Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2003
…Когда деревья были большими, такими, что стоящие рядом с ними дома казались крошечными. Когда наши родители были маленькими и верили в сказки, в те, которые они потом перед сном пересказывали нам, думая уже совсем о другом, о чем-то своем — взрослом. Когда спящую красавицу еще не разбудил поцелуй прекрасного незнакомца. Когда можно было легко пролезть сквозь игольное ушко и выйти сухим из воды. Когда рак на горе свистел чаще Соловья-разбойника. Когда зимы были короче, а лето тянулось почти бесконечно… В общем, это было когда-то тогда. В общем-то, это старая история. Из тех, что случились так недавно, что уже мало кто помнит — когда именно. И только некоторые художники — те самые дети, которые, став старше, так и не бросили рисовать — могли в красках воспроизвести картинки того странного времени, когда звезды были ближе и полет к ним казался делом вполне осуществимым, стоит только собрать ракету…
Рассматривание живописных работ Ольги Дёрышевой сродни перелистыванью звездного атласа. Чистая космогония: пульсары, туманности, созвездия, черные дыры, кометные дожди. Непонятно из каких глубин подсознания извлеченные — загадочные и непривычные в своем многоцветье для глаза землянина — пейзажи далеких и невиданных въяве планет. Художница говорит, что увидела подлинные фотографии “из космоса” гораздо позже того, как начала писать эту серию. Открытием для нее стала удивительная похожесть, сущностная идентичность изображенного на полотнах под диктовку вдохновения и воображения — с тем, что удалось запечатлеть на пленке астрономам и космонавтам.
Технике рисования по общепринятой схеме (изокружок — худчилище) Ольга никогда не обучалась. Просто однажды почувствовав непреодолимую тягу к занятью изобразительным искусством (случилось это в 1998 году), решила, что овладеет всеми премудростями самостоятельно, будет писать свое и по-своему. Избегая любительщины унылых однообразных натюрмортиков и рядовых избушечно-лесных пейзажиков. Не проходя ступень за ступенью “школ подражанья”, нивелирующих всякую индивидуальность натужно навязываемой каноничностью обязательной программы. Ольга выбрала прекрасное и почти всегда крамольное свободомыслие, каковое извечно прокладывает первую дорожку в неизведанное, является уделом одиночек и ассоциируется с именами подобными, скажем, Джордано Бруно, Николаю Рериху или тому же Циолковскому.
Художественный мир “астрономических” картин Ольги Дёрышевой причудлив и парадоксален. При всей своей на первый взгляд абстрактности, он отнюдь не беспредметен. Подразумеваемые космические и иные, иногда в несколько штрихов обозначенные, объекты наделены и собственной символикой, и оказывают непосредственное влияние на общую драматургию полотна, где ведущим действующим лицом выступает цвет, как смыслообразующее начало в канве четко простроенной партитуры созвучий и намеренных диссонансов. Фантастическая природа этих картин выражается прежде всего не в гиперболичности сюжета, а в создании волнующей атмосферы ирреального, ясновидческого и сновидческого, в котором нет и грана той навороченной роскоши, того галлюциногенного натурализма, чем, к примеру, прославились иллюстраторы класса “А” в жанре фэнтези — Борис Вальехо (в России известный как Валеджо) и Луис Ройо. Чудеса, творящиеся здесь, происходят не из холодного расчета завзятого факира на час, но сшиты из пассов деревенских колдунов, из заговоров бабок-знахарок, из полночных гаданий на суженого в светелке, из обрядовых свадебных омовений в баньке. Того тайного волшебства (не боящегося клейма “суеверие”), что существует для посвященных и рассеивается прямо на глазах ученого-материалиста.
Ольга Дёрышева, не понаслышке знакомая с экстрасенсорикой (овладев “храмовыми” методиками Лхасской школы, она на протяжении ряда лет была практикующим целителем), вначале даже рисовала картины с определенным лечебным эффектом. Лицезрение одной из них, допустим, могло повергнуть человека в состояние сна. Однако быстро осознав, что не стоит смешивать столь разные области, Ольга переключилась на искусство в чистом виде. Попервости писала пальцем, по этому поводу замечает: “Я не могла бы быть графиком, мне нужна фактура, масло само по себе меня возбуждает”. Потом взялась и за кисти. В первую очередь она всегда хочет добиться качества, поэтому она приверженец детальной, скрупулезной прорисовки и многослойной живописи. Жалуется на катастрофическое отсутствие свободного времени. “А писать я могу в любую пору суток, главное, правильно настроить себя, убедить, что ты в данную минуту способен на все, что ты — великий живописец и твое подсознание непременно откроет для тебя новые горизонты”.
Вот так она и пишет — медленно и самозабвенно, приноравливая мазок к мазку. И расстается обычно с собственными, буквально вынянченными, работами трудно и болезненно. Беспокоясь — а в хорошие ли руки они попадут? Богатые по эмоциональному воздействию, мудрые — по взгляду на заповедные стороны жизни и такие удивительные ее вещи долго ли, коротко ли, но, думается, составят со временем автору надлежащую художественную славу. И тогда будет ясно, что звезды действительно стали чуточку ближе.