Опубликовано в журнале Урал, номер 1, 2004
Сознаю, сколь авантюрна эта публикация, потому как, занимаясь скульптурой, показывать в литературном журнале параллельную скульптуре графику и смело предлагать (а, собственно, кто сказал, что — смело?) свои стихи — жест со стороны автора достаточно рискованный. И, думаю, упоминание о том, что, например, немецкий скульптор Эрнст Барлах писал пьесы, а скульптор Сидур — стихи, только отчасти помогут ситуации (как существование аналогов).
Конечно, не упоминаю Микеланджело, чтобы иронические улыбки не помешали увидеть то, что автор предлагает здесь вниманию зрителя и читателя.
Не буду предаваться размышлениям, что для меня важнее: скульптура, графика или стихи. Во-первых, я не настолько масштабен, чтобы об этом серьезно рассуждать. Во-вторых, в любом случае, даже если бы я занимался скульптурой 360 дней в году, ни графика, ни стихи от этого не стали бы менее важными. По крайней мере, для меня.
И еще. Связь скульптуры, графики и стихов здесь не очевидна, но это, я уверен, один и тот же процесс. У меня есть слабая надежда, что именно в этом порука моего существования как художника.
Стихи. О стихах, наверное, говорить не буду. Позволю себе только привести здесь одну эпиграмму:
Стихи — смертельная работа.
Категорический императив.
Но имяреку помогает что-то,
И жив поэт.
Точнее — просто жив.
Вот просто живым быть не хочется…
Из восточного цикла
Осенняя даль.
Видно далеко…
До самой смерти.
***
В снегу сухие стебли.
Весной им не цвести.
Но все равно — стоят…
***
Стрекоза на моей руке…
И пока она там,
Я не сделаю, наверное, ничего плохого.
***
Летом, после дождя
Не дай Бог умирать!
Подсохнет трава, может быть, тогда…
***
Дождь.
Они появились опять!
Невидимые птицы, пьющие из луж.
***
Осенняя роща.
Ты вся в огне!
Как холодно…
***
Стрижей так стремителен полет,
Что показалось — опаздываю.
Куда?
***
Знаю, в поле я все пойму
И с плеча не сниму суму.
Как, наверное, хорошо
Одному…
***
Острожное клеймо российского вокзала
И каторжная цепь товарняков —
Наследством. Что, я думаю, немало.
У нас всегда полет надежно подтверждало
Наличие оков.
***
Воды вечерней ворожба.
Над речкой поздний свет.
Вдали железная труба
Маячит. Но ответ
Последний я не тороплю.
Известно наперед:
Растает снег, что я храню,
Все остальное на корню
Вода возьмет.
***
Как нежен вечер у воды.
Какое придает значенье
Он этой встрече.
И следы
Той нежности сомненья
Не вызывают.
Тишина,
Новорожденная любовью,
Как никогда, сейчас сильна.
Как женщина
У изголовья.
Из цикла “Другая жизнь”
Потом, уже потом,
Когда уж сил не доставало
Держать свое лицо на этом карнавале,
Где без труда его с восторгом называли
Своим бомжи и сучья голытьба…
Он понял все
И написал:
СУДЬБА.
***
Не жалуйся золе
И не пеняй земле.
И не учи лучину догорать.
А если вдруг тебе
Придется на заре
Не вовремя, не кстати умирать,
Не сетуй.
Смерть умеет выбирать.
***
Прожить.
Понять.
И — не понять.
Долги, конечно же, оставить.
Вину, увы, с собой не взять,
Хотя и этим не исправить
Ее…
И, с этим уходя,
Еще одно гнетет и давит:
За что подсолнухи светло
Смотрели на меня?
Не знаю.
***
Мне по силам одно лишь пророчество…
А люблю только сосен высочество…
Не мешаю лишь одиночеству…
Жить бы вечно. Но вдруг не захочется…
***
Просто так не сохранить.
Если только — схоронить.
Просто так не удержать —
Пальцы, может быть, разжать…
Memento mori
Я помню о смелости снегопада.
Он падал в апрель, от тепла разомлевший.
Я помню о смелости спелого сада.
Ломился от яблок, невинный и грешный.
Я помню о смене времен. Клоунада
Бледнеет на фоне. Бедлам фарисейский.
Я помню о смехе Пилатова стада:
“Се царь —посмотри. Посмотри — Иудейский!”
Я помню о смешанных Богом (так надо)
Языках. У Башни, заросшей крапивой.
Я помню о братьях, не знавших ограды.
Вот Авель. Где Каин, его на убили?
Я помню,
Записано где-то, поверьте:
“…и не забыть о смерти”.
***
Иду — молитвенно,
А улыбаюсь — покаянно.
Иначе жизнь была бы
Просто — окаянной.
***
…А поля просты, так просты.
Нам такого не вынести.
Нам такого — не выдержать.
Не для нас такой урожай…
***
В апрель прищуривался, а не в прицел.
И потому лишь остался цел.
Хотя поэтам — своя война.
По всем приметам он ей родня.
И, если сможет она убить,
Она же будет его хранить.
P.S. А название большой графической серии “Мифология автопортрета”, листы из которой здесь представлены, я нескромно нахожу удачным. Потому что по большому счету все, что делает человек, называющий себя художником, не что иное, как мифология автопортрета. Только степень опосредованности разная.
Количество листов в серии “Мифология автопортрета” — сейчас я вдруг подумал об этом — сравнимо с количеством листов неслучайного дневника. Значит, зря спрашиваю себя иногда: почему сейчас, как в детстве, не пишу дневник? Оказывается, пишу, и — давно.