Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2003
Виктор Барышев — прирожденный живописец. Многим екатеринбуржцам хорошо известны его изысканные пейзажи и яркие, темпераментные натюрморты. Голубые родники, шум лесов, прохлада озер, ветхие крыши, покосившиеся ворота и баньки — все эти впечатления детства со временем сложились в формулы творческого кредо художника, умеющего почувствовать особую музыкальность в прихотливом ритме ряби на воде и ощутить в последнем луче заходящего солнца всю грусть и нежность расставания с неповторимостью дня. Тонкость ощущении — главное для пейзажиста. Он весь — мембрана, реагирующая на малейшее изменение цветового строя ландшафта. Этому Барышев прилежно учился у импрессионистов — признанных мастеров решения колористических загадок.
Тем любопытнее мне было рассматривать черно-белую графическую серию Барышева, аскетичную и элегантную, столь не похожую на его колористическую пейзажную феерию. Графический мир строже, острее, серьезнее и, порой, трагичнее.
Серию открывает большой портрет Ливерпульской четверки, ставшей своеобразным музыкальным символом второй половины XX века. Портретирование “Битлов” — шаг для любого художника весьма ответственный. Образы Джона, Пола, Джорджа и Ринго для многих стали иконой. Их лица, многомиллионно растиражированные, превратились в объекты поп-арта, как баночки супа “Кэмпбелл”. Их часто изображают этакими мальчиками-“барби” из “Желтой субмарины” в ярких курточках, с гитарами наперевес. У Барышева “Битлы” другие. Техника тонкого штриха и пуантели (мелкие точки) создает эффект некоего графического сфумато, дымки, из которой лица всех четверых возникают, будто из некого трансцендентального марева. Лица-символы существуют уже вне времени и в то же время погружены в него. Неизменные атрибуты — гитары, микрофоны, барабанные палочки, ударные установки — напоминают больше рыцарское вооружение, нежели музыкальные инструменты. Лица “золотых английских мальчиков” бесконечно грустны. Что бы они ни делали, им уже не вырваться из золотой клетки славы, не покинуть глянцевых обложек, и “мартениденовская усталость” окутывает их образы, словно сигаретный дым.
Второй “музыкальный” лист намного веселее, хотя и он посвящен британской музыкальной тематике. Все пространство листа занимает фигура Волынщика. Существо это, изобретенное фантазией Барышева, пожалуй вызвало бы понимающую усмешку у таких асов выдумки, как Сальвадор Дали или Макс Эрнст: у существа две головы — баранья и козья, и обе они с увлечением дуют в волынки. Да и волынки не обычные, а усовершенствованные деталями от саксофонов, кранами от водопроводов, загогулинами от старинных дудок и прочими музыкальными и немузыкальными причиндалами. Приглядевшись, замечаешь, что и сам по себе этот фантастический Волынщик представляет огромную волынку с руками, ногами и огромным ухом, перерастающим в третью голову. В общем, перед нами настоящая музыкальная химера, но отнюдь не страшная, а, скорее, забавная, может быть, карикатурная. “Волынщик” воплощает собой самую суть радостного, несколько хаотичного, но несомненно оптимистичного шотландского гудения. Форма волынки — этого музыкального осьминога — сама подсказала Барышеву идею этого листа. И кажется даже странным, что никто до него не додумался одушевить волынку, превратив ее в такое затейливое, комичное существо, в настоящего духа Шотландии.
После “Волыншщка” Барышев, видимо, вошел во вкус и принялся за “Короля джаза”. “Король” оказался родным братом “Волынщика”, правда, без козлиных голов, но зато с несколькими руками, каждая из которых усердно трудится на джазовой ниве: одна играет на банджо, вторая перебирает клавши синтезатора (причем клавиши соседнего перебирают уже пальцы ноги), третья поддерживает тарелки ударной установки и так далее. На голове “короля” огромная тарелка, увенчанная золотой короной. И в довершение всего он увлеченно дует в огромную золотую трубу. В том, что труба золотая, как и корона-тарелка, можно не сомневаться, хотя выполнен этот лист так же как и предыдущие в технике тушь-перо. Просто в “Короле Джаза” столько жизни, ритма и задора, что в черно-белом рисунке начинают играть всполохи колорита.
Не сомневаюсь, что Виктор Барышев продолжит работу над своей музыкально— графической сюитой — уж очень удачным получилось начало. И сестры-музы благосклонно взглянут на усилия уральского художника, которому так грациозно удается перекидывать графические мостки между различными континентами мира искусства.