Рассказ
Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2004
Вячеслав Войлоков — родился в 1960 г. в Москве. Окончил Московский электротехнический институт связи. Работал инженером в проектных институтах Москвы. С 1994 г. живёт в США. Стихи и рассказы пишет с детства. Публиковался в русскоязычных изданиях Америки — в газетах “Панорама”, “Контакт”, “Новое русское слово”, в “Новом журнале” и в литературных альманахах. Печатался в “Урале”
Что может быть лучше украинской ночи? Я теряюсь в догадках. Темно, хоть глаз выколи, а тишина какая… Да что он, с ума сошел, решит читатель, описывать украинскую ночь после Гоголя? Ну ни стыда, ни совести… Поэтому молчу, об этом больше ни слова, хотя душа рвется и перо уже готово накатать страниц так на двадцать что-то аналогичное знаменитому отрывку из “Мертвых душ”. Вы же не знаете….
Нужно уметь обуздывать любые свои желания, противоречащие общественным интересам. Безжалостно. Чего бы тебе ни хотелось: писать, любить, есть…
— Ужин брать будете? — спросила медсестра, заглядывая в нашу палату.
Ужин — будем. Хотя этой каши никто все равно больше двух ложек съесть не может, за исключением Коли с заворотом кишок, у которого вчера прорезался зверский аппетит. У нас в палате лежат три Коли. Кроме Коли с заворотом кишок, которого резали неделю назад, есть еще Коля после операции грыжи и Коля с язвой.
Самое лучшее в нашем ужине — чай, хотя Юрка и утверждает, что его заваривают здесь из веника. Ему виднее — он работал в этой больнице.
— Хорошо,— сказал Коля, доев за всех кашу. — Наелся. Он собрал тарелки и пошел относить их на кухню.
— Ест много — значит, выздоровел, — сказал Юрка.
— Скоро выпишут, — отозвался Федя.
— Ну, положим, еще подержат, — возразил Коля с язвой. Феде пятьдесят лет. Коле с язвой от силы двадцать три. Друг с другом они готовы были спорить в любое время и на любую тему.
На чемпионате мира по невезению Федя с легкостью занял бы призовое место. Первый раз он попал в эту больницу с острой болью в животе месяц тому назад. Скорая помощь привезла его прямо с работы, Федю положили на ту же койку, на которой он лежал и сейчас, и начали обследовать. Подозревали аппендицит, но анализ крови показал нормальное количество лейкоцитов. Боль постепенно прошла, врачи развели руками и счастливого Федю, успевшего наслушаться в палате про всякие операционные ужасы, отпустили на все четыре стороны.
Через неделю после выхода из больницы он опять попал в нее. История повторилась: приступ, скорая помощь, анализы, рентгены — и ничего.
Очутившись на той же койке в этой больнице в третий раз, Федя расстроился не на шутку. Нам с большим трудом удалось его успокоить. Постепенно, однако, он повеселел, разговорился и поведал нам, что на работе его считают отпетым симулянтом, а дома жена все время о чем-то думает и регулярно проверяет его карманы. На все это, конечно, наплевать и растереть, гораздо хуже другое. Два раза скорая помощь забирала его с работы, проезжала на территорию цеха, а охрана фабрики не догадалась обыскать Федю и машину, о чем теперь страшно жалеет. На фабрике фасуют кофе, и все прут его, по словам Феди, почем зря. И вот теперь охрана, а вместе с ней и все остальные решили, что Федя с помощью скорой вывез с фабрики огромное количество кофе, подкупив им санитаров.
— Они решили списать на тебя весь пропавший с фабрики кофе, начиная с 1917 года,— предположил Юрка. На это, естественно, тоже плевать, но теперь Феде стало сложно кормить семью. Когда он появляется в проходной в конце рабочего дня, шмонать его собирается весь наличный состав охраны фабрики, так что и зернышка не пронесешь. А жена думает, что Федя носит кофе по-прежнему, но только теперь все оно идет не домой, а куда-то налево.
Мы, как могли, успокоили Федю, опрометчиво пообещав, что что-нибудь придумаем. И пока мы думали, Федя грустно слонялся по больнице, действуя на нервы заведующему хирургическим отделением.
Все случилось в субботу вечером. Днем у нас побывала огромная толпа родственников. Они нанесли гору продуктов, и именно таких, которые нам, строго говоря, есть было нельзя, но от которых не было сил отказаться. Кольке с грыжей жена принесла красную рыбу, Колька угостил нас, но почти все отказались, обессилев от поединка с собственными запасами, и ели они эту рыбу втроем — Колька, Федя и Сергей. Вечером Феде стало плохо. Сначала он просто лежал молча, не участвуя в общем разговоре, потом вытянулся и начал стонать. Сергей побежал искать врача.
Каждую ночь в нашем корпусе дежурило два врача. Однако ночь с субботы на воскресенье — не самое удобное время для дежурства, и обычно все опытные врачи старались устроить так, чтобы их бдения пришлись на другие дни. Поэтому по субботам дежурили практиканты и все те, от кого заведующий отделением не боялся получить заявление об уходе. Так было и в этот раз. К нам в палату пришел веселый молодой парень со следами губной помады на подбородке, которого мы видели в первый раз, ткнул Федю пальцем в живот, отчего тот взвыл, и велел сделать анализ крови. На этот раз лейкоцитов у Феди оказалось более чем достаточно, чтобы признать острый приступ аппендицита. Эскулап потер руки и скомандовал: “В операционную”. Было около часа ночи.
Так же как и ты, читатель, мы все тогда в палате были уверены, что Федины злоключения завершились. Дальнейшее показало, как мало мы еще знали жизнь. Операция по удалению аппендицита длится от силы часа два — Федю привезли в палату только под утро. Придя в себя на следующий день, он рассказал нам обо всем, что происходило в операционной, и в частности о том, что он испытал, когда услышал, как через два часа после начала операции один из хирургов тихо сказал другому: “Слушай, по-моему, мы что-то не так делаем”.
— Коновалы, — бушевал Федя. — Они возились бог знает сколько времени, потом решили дать мне общий наркоз, медсестра позвонила анестезиологам, но там никого не оказалось… Каково? Нет, я чувствую, что живым из этой больницы не выйду.
— Вчера в коридоре слышал, — заметил Юрка, — один врач говорил другому: ну, что решим с больным Федей? Будем лечить, или пусть живет?
— Что ты зря паникуешь? — набросился на Федю Коля. — Твое счастье, что они так долго с тобой возились. Сделай они эту операцию быстро, после них тебя еще раза три как минимум пришлось бы резать, чтобы ты навсегда полным калекой не остался. А ты как думал? Это тебе не кофе с фабрики таскать. Дело серьезное — хирургия.
— Это точно,— подтвердил Юрка. — Не уверен — не отрезай. Завет Гиппократа.
— Ты, собственно говоря, этим коновалам по гроб жизни должен быть обязан за то, что провозились с тобой целую ночь, а не сделали всю операцию быстренько за полчаса, чтобы поскорее отправиться спать.
Все это показалось Феде убедительным. Больше с тех пор он не жаловался нам на врачей, однако временами у него случались приступы пессимизма, один из которых, по всей видимости, начал одолевать его и сейчас. Федю можно было понять. Заведующий отделением, осматривая сегодня на перевязке его шов, задал риторический вопрос: “Они тебя что, консервным ножом вскрывали, что ли?” На что Федя, не растерявшись, ответил: “Ваша школа”.
Наступил теплый осенний вечер — такой вечер делает уютной даже больничную палату. За приоткрытым окном тихо шелестела листва, пахло свежестью, и эту идиллию нарушали только матерные крики, доносящиеся с первого этажа — там резался в карты контингент травматологического отделения, две трети которого составляют те, кто привык в пьяном виде совать пальцы в станок или чего-нибудь в этом роде.
Дверь в палату распахнулась, и на пороге появился Сергей. Древнегреческий алкоголик Бахус скончался бы от зависти, увидев его сейчас. Сергей находился как раз в том благостном расположении духа, когда окружающие предметы еще не потеряли для него своих очертаний, но уже ничем не напоминали низменный материальный мир, и им хочется рассказать о себе что-нибудь хорошее.
— А вот и я, — сказал Сергей, войдя.
Тут его начало слегка заносить в сторону, прямехонько на койку, где лежал голодный Коля, но в последнюю минуту ему удалось схватиться за изголовье кровати и удержаться на ногах.
— Здорово,— резюмировал Юрка общее впечатление. — Как же ты по лестнице-то поднялся?
Сергей немного постоял на одном месте, взял себя в руки и, пошатываясь, направился к своей кровати, находящейся, на нашу беду, в самом конце палаты. Однако он дошел до цели, по пути слегка потрепав нервы всем по очереди своим стремлением свалиться куда попало.
Усевшись на койку, Сергей не стал терять времени даром.
— Коля, — сказал он лежащему напротив Коле с грыжей, доставая из-за пазухи бутылку водки. — Давай выпьем.
— А тебе не хватит на сегодня?— поинтересовался Коля. Сергей фыркнул.
— Ты не бойся, я свою норму знаю. Может, ты заметил, я уже немного выпил. Мы с приятелями….
И он принялся сосредоточенно ковырять пробку на бутылке.
— Да, мужики, — сказал он минуту спустя, отложив в сторону неподдающуюся бутылку и начиная ленивые поиски в тумбочке,— В Афгане без выпивки было нельзя. Полный табак. Или наркотики, или выпивка. Но я наркоту эту всю не люблю.
Сергея прорвало. Он болтал без умолку, рассказывая свои армейские воспоминания, и при этом постоянно путал страну, в которой проходил службу, называя то Афганистан, то Польшу, то Сирию. Вскоре слушать его стало неинтересно. Голодный Коля выключил свет. Наконец и Сергей замолчал, запутавшись в своем повествовании.
— Что-то мы сегодня рано спать легли, — заметил Коля с грыжей. — Только полпервого. К чему бы это?
На его замечание никто не отозвался. В палате наступила тишина. Мысли в голове начали спотыкаться, становилось все покойнее, и сознание постепенно расплывалось во все стороны.
— Эй, ты куда?
Сквозь пелену сна и темноту по палате двигалась чья-то фигура.
— Ты куда идешь?— повторил свой вопрос Юрка и включил висящий над кроватью ночник.
Свет ударил в глаза, а когда все разбуженные пришли в себя, то увидели, что на единственной пустовавшей в палате койке лежит человек. До этого несколько раз к нам заходили ночью по ошибке, но еще никто из них не ложился в кровать. Непонятно было также, почему вошедший притворялся спящим.
— Он что, уже успел заснуть?— с сомнением спросил Юрка. Молодой Коля вскочил с кровати, подошел к незнакомцу и потрепал его за плечо. Тот не реагировал.
— Может быть, ему плохо?— предположил Юрка. — Коля, сходи за врачом.
Коля привел медбрата Костю.
— Все на операции,— объяснил он. — Там привезли кого-то с приступом аппендицита. А его оставили дежурить одного.
Лучшего дежурного по хирургическому отделению трудно было себе представить. Свою голову Костя носил немного набок — это свойство помогло ему избежать службы в армии, и с тех пор он полностью посвятил себя изучению хирургии в должности младшего санитара. Он педантично выполнял свои обязанности, священнодействовал над историями болезней, с готовностью брался делать уколы или ставить клизмы. Однако проводить эти процедуры ему удавалось только над несведущими новичками, если их не успевали предупредить; все остальные знали, что лучше попасть в лапы испанской инквизиции, чем довериться Косте.
— Это из соседней палаты, — установил диагноз Костя, осмотрев пациента. — Он поступил к нам сегодня утром.
— Слушайте, а может быть, он помер? — сказал вдруг Федя. — Я с него глаз не сводил все время, так он ни разу не пошевелился.
Костя склонил голову еще больше набок, изучающе оглядел Федю, потом наклонился к новичку и попытался поднять ему веки, но как ни старался, увидеть ему удалось только белки глаз. Тогда он взял руку и начал искать пульс. Искал он его довольно долго и своими поисками взвинтил Федю до предела.
— Да ты тело его потрогай, — разродился тот советом. — Холодный он или горячий?
Костя с сожалением оставил в покое запястье и положил свою руку на лоб новичка.
— Вроде холодный, — с сомнением сказал он.
— Слушай, убери ты его отсюда, — заговорил Федя. — Он не из нашей палаты. Положите его в его палату и делайте там с ним, что хотите.
— Вот что, — твердо сказал Костя. — Я позвоню сейчас в операционную и узнаю, что с ним делать.
И он ушел из палаты.
— Хорошенькие дела, — казалось, что Федя от возмущения сейчас оторвется от кровати и уйдет в открытый космос. — Подбрасывают нам трупы среди ночи. Я только засыпать начал. Пускай они его убирают.
— Двадцать минут второго, — отметил Коля с грыжей и добавил с завистью: — А Серега спит как сурок. И Коля тоже.
Действительно, Сергей и вечно голодный Коля сопели в свои подушки. Наша возня вокруг непонятного тела их не разбудила.
Вернулся Костя.
— Ну, что?
— Утром его заберут в морг. Я им говорю, что вроде больной умер, описал кто, они даже не удивились, сказали: чего с ним ночью делать, ждите до утра.
Нас всех слегка покоробило такое безразличие к нашим судьбам. Положим, мы не ждем от них слез, но удивиться они по должности были обязаны.
— Наверное, он безнадежным был, — сообразил Федя. — И конца каждую минуту ждали.
— Это ничего не значит, — уточнил Коля с грыжей. — Если врачи перестали удивляться тому, что у них люди мрут, то это, знаете ли…
Костя, считая инцидент исчерпанным, направился к двери.
— Стой, — почти крикнул Федя. — А этого ты что, здесь оставляешь?
— А куда его девать? — Костя непонимающе посмотрел на Федю.
— Куда хочешь, только забирай его отсюда.
— Да куда я его сейчас дену, — повторил Костя. — Морг закрыт. Пусть у вас полежит до утра. Что он вам, мешает?
— Мешает, — подтвердил Федя. — Я не могу спать в одной палате с покойником.
— Действительно, — поддержал его Коля с грыжей. — Я, например, тоже не засну, если он здесь останется. Мало того, что он скончался в нашем присутствии, и так всякие дурацкие мысли в голову лезут, а если он здесь будет лежать…
— Надо его положить на каталку и выставить в коридор, — решил Юрка. — Коля, сходи за каталкой.
Костя пожал плечами и согласился. Ему было все равно. Каталку поставили рядом с кроватью, и Коля с Костей начали перекладывать труп. Однако оказалось, что это не так просто. Между каталкой и кроватью остался значительный промежуток, и тело норовило попасть в него, а не туда, куда было нужно. Юрка с минуту скептически наблюдал за их действиями, потом счел нужным вмешаться.
— Стойте. Вы его так на пол уроните. Разбудите Сергея, он вам поможет.
Сергея не пришлось долго тормошить.
— Что, подъем? — спросил он, продрав глаза.
— Помоги Коле с Костей труп на каталку переложить, — осторожно попросил Коля с грыжей. — Мы бы не стали тебя будить, но сам понимаешь, нам же ничего нельзя поднимать.
— Труп? — переспросил Сергей, усаживаясь поудобнее на кровати. — Если бы вы знали, мужики, сколько я трупов в Афгане на себе перетаскал. Идешь по горной дороге в полной боевой выкладке — учти, в полной, а это тебе никак не меньше двадцати килограмм, — и еще несешь чей-то труп. Я сам стрелок, скажет мне командир, сними вот этого душмана, и я его снимаю. С первого выстрела. Патроны экономил…
— Ты потом расскажешь, а сейчас помоги труп на каталку переложить, — прервал его Юрка.
— Чего-то я вас не пойму, мужики, — недоуменно спросил Сергей. — Вы чего, хотите сказать, что кто-то помер?
Сергей обвел взглядом палату и уставился на Федю.
— Федя, ты живой? — удивился он. — Они говорят, кто-то умер, я думал… А кто тогда помер-то?
— Я тебя переживу, — окрысился Федя.
Коля указал рукой. Сергей пожал плечами, встал и подошел к кровати с покойником. Вид трупа абсолютно не произвел на него никакого впечатления и не уменьшил его лазурного настроения. Прежде чем кто-то успел что-нибудь сделать, Сергей схватил тело, прижал его, как любимую, к своей груди и уронил на каталку.
— Вот и все, — сказал он. — Детский труд.
Костя снял с кровати простыню и накрыл ею покойника.
— Ну и куда мы его поставим? — спросил он.
— В конец коридора, к двери.
— А может, отвезти его в его палату? — заикнулся Федя.
— А как ты себе это представляешь, — набросился на него Юрка. — Ты думаешь, они будут счастливы, что мы его от себя к ним перевезли? Я себе очень хорошо представляю: кто-то из них скажет, что он должен лежать там, где помер, а ты будешь доказывать, что раз он из их палаты, то и находиться должен в ней. Такие теоретические споры обычно кончаются мордобоем. Только этого нам сейчас не хватало.
— Давайте его к моргу отвезем, — предложил молодой Коля.
— Да лучше вывезем на улицу и зароем где-нибудь в саду. И концы в воду, — посоветовал Сергей. — Когда я закапывал душманов…
— Какие концы, — рассердился Юрка. — Вы проснитесь, друзья мои. Ночь. Морг находится в другом здании, к нему нужно через двор идти.
— Ну и что? Проветримся. Ты дорогу-то знаешь? — спросил Коля.
— Знаю.
— Поехали, — и Сергей решительно двинулся с каталкой к двери.
— Подожди, — видя всеобщее одобрение, Юрка выругался, вылез из кровати и надел пижаму. — Вам всем место в психушке, а не в хирургии.
— Все болезни от нервов, — подтвердил Коля с грыжей. — Пошли уж вместе, чтоб никому не обидно было.
— А как я пойду с вами? — спросил Федя. — Я до туалета и то с трудом дохожу, а до морга я точно не дойду.
Мы оставили Федю с голодным Колей — тот продолжал сладко спать, — в палате, Костю на дежурстве и отправились впятером. Прошли вслед за каталкой коридор, увешанный репродукциями морских пейзажей, сгрудились в лифте, вжимаясь спинами в стенки кабины, чтобы освободить посредине побольше места, смотря при этом преимущественно вверх, на обшарпанный потолок и нестерпимо яркую лампу на нем, и наконец по пологому спуску, предусмотренному специально для таких случаев, спустились во двор больницы. В середине двора находился сквер, заросший кустами черемухи и сирени, который лежал сейчас черной кляксой у нас на пути. В здании слева светилось окно приемного покоя, притягивая к себе своим обитаемым видом.
Стояло полнолуние. Лунный свет лег на наши плечи, как тяжелая ноша, и превратил в восковые маски лица, усугубив этим и без того мрачное настроение. Думаю, не один я пожалел, что пошел вместе со всеми. Было жутко. Мы медленно двигались вперед. Юрка шел рядом с каталкой, показывая нам путь. И тут из-за кустов черемухи вышли те, кого мы ну никак не ожидали здесь встретить — два милиционера с собакой.
— Что это значит?— спросил один из них, приходя в себя от изумления.
Собака посмотрела на нас, повела носом и зарычала. Вся наша торжественность куда-то испарилась. Мы растерялись.
— Ну вот, — ляпнул Юрка. — Говорил я вам.
Только теперь до нас дошло, какую картину мы собой представляем. Пять человек в пижамах явно с чужого плеча и в тапочках, способных вывести из равновесия любую порядочную женщину, катят по улице тележку с покойником. Тут кто угодно призадумается. В голове замелькали картины, одна другой веселее: вот лежат в нашей палате новые больные, и один из них, самый сведущий, рассказывает остальным: “А вы знаете, всех, кто тут до нас лежал, посадили. Представьте себе. Они прикончили за что-то новичка и, чтобы скрыть следы, хотели закопать его ночью в саду. Милиция там их и накрыла”.
— Так, — понимающе сказал милиционер с погонами сержанта, чувствуя, что ответа на свой первый вопрос он так и не дождется. — А это кто у вас тут?
И он указал на каталку.
— Это больной, — за всех ответил Коля. — Он помер, и мы везем его в морг.
— В морг? — переспросил сержант. — Среди ночи?
— И впятером? — добавил другой милиционер. — Что, двое бы не довезли?
Тут они переглянулись между собой. Следовало объясниться. Юрка решительно начал рассказывать все как есть — и это нас окончательно погубило. Чем больше он говорил, тем мрачнее становились стражи порядка. Было совершенно очевидно, что они не верят ни одному его слову.
— Ладно, — решил сержант. — Пройдем к вам, там разберемся.
Пришлось вернуться обратно к нашему корпусу.
— Ты побудь здесь, — входя в подъезд, сказал сержант своему напарнику — не иначе как на случай нашего бегства.
Мы поднялись наверх. На наше счастье, операция уже кончилась, и один из врачей сидел в ординаторской и что-то писал.
— Здравствуйте, доктор, — вежливо сказал сержант. — Что это у вас больные по ночам покойников возят?
Мы вошли вслед за сержантом и столпились у него за спиной. Врач поднял голову от бумаг, и в его взгляде отразились золоченые милицейские пуговицы и наш потерянный вид.
— Каких покойников? — спросил он упавшим голосом.
— Вот,— сержант выкатил на середину комнаты тележку с трупом.
Врач встал, подошел к ней и откинул простыню. С минуту он осматривал тело, потом вздохнул, и на его побледневшее лицо вернулся естественный румянец.
— А с чего вы решили, что он мертвый? — спросил он и дал покойнику две хлесткие пощечины. Тот замычал, крутанул головой и сделал попытку открыть глаза. Сержант сразу обмяк и сглотнул слюну.
— А они, — он кивнул на нас, — его в морг везли.
Нам стало не по себе.
— Морг сейчас закрыт, — врач машинально посмотрел на часы. Первым опомнился Сергей.
— Он живой? — удивленно спросил он. — А чего ж он молчал?
— Мы думали, что он помер, — стал оправдываться Коля с грыжей. — И Костя это подтвердил. Он звонил вам в операционную, а вы сказали, что утром его заберут в морг. Вот мы и решили сами его туда отвезти.
— Я сказал? — удивился врач. — Он из вашей палаты?
— Нет, — ответил Юрка. — Мы его в первый раз видим. Я уже говорил, мы лежим, спим, он открывает дверь и входит. Лег на кровать и как мертвый — ни на что не реагирует и не откликается.
— Так, может, он вообще не из вашей больницы? — спросил сержант. — Стало плохо, вот и забрел с улицы. Придется теперь его личность устанавливать.
В дверном проеме мелькнул белый халат.
— Сейчас разберемся, — сказал врач и позвал медсестру.— Света! Пригласи сюда Костю, пожалуйста.
Светка сунула голову в дверь, оглядела сержанта с ног до головы и исчезла. Пока она ходила, врач еще раз осмотрел лежащего на каталке субъекта, понюхал ему рот, пощупал пульс и окончательно успокоился. Вместе с Костей пришла и любопытная Светка.
— Костя, — приветливо спросил его врач. — Скажи мне на милость, кто это у нас в отделении ставит такие потрясающие диагнозы по телефону? В ком погибает талант диагноста? С кем ты разговаривал и кто тебе сказал, что он мертвый?
— Света, — твердо ответил Костя.
— Правильно,— подтвердила Светка. — Шла операция, вас нельзя было позвать, и с ним разговаривала я. Он сказал по телефону, что умер больной из девятой палаты. А там старичок один действительно вечером помер. Я думала, он о нем говорит.
— А это кто?
— А этот тоже из девятой палаты. Он вчера утром к нам поступил.
Новичок с трудом приходил в себя.
— Что это он так крепко спит?— спросил врач.
— Не знаю, — ответила Светка. — Он приходил ко мне вечером, сказал, что не может уснуть, я ему сделала инъекцию промедола. Обычную дозу.
— Обычную? — переспросил врач.
— Обычную, — окрысилась Светка. — Я не виновата, что он так реагирует.
Врач посмотрел на Костю, хотел что-то сказать, потом махнул рукой.
— Забирайте его и приведите в чувство.
Костя со Светкой увезли тележку.
— Я все-таки протокол составлю, — сказал сержант. — Какого черта у вас такие процессии по ночам ходят. Они так кого угодно в морг свезут. Мне эта больница давно не нравится.
— Может быть, мы сможем договориться по-хорошему? — предложил врач и злобно посмотрел в нашу сторону.
— Литр, — сказал сержант.
— Хорошо, — врач кивнул нам. — Идите в палату.
Федя честно не спал, ожидая нашего возвращения.
— Ну что? — спросил он. — Отвезли?
— Отвезли, — кратко ответил Коля. — И привезли обратно.
— Зачем? — Федя превратился в вопросительный знак.
— Я одного не могу понять,— сказал Юрка. — С Серегой ладно, все понятно, какой с него спрос, но ты-то, Коль, ты совсем рядом с ним был и перекладывал его, неужели ты не мог заметить, что он дышит?
— Кто дышит? Ты, может быть, и дышишь, а он — не дышал.
Юрка махнул рукой. Наступила апатия. Феде пришлось буквально клещами вытягивать из нас по крупицам всю историю.
— Когда мы с сержантом ехали в лифте, — сказал Коля. — Я решил так: если нам будут шить мокрое дело, то я скажу, что Федя у нас самый главный, что он нас всех за кофе купил и велел труп отвезти. У него на работе подтвердили бы, что он это может.
Все расхохотались. Смеяться было тяжело — приходилось рукой держаться за разрезанный живот, — но остановиться никто не мог.
— Ладно, хароны, — отхохотав, сказал Коля с грыжей. — Вы как хотите, а я вздремну хоть немного.
С этими словами он отвернулся к стене. Но спать ему не пришлось. Опять отворилась дверь, и в палату вошел наш “покойник”. Он был бледен и мрачен.
— Ребята, — сказал он. — Вы извините, что я к вам среди ночи ворвался.
— Да чего уж там, — ответил Юрка. — Ты лучше скажи, с чего это ты так быстро отрубился?
— Понимаете, — “покойник” присел на свободную койку. — Я всегда на новом месте плохо засыпаю. А вчера я только поступил сюда, ну и вечером ни в какую — измучился весь, а сна нет. Тогда я выпил стакан водки…
— Правильно,— одобрил Сергей.
— …полежал полчаса — все равно не спится. Ворочаюсь с боку на бок, всем спать мешаю. Мне ребята из палаты и говорят: сходи к медсестре, попроси снотворного. Я пошел. Говорю, так, мол, и так, не спится. Она мне укол сделала. Вернулся в палату, прилег: не могу уснуть, и все. А нервы расходятся… Решил, пойду, покурю, успокоюсь, может, тогда засну. А в курилке лифтер наш сидел. Поговорили мы с ним, он и предложил — подожди, сейчас я тебе хорошего снотворного достану. Сбегал куда-то, принес две ампулы. Выпил я их, сижу, курю. Сначала вроде ничего, а потом чувствую, пол из-под меня уезжает. Ну, я скорей в палату. Не знаю, как и дошел, упал на кровать, а дальше хоть убей — не помню.
— А мы решили, что ты… того, — бестактно брякнул Федя.
— А мне сейчас вкололи какую-то гадость, и опять не спится, — грустно сказал “покойник”. — Вот и решил к вам зайти, извиниться, если что не так.
И он ушел. Колька встал с кровати и поплелся на кухню ставить чайник.
По коридору начали ходить люди. Больница просыпалась. Скоро откроется дверь и медсестра спросит:
— Завтрак брать будете?
Мы — будем.
Эх, рассказать бы Гоголю…