйстве, где современные дехкане получают минимальную зарплату, которая составляет около 70 рублей. Размер пенсии исчисляется 50 рублями. В прошлом году в республике были отмечены смертные случаи от голода. Осложняют и без того катастрофическое положение протяженные границы с недружественными нам Афганистаном и Турцией. Афганцы, до сих пор не забывшие вторжение и оккупацию своей родины, постоянно устраивают провокации на границе, к счастью, пик пограничных таджико-афганских войн уже прошел, но в приграничных районах по-прежнему неспокойно. Турция же, являясь членом союза НАТО, после распада СССР мгновенно устремилась на территории бывшей коммунистической Средней Азии с целью завоевания позиций и упрочения влияния военного блока в этом стратегически важном для США регионе. В республике около четверти всей экономики уже принадлежит туркам. Открываются турецкие магазины, рестораны, гостиницы, заводы, школы, мечети, кинотеатры и даже университеты. Словом, геополитика. Ну, а нам-то какое до этого дело? Где геополитика, где Арамиль? Да рядом не стояли! А вот поди ж ты, согнанные пресловутой геополитикой от родных пенатов, деловито снуют по улицам Арамили смуглые, бедно одетые мужчины и их говорливые, черноглазые жены в традиционных восточных штанах и ярких платках, закрывающих волосы. Они заняли все пустующее в городе жилье: на сегодняшний день в Арамили просто невозможно снять квартиру или дом. Они готовы работать где угодно за самую маленькую зарплату, на которую не согласится ни один арамилец. Живут обычно большим шалманом, скудно питаются, обделяя себя во всем и экономя каждую копейку. Работают сезонно, где-то в апреле у них начинается заезд, а в ноябре, когда прочно устанавливается зима, они возвращаются обратно в Таджикистан. Тех денег, которые они зарабатывают за полгода в Арамили, им хватает для того, чтобы в течение года содержать свои многочисленные семьи.
С. — 40 лет, он живет в маленьком селе Янгорык. Каждую весну примерно 90 процентов мужчин этого села приезжают на работу в Арамиль (думается, наши населенные пункты по праву могут уже называться городами-побратимами). С. приезжает на работу в наш город уже второй год. Хотя он и не строитель, здесь научился класть кирпич, штукатурить. В Янгорыке делать мужчинам нечего, единственная работа — на хлопковых полях, по десять часов, на жаре. Можно было бы самостоятельно выращивать овощи и фрукты на продажу, но это невозможно в силу географическо-климатических причин. Проще говоря, в Таджикистане не хватает воды. А без нее, как известно, “и ни туды, и ни сюды”. В Арамиль янгорыкцы ездят бригадами по пять-десять человек. Новые правила въезда иностранцев в Россию их пока не пугают. Законы они соблюдают, заполняют миграционные листы, проходят регистрацию.
— Будем ездить на работу в Россию, пока можно, — говорит С., — в Таджикистане уже ничего работать не будет — заводы разрушены, специалисты уехали, сырье все продано… Когда Советский Союз был, хорошо было. А сейчас… вах…
Арамильский “Шанхай”
По-китайски знаю только два слова — хунвейбин и Мао Цзедун. А мой собеседник — китаец — довольно сносно говорит по-русски. И немудрено, ведь он переводчик. Хотя для переводчика, пожалуй, мог бы говорить и лучше, к тому же акцент у него просто чудовищный. Рассказывает, что в его родном городе Харбине до сих пор живут потомки белогвардейских эмигрантов. И в китайский язык от них перешли многие русские слова, такие как ведро, банка и баночка, кран, хлеб. А еще — пратье и марака.
— Что такое — марака? — переспрашиваю я.
— Ну, марака, берый такой, пить его. Понимаешь?
— Нет.
Минут через двадцать наконец соображаю, что марака — это молоко. Вместо звука “л” китаец почему-то упрямо произносит “р”.
Если я правильно расслышала, то его настоящее имя Шин Енг Жанг, но все зовут его по-русски просто Игорь. Ему 35 лет, он уже около пяти лет живет в России. Вначале работал просто переводчиком в крупной китайской фирме, офис которой располагался на Дальнем Востоке. Затем отправился в глубь России и оказался на Урале, в Екатеринбурге. В китайской провинции, бедных крестьянских деревнях навербовал работников, закупил большую партию товара и на “Таганском ряду” открыл несколько торговых точек. Два года назад перевез свою бригаду на “арамильский привоз”. На сегодняшний день на этом рынке торгует всего 17 настоящих граждан КНР, все остальные торговцы, которых мы чохом причисляем к китайцам, на самом деле являются таджиками, узбеками, киргизами и гражданами других республик бывшего коммунистического Востока.
— Россия для меня уже стала второй родиной, — говорит Игорь, — мне нравятся русские люди, они не злопамятные, добрые. Китайцы другие, если мы ссоримся, потом долго обиду помним, тяжело идем на примирение. Русские очень легкие люди, душевные. Да и торговля здесь лучше идет, чем в Китае. Если там мы продаем одну вещь, то здесь за то же самое время пять. Здесь можно работать, можно деньги зарабатывать. Мне за русских иногда обидно бывает. Спрашиваю у некоторых мужчин: вы почему не работаете? почему не крутитесь? А они мне отвечают: зачем? у нас все есть — изба, картошка, на хлеб хватает, и больше нам ничего не нужно. Почему не нужно, я не понимаю? Жить лучше не нужно? Человеком себя чувствовать не нужно? Иметь все, что хочешь, не нужно? У вас тоже реформы идут, только слишком медленно. Вы работать не торопитесь, поэтому Россия сейчас живет так, как Китай пятнадцать лет назад в самом начале реформ. Вам времени не жалко?
Слушаю Игоря и вспоминаю, что буквально несколько дней назад, выступая по телевидению, наш президент бодро заявил, что экономика наша идет вперед и жить мы стали еще лучше, богаче и сытнее. И вообще страна уверенно движется по пути реформ. А этот обыкновенный китаец сказал, что за последние пятнадцать лет Россия не сделала ни одного шага вперед. Кому же из них верить? Хочется, конечно, президенту, но в глубине души понимаю, что прав-то, пожалуй, Игорь. И правда, почему в Китае все работает, а в России нет? И почему мы решили, что стали жить лучше? С жизнью какой страны мы себя сравниваем? Если с Таджикистаном и Узбекистаном, то мы живем хорошо, если с Китаем, то мы безнадежно отстаем, а если с Японией или США, то отстали уже навсегда. От этих размышлений у меня начинают ныть зубы. Я перестаю думать и начинаю прислушиваться к тому, что говорит Игорь.
— У меня сын есть, ему уже одиннадцать месяцев. Я вам сейчас своих родственников покажу.
Он вставляет диск, и на экране телевизора под тягучую, слащавую китайскую мелодию появляются розовые цветочки, голубки, иероглифы с завитушками. Динь-динь (как будто тоненькой серебряной палочкой легко ударяют по хрустальным гуселькам) — и на розовом фоне появляется полная улыбающаяся китаянка, держащая на руках такого же полного улыбающегося младенца. Динь-динь — вот она сидит в кресле, динь-динь — стоит на фоне дома, динь-динь — сидит за огромным, накрытым столом в кругу многочисленных родственников, очевидно, это должно символизировать достаток и изобилие.
Глаза Игоря начинают блестеть от умиления. Он мечтательно смотрит на экран и говорит:
— Скоро моя жена приедет сюда, ко мне в гости. Должна же она посмотреть, как я живу и работаю. —
А пока по сторонам с брезгливостью смотрю я. Живет Игорь в здании администрации рынка, в малюсенькой комнатке, для жилья совершенно непригодной. Судя по количеству кроватей, кроме него здесь ютятся еще три человека. Между незаправленных кроватей рядом с телевизором стоит рукомойник и биотуалет. У маленького столика с остатками еды и немытой посудой нет ни одного стула, поэтому мы сидим прямо на постелях. Обстановка, прямо скажем, спартанская. В еще более жутких условиях живут работники Игоря. Их домом стала полуразрушенная солдатская казарма в лесу, где нет ни воды, ни отопления, ни света. Остается только удивляться неприхотливости этих людей. Трудолюбивые, как муравьи, нетребовательные и выносливые, они в нечеловеческих условиях способны жить и работать только для того, чтобы не умереть от голода. И главное, быть вполне довольными такой жизнью. Мы по сравнению с ними капризные, избалованные, тепличные растения, которые в крайней ситуации безнадежно проиграют в борьбе за выживание столь высокомерно презираемым нами китайцам. Думается, каторжный труд миллиарда простых китайцев и породил китайское “экономическое чудо”, и вывел в лидеры среди развивающихся стран и сделал юань (который сейчас равен 4 рублям) одной из самых крепких и перспективных мировых валют.
В этот момент один из работников Игоря открывает дверь и заходит в комнату. На обгоревшем от солнца лице красные, слезящиеся глаза и распухший нос. Китаец явно простужен. От недавнего дружелюбия Игоря, с которым он только что беседовал со мной, не остается и следа. Не слушая больного, он лающими, резкими выражениями прогоняет его прочь, за дверь. Китаец покорно уходит. Да, не больно-то жалует начальник своих подчиненных. Вспоминаю, как буквально пятнадцать минут назад тот же Игорь униженно-заискивающе, с полупоклонами разговаривал с директором “арамильского привоза”. Как не похож был тот раболепный Игорь-подчиненный на этого грозного, рычащего Игоря-начальника. Это традиционный азиатский менталитет, предписывающий топтать ногами слабого и ползать на коленках перед сильным, имеющим власть. На Востоке и речи идти не может о равноправии, человеческом достоинстве и уважении к личности независимо от занимаемого на иерархической лестнице места. Здесь ценится только власть. Китайское экономическое чудо как-то моментально блекнет и скукоживается для меня. Я предпочитаю цивилизованные человеческие отношения, с равенством прав для каждого, без унижений и оскорблений. Западная демократия русскому менталитету все же ближе восточной.
— Я пробовал пить, как русские, — продолжает Игорь, — если выпить стакан водки без закуски, ноги становятся ватными, голова кружится, потом болит. Зачем это, я не понимаю. Мы в Китае мало пьем, больше едим. Россия очень богатая, здесь все есть. Много папоротника в лесах, много трав съедобных. Мы травы едим, папоротник очень любим, он полезный. Если бы вы захотели, могли бы его экспортировать в Корею, Японию. Большую прибыль имели бы. В Екатеринбурге много моих друзей живет и работает. Один из них два года назад открыл китайское кафе на Гурзуфской. Сейчас у него уже девять кафе. Много работает, развивает свой бизнес. И вы могли бы так же. Почему работать не хотите? Кстати, мы везем сюда не только промтовары. 80 процентов всех фруктов — из Китая. В России до сих пор социализм. А для нас он уже стал историей. Хотя в Пекине и висит огромный портрет Мао Цзедуна, мы больше не идем “социалистической дорогой”. Раньше говорили: “великий, уважаемый Мао Цзедун”, сейчас только “уважаемый”. У нас и памятники Ленину стоят…
В 2002 году Екатеринбург и Гуаньчжоу подписали договор о расширении экономических и культурных связей. Сегодняшнее китайское проникновение в Россию только начинается. Китайская сторона просит у губернатора Свердловской области отдать ей в аренду несколько тысяч гектаров заброшенных, пустующих пахотных земель. Если это произойдет, на Урале появятся китайские поселения, города, деревни, целые районы. Коснется этот процесс и Арамили. Число китайских эмигрантов возрастет во много раз. Пока же, как в любом цивилизованном европейском городе, у нас есть свой небольшой китайский квартал — чайнатаун, а скоро, возможно, появится и свой черный квартал. Взаимопроникновение двух соседних культур и мирное захватывание соседних территорий началось. Боюсь только, как бы русские не превратились в скором времени в национальное меньшинство в своей же стране, притесняемое более многочисленной, более приспособляемой желтой расой. Но возможно, все закончится благополучно и мы незаметно для себя превратимся в одну из провинций Китая. Трудолюбивые и деятельные китайцы из жалости и человеколюбия будут докармливать наше окончательно спившуюся и вымирающую нацию… Кстати, здесь есть еще один нюанс. Согласно последним статистическим подсчетам, количество китайских мужчин на 30 миллионов превышает количество женщин. Такой демографический перекос произошел, с одной стороны, вследствие особенностей национального азиатского подхода к вопросу о потомстве (в Китае считается, что первым ребенком в семье обязательно должен быть мальчик, второго ребенка в китайских семьях не бывает вовсе, законопослушные китайцы претворяют в жизнь лозунг: одна семья — один ребенок), а с другой стороны, благодаря научно-техническому прогрессу (который в последнее время постоянно некстати вмешивается в хрупкую сферу человеческих отношений, подправляя их, и уж так наподправлял, что человечество скоро перестанет узнавать само себя), а в частности, аппарату УЗИ, позволяющему определять пол ребенка почти сразу же после зачатия и избавляться от нежелательных девочек.
Так вот этим 30 миллионам молодых мужчин и грозит демографическая катастрофа, поскольку в Китае им не найти себе невест, не завести семью и не произвести на свет потомство. В то время как в соседней России ситуация совершенно противоположная. Вследствие русского национального характера и особенностей нашей жизни в стране катастрофически не хватает мужчин. По самым скромным подсчетам, их сегодня на 10 процентов меньше, чем женщин. Решением этой проблемы мог бы стать ввоз в Россию нескольких миллионов китайских женихов, что привело бы к плавному, полюбовному объединению Европы и Азии. Так что уже потерявшим надежду русским невестам можно посоветовать начинать изучать китайский язык. И поджидать, сидя у окошка, не прекрасного, белокурого рыцаря на белом коне, а скорее уж смуглого, узкоглазого китайца на велосипеде.
Да, они совсем другие. Не только по-другому выглядят и живут, по-другому думают и чувствуют, а это никакому изменению не поддается. Не подлежит никакому сомнению и то, что с каждым годом их будет все больше. Они будут, сами того не желая, менять нашу жизнь, менять нас самих. Так же как и мы их. Только не надо думать, как в коммунистические времена, что братские народы возьмут друг от друга только самое хорошее и обогатят друг друга знаниями и культурой. А плохое-то куда денется? Скорее всего, ассимиляция коснется всех сторон жизни и нашей, и их. Что уже и происходит. К примеру, сейчас в Арамили живет азербайджанец-алкоголик. Всего пять лет понадобилось человеку, чтобы из абсолютно непьющего стать запойным пьяницей. Это несомненное влияние русских традиций. Недавно в Екатеринбурге самая миролюбивая нация — киргизы — ограбили и избили милиционера. Вряд ли это нападение с корыстной целью, возможно, таким способом они решили защититься от милицейского произвола и мздоимства. В нашем городе никаких криминальных разборок между жителями и мигрантами не происходит, нет у нас и бандитских национальных группировок. Правда, года три-четыре назад в Двуреченске случился инцидент в семье живущих там курдов. Кто-то бросил гранату во двор дома, где они отмечали какой-то праздник. Милиция всполошилась, подумала: террористы. Оказалось, просто семейная ссора. Именно так курды выясняют отношения. Бывает…
— Почему вы их так не любите, ведь они почти не ухудшают вам криминальную статистику? — спрашиваю я у городских работников милиции.
— Потому что почти все они, особенно приезжие из Таджикистана, везут сюда наркотики, — говорят представители арамильского ГОМ, называющие Арамиль “маленьким Баку”. Верно. Везут. Да и как не везти, если грамм афганского героина стоит в Таджикистане 5 рублей, в Екатеринбурге уже 600 рублей, а на севере Урала 1200. А зарплата рядового таджика у себя на родине не более 70 рублей. Разумеется, милиционеры правы, но все же не все таджики везут наркотики. Наркокурьеров надо ловить, а честных тружеников защищать.
Среди других представителей социальной сферы наиболее часто сталкиваются с мигрантами работники больницы. Они делают приезжающим все предусмотренные законом анализы, берут кровь на венерические заболевания и на СПИД. До сих пор в город не прибывал ни один больной СПИДом житель Востока.
— Лечим мы их только платно, — говорят врачи, — поскольку полисов у них нет. Никаких особых хлопот они нам не доставляют.
В двух городских школах на сегодняшний день число учеников азиатских и кавказских национальностей составляет уже около 10 процентов. Ни учителя, ни ученики не видят в них ничего особенного или агрессивного.
— Дети как дети, — говорят педагоги, — есть среди них умные и глупые, отличники и двоечники. Не в национальности дело, а в человеке. Плохие люди есть и среди русских.
Работники арамильского ЗАГСа не отмечают особого увеличения числа браков русских женщин с иностранцами. Причиной этого является, скорее всего, патриархальные пережитки жительниц нашего провинциального городка. Совершенно другую картину можно наблюдать в Екатеринбурге, где уральские невесты, отбросив ложный стыд, сотнями выходят замуж за горячих сынов Кавказа и Азии. В Арамили же пока наблюдается лишь рост числа детей, рожденных от “гостей с Востока”. Причем смуглолицые отцы от своих детей не отказываются, в графе “отцовство” ставят свое имя и ребенку дают свое отчество. И возможно, зря, ведь, прожив здесь несколько лет, они, как правило, уезжают и чаще всего навсегда, на родине их ждут их законные семьи. А в Арамили остаются Иваны Ибрагим-заде Ивановы или Марии Сулейман-оглы Петровы. Вряд ли такие отчества облегчат жизнь этим детям.
Простые граждане Арамили относятся к приезжим чаще всего отрицательно.
— Они занимают наши рабочие места, — говорит большинство.
— Они готовы за гроши работать, поэтому зарплата у нас не увеличивается. Мы знаем цену своему труду, а они нам все перебивают.
— А мне не нравится, что они на своем языке разговаривают, — говорит дебелая девица в мини-юбке, с оголенным по моде животом, и с банкой пива в руке, — я мимо иду, а они, наверное, про меня черт знает что говорят и обсуждают.
— Они дома наши покупают и землю, — кричит мгновенно вскипевшая яростью бабка, — а потом хоромы себе строят! А на какие деньги! А?!
— А мне все равно. Пусть живут, работают. Я их не трогаю, они меня пусть не трогают. У нас недавно здесь дом ремонтировали, на нем таджики работали. Они такие спокойные, работящие, весь день с утра до ночи, как заведенные, вкалывали. А вот армяне мне меньше нравятся, они какие-то вспыльчивые, резкие. Я с приезжими много общалась и, вот видите, даже разницу стала понимать.
Какого-то общего мнения по поводу нашествия азиатов на наш город, похоже, не существует вообще, большинство злится и в раздражении называет наш город “аулом Арамиль”, кому-то на все плевать.
А по большому-то счету, что уж такого плохого принесли с собой мигранты? Они берутся за самую грязную, низкоквалифицированную и малооплачиваемую работу, на которую и не посмотрит уважающий себя коренной уралец. На строительстве, где они чаще всего трудятся, платить им нужно гораздо меньше, чем русским. Поэтому и нанимают хозяева их охотнее, чихая на их национальность и приучая к тому, что работа в Арамили для них всегда найдется. К тому же огромным преимуществом приезжих является то, что они не пьют. Ну не станут они приезжать, а кто работать-то будет? В близлежащих колхозах таджики сажают капусту, узбеки окучивают картошку, даже коров доят сводные бригады из Азии. За десять лет мигранты настроили в Арамили столько же, сколько было построено за все время существования советской власти. К тому же приезд такого большого числа мужчин значительно разрядил напряженную ситуацию, давно назревшую из-за острой нехватки свободных мужиков. Молодые девушки, которым и не светили женихи отечественного производства, теперь могут реализовать свои потребности с особями мужского пола, пусть и другой национальности. Нежданно-негадано оказались востребованы и прелести дам бальзаковского возраста. Нередко можно наблюдать самые невероятные мезальянсы, например, когда в гражданском браке шестидесятилетняя невеста сожительствует с тридцатилетним женихом.
Но самым напряженным и опасным моментом является, пожалуй, соседство мигрантов с беженцами. Беженцы из Казахстана, Таджикистана, Узбекистана, изгнанные властями этих республик и по-тихому преданные властями своими, во множестве живут сейчас в Арамили, как и в других городах страны. Именно они, не забывшие, как вероломно с радостью от них избавлялись бывшие друзья, злорадно наблюдают сейчас за все увеличивающимся потоком мигрантов.
— Мы слишком хорошо относимся к ним, — говорят они, — а ведь они нас всегда не любили. Тот, кто еще в советские времена бывал в Узбекистане и Грузии, помнит их отношение. А когда они сюда приезжают, мы встречаем их с распростертыми объятьями. Отношение должно быть адекватным, как они с нами поступали, так и мы должны. Основными специалистами на их производстве были русские. Мы заводы построили, мы на них работали, мы все организовали. Они нас выгоняли, радовались, думали, все им останется. Развалили все, разворовали, и накрылась вся их экономика медным тазом. За что боролись, на то и напоролись. Нас потихоньку выдавливали из республики, вводили всюду свой язык, свои правила. Я на пятом десятке оставил все, что нажил и в чем был, и уехал в Россию. Здесь все с нуля начинаю. А они уже опять тут как тут. Да гнать их надо в шею!
Таково единогласное мнение всех беженцев. Думается, единственное, что удерживает их от вендетты по отношению к восточным мигрантам — это чувство классовой солидарности. Они понимают, что виной их бед являются не эти бедные, полуграмотные рабочие и колхозники, а та национальная верхушка, которая и довела до ручки всех — и своих, и чужих. И еще они наверняка понимают ту нехитрую истину, что у голода и нищеты нет национальности и что борьба нищих с бедными будет на руку лишь тем же национальным чиновникам, греющим руки на чужой беде…
Россия страна непредсказуемая. Разве всего пятнадцать лет назад кому-нибудь из нас могло прийти в голову, что коммунизм рухнет. Почти мгновенно, в одночасье разлетелся строй, который, казалось, будет всегда. Нынешние вожди тоже говорят нам, что перемен никаких не будет, все и всегда будет так, как сейчас. Что ж, поживем — увидим.
Вторую тысячу лет нашими соседями на планете являются на ее юго-востоке — Грузия, Казахстан, Азербайджан, Монголия, Китай и другие государства, здесь как раз изменений никаких не предвидится. Будем жить вместе, будем соседствовать, хотим мы этого или не хотим. И хотим мы этого или нет, но в силу этих причин жители соседних государств будут у нас частыми гостями. Поэтому будем привыкать к появлению в наших городах восточных народностей. Будем привыкать к тому, что они начнут играть все более заметную роль в жизни нашей страны. И для этого есть свои причины. К сожалению, история распорядилась таким образом, что Россия оказалась не просто в числе стран вымирающих. Катастрофическое уменьшение нашего населения станет заметно уже в ближайшие годы. И так как не могут же пустовать такие огромные территории, они естественно будут заселяться более жизнеспособными народами. Что ж делать, таков закон природы — на смену слабому, отжившему приходит сильное, здоровое и умеющее приспособляться. В извечном противостоянии между Востоком и Западом перевес, похоже, наметился в сторону Востока. По тем же законам, по которым рождается, живет и умирает человек, существуют цивилизации, им также свойственно рождаться, стареть и умирать. Мир старой, изживающей себя цивилизации белой расы, когда-то воинственной и предприимчивой, подходит к своему закату, а на смену ему идет молодая, развивающаяся желтая раса (подобное наблюдается и в Европе, которую заполонили наряду с азиатами еще и выходцы из Африки). Да, с законами природы не поспоришь, жаль только, что к этому уходящему с мировой сцены миру принадлежим и мы и сейчас изнутри можем наблюдать все прелести упадка. Очень бы хотелось надеяться, что эта смена произойдет мирным путем, тихо и безболезненно одна цивилизация поглотит другую. На смену нашему современному, российскому, глубоко аморальному общественному строю и потерянному, заблудшему населению страны идет совершенно другая общественная формация, идет глубоко религиозное и нравственное общество. И если, как заверяют нас наши правители, в стране действительно ничего не переменится, то вскоре эти пришельцы начнут вытеснять нас и занимать наши места. Они будут много и хорошо работать, плодиться и заселять страну, может быть, перестанут покорным стадом ходить на выборы, прогонят наконец всех казнокрадов и сделают наконец то, что не удалось сделать нам, построят счастливое и справедливое общество в стране. Только это будет уже совсем другая страна…
— Алла-а-а-а-акбар…
Теплый утренний ветерок кружит по земле июньской метелью тополиный пух. Лужи, еще не просохшие после ночного дождя, по краям, словно снегом, присыпаны пушинками. Горячее летнее солнце раскаленной монетой висит на безоблачном небе.
— Алла-а-а-а-акбар…
Он стоит на коленях на маленьком истертом коврике лицом к Востоку. У него пятничная молитва. Чуть слышное бормотание прерывается плавным движением рук, словно омывающих лицо, и частыми поклонами.
—Алла-а-а-а-акбар…
Он не замечает ничего: ни пушинок, щекочущих кожу, ни своей грязной рабочей одежды, ни разбросанного вокруг строительного мусора. Он смотрит внутрь себя, он смотрит ввысь, он прикасается к богу…
—Алла-а-а-а-акбар…
Здесь же недалеко от стройки, где он работает, уселись на обед рабочие с близлежащего заводика. Их человек пять. Разложив на куске полиэтилена нехитрую снедь и быстро разлив по стаканам бутылку водки, они с любопытством и смехом наблюдают за молитвой “чурки”.
—Алла-а-а-а-акбар…
Рядом с подвыпившими, гогочущими рабочими сидит собрат молящегося, такой же представитель мусульманского Востока. Они вместе делают пристрой к одному из цехов завода. Он молча смотрит то на рабочих, то на совершающего молитву. Во взгляде его иногда появляется выражение тоски и нерешительности. Он не в силах присоединиться ни к рабочим, ни к молящемуся.
—Алла-а-а-а-акбар…
— Миш, а Миш, а ты почему не молишься? — рабочие разомлели от водки и еды и начинают куражиться.
— Давно в России живу, — после долгого молчания, не спеша, осторожно отвечает Миша.
— Миш, а Миш, а ты свинину ел? — вопрос вызывает взрыв хохота. Миша молча смотрит в красные, словно распаренные лица хохочущих. В выражении его темных азиатских глаз печаль и покорность обстоятельствам. Глядя в его бесстрастное, закаменевшее лицо, невозможно отгадать ход его мыслей. Непроницаемая азиатская улыбка никак не вяжется с его беспомощным взглядом.
—Миша, а ты баб русских пробовал? — рабочие с ехидными улыбками смотрят на Мишу.
Он долго молчит, потом тяжело вздыхает и обреченно повторяет:
— Давно в России живу…
Ветер неожиданно поднимает вверх клубы тополиного пуха, они вздымают вверх, и кажется, что сидящий в отдалении молящийся воспаряет в воздух сквозь стоящий в неподвижности пух.
Ну что, мужики, аллах акбар?