Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2004
СНЫ О СНАХ
Борис Хазанов. Сад отражений: Четыре новеллы. // “Дружба Народов”, 2004, № 5.
Триста лет назад один ирландский епископ заявил, что мир не существует вне нашего зрения. Если мы видим небо и облака, это еще не значит, что они существуют на самом деле. Не будет меня — не будет этого неба, звезд, не будет мира. Мысль, скажем, для Индии отнюдь не новая, но в Европе тогда еще не привыкли “думать в таком направлении”. Идея оказалась заманчивой хотя бы в силу своей неопровержимости: для человека существует лишь то, что он в силах увидеть, понять, ощутить, вычислить; и существует все это лишь до тех пор, пока существует он сам. Есть ли реальность помимо нас? Если и есть, мы знаем только то, что позволяет узнать наша природа. Если, как утверждал Кант, время и пространство — всего лишь формы восприятия действительности, присущие нашей природе, то изменение нашей природы преобразит и мир. Но если существует лишь то, что мы ощущаем, то чем сон, видение, галлюцинация отличаются от так называемой реальности? Сон оказывается такой же реальностью, как и явь, да и отличий между ними в сущности нет.
Четыре новеллы Бориса Хазанова объединяет как раз идея неясной, размытой границы между явью и сном; мечта и галлюцинация здесь вполне равноправные формы реальности. Первая новелла — “Побег”. Сюжет такой: герой бежит из тюрьмы. Каким образом он оказался в тюрьме — автор не уточняет, ибо криминальное прошлое героя отношения к делу не имеет. Тюремная решетка подпилена (кем и когда — тоже не важно), с помощью веревки, каким-то образом переданной в камеру, герой спускается вниз: “Высоко надо мной виднелось окно моей камеры, похожее на выбитый глаз… В эту минуту как будто кто-то чиркнул спичкой о небо — белая ослепительная молния разветвилась в серных облаках”. Погони герой не боится, ибо он оказался в другом временном измерении. Дело в том, что он находится под действием какого-то загадочного вещества из группы алкалоидов, которое его товарищ, некто Либих (sic!), выделил из загадочного мексиканского гриба. Гриб этот ацтеки будто бы использовали для оргиастических мистерий. Сохраняя вполне ясное сознание, герой приобретает иное ощущение времени и пространства. Он садится на поезд, заводит в купе беседу с дамой. Впрочем, не ясно, существует ли на самом деле эта дама, да и существует ли сам герой? В конце концов, герой возвращается в родную камеру, которую он покинул, как выяснилось, всего на несколько минут. Впрочем, покидал ли он ее вообще? Наверное, все же покидал, ведь здесь реально лишь то, что мы ощущаем.
“Сад отражений” — вторая новелла, давшая название всей подборке, несколько более загадочна. Предваряющее ее изречение из Талмуда (“Но, может быть, справедливо обратное”) дает еще большую свободу толкований. Мистика здесь уже не опосредуется галлюциногенами. Герой новеллы — некий литератор, чрезвычайно искусный, но попавший в то неприятное состояние, которое принято обозначать штампом “творческий кризис”, пытается попасть в некий “Сад”, надеясь, что новые впечатления исцелят его. Адрес “Сада” он узнает в “Бюро приватных услуг”, глава которого рассказывает о “Саде” странную легенду, прочтенную им в Талмуде. Попав наконец в “Сад”, который походил на запущенный английский парк, герой обнаруживает, что то дерево, то дворец, то скамейка оказывается миражом, точнее — отражением другой скамейки, дворца или дерева. Вскоре герой понимает, что вообще все вокруг — отражение. Отражением становится и он сам.
Третья новелла — “Лигурия” — история о путешествии героя, русского литератора, на остров близ Лигурийского побережья. Само собой, острова нет ни на одной карте. Русского гостя принимает хозяйка острова — пожилая дама. Герой полагает, что приехал на остров в гости, но хозяйка предлагает ему остаться… Изысканный обед, приправленный изысканной беседой, и составляет добрую половину повествования. Смысл беседы окончательно открывается, когда герой предпринимает экскурсию по острову: “Мне посчастливилось сразу же натолкнуться на поэтессу, которую я больше чту, чем люблю: я говорю о несчастной, удавившейся Марине… сперва попадались одни женщины. Наткнулся на полустертый профиль, это была Вирджиния Вульф”. Остров представлял собой кладбище писателей-самоубийц. В конце концов, герой обнаружил и могильный камень с собственным именем.
Герой четвертой новеллы — “Песни продолговатого мозга” — занимается некими странными научными исследованиями, позволяющими ему вычислить год своей смерти. Не удивительно, что пребывает он в довольно-таки мрачном расположении духа. Встречная цыганка советует ему найти женщину. Поиск приводит его в театр, где идет инсценировка известной библейской истории о Сусанне. Короткое замыкание прерывает представление “на самом интересном месте”. Герой знакомится с актрисой, игравшей Сусанну. Как и в предыдущих новеллах, остается неясным, происходит ли все это во сне или наяву, впрочем, чем, в сущности, отличаются сон и явь, тоже не понятно: “Никто не докажет мне, что мир сна менее реален, чем то, что мы называем действительностью; если мы видим сны о жизни, то сон, в свою очередь, видит нас. Сон созерцал нас обоих. Я услышал обрывки музыки, “ля” первой скрипки и разноголосицу инструментов, затихающий шелест публики… я укрылся в театральной ложе и смотрел в бинокль на ярко освещенный просцениум, где только что появилась Сусанна и подставила себя взглядам восхищенной толпы”.
ТРАПЕЗА ИЗ СУХОФРУКТОВ
Виктор Шендерович. Комментарий к событиям российской жизни (март — апрель 2004 г.). // “Континент”, 2004, № 120.
Власть всегда боялась сатиры, боялась и боится. Сатирик легко превращает торжественную церемонию в посмешище. Анекдот, шутка, насмешка десакрализует власть, с важного, напыщенного чиновника сам собой спадает вицмундир, и пред изумленным обывателем сей важный господин предстает в непотребном виде. Под хохот шута умирали все “великие” идеи. Анекдот об интимной жизни Ленина — хуже дюжины обличительных статей о коммунизме. Потому-то и печальна участь сатирика: ни цари, ни генсеки их не любили, вернее, лично могли и любить, но государственные соображения заставляли их надевать ежовые рукавицы всякий раз, когда сатирик превышал меру дозволенного. Правда, в ельцинской России положение все же было несколько иным: смеяться можно было как угодно и над кем угодно — все равно никто не обращал на это внимание. Всем было известно, например, что в стране все, что плохо лежит, разворовывают: от госбюджета до имущества последнего недоприватизированного завода. Все над этим хихикали, ну и что? Васьки слушали и продолжали кушать с аппетитом. Сейчас все вроде бы вернулось в обычное русло. За сатиру, правда, не сажают, но с работы увольняют. Те, кто почутконосей, перемену эту давно предвидели. Евгений Петросян, например, в былые времена и политикой баловался, шуточки антиправительственные отпускал, а теперь… Сердце радуется, до чего же успешно перековался! А непонятливым пришлось хуже. Хрюн и Степан, например, эфир покинули, перейдя с одного уровня виртуальности на другой. Не прижился на постельцинском TV и Виктор Шендерович. Остался от его “Бесплатного сыра” “Плавленый сырок” на радио “Эхо Москвы”, и то хорошо. Кроме того, у “сырка” выходит и журнальная версия (в “Континенте”) под названием “Комментарий к событиям российской жизни”. Вот о ней, собственно, и речь.
Текст сатирической программы без видеоряда, без ехидного голоса автора, без карикатур Андрея Бильжо, без стихов Игоря Иртеньева, без куплетов, наконец, да еще к тому же изрядно устаревший (журнальная версия “Плавленого сырка” марта-апреля вышла в “Континенте” лишь к концу лета), должен бы по идее стать чем-то вроде нет, не сырка, а скорее сухофрукта. Сатира — продукт скоропортящийся, заморозке и длительному хранению не подлежащий. Утром какой-нибудь Чиновник — Великий и Ужасный ляпнет очередную благоглупость, а вечером того же дня (на крайний случай — в конце недели) сатирик этого чиновника подымет на смех. Через несколько дней о старой благоглупости все позабудут, ибо тот же чиновник уже успеет что-нибудь новое отчебучить. И все-таки не знаю, как вам, а мне тексты Шендеровича читать интересно, пусть даже спустя полгода после выхода их радио-варианта на “Эхе Москвы”. В конце концов, урюк и изюм по-своему не хуже абрикосов и винограда. К тому же на руку сатирику играет неизменность человеческой природы. И при Владимире Владимировиче, и при Борисе Николаевиче, и при Алексее Михайловиче больше всего на свете мечтал человек о том, как бы понравиться начальству. Уж каких только способов не изобретал: “в прошлую пятницу, после работы, несколько руководителей завода во главе с Генеральным директором КамАЗа собрались в библиотеке для чтения и обсуждения книги журналиста Блоцкого “Владимир Путин. Дорога к власти”. Как пишет газета, “работники камазовской библиотеки подготовили для пришедших литературную композицию: под негромкую музыку зачитывались самые яркие моменты из книги”. Как у вас с фантазией, друзья мои? Ясно ли представляете вы себе эту картину? Пятница, вечер… Группа одиноких мужчин в библиотеке слушает мелодекламацию про Путина”.
Давно прошли те времена, когда Гоголь, Щедрин или Булгаков многими месяцами корпели над бумагой, силясь придумать нечто забавное. Теперь придумывать, слава Богу, не обязательно. Все уже сказано, сатирику остается лишь обратить внимание читателя/зрителя/слушателя: “в вагон-ресторан пассажирского поезда Москва—Хабаровск пришли давеча с плановой проверкой ревизоры — и предложили работникам ресторана предъявить перевозочные документы. Почитать захотелось… Но не удалось. Потому что работники ресторана схватили и стали активно жевать и проглатывать поддельные счета и бумаги. Возглавлявший движение любителей целлюлозы директор ресторана попытался даже съесть целую книжку приказа-наряда, состоявшего из перечня рейсовых документов строгой отчетности. Я думаю, давно в этом ресторане не ели с такой пользой для здоровья”. А чего стоит фраза нашего родного премьера: “Все обязательства государства, закрепленные в законах, должны исполняться, — сказал премьер, — при этом государство должно определить, какие из этих обязательств должны быть исключены, а какие — должны выполняться”. Это, впрочем, материал уже не для сатирика, а скорее для психоаналитика…
Словом, на сегодняшний день альтернативы этим сухофруктам все равно нет. Сатира приказала долго жить, некогда любимые народом политические анекдоты забыты, вытеснены тупым и пошлым интернет-юмором. Жванецкий вспоминает минувшие дни (ах, как смеялись над такой-то шуткой году этак в 1977!), Задорнов все больше переходит на пейзажную прозу… Разве что кто-нибудь из политиков порадует знанием русского языка, но куда нынешним до гения Виктор Степаныча! Так что сухофрукты от Шендеровича бедный стол российского читателя украсят. О самом “Плавленом сырке” не говорю, в его качестве нет причин сомневаться.
ВЕЧНО ЧУЖИЕ
Натан Щаранский. Другие. // “Звезда”, 2004, № 6
Евреи действительно избранный народ. По крайней мере, нет другого народа, представителей которого бы с такой охотой вешали, сжигали, травили газами, забивали на смерть дворницкими ломами, распинали и убивали, наверное, всеми способами, которые только изобрела палаческая мысль народов Европы и Азии. Почему? На этот вопрос уже не одно поколение пытается ответить. Находят причины социальные, экономические, религиозные. Историки любят объяснять явления одной лишь “конкретно-исторической” ситуацией. Да, можно сказать, что черносотенцы ненавидели евреев, потому что видели в евреях-торговцах сильных конкурентов. Можно сказать, что антисемитизм, например, Достоевского, Шарапова, Пуришкевича был вызван впечатлением от поразительного, невероятного успеха евреев, в конце XIX века начавших стремительно осваивать не только коммерцию и банковское дело, но и медицину, юриспруденцию, печать и т.д. Не вытеснят ли оборотистые евреи “беззащитных” русских? (Как видим, не вытеснили.) Но достаточно ли этих объяснений?
Отчего русские националисты в большинстве своем стали антисемитами? Евреи “продали Россию”? Кому и зачем?! Евреи организовали революцию? Но разве еврейским коммерсантам были выгодны национализация и запрет на частное предпринимательство? Роль евреев в революции велика, но все же вряд ли сопоставима с ролью русских. Сыграв большую роль в революции они, спустя несколько десятилетий, помогли от коммунистической власти избавиться. Оба раза они лишь помогли тем же русским, однако и то, и другое им умудрились поставить в вину. Во время войны евреи “защищали Ташкент”? Ташкент и Ашхабад, если уж на то пошло, “защищали” представители многих народов, и русских, украинцев там было ничуть не меньше.
Почему забывают антисемиты очевидные заслуги еврейского народа перед Россией? Вспомним, что пусть не за двести, но за последние сто лет вряд ли можно найти народ, который внес в русскую культуру больший вклад (не считая, разумеется, собственно русских и украинцев). Можно ли представить наш кинематограф без Дзиги Вертова, Михаила Ромма, Фаины Раневской, Зиновия Гердта, театр без Соломона Михоэлса, Александра Таирова, Адольфа Шапиро, Марка Захарова, музыку без Якова Зака, Льва Оборина, Давида Ойстраха, эстраду без Аркадия Райкина, Михаила Жванецкого, Леонида Утесова, Марка Бернеса, литературу без Ильи Ильфа, Исаака Бабеля, Евгения Шварца, Василия Гроссмана? А прославленная советская песня? Ведь она большей частью сочинена евреями. “Катюша”, “Русское поле”, “Песня о Днепре” — давно уже стали народными песнями. Но ведь у них есть свои авторы: Матвей Блантер, Ян Френкель, Марк Фрадкин. А евреи-ученые — физики и математики? Абрам Йоффе, Леонид Канторович, Лев Ландау, Яков Френкель и многие-многие другие… Господа националисты, знайте, что гордость нашей ПВО — ракетный комплекс С-300 — тоже был создан евреем (Львом Вениаминовичем Люльевым)? Впрочем, для того, чтобы описать, пусть даже очень кратко, заслуги евреев перед Россией, потребуется издать многотомную книгу. Только антисемит, наверное, даже прочтя дюжину филосемитских книг, найдет-таки повод обвинить евреев хотя бы в том, что из крана не течет вода. Но антисемитизм проблема не только российская.
“Пожалуй, нет другого примера расовой ненависти с такой же богатой и смертоносной историей, как антисемитизм. На протяжении тысячелетий антисемитизм поражал множество народов, религий и цивилизаций, неся ужасы преследований своим еврейским жертвам”. Так начинает свою статью известный диссидент (в прошлом) и не менее известный политик (в настоящем) Натан Щаранский. Статья его — очередная попытка ответить на проклятый вопрос: почему евреев ненавидят, за что их убивают? Щаранский подвергает сомнению привычные для историков “конкретно-исторические” объяснения: “…выигрывая в эффективности объяснения и интерпретации отдельных антисемитских эксцессов, такой анализ проигрывает в полноте и охвате. Кроме того, если каждая “эра антисемитизма” принципиально отличается от предыдущей, чем объяснить неизменную свирепость юдофобии в целом?” Отвергает он и теорию “козла отпущения”, по которой ненависть к евреям власть возбуждают искусственно, стремясь перенаправить народное недовольство: пусть “бьют жидов”, вместо того, чтобы свергать министров. Ссылаясь на Оруэла, Щаранский утверждает, что эта теория “не в состоянии объяснить, почему именно евреи, а не другие меньшинства так часто превращаются в “козлов”; кроме того, она не может объяснить, за какие именно грехи должны эти евреи пострадать”. Критикует Щаранский представление о том, что антисемитизм не может существовать в современном демократическом обществе. Советский диссидент, боровшийся против режима, он когда-то был убежден, что гражданское общество и правовое государство не дают почвы для прорастания ядовитых семян юдофобии. Увы, и в самых демократичных странах Европы оскверняют еврейские кладбища, избивают еврейских детей, поджигают синагоги. До создания государства Израиль причину антисемитизма видели в “безгосударственности” евреев, после создания Израиля именно политику еврейского государства стали обвинять в провоцировании антисемитизма.
Натан Щаранский убежден, что в основе антисемитизма лежит некая общая причина. В конечном счете, римские легионеры и крестоносцы, черносотенцы и эсэсовцы убивали сынов Израиля только потому, что те были чужаки, причем чужаки, не поддающиеся “переделке”. Еще Тацит писал о потомках Авраама: “Среди евреев все то, что нам свято, считается нечестивым, а то, что нам противно, для них желательно… Они ввели обрезание, чтобы показать свое отличие от других…” Пройдет две тысячи лет, и будущий “антисемит № 1” на страницах своего позорного бестселлера поведает миру о том, как однажды, увидев еврея с пейсами, он убедился, что тот “ни в коем случае не может быть германцем”. Останки Гитлера (так и не найденные), вероятно, давно сгнили в земле, но стойкое убеждение антисемитов в том, что еврей — не просто чужак, а, так сказать, чужак неисправимый, остается. В “приличном обществе” антисемитизм, конечно, не приветствуется, после Холокоста европейский антисемит стал осторожен (как бы не обвинили в фашизме!). Но кто знает, как может проявиться загнанная в бессознательное юдофобия? Щаранский отмечает, что пока к евреям относились как к жертвам Холокоста, все было вроде благополучно, но стоило Израилю выиграть шестидневную войну — как бывшие “филосемиты” переменились: “бедный еврей” — еще куда ни шло, но еврей-победитель, торжествующий еврей — нет, это же непереносимо! Вспоминается анекдот тех времен о том, как в Москве вместо “жидовская морда” стали говорить “лицо агрессора”. Антисемит может замолчать, но молчание и дежурные “политкорректные” фразы будут лишь до поры до времени маскировать юдофобию. Придет день, и маска толерантности спадет… Нет, дальше не хочется ни писать, ни думать.