Опубликовано в журнале Урал, номер 4, 2003
Была забавная “закавыка” при рождении екатеринбургского Дома кино, и один журналист, рассказывая о ней много лет спустя, употребил выражение “полезное жульничество”. Дескать, местные руководители Союза кинематографистов обманули власти (тогда еще советские): добились разрешения на строительство “общежития гостиничного типа с блоком обслуживания”, а выстроили нечто совсем другое, но вот же какое замечательное!
Что ж, канва событий воссоздана верно: Дом кино на самом деле строился под “псевдонимом”. Однако насчет жульничества, хотя бы даже и полезного, автор статьи явно погорячился, — очевидно, нынешнее поколение журналистов уже смутно представляет себе советские порядки. Ибо жульничество — в любом смысле — предполагает обман, а кто же тогда был обманут?
Может, Л.А. Худякова, работавшая заведующей отделом культуры Свердловского обкома КПСС? Но ведь она же сама помогала строить. Да еще как помогала! Всю свою неординарную энергию (потом с этой же энергией она создавала Литературный квартал — украшение нынешнего Екатеринбурга), все личные связи, накопленные за десятилетия партийной работы, весь свой, как принято теперь говорить, административный ресурс она щедро употребила на то, чтобы замысел этот — не мифического “общежития”, а именно Дома кино! — был реализован наилучшим образом. Двадцать лет с тех пор прошло, вскоре Лидия Александровна перешла на другую работу, позже и обком канул в Лету, а ведь и по сей день уральские кинематографисты с благодарностью называют Л.А. Худякову в числе главных создателей своего профессионального клуба.
Или, скажете, был обманут первый секретарь обкома Б.Н. Ельцин (к тому ж и сам строитель — если не по призванию, то по профессии), без санкции которого затеять столь заметную в городе стройку было никак невозможно?
Или, вы думаете, дали себя провести московские власти, которые разрешили финансирование подозрительного проекта?..
Не сомневайтесь: все прекрасно знали всё!
Но таковы уж были “правила игры”.
Хотя про игру можно и без кавычек. Жизнь страны была организована, как грандиозный (по крайней мере, по количеству участников) спектакль, изображавший строительство социализма, и каждому из нас, ее граждан, была отведена в том спектакле своя роль. Кто-то в массовке, кто-то — “кушать подано”, а иные пробивались и на авансцену. При этом, в сущности, никому не было дела до того, чем вы живете и что думаете “в миру”, даже и качество игры мало кого беспокоило. Важно лишь, чтоб вы “на сцене”, то есть публично, не очень-то зарывались — не отклонялись от “сценария” и не мешали игре других.
Не хочу хулить замысел: когда человек в силу отведенной ему роли изображает хорошего работника или, тем паче, героя (“Когда страна нам прикажет быть героями…” — помните?), то это гораздо лучше, чем ежели, реализуя свое “естественное право”, он будет откровенным бездельником или прохиндеем. Потому-то “новой России” и досталось от “социализма” довольно богатое наследство, которое ей за десять лет не удалось полностью промотать.
И все же надо признать, что срежиссирован тот “спектакль” был довольно бездарно, исполнители тоже относились к своим ролям, как к “халтурке” в заигранной антрепризе. В результате вместо социализма построили черт-те что, его и капитализмом-то назвать — язык не поворачивается.
Однако надо признать и другое: наш “тоталитарный режим” вследствие этой своей “театральности” был не таким уж и тоталитарным. Под омертвевшей оболочкой обветшалых догм, выцветших слов и ритуальных “мизансцен” пульсировала живая кровь, так что не пресловутые “совки”, а разумные и ответственные люди (не столь уж важно: беспартийные ли, партийные или вовсе “партчиновники”) сами решали, что в конкретной ситуации лучше для дела, для общества, и заинтересованно боролись за воплощение своих идей. Вследствие того житейские проблемы решались не только по партийным директивам, но еще и по логике, заключенной в естественном порядке вещей. И не думайте, что это всегда была борьба правды с кривдой: в директивах тоже был свой резон.
Ну вот, вы, кажется, готовы вслед за упомянутым журналистом осудить советских чиновников, которых пришлось даже обмануть, чтоб сделать благое дело — добиться разрешения построить Дом кино. Между тем пресловутый запрет на строительство новых зданий для учреждений культуры, введенный Совмином СССР где-то в 70-е годы, был по-своему разумен. Страна напрягала силы, выкарабкиваясь из коммуналок и бараков, пытаясь разрешить-таки в конце концов (едва ли не впервые в мировой истории!) пресловутый жилищный вопрос, который “портит”, увы, не только москвичей. Как сосредотачивают войска и технику на участке готовящегося прорыва, так и на строительство жилья были тогда брошены все средства, все мощности строительных организаций, все “резервы главного командования”. В основу операции был положен основательно продуманный и спланированный стратегический замысел: предельно упростили и стандартизировали архитектурные проекты, рационализировали технологию и поставили на конвейер производство блоков конструкции домов, разработали сетевые графики движения панелевозов — и стали плодить “хрущевки”, как бройлеров на птицефабрике. “Хрущевки” нынче принято ругать — а вы взгляните на них, с их скромными, но “всеми удобствами”, глазами барачного жителя! И ведь сколько строили: в 1973 году (как раз когда закладывали “общежитие гостиничного типа”) в Свердловске сдали 612 тыс. кв. м жилья! А позже бывало и больше того. (Оцените размах: за 30 лет, прошедших с тех пор, и техника, и технология шагнули далеко вперед, и рынок, как считается, стимулирует производительность, а между тем жилья, скажем, в 2001 году в Екатеринбурге было построено только 310,8 тыс. кв. м.) За считанные годы извели все пустоши и кочкарники внутри и возле города, исторический центр буквально утонул в половодье окруживших его со всех сторон “спальных” микрорайонов.
Но жилищная проблема обладает свойством почти мистическим: чем больше квартир строится, тем больше их недостает. На самом деле, конечно, никакой мистики нет, а просто люди занимаются не только тем, что работают и стоят в очереди на жилье: они, как сказано в Писании, “плодятся и размножаются”. И надо было сделать очень сильный рывок, чтоб обогнать этот естественный процесс, а потом уж можно наращивать качество. Вот почему и решили там, “наверху”, до поры повременить с дворцами и клубами. Тем более что на этом направлении обстановка не казалась столь уж напряженной…
А теперь представьте себе, как на таком социально-экономическом фоне смотрелся Я.Л. Лапшин, руководивший тогда местным отделением Союза кинематографистов, когда он начал обтаптывать пороги начальственных кабинетов, пробивая идею строительства в Свердловске Дома кино. Думаю, Ярополк Леонидович был достаточно “подкован” в политике и опытен в политесе, чтобы понимать, что он идет против течения. Честно говоря, не знаю, какими доводами он пытался уламывать своих высокопоставленных собеседников. Предполагаю только, что говорил он с ними на привычном для них языке, то есть ссылался на идеологические догмы и цитировал партийные документы. Словом, прилежно разыгрывал свою роль в продолжающемся “спектакле”. Но и они ему, естественно, отвечали в соответствии со своими ролями, и доводы их в контексте “сценария”, несомненно, были вполне резонны. Документ крыли документом же — при таком раскладе ни он их, ни они его убедить ни в чем в принципе не могли.
Кстати, сохранилась легенда, будто даже С.А. Герасимов — не только Секретарь, Лауреат и вообще классик, но еще и наш земляк — поначалу отклонил идею Дома кино: дескать, Свердловску такая роскошь не по чину.
И все-таки после десяти лет упрямого хождения по кабинетам Лапшину удалось получить “добро” на строительство того самого “общежития”. Вряд ли объяснить его успех можно тем, что со временем он нашел более доходчивые слова и более веские аргументы, — просто в конце концов был достигнут приемлемый для всех главных участников затянувшейся “мизансцены” компромисс (“обман” без обмана) между прописанным “сюжетом” и естественной логикой жизни, которую, конечно же, ощущал не только неукротимый “проталкиватель” идеи, но, думаю, и все его оппоненты. Такое предположение подтверждается тем, что некоторые из них — и прежде других, конечно, не только классик и земляк, но и мудрый человек Сергей Аполлинарьевич Герасимов — стали после того настоящими энтузиастами идеи свердловского Дома кино. Что было в тех условиях чрезвычайно важно, поскольку всесоюзный жилищный аврал с получением свердловскими кинематографистами разрешения на реализацию “поперёшного” проекта никто ведь не отменял, так что договариваться со строителями, добывать механизмы, материалы, оборудование было не менее сложно, чем … начальственные визы под разрешительными документами, и путь к финалу растянулся еще лет на десять.
Но пройден был и этот путь, и 2 апреля 1983 года свердловский Дом кино был торжественно открыт. Можно было открыть его и днем раньше — все было готово, — но, как утверждают очевидцы, руководители Союза всерьез опасались: не поверят ведь, подумают, что розыгрыш. Слишком уж затянулась, слишком притчей во языцех стала эта трудная стройка.
***
Какая же логика оправдывала строительство здания для профессионального клуба кинематографистов как бы вопреки острой и очевидной нужде многих горожан пусть в скромном, но пригодном жилье? Боюсь, что логически объяснить это было бы трудно — никакая формулировка не убедит. Наверно, каждый, кто поддержал “несвоевременный” проект, руководствовался не столько аргументами, сколько интуицией, основанной на богатом жизненном опыте.
А я бы напомнил нынешнему читателю, например, о екатеринбургских думцах, которые в начале ХХ века приняли решение о строительстве роскошного оперного театра. А ведь у города были нужды, казалось бы, более неотложные: не было водопровода, канализации, а чтоб просто перебраться на другую сторону немощенной улицы в межсезонье, порой приходилось нанимать извозчика. Но посмотрите-ка, сколь протяженная и прочная цепочка последствий потянулась через десятилетия от этого решения! Тут и филармония с ее академическим оркестром, и консерватория, и целое созвездие исполнительских коллективов (не говоря уже о солистах) международного уровня, и разветвленная система общедоступного музыкального образования, и уникальная публика, которую так ценят заезжие знаменитости. Кроме того, без музыкального, скажем так, компонента не сложилась бы и вся культурная среда города (с театрами, музеями, творческими союзами), позволяющая нынешнему Екатеринбургу всерьез претендовать (хоть и в соперничестве с целым рядом сильных конкурентов) на неофициальный статус третьей столицы. А от этого статуса, хоть он и неофициальный, зависит привлекательность города для жизни. Отсюда и моральный климат, и кадры, и инвестиции, и отношение к труду…
Пример про оперный театр для екатеринбуржцев, можно сказать, хрестоматийный. А вот вам еще пример — менее известный, но не менее выразительный. Дело было в начале 30-х. Три с половиной года плюхались на болотистом берегу Исетского озера (это чуть больше двадцати километров севернее Свердловска) строители крупной районной электростанции — СУГРЭС. Сменилось до десятка начальников, раз десять стройку замораживали, толпы сдернутых с родных полей крестьян уныло ковырялись кайлами и лопатами в неподатливом грунте и, если не погибали от болезней и запредельных условий жизни и труда, то при первой возможности разбегались по более перспективным стройкам. Зарастали бурьяном незавершенные фундаменты, потрескалась и перекосилась от уральской непогоды возведенная, но не заполненная бетоном опалубка главного корпуса, а всего-то семикилометровую железнодорожную ветку, соединяющую стройку с магистралью, так и не смогли завершить, хотя надобность в ней была неотложной и толпы землекопов и грабарей трудились на трассе с самого того момента, как на территории будущей стройплощадки упала первая срубленная сосна.
И вот в эту разруху, в этот развал приехал из Питера новый начальник — многоопытный энергостроитель А.А. Котомин. И знаете, с чего он начал возрождение стройки? Скажу — не поверите: с сооружения водного клуба! С закупки яхт! С организации конноспортивного, а потом и планерного кружков. В столовой по его распоряжению вывесили плакат: “Никаких разговоров о работе!” Свой рабочий день Алексей Антонович заканчивал ровно в шесть, после чего вести деловые беседы категорически отказывался, а вместо того гонял на яхте со своим замом в качестве матроса, джигитовал на лошадке, не чурался и дружеского застолья. И между тем за один год такой “вальяжной” жизни сделал больше, чем все его предшественники за предыдущие три с половиной! Железнодорожную ветку достроили, корпус возвели, смонтировали и запустили первый турбоагрегат. А еще поставили на поток строительство бараков и выстроили первые капитальные дома постоянного поселка. И теперь, семьдесят лет спустя, тут стоит обжитой и благоустроенный город Среднеуральск. И вот резонный вопрос: а может, без того водного клуба и города бы сегодня не было? Боюсь, что так.
Вам нужны еще примеры? У меня они есть, но я не хочу еще дальше уводить разговор в сторону от основной темы этих заметок. Прагматическому рассудку трудно понять связь между праздником души и интересами дела, однако она вполне реальна. Может, ответственные люди, давшие “добро” столь “несвоевременному” проекту, как екатеринбургский Дом кино, и не обсуждали ее, но, будучи людьми житейски опытными, принимали во внимание — точно. И вся уже двадцатилетняя история клуба подтвердила правильность их решения.
Конечно, его присутствие в масштабах почти полуторамиллионного мегаполиса не так заметно и “судьбоносно”, как было в двух описанных случаях. Однако он изначально задумывался и уже в первые годы утвердился как культурно-просветительский центр общегородского масштаба. А после всех катаклизмов 90-х годов, вследствие которых многие привычные в советские времена учреждения культуры деградировали, а то и вовсе были разрушены, наш Дом кино, напротив, укрепился и даже как бы укрупнился, превратившись в один из самых популярных и значимых опорных пунктов культурной жизни Екатеринбурга. Даже и не только Екатеринбурга…
***
Когда после упразднения государственного атеизма в России стали возрождаться храмы, в обиходе появилось интригующее понятие: “намоленное место”. Считается, что место, где люди привыкли собираться, чтобы возносить молитвы Богу, обретает особую ауру: то ли Бог держит его под своим покровительством, то ли духовная сила тех молитв, накопившись, обратной связью воздействует теперь на каждого, кто сюда приходит, а только для верующего человека это место свято и по-особому притягательно.
Сам я к числу верующих не принадлежу и о “намоленных местах” могу судить лишь с чужих слов. Но решаюсь утверждать, что подобный феномен существует, скажем так, и в светском варианте. Во времена моей студенческой молодости все мы повально ходили в ДРИ (или ДРК: название незадолго до того сменили, а новое не сразу прижилось) — словом, на Пушкинскую, 12. Позже местом духовных откровений стал клуб “Автомобилист”, увы, больше не существующий (и сможет ли то здание теперь — в новом обличье и новом же статусе — так же приманивать к себе с благой целью толпы молодежи?). Пожалуй, уместно упомянуть в этом ряду и нынешний Дом актера — хотя он, конечно, более аристократичен и далеко не так доступен для широкой публики.
А вот Дом кино — он и аристократичен, и демократичен одновременно. А, может, лучше сказать: он соразмерен нынешней интеллигенции и потому ею особенно любим и посещаем.
К Дому кино свердловчане привыкли как-то сразу. Наверно, все же поначалу сыграла свою роль удачная архитектура здания.
Архитекторов — в отличие от эстрадных поп-звезд — у нас мало знают, и, я думаю, стоит здесь вспомнить добрым словом создателя Дома кино, тем более, что его уже нет в живых. Владимир Васильевич Пермяков в институте “Свердловгражданпроект” был специалистом номер один по многоэтажному жилищному строительству. Даже те екатеринбуржцы, которые не слышали его имени, хорошо знают его работы: первые в Свердловске девятиэтажки возле железнодорожного вокзала, весь ВИЗ-правобережный, Парковый район (за этот проект он был удостоен престижной премии); кстати, и примечательный цилиндр из стекла и бетона наискосок от Дома Кино — художественный салон — тоже его детище. Заметьте: это не отдельное сооружение, а пристрой к многоэтажному жилому дому. Вот и Дом кино проектировался как пристрой.
Чем же интересна эта работа В.В. Пермякова? Если сказать совсем коротко — органичным сочетанием простоты и артистизма.
Фасад — прямые линии, четкие грани, стекло и бетон, но над входом, на просторной гладкой поверхности, создавая с ней резкий контраст, — изваяние музы (скульптор Андрей Антонов), зрительно превращающее строгую функциональную конструкцию в храм искусства.
Но самое любопытное — там, внутри. Зодчий сумел в небольшой объем, по сути, угловой вставки между домами (сейчас в подобные “дыры”, оставленные когда-то градостроителями до лучших времен, встраивают кое-где магазины), вписать неожиданно просторные, уютные и даже стильные интерьеры. Конечно, главное помещение здесь — зрительный зал с амфитеатром удобных кресел. Он спроектирован так, что в принципе не может возникнуть проблема затылка впереди сидящего соседа, а диалог между героем вечера на подиуме перед экраном и зрителем в последнем ряду можно вести практически без микрофонов, даже особо не повышая голоса. Есть в этом здании и малый зал, где можно посмотреть фильм, видеозапись или провести деловой разговор в узком кругу причастных и посвященных. Есть, конечно, рабочие комнаты для руководства Союза кинематографистов и сотрудников Дома кино. В цокольном этаже — кафе, где хватает места, чтоб развернуть и пышный банкет по случаю какого-нибудь юбилея, и шумный фуршет, которыми сейчас принято отмечать творческие удачи, презентации. А можно и просто побеседовать и приятелем или деловым партнером за чашкой кофе в тихом и укромном уголке, которые тут тоже предусмотрительно выгорожены.
И, наконец, два фойе. Внизу — “прихожая”: здесь встречают гостей, здесь гардероб, анонсы, киоски… А наверху — даже, собственно, и не фойе, а многофункциональный зал, где стены удобны для устройства выставок визуальных искусств, но тут же на подиуме — концертный рояль, и случалось мне не раз видеть за ним выдающихся мастеров. Послушать прекрасного пианиста здесь, в обстановке почти домашней, — согласитесь, совсем не то же самое, нежели побывать на его концерте в филармоническом зале. Кстати, и художественные выставки в этом фойе живут по иным законам, чем в специально для таких целей предназначенных залах: для кинематографистов живопись, графика — искусства, так сказать, не профильные, поэтому хозяева Дома могут себе позволить быть в этой области немножко дилетантами. А потому на выставках в Доме кино можно увидеть и живописные работы академиков от физики и математики, и натурные этюды театрального режиссера, и вообще все такое, что в Доме художника, например, казалось бы неуместным. Можно согласиться: профессионализма в таких случаях бывает поменьше, зато свежих идей, творческой дерзости (пусть даже от неведения) случается и побольше. Между прочим, все новое рождается на стыке…
И вот что еще впечатляет: в Доме кино нет ничего масштабного, помпезного, давящего, но нет и тесноты, скученности. Даже когда в 90-е годы пришлось потесниться, чтоб принять на свою территорию денежных “квартирантов” (кому удалось без того обойтись?), кинематографисты так сумели распорядиться своими площадями, что ни тесноты, ни, тем более, утраты прежнего “киношного” духа не ощутилось.
Вот такой дом спроектировал для свердловских кинематографистов талантливый архитектор Пермяков, а Я.Л. Лапшин, тогдашний директор киностудии Ю.А. Асловский, их куратор от обкома — не по должности, а по чувству долга! — Л.А. Худякова, их сотрудники, сподвижники, единомышленники в Свердловске и в Москве приложили невероятные усилия к тому, чтоб этот проект был претворен в жизнь. И у них получилось.
***
Классик сказал, что “важнейшим из всех искусств для нас является кино”. В классике разочаровались, а с фразой не расстались даже сейчас, когда ситуация вокруг кино в обществе радикально изменилась.
Но в начале 80-х кино на самом деле находилось в центре общественной жизни. Премьерные кинопоказы проходили в киноконцертном зале “Космос”, где две с половиной тысячи мест, и зал не только заполнялся — новый фильм шел неделями, по три-четыре сеанса в день, а чтоб купить билет, надо было прийти в кассу за несколько дней и выстоять длинную очередь. Кино концентрировало в себе и вокруг себя весь конгломерат самых актуальных общественных идей. Киноклубы (а их в городе работало несколько) были, по сути, дискуссионными клубами. Киногерои становились знаками социальных явлений, а меткие фразы с экрана (и, конечно, песни) уходили в народ. К кино тянулись художники, музыканты, писатели, инженеры, ученые.
И наш Дом кино с первых шагов решительно перешагнул корпоративные рамки — он стал клубом свердловской интеллигенции.
Здесь постоянно происходило что-то интересное. Прежде всего, конечно, общественная “дегустация” новых фильмов, созданных на своей, Свердловской киностудии. Раньше, чем в широкий прокат, попадали сюда и фильмы столичных студий (а с ними непременно приезжали представители творческого коллектива — режиссеры, исполнители главных ролей). Популярны были закрытые просмотры зарубежных киноновинок — необходимая информационная подпитка для профессионалов и “лакомый кусочек” для нелегально просочившихся друзей. Открыто приглашать “посторонних” было не положено: а вдруг да кто-то истолкует эти сеансы как коммерческий показ и нарушение авторских прав? Но, конечно, и идеологические кураторы не хотели для себя лишней головной боли.
А, кроме того, в Доме постоянно проводились разнообразные лектории, ретроспективы, встречи, выставки. Я упомянул про концертный рояль — так он обычно звучал, когда возле него, в верхнем фойе, собирались посетители “музыкальной гостиной”. Самые известные в городе специалисты, самые популярные лекторы считали за честь и удовольствие выступить в Доме кино, не рассчитывая на гонорары: тут всегда была чуткая, отзывчивая, понимающая публика. Да и быть другом Дома кино значило — не оставаться в накладе: не забудут позвать на очередной просмотр или на интересную встречу.
И уже с учетом ауры этого места сюда все чаще стали обращаться устроители конференций, юбилейных торжеств, связанных с именами и событиями в области искусства и литературы, встреч с деятелями культуры. Сформировалось общественное мнение: в Доме кино все получится серьезно и достойно — “намоленное место”!
А времена менялись; с конца 80-х и хозяев, и друзей Дома начала захлестывать волна политических страстей. Помню на подиуме перед экраном популярных тогда Гдляна и Иванова, Бурбулиса и Гельмана; мелькали еще какие-то “исторические” лица (где они сейчас?). Однако в центр мессианских движений Дом кино (подобно клубу Свердлова, ДК железнодорожников или ДК “Урал”), слава Богу, не превратился: то ли зал для митингов оказался маловат, то ли обстановка не располагала (уют, домашность, мягкие кресла), а скорее всего аура, наработанная за первое десятилетие (та самая “намоленность”), противилась митинговой форме решения общественных вопросов.
А может, просто так распорядилась судьба, уже готовившая для Дома кино другую, более ответственную миссию.
***
Все помнят, как в начале 90-х захлебнулись свободой наши кинопрокат и кинопроизводство. Богатейшая отрасль оказалась… Я хотел было сказать: на мели, но это выражение не передает всего ужаса катастрофы. Помню странно опустевшие корпуса Свердловской киностудии, кое-где в рабочих комнатах — люди в шубах и валенках, явно не перегруженные работой. Зябнут руки в перчатках, морозный пар изо рта. Отопление и вода отключены из-за долгов, долги накопились из-за отсутствия финансирования, финансирования нет, потому что отечественное кино оказалось победившей демократии не нужно…
Профессионалы кино выплывали из омута в одиночку или пробивались, как окруженцы из вражеского тыла, небольшими группками. Кто-то приспособился делать рекламные ролики по заказам коммерсантов, кто-то пристроился к телевидению, некоторые пробовали себя в журналистике. А уж получить заказ от очередного кандидата в законодатели или управители — это было вроде как напасть на золотую жилу, тут уж не до политических убеждений. И, пожалуй, единственным, что теперь их объединяло друг с другом и помогало не утратить окончательно связь с миром кино, остался их профессиональный клуб. В основном здесь сосредоточилась жизнь одного из крупнейших творческих союзов города. Дом кино не кормил — ему бы самому “день простоять да ночь продержаться”. Но он был — он жил! — и, приходя сюда, люди снова чувствовали себя режиссерами и операторами, специалистами по свету, звуку, монтажу… Словом, людьми кино. Дом, построенный и взращенный Союзом кинематографистов, спасал теперь Союз. Так благодарные дети спасают в черные дни выбитых из колеи родителей. Может, именно эта миссия и стала главной в его судьбе.
Тем временем Дом не просто жил — он обретал второе дыхание. В 1994 году Уральское отделение Союза кинематографистов возглавил В.И. Макеранец — с того момента стратегия судьбы профессионального клуба оказалась в его руках. Как человек со стороны, могу лишь предполагать, с какими проблемами пришлось столкнуться новому руководителю. Начну с очевидного: Дом надо было на какие-то средства содержать. Выдавать зарплату сотрудникам, платить за свет, тепло, воду и прочие коммунальные услуги. Капитально ремонтировать коммуникации, гидроизоляцию, вентиляцию и все остальное инженерное хозяйство (трудно строилось здание и построено было, увы, по-советски), делать текущий ремонт. При этом еще держать жесткую оборону против приватизаторов: очень уж лакомым куском было элегантное здание в центре города. (Реальность опасности могу оценить, приняв во внимание скандальные истории о том, как ловкие люди прибрали к рукам собственность Союза писателей и Литфонда в Москве, — в прессе об этом много говорилось.) И вся эта борьба за жизнь имела смысл только в том случае, если Дом сохранит свое назначение.
На мой взгляд, талантливый режиссер и оператор оказался вдобавок и талантливым менеджером. Я не знаю, как и на каких условиях Владимиру Ильичу удалось договориться с деловыми партнерами, но Дом кино после всех этих мучительно трудных лет не только сохранился как собственность Союза кинематографистов, не только сохранился физически, но и, скажем так, возмужал, окреп, похорошел. Уютный зрительный зал внешне остался тем же, но радикально технически переоснащен: здесь впервые в городе установили систему воспроизведения звука “Dolby Stereo Surround”, что позволило демонстрировать фильмы, снятые по последнему слову голливудской техники. Теперь это “Премьер-зал”, тут действительно показывают “самые-самые” новинки, и нет, пожалуй, такого киношедевра, о котором шумит мировая пресса, чтобы екатеринбургский зритель, исправно посещающий свой Дом кино, его не посмотрел.
Конечно, и ультрасовременное оборудование, и право на демонстрацию “оскароносных” фильмов стоит бешеных денег, но только большие инвестиции сегодня позволяют получить приличные прибыли. Закон рынка: деньги делают с помощью денег.
Уникально оборудованный зал — это мощный двигатель экономической “машины”, однако новый режим эксплуатации требует соответственного качества и от других ее блоков и звеньев. Вот почему заметно преобразились кафе, фойе, холлы, рабочие комнаты Дома: современная отделка, современная мебель, компьютеры…
Перевести учреждение, с момента рождения смиренно существовавшее в рамках фиксированного бюджета, на рыночный уровень экономических отношений — это все равно что пересесть с велосипеда на гоночный автомобиль. Пытаюсь себя поставить на место Макеранца и честно признаюсь: я бы не решился. А он вот сумел!
Но самое удивительное даже не в этом: в соответствии с идеологией и психологией рынка следующим шагом эволюции, казалось бы, должно было стать превращение Дома кино в успешное коммерческое предприятие — например, в элитный клуб для новых хозяев жизни. Но режиссер, умеющий ставить такие умные и страстные фильмы, как “Привет, малыш!”, не мог удовольствоваться ролью бизнесмена, хотя бы и успешного. И потому преображенный Дом сохранил свою кинематографическую суть.
То есть, конечно, здесь умеют принять VIP-гостей (пожалуй, и не только потому, что у них есть деньги), но “особо важными персонами” здесь все-таки остаются изначальные хозяева — кинематографисты. И по-прежнему Дом доступен для творческой интеллигенции города, которая для поддержания своего культурного уровня по сегодняшним ценам платить не может. Что-то из романтической юности клуба осталось в прошлом: “музыкальная гостиная”, лектории о связях искусства кино с другими искусствами. Что-то другое появилось впервые — например, сотрудничество с обществами национальной культуры (русской, украинской, белорусской, немецкой, еврейской, армянской и др.). А в итоге, как мне кажется, жизнь, кипящая нынче среди этих стен, стала даже богаче и разнообразней, нежели в благополучные “застойные” времена. Жизнь, цель и смысл которой составляет “важнейшее из всех искусств”.
Сюда переместился эпицентр открытого фестиваля документального (раньше говорили: неигрового) кино “Россия” — самого авторитетного отечественного (привлекающего немалое число и зарубежных участников) фестиваля в своей жанровой области. Здесь демонстрируют лучшие фильмы других российских фестивалей, а также знакомят с достижениями национальных кинематографий, с которыми российский зритель мало знаком (скажем, не так давно были фестивали корейского, израильского кино). В репертуаре Дома кино — ретроспективы российских и зарубежных фильмов, приуроченные к юбилеям и иным памятным датам в истории кино. (Кстати, в честь выдающихся мастеров, работавших на Свердловской студии, в нижнем фойе Дома сделали памятные знаки. Такой чести удостоены А.А. Литвинов, Я.Л. Лапшин, Л.Л. Оболенский и Л.И. Рымаренко. Думаю, рядом с этими будут появляться и новые памятные звезды.) Но основа репертуара Дома кино — все богатство “живого” кинематографа: тут и голливудская попса, достоинства которой измеряются разницей между глобальными суммами затрат на постановку и астрономическими суммами сборов в прокате; тут классика и авангард, архивные раритеты и “с пылу горячие” новинки, изысканные киноблюда для гурманов и даже снобов — и такая экзотика, как, например, киноверсия спектакля “Мастер и Маргарита”, поставленного заключенными екатеринбургской исправительной колонии № 2 под патронажем ученых, занимающихся проблемами пенитенциарной системы, и профессионалов из Уральского отделения Союза кинематографистов…
Словом, строили — под “псевдонимом”, вопреки экономической и политической конъюнктуре так называемых “застойных” советских лет! — клуб для профессиональных работников кинематографа, а построили культурный центр, благодаря которому Екатеринбург превратился сегодня в VIP-город отечественного кино.